Текст книги "Трон тени"

Автор книги: Джанго Векслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц)

Часть вторая

Орланко

Герцог Орланко бросил газету на письменный стол. Падая, она задела стопку чистой бумаги, и белоснежные листки на несколько дюймов сдвинулись по гладкой столешнице. Для знающих герцога такой жест был равносилен тому, что он высунулся в окно, яростно потрясая кулаком.

– Орел и Генеральные штаты, – вслух прочел Последний Герцог.

Стоявший перед ним в черной шинели до пят Андреас остался невозмутим.

Орланко постучал пальцем по газете, слегка смазав типографскую краску. Бумага еще хранила тепло печатного станка.

– Как будто между ними есть какая–то связь!

– Просто вздор, – предположил Андреас.

– Нет, это гениальный вздор! – раздраженно поправил Орланко. – У столичной бедноты достанет цинизма не доверять тому, кто сулит только дешевый хлеб и грядущее изобилие; но приправьте посулы политическим лозунгом, буквально парой слов, сбивающих с толку, – и чернь поверит во что угодно. Ни один из этих голодранцев не распознал бы Генеральные штаты, даже если б их созвали в его собственном сортире, – но они выйдут на улицы и будут надрываться, требуя их созыва, потому что это означает «один орел за буханку хлеба»!

– Именно так, сэр, – поддакнул Андреас.

– Что нам известно об этом Дантоне?

– Почти ничего.

– Почти ничего? – Герцогу стоило немалых трудов сдержаться. – Откуда–то же он явился в столицу?

– Безусловно, – согласился Андреас, – но откуда – никто не знает. Мы добыли отрывочные сведения о некоем брате Дантона – сводном или названном – по имени Джек, но этот человек, судя по всему, покинул город. Достоверно известно одно: в тот приснопамятный день Дантон встал перед собором и произнес речь.

– И где он обретается с тех пор?

– Живет в «Королевской гостинице», возле Биржи. Сидит безвылазно в номере, выходит лишь для того, чтобы выступить с очередной речью. Гостиничная прислуга носит ему еду.

– Кто его посещает?

– Только посыльные.

– За ними проследили, я надеюсь?

Андреас кивнул.

– Дантон принимает их каждый день и помногу. Все они из курьерской службы при Бирже.

– Вы проверяли письма оттуда?

– Нам это не по силам. Служба рассылает по десять тысяч писем в день.

Орланко побарабанил пальцами по газете, не заботясь о том, что пачкает ладонь чернилами.

Кто–то прячется от нас, Андреас. Как змея в высокой траве.

– Это так, сэр, но я не могу приставить по ищейке к каждому биржевому маклеру.

Тем лучше – кто–то из них мог бы заподозрить неладное.

Слабая попытка сострить осталась незамеченной собеседником.

– Верно, сэр, – согласился Андреас.

Помедлив, он спросил:

– Могу я высказать предположение?

Герцог склонил голову к плечу. Меньше всего он ожидал бы услышать подобный вопрос от Андреаса.

– Говори.

– Сэр, эта уловка с толпами посыльных напоминает мне Серую Розу.

– У нее есть связи на Бирже?

Нет, сэр, но такой трюк был бы как раз в ее вкусе. Спрятать дерево в лесу, так сказать.

Орланко задумался. Если и впрямь тут замешана Серая Роза, стало быть, дело гораздо серьезнее, чем он предполагал. С другой стороны, Андреас так долго занимался ее розыском, что стал одержим и обзавелся привычкой обнаруживать ее следы в любом сколько–нибудь загадочном деле. Андреас превосходный агент, старательный и чрезвычайно упорный, но анализ, безусловно, не его конек.

– Я приму это к сведению, – наконец сказал Орланко. – А пока сосредоточься на покровителях Дантона.

– Покровителях, сэр?

– Номер в «Королевской гостинице», орды посыльных, печатные услуги… – Он опять постучал пальцем по газете. – Все это стоит немалых денег. Он должен откуда–то их брать. Узнай откуда. Если это его собственные деньги, узнай, как они получены. Если его кто–то финансирует, я хочу знать, кто именно. Все понятно?

