Текст книги "Трон тени"

Автор книги: Джанго Векслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 43 страниц)

Ионково

Одинокая свеча теплилась в другой половине камеры, из последних сил освещая глухой безоконный закуток. Тень решетки черными полосами ложилась на стену напротив, колыхалась, подрагивала на грубо отесанном камне.

Адам Ионково вытянулся на жестком набитом соломой тюфяке, вперил взгляд в потолок и едва слышно вздохнул.

Ах, какие надежды возлагал он на капитана Д’Ивуара! Увы. Даже двух бесед с ним хватило, чтобы понять: капитан из породы людей, чья слепая собачья преданность совершенно нечувствительна к доводам здравого смысла. Ни подкупом, ни угрозой вечного проклятия невозможно – по крайней мере, сейчас – вырвать его из–под влияния Вальниха. Боевое братство связывает людей сильнее, чем любовные узы.

«Удалось ли тебе хоть чего–то добиться от него, Джен?»

Ионково был более чем уверен, что его напарница мертва. Как–никак она служила вместилищем архидемону. Будь она жива, ничто не могло бы помешать ей завершить миссию. Важно другое: как она умерла? Отыскал ли Вальних Тысячу Имен? И какие силы извлек он из–под спуда?

Ну да ладно. Если Д’Ивуар не собирается развязать язык, то и оставаться здесь более незачем. Давно пора заняться делом.

Наружная дверь заскрежетала и приотворилась. Время ужина, и охранник явился точно по расписанию. Пора в путь.

Ионково скатился с тюфяка. Прямо перед ним лежала густая тень от стола, на который была поставлена свеча. Язычок огня затрепетал, и граница между зыбким кругом света и тьмой робко заколыхалась. Осторожно протянув над ней руку, Ионково коснулся пола в том месте, где густая тень оставалась неизменной.

– Сохрани нас господь, – прошептал он по–элизийски. – Окаянные Иноки.

Тень под его пальцами ожила, шевельнулась – густея, наливаясь чернильной темнотой – и от прикосновения подернулась рябью, словно тронули гладь стоячего, непроглядно черного пруда. В тот самый миг, когда охранник шагнул в камеру, Ионково метнулся вперед и нырнул прямо в тень с той же легкостью, с какой хищная чайка бросается в воду за добычей.

– Что за черт? – вырвалось у охранника.

Он поставил на стол оловянную тарелку с ужином – порция бобов и ломоть хлеба – и взялся за дубинку:

– Ионково! Шутить со мной вздумал?

Ионково неизменно удивляло, с каким упорством простые смертные не желают признавать того, что видят собственными глазами. Спрятаться в камере негде, стало быть, очевидно, что узника в ней попросту нет. И все же охранник, наморщив лоб, осторожно двинулся вперед.

От свечи на стену позади него упала его собственная тень – огромная, намного больше хозяина. Рябь беззвучно прошла по ней, и из тени вынырнула рука Ионково. Пальцы, скрюченные, как когти, сомкнулись на шее жандарма.

Тот сдавленно захрипел, вскинул руки к горлу в безуспешной попытке ослабить хватку врага. Ионково рывком дернул охранника к себе, и тот, не устояв на месте, неуклюже качнулся назад. Шаг, другой… на третьем жандарм вместо того, чтобы уткнуться в стену, мешком ввалился в собственную подернутую рябью тень. Черный силуэт еще мгновенье маячил на стене, а затем бесшумно исчез.

Ионково разжал пальцы, и с душераздирающим криком охранник канул в ничто, в бесконечную и безграничную пустоту. Его бывший узник вынырнул в реальный мир и протяжно выдохнул, оказавшись уже не в камере, а в коридоре.

Без сомнения, по пути наружу его ждет еще немало запертых дверей. Впрочем, уже ночь, и почти все лампы погашены. Кордегардия заполнена тенями.

Глава шестнадцатая

Винтер

В подземельях Вендра было темно и почти тихо. Наверху, во внутреннем дворе, ярко освещенном фонарями и десятками факелов, с новой силой возобновилось празднование победы, прерванное зарядившим на весь день дождем. Здесь, глубоко под землей, некому было менять догоревшие свечи, и ликующий рев толпы снаружи доносился сюда лишь едва различимым ропотом.

Все камеры – кроме одной – опустели. По этому поводу не обошлось без споров: в казематах, помимо оппозиционных газетчиков и обанкротившихся коммерсантов, содержалось под арестом немало заурядных воров, взломщиков, контрабандистов и другого уголовного отребья. Впрочем, отличить этих негодяев от добропорядочных граждан не было никакой возможности, и недавно увеличившийся совет постановил выпустить на свободу всех без разбору.

Винтер направлялась к самой последней камере, перед которой висел на крюке одинокий фонарь. Абби, неслышно ступавшая следом, несла их собственный фонарь и сейчас помахала им, привлекая внимание охранника. Правда, «охранник» сказано слишком громко: на посту торчала прыщавая девица лет пятнадцати из банды Кожанов. Глаза ее полезли на лоб, когда она поняла, кто ее посетил.

– Э-э… – промямлила она, неуверенно поглядывая то на одну, то на другую. – Случилось что?

– Джейн послала за ними, – ответила Винтер, нарочито небрежно ткнув пальцем в сторону камеры.

– Ага! – Девчонка моргнула. – То есть… мне никто не говорил… Абби подалась к ней.

– Принципа, – сказала она, – вот я тебе об этом говорю. Верно?

– Э… верно. – Принципа судорожно сглотнула. – Погодите, сейчас открою.

Она неловко сунула ключ в замочную скважину и потянула на себя дверь. Раздался пронзительный ржавый скрип. Винтер уже отметила, что на этом ярусе камеры были чистые и опрятные, без луж стоячей воды, которыми отличались наспех оборудованные кутузки на нижних этажах.

«Видимо, Орланко считает, что и казематы должно содержать в порядке».

Из камеры вышли двое мужчин, одетые в зеленые жандармские мундиры, правда, изрядно пообтрепавшиеся после долгой осады. Они остановились, моргая от чересчур яркого света. Абби подняла бровь, глянула на Принципу и призывно махнула рукой в глубину коридора. Узники безмолвно обогнули ее и, шаркая ногами, двинулись к лестнице.

– Кхм… – неопределенно выразилась охранница. – А я что же?

– Оставайся здесь, – приказала Винтер. – Я потом за тобой приду.

* * *

– Проследи, чтобы Джейн ее не наказала, – попросила Винтер, едва они вышли за пределы слышимости.

– А я наказал бы, – отозвался Гифорт, – если бы эта девица служила в моей тюрьме. Всем известно, что заключенный может быть выпущен из камеры только по письменному распоряжению, причем непременно с подписью. Чтобы сразу было ясно, кому достанется на орехи в случае побега.

Абби рассмеялась и легонько похлопала отца по плечу.

Придется нам призвать тебя на службу – натаскать наших тюремщиков.

– Так это побег? – уточнил капитан Д’Ивуар. – Или совет уже решил, что с нами делать?

– Совет, – сказала Винтер, – не способен решить, что съесть на завтрак. Джейн считает, вам опасно оставаться здесь.

– Она не может просто выпустить вас на виду у всех, – пояснила Абби. – Они сейчас готовы забросать камнями любого, кто носит зеленый мундир.

Гифорта передернуло.

– А что сталось с моими людьми?

– Большинство уже отправилось по домам, – ответила Абби. – Остальные сбросили мундиры и присоединились к повстанцам.

– Это все влияние Дантона, – пробормотала Винтер.

– Так или иначе, – продолжала Абби, – для всех лучше, если вы… незаметно скроетесь. У пристани внизу ждет лодка.