– Точно так, сэр. Возможно, мне понадобится взять на подмогу клерков из финансового отделения.

Орланко махнул рукой и откинулся в кресле под визгливый хор пружин.

– Бери любого, кого сочтешь нужным.

– Благодарю, сэр.

– Кстати, я получил твой доклад но другому делу.

– Вы о Вальнихе, сэр?

– Да, о нашем друге, графе Миеране. Доклад показался мне… скудным.

– Он включает все сведения, которые имеют отношение к делу, сэр.

– Печально, что записи столь противоречивы.

Андреас пожал плечами.

– Дела в Хандаре были, судя по всему, весьма запутанные.

Ты говоришь, с Вальнихом прибыли на видайском фрегате два его офицера: капитан Д’Ивуар и лейтенант Игернгласс. С капитаном я уже встречался. Что с лейтенантом?

– Не вполне ясно, сэр. Вальних не отдавал ему никаких официальных приказов, однако уже несколько дней лейтенанта никто не видел.

– Самовольная отлучка?

– Если и так, никто не доложил об этом министру военных дел.

– Странно. – Последний Герцог с неудовольствием воззрился на свою ладонь и тщательно вытер ее о край рукава. – Впрочем, в последнее время слишком многое идет не так, как должно, и положение только ухудшается. Разузнайте, что сможете.

– Безусловно, сэр.

Последний Герцог достал из кармана большие золотые часы и щелкнул крышкой. Ему нравились часы всех видов и мастей. В этих крохотных колесиках, вращающихся в раз и навсегда заведенном порядке, было нечто… успокаивающее.

– А теперь, Андреас, я должен с тобой попрощаться, – сказал он и со щелчком закрыл часы. Затем поднялся из кресла, вновь пробудив визгливый хор пружин. – У меня назначена встреча.

* * *

Даже здесь, глубоко под зданием министерства, куда имели доступ лишь избранные, царила чистота – ни затхлой сырости, ни крыс и прочей погани. Темно, правда, но это неизбежно: свечи и факелы нуждаются в неусыпной заботе прислуги, а допускать слуг на секретный ярус немыслимо. Герцог подумывал провести сюда газовое освещение, но Оклей все же далековато от столицы, и подобное новшество обошлось бы недешево.

Быть может, подумал он, после коронации казна согласится взять на себя эти расходы.

Пока герцог нес с собою фонарь. Достав из внутреннего кармана рубашки железный ключ, он отпер тяжелую кованую решетку. В свете качавшегося в руке фонаря тени от нее косыми полосами заплясали на полу и стенах коридора. Едва слышно скрипнули хорошо смазанные петли, и Орланко двинулся дальше, неслышно ступая мягкими туфлями по каменным плитам.

Он не любил здесь бывать и такую же нелюбовь питал к союзу, что олицетворяло собой это место. Союзу, по мнению Орланко, привносившему в упорядоченность его мира изрядную долю хаоса. Только собственная слабость вынуждала его прибегнуть к этому средству. Впрочем, Последний Герцог был в высшей степени прагматичен и давно отучил себя привередничать при выборе орудий, которые послужат достижению его цели.

Девятьсот лет назад, когда Эллевсин Лигаменти заложил основание Элизианской церкви, он предписал, что управлять ею должен совет трех понтификов, каждый из которых возглавляет свой церковный орден, со своими целями и обязанностями. Понтифик Белого занимался исключительно делами духовными, связью между человеком и богом, нравственным благополучием паствы. Понтифик Красного был в ответе за дела мирские: содержание и укрепление светского влияния церкви, ее взаимодействия с нецерковным миром и его правителями. Понтифик Черного же был обязан неустанно преследовать демонов мира сего, как то было заповедано Писанием Кариса Спасителя.