Гифорт насупился, но ничего не сказал. Некоторое время они шли молча, виток за витком спускаясь по центральной винтовой лестнице, минуя площадку, где Винтер и Кит прошлой ночью приняли бой. Свет фонаря упал на бурые пятна на каменном полу, и от этого зрелища Винтер замутило.

Когда они спустились на нижний ярус, стал слышен негромкий плеск воды, набегавшей на сваи маленькой пристани. Капитан Д’Ивуар вдруг резко остановился и в упор взглянул на Винтер.

– Полагаю, – сказал он, – нам стоит ненадолго оставить их наедине.

Винтер посмотрела на Абби, и та пожала плечами. Они с Гифортом прошли немного вперед, а Винтер и Маркус отступили к лестнице. Единственный фонарь остался у Абби, и, когда те двое свернули за угол, сопровождавший их свет стал тусклым, едва видимым. Винтер привалилась к каменной стылой стене. Силуэт Д’Ивуара почти сливался с темнотой.

Черт! И зачем только она пошла с Абби? Прошлой ночью капитан ее не узнал, но потом он имел достаточно времени, чтобы все обдумать. «Надо было послать кого–то другого. Глупо, до чего же глупо…»

– Игернгласс! – едва слышно прошептал Маркус. – Это же ты, верно?

Вот и конец притворству. Винтер глубоко вздохнула. Проклятье! Что же теперь делать?

– Я знал, что полковник отправил тебя куда–то с секретным заданием, – продолжал он, – но мне и в голову не могло прийти, что оно такое! Не хочу тебя подвести, так что не задержу надолго.

Винтер медленно выдохнула и на миг зажмурилась. Не так, совсем не так она представляла себе этот разговор.

«Если он сейчас заявит, будто с самого начала знал, что я женщина, – господь свидетель, я завизжу».

– Мне просто подумалось, – говорил Маркус, – что наша встреча окажется кстати. Я имею в виду, если нужно сообщить полковнику что–то важное. Отправлять ему донесения, наверное, непросто.

Наступила долгая пауза. Наконец Винтер покачала головой, но тут же сообразила, что в темноте капитан не разглядит этого жеста, и сказала вслух:

– Сообщать особенно нечего. Просто расскажите ему обо всем, что тут произошло, и подтвердите, что у меня все в порядке. Если вдруг понадоблюсь, я буду здесь, с Джейн.

– Ладно. Я не вправе говорить от имени полковника, но от себя скажу: ты отменно справляешься. Уж верно лучше, чем я, – прибавил он со вздохом. – Он послал меня охранять тюрьму, а в итоге я сам угодил в камеру. Причем дважды.

– Думаю, сэр, мы оба сделали все, что могли, – сказала Винтер. – И… спасибо вам.

Капитан – неясная тень в почти кромешной темноте – с признательностью кивнул.

– Представляю, как это непросто, хотя в банде Джейн и принято носить штаны.

Винтер запнулась, но все же осмелилась переспросить:

– Непросто, сэр?

– Выдавать себя за женщину. У тебя получается чертовски убедительно. Ты и меня одурачил бы, если б только я не знал правду.

И вновь воцарилось молчание, но на сей раз Винтер изо всех сил старалась побороть приступ буйного хохота, который так и просился наружу. Она была близка к поражению, когда из–за угла коридора донесся раздраженный крик, и оба они, как по команде, обернулись.

– Кажется, наше отсутствие затянулось, – заметил Маркус. – Пойдем, пока они там не поубивали друг друга.

Так вы знали про Абби? – спросила Винтер. И прикрыла рот ладонью – неудержимый хохот сам собой превратился в икоту. – Я имею в виду – что она дочь вице–капитана.

– Понятия не имел, – признался Маркус. – Он рассказал мне, пока мы сидели в кутузке. Похоже, они не ладят…

Ни за что! – взвился голос Абби с той силой, которую оперные певцы пускают в ход, выступая перед полным залом. – Залезай сейчас же в эту чертову лодку!

– …хотя это, наверное, слишком мягко сказано, – пробормотал капитан.

Разнимать никого не пришлось. Абби размашисто прошагала мимо них, сжимая в руке фонарь, от которого по стенам коридора суматошно метались тени. Она свернула за угол и, судя по отсветам, там и остановилась. Винтер и Маркус переглянулись и двинулись дальше. Выйдя на пристань, они обнаружили, что Гифорт уже сидит в маленькой двухместной лодочке.

– Надо убираться отсюда, – проворчал вице–капитан. И когда Маркус осторожно ступил с причала в лодку, отчего та сразу угрожающе закачалась, с мольбой посмотрел на Винтер: – Присмотри за ней, ладно?

– Постараюсь, – ответила она. – Не беспокойтесь. Джейн хорошо заботится обо всех своих подопечных.

Гифорт неохотно кивнул и взялся за весла. Едва Маркус уселся, Винтер отвязала причальный канат, и лодочка под мерный плеск воды отправилась в глубину туннеля, навстречу куда более уютным пристаням Северного берега.

Абби не ушла далеко – затаилась в коридоре, так, чтобы ее не было видно с пристани. В скудном освещении судить нелегко, но, похоже, она только что плакала.

– Ты в порядке? – спросила Винтер.

– Просто зла, как черт. – Абби провела ладонью по лицу. – Вечно он доводит меня до белого каления.

– Чего он хотел?

Чтобы я отправилась с ним, конечно! Она раздраженно махнула рукой. – «Нет ничего дурного в том, чтобы пожить в трущобах, – это он сейчас так говорит, хотя в то время грозился от меня отречься, но теперь здесь становится опасно». А стало быть, я должна вернуться домой и сидеть под замком в укромной башенке с зарешеченными окнами.

– Я его не виню, – призналась Винтер. – Будь у меня дочь, я бы вряд ли была рада оставить ее здесь. Черт, да мне и самой иногда неохота здесь оставаться.

– Да он просто упрямый старый осел! – выпалила Абби. – Я ему именно так и сказала. Вот уж кого стоит посадить под замок! В его возрасте надо сидеть в кабинете и подписывать бумаги, а не оборонять крепостные стены от Чокнутой Джейн и ее бан… что такое?

Винтер давно уже неудержимо хихикала вперемешку с приступами икоты. Сейчас она отчаянно замотала головой и не остановилась, пока не сумела взять себя в руки.

– Так, ничего, – выдавила она. – Настроение странное, вот и все.

– Пойдем, – бросила Абби. – Мне нужно выпить.

«Итак, – размышляла Винтер, пока они поднимались но лестнице, – я – женщина, которая притворяется мужчиной, который притворяется женщиной. Во всяком случае, так считает Маркус».

При одной мысли об этом ее разбирал смех. Янус, наверное, так все и задумал. Винтер до сих пор не смогла понять, почему он отправил ее именно к Джейн, разве только чтобы выполнить условие, которое она выдвинула тогда в Хандаре.

«Ох, сомневаюсь…»

Не потому, что Янус из породы людей, не способных держать слово; но Винтер была прочно уверена: он непременно устроил все так, чтобы извлечь какую–то выгоду для себя лично.

«Может, я попросту недостаточно хитроумна, чтобы понять, в чем эта выгода? Впрочем, было бы гораздо легче, если бы я знала, что ему нужно».

На первом этаже их настиг непонятный шум. Вначале она решила, что Вендр опять атакуют и сейчас полным ходом идет рукопашная. Толпа, наводнившая внутренний двор, внезапно взорвалась общим оглушительным ревом, который, казалось, сотрясал замок до основания.

– Что там еще такое? – пробормотала Абби.

– Понятия не имею, – отозвалась Винтер. – Давай выясним.

* * *

Так и осталось тайной, кто первым доставил в Вендр известия из Онлея – слух как будто сам собой вырвался на волю из плена человеческих уст и улетел на призрачных крыльях.