Но мере того как учение церкви обретало силу закона, власть священников Черного все росла, пока они не превратились в инквизицию – многочисленную, беспощадную, одержимую охотой не только на сверхъестественное зло, но и на церковную ересь. В истовом своем стремлении изничтожать демонов Черная Курия начала прибегать к демоническим же средствам, набирая фанатиков, что добровольно обрекали себя на вечные муки, становясь «сосудами для нечистого духа», и тем служили крестовому походу церкви против зла. То были пресловутые игнатта семприа, Окаянные Иноки.

Именно этот вопиющий шаг вкупе с другими обстоятельствами послужил причиной великого раскола между Истинной и Свободной церквями. В результате войн, вызванных этой чудовищной смутой, Черные священники лишились солидной доли своего влияния. Один за другим сходили они со сцены, пока смерть их последнего понтифика не ознаменовала конец самого ордена. В нынешние дни о Черных священниках забыли, считая их – почти повсеместно – тенью давнего прошлого.

В конце концов, любому здравомыслящему человеку известно, что никаких демонов не существует.

Брат Никулай ожидал герцога но ту сторону второй решетки. Ключа к этой решетке не было, так что отпереть ее могли только изнутри – сам брат Никулай либо его преемник. Порой, пребывая в эксцентричном настроении, Орланко гадал, что будет, если того хватит апоплексический удар и он на месте испустит дух. Придется, видимо, выломать решетку – хотя бы для того, чтобы вытащить тело.

Брат Никулай был облачен в мягкую черную рясу; она глубокими складками ниспадала с его плеч и беззвучно окутывала до пят, словно лоскут движущейся тьмы. Его темные волосы были по мурнскайскому обычаю заплетены в косу. Но примечательней всего была маска, целиком скрывавшая лицо. То был плоский овал с прорезями для глаз и рта, покрытый сотнями крохотных осколков черного вулканического стекла – словно черный драгоценный камень с бесчисленными гранями. Свет фонаря Орланко отражался в каждой грани, и оттого казалось, что лицо в маске усажено микроскопическими светлячками, которые прихотливо пляшут и переливаются в такт каждому движению фонаря в руке герцога.

Брат Никулай был священником Черного. Может быть, каноником, иереем или кем–то в этом роде. Герцог не особенно разбирался в сложной иерархии Элизиума, однако предполагал, что чин брата не из высоких, иначе его не приставили бы к такому скучному делу. Можно сказать, он был смотрителем маяка – весьма необычного маяка, размещавшегося во тьме глубоко под Паутиной.

– Брат Никулай, – проговорил Орланко, учтиво наклонив голову.

– Ваша светлость, – отозвался тот и отпер решетку.

Коридор по ту сторону завершался парой расположенных друг напротив друга дверей. За одной была небольшая комната, где жил, занимался науками и молился сам брат Никулай. Другая вела в келью его подопечной.

Орланко прошел за священником и остановился, глядя, как тот возится с замком кельи. Помимо фонаря герцога, скудный свет исходил лишь от свечи, горевшей в комнате брата Никулая. В келье было темно – ее обитательница в освещении не нуждалась.

Брат Никулай распахнул дверь и отступил в сторону.

– Вы пунктуальны, как всегда, ваша светлость.

Герцог удостоил его натянутой улыбки и вошел. Келья была приличных размеров и при всей строгости обстановки отличалась безукоризненной чистотой. Койка да отхожее место – больше узнице ничего и не требовалось.

Она сидела, скрестив ноги, посреди кельи – девушка лет двадцати с небольшим, с темными, коротко остриженными волосами и мертвенно–бледным лицом человека, годами не видавшего солнечного света. На ней была ряса того же покроя, что у брата Никулая, только серая. Перед ней лежала раскрытая книга, и девушка сосредоточенно водила пальцем по странице, не пропуская ни строчки, будто рисуя невидимый узор.

Когда–то брат Никулай рассказал герцогу, как это происходит. Для начала священники отбирали двух молодых людей. Годилась любая пара, где установилась тесная близость – любовники, даже друзья, – но Черные священники предпочитали родных братьев или сестер, поскольку работу с ними можно было начать в самом раннем возрасте. Лучше всего – близнецов. Выбранную пару тщательно обследовали, дабы удостовериться в отсутствии физических либо умственных изъянов, а затем обоим давали прочесть имя демона.