Всякий рассказ, который повторяют так часто, обречен исказиться и исковеркаться, пока дойдет до последнего слушателя, – и потому изначальная, сама по себе ошеломляющая весть неизбежно обросла сотнями слухов помельче. Неизменными во всех рассказах оставались только две детали: король Фарус Орбоан VIII умер, и на трон взошла королева Расиния Орбоан. И первым своим указом объявила о созыве Генеральных штатов, которые соберутся в Кафедральном соборе Истинной церкви.

Во всем прочем повествования расходились, и расхождения эти зависели от того, что испытывал рассказчик – безудержный восторг или глубочайшее уныние. Среднего в этот вечер было, судя по всему, не дано. Толпа так и не пришла к общему мнению о том, что же стало с Последним Герцогом, но все с упоением повторяли кружившие среди бунтовщиков слухи.

Орланко мертв, убит на поединке графом Тораном после того, как бросил вызов королеве.

Орланко был посажен под арест в одной из камер его собственного министерства и то ли покончил с собой, не вынеся позора, то ли подвергается пыткам с помощью им же введенных приспособлений.

Орланко исчез, бежал к себе в сельские поместья или вовсе покинул страну, чтобы на свои неправедные доходы вести роскошную жизнь в Хамвелте или Виадре.

Да, бежал, соглашались иные, но недалеко – всего лишь до ближайшего лагеря регулярной армии, чтобы вернуться с войсками, которые раздавят новоявленную королеву и ее сторонников. Хуже того – это будут даже не ворданайские войска, но наемная армия Бореля на северной границе и хамвелтайские полки на востоке, готовые с двух сторон ударить по Вордану, как они уже некогда проделали в Войне принцев. Уже двинулись в поход легионы Мурнска, бессчетная орда нечестивого императора, дабы раз и навсегда сокрушить оплот Свободной церкви.

Винтер слышала все эти версии, и не только эти.

Королева согласилась ввести выборную монархию.

Королева выйдет замуж за Вальниха и даст стране нового короля.

Принц Доминик жив и скрывался все годы после битвы при Вансфельдте, но теперь вернулся, чтобы править своим народом.

Депутаты заставят борелгайских барышников и спекулянтов отказаться от подлых замашек, и хлеб будет стоить один орел за буханку, как раньше.

Вслед за новостями из дворца к Вендру хлынули толпы новообращенных. Указ королевы волшебным образом превратил бунт в его полную противоположность; те, кто недавно считался грабителями и убийцами, теперь стали героями, взявшими правосудие в свои руки после того, как пагубные силы попытались использовать в собственных целях слабость умирающего короля. Горожане, что несколькими часами раньше запирались в домах и прятали фамильное серебро, теперь сами заполонили улицы. Казалось, добрая половина жителей Южного берега, несмотря на поздний час, покинула свои дома, и столько народу жаждало отпраздновать победу на Острове, что части жаждущих пришлось в итоге отступить на Великий Мост. Вскоре на мосту уже ярко пылали костры, и по всей длине его, от края до края, теснилась горластая, радостно возбужденная толпа.

В самом Вендре распоряжался совет. Охраняли крепость Кожаны и те, на кого, по мнению Джейн, можно было положиться, – те, кто не покинет пост, чтобы присоединиться к безудержному веселью. Снаружи стоял оглушительный шум, но в стенах крепости царила странная тишина, точь–в–точь как на кладбище, расположенном в центре многолюдного города. Поручение было выполнено, и теперь Винтер не знала, чем заняться. От усталости она едва держалась на ногах, но о том, чтобы заснуть, не могло быть и речи, пока не утихнет праздничное ликование. Винтер отправилась на поиски Джейн и обнаружила, что та уединилась с советом и несколькими студентами из Дна. Она дождалась, пока Джейн ее заметит, помахала рукой, давая понять, что узники уже на свободе, и опять поплелась вниз.

Наружная дверь донжона была приоткрыта, и вход охраняли двое портовых рабочих. Один из них узнал Винтер и вытянулся по стойке смирно – или по крайней мере попытался это изобразить. Ее снова разобрал смех, но она сдержалась и, выходя, четко, по–уставному козырнула в ответ.

Во внутреннем дворе и прежде царило радостное настроение, но теперь веселье развернулось полным ходом. По меньшей мере одна причина этого стала очевидна сразу: после окончания военных действий столичные торговцы и разносчики с воодушевлением принялись снабжать мятежную толпу всем, что ей могло понадобиться, то есть едой и, что еще важнее, выпивкой. Повсюду щедро переходили из рук в руки бутылки со спиртным. Винтер своими глазами видела, как торговца с доверху нагруженной вином тележкой со всех сторон окружили жаждущие клиенты и в считаные минуты расхватали все до последней бутылки. Торговец развернул пустую тележку и, позвякивая монетами в туго набитых карманах, отправился за новой партией товара.

Казалось, весь город до последнего человека решил в эту ночь напиться до беспамятства. Здесь, во внутреннем дворе, компания Кожанов, став в круг, предавалась своеобразной игре: они распевали одни и те же куплеты, щедро помогая пению вином из ходивших по рукам бутылок. Винтер подумалось, что кое–кто из девчонок все–таки слишком молод для такого рода развлечений, однако вряд ли она имела право их упрекнуть.

Среди них была и Кит. Девушка наконец–то смыла черную тушь, которой обвела глаза; лицо ее сияло беззаботной радостью, и она громко, заливисто хохотала. Заметив Винтер, Кит призывно замахала рукой, но та покачала головой и указала жестом на внешние ворота – мол, дела в городе.

На улице под стенами крепости творилось то же праздничное безумие. Приволокли походные плиты либо смастерили их подобие из ящиков и обломков досок, и десяток предприимчивых разносчиков уже вовсю торговал горячей снедью. Вокруг стоял такой шум, что крики торговцев невозможно было расслышать уже за пару шагов, а потому они забирались на ящики и обеими руками поднимали свой товар над головами толпы.

Все это напомнило Винтер рынки Эш–Катариона. Там она впервые попробовала имхалит – целиком зажаренного жука на половинке раковины (горько и вязко), обжаренный в жире дхакар (разновидность многоножки, пряно и хрустко на вкус) с толстым ломтем черного хлеба, кукурузные лепешки с медом и все мыслимые блюда, какие только можно изготовить из забитой овцы. При одном воспоминании в животе заурчало от голода, но кушанья, которые предлагали разносчики, показались ей странно непривычными. Глядя на обжигающе горячие засахаренные каштаны, пирожки со свининой и пышущие жаром бутерброды с беконом, Винтер испытала острый приступ ностальгии. Не по Эш–Катариону, если быть точной, но по лагерю полка под его стенами, по черствым галетам и «армейской похлебке».

Как будто полжизни она провела в чужой земле, среди чужих людей – и вот сейчас, вернувшись в родной город, точно так же оказалась чужачкой. Здесь, посреди ликующей толпы, ей было более одиноко, чем…

«Чем в Форте Доблести. С тех пор как капитан Д’Ивуар сделал меня сержантом, с тех пор как я повстречала Бобби и всех остальных».

До того она, конечно, тоже была одинока, всегда одна, сама но себе – когда ее не донимали сержант Дэвис и его подручные, – но тогда она искренне не представляла, что все может быть иначе. Седьмая рота изменила это представление. Вот только Бобби, Феор и все прочие пока еще в море, так далеко отсюда.