С той самой минуты двое навсегда становились единым целым – их сознания сплавлялись и срастались под непреодолимым натиском воли демона. Пары вместе обучались и получали наставления, а затем одного избранного со всеми предосторожностями переправляли в какой–нибудь из тайных форпостов Черной Курии – например, такой, как этот, под Паутиной, – в то время как второй оставался в необъятных подземельях Элизиума. Теперь им предстояло ждать, когда понадобятся их услуги – мгновенно передать за тысячи миль голос понтифика, принимавший донесения и отдававший приказы.

Такой способ сообщения был, безусловно, небезопасен. Если бы напарник, покинувший пределы Элизиума, попал в руки врагов церкви, могла быть создана новая связь, и к передаче сообщений подсоединился бы посторонний разум – с неминуемо пагубными последствиями. Ученые теологи Черной Курии определили, что для этого необходим зрительный контакт, а потому отправляемым в форпосты удаляли глаза. Во имя безопасности.

Услыхав шаги Орланко, девушка подняла голову, и свет фонаря выхватил из темноты ее бледные пустые глазницы. Последний Герцог стиснул зубы, преодолевая приступ тошноты, и поставил фонарь на пол, позволив тьме милосердно скрыть изуродованное лицо девушки.

– Здравствуйте, ваша светлость, – проговорила она. Голос был мелодичный, с певучим мурнскайским выговором.

– Ты узнала скрип моих туфель? – спросил Орланко, отважившись слабо улыбнуться.

– О да. – Девушка пожала плечами. – Однако в том нет ничего из ряда вон выходящего, ведь эту дверь открывают лишь двое: или брат Никулай, или вы.

Герцог мельком глянул на книгу, что лежала неподалеку от места, где он поставил фонарь. Само собой, это было Писание – особая копия для слепых с выпуклыми буквами, которые можно распознать прикосновением пальцев. Черные священники после установления связи между сознаниями обучали детей такому способу чтения, дабы их души могли получать свою толику господней благодати. Страницы книги, что сейчас лежала на полу, были почти пусты – буквы стерлись от частого касания пальцев девушки.

– Хочешь новую? – спросил он.

– Новую?..

Ну да – ведь она не может увидеть, куда направлен его взгляд.

– Новую книгу, – пояснил герцог. – Писание. Твой экземпляр совсем истерся.

Девушка вновь пожала плечами.

– Нет, ваша светлость. Я и так помню все наизусть. – Она едва заметно шевельнулась, зашуршав складками рясы. – Его преосвященство уже здесь.

Превосходно. – Последний Герцог немного приосанился, хотя, конечно же, в келье увидеть это было некому.

Лицо девушки слегка исказилось, рот широко раскрылся, на несколько секунд придав ей сходство с выброшенной на берег рыбиной. Затем – и именно этот момент всегда казался герцогу наиболее пугающим – в келье зазвучал новый голос. Губы девушки двигались, складывая слова, но голос из ее уст исходил мужской – низкий, одышливый, с сильным мурнскайским выговором. Слова, произнесенные понтификом Черного в некоем подземелье за полторы тысячи миль отсюда, силой магии мгновенно переносились через континент и обретали звучание здесь, в потаенной келье.

– Орланко, – промолвил понтифик.

– Я здесь, ваше преосвященство.

– У меня мало времени. – В голосе слышались надрывные болезненные хрипы. Как рассказывал когда–то брат Никулай, в детстве понтифик переболел оспой, и это пагубно сказалось на его легких. – Что ты можешь мне сообщить?

– Меньше, чем хотелось бы, – сказал герцог. – Вальних после возвращения из Хандара не предпринял никаких открытых шагов.

– Он встречался с принцессой?

– Нет. Они виделись лишь однажды – на приеме у короля, где присутствовал и я.

– И он ничего не привез с собой из Хандара?

– Только двух офицеров, – сказал Орланко. – Мы следим за ними.

– Стало быть, то, что он обнаружил в Хандаре, находится там же, где остальной полк. Они еще