Ей вдруг до смерти захотелось бегом вернуться в Вендр, вытащить Джейн с этого дурацкого собрания, прильнуть к ней и замереть в объятиях, пока не уймется смятение, царящее в голове. Наедине с Джейн все становится так просто…

«Не дури», – жестко одернула она себя. Джейн поневоле пришлось возглавить эту странную разношерстную коалицию, и меньше всего ей сейчас нужно, чтобы Винтер сорвалась с катушек и принялась требовать утешения. С этим можно и подождать. Решительным шагом она направилась к ближайшему торговцу и купила бумажный пакет с засахаренными каштанами. Раскрыла пакет, вдыхая приторный пар, и, едва они немного остыли, сунула один в рот. Он был хрусткий и сладкий, и Винтер пришлось признать, что это лакомство куда приятней многоножек.

Неподалеку, на площади, собрался народ, и она из любопытства двинулась в ту сторону. Подойти вплотную и разглядеть, что творится, не удалось, но, судя но всему, там кто–то выступал с речью. Когда Винтер сумела уловить обрывки фраз, она узнала голос Дантона.

– Четвертая обязанность гражданина, – вещал он, – состоит в том, чтобы неустанно уделять внимание состоянию вверенных его заботе объектов труда, как то: земельные и пахотные угодья, семена и скот, орудия ремесла и все прочее, что способствует росту его благосостояния. Обязанность гражданина перед его страной состоит в том, чтобы содержать, оберегать и улучшать все вышеназванное, равно как для благополучия его собственных потомков, так и ради грядущего, сообразно промыслу господню, процветания всей нации. При всем том обязанность эта не должна входить в противоречие с первой, второй или третьей обязанностями, и гражданину не следует…

И так далее и тому подобное. Случись Винтер читать все это в печатном виде, она вряд ли одолела бы и страницу. Голос Дантона, могучий и звучный, безусловно, придавал сказанному некую живость, но все равно предмет его речи оставался невыносимо скучен. И тем не менее люди вокруг завороженно внимали ему, затаив дыхание, чтобы не упустить ни слова из объяснений великого человека о том, например, чем картофель превосходит брюкву и отчего его повсеместное возделывание входит в интересы нации.

«Наверное, с тем же успехом он мог бы читать наизусть словарь, и люди точно так же ловили бы каждый звук».

Дантон, безусловно, был мастер подбирать нужные слова – речь, с которой он обратился к заключенным в ночь падения Вендра, произвела впечатление даже на Винтер, – но сейчас он явно не изощрялся в красноречии. Помимо воли она задумалась о том, который из них настоящий: тот кипучий вождь, любимый толпой, или этот книжный мыслитель с его одержимостью картофелем?

Ее отвлек от размышлений легкий зуд в основании позвоночника. Инфернивор беспокойно зашевелился – точь–в–точь неугомонный ребенок, который ворочается во сне. С тех пор как прикосновение к Расинии пробудило живущего в Винтер демона, тот все ощутимей давал о себе знать. Дантон явно заставил его нервничать, и, незаметно выскользнув из толпы, Винтер направилась назад, к тюрьме.

Расиния. Она же хотела сообщить Янусу об этой девушке, описать странное поведение Инфернивора – но та погибла прежде, чем подвернулся случай послать донесение. Судя по словам тех, кто был тогда на парапете, ей выстрелил в голову шпион Конкордата, который тут же нашел и собственную смерть, рухнув с высоты башни на острые камни. Припомнив, что вытворяла Джен Алхундт в десолтайском храме, Винтер заподозрила, что на деле все не так просто. Если Расиния и впрямь была магическим самородком, возможно, убийцу к ней подослали Черные священники? Все же надо будет рассказать об этом Янусу, если им когда–нибудь выпадет случай поговорить наедине.

Позади нее все так же монотонно гудел голос Дантона. Впереди высились стены Вендра, где Джейн наверняка была по–прежнему занята чертовски важными делами. Вокруг ликовала толпа, поднимая тосты за победу, распевая популярные в кофейнях песенки и даже кое–где пускаясь в пляс. Кто–то добыл скрипку и играл на ней неумело, но с воодушевлением, что вполне соответствовало мастерству певцов.

Винтер сунула в рот последний каштан, скомкала бумажный пакет и побрела куда глаза глядят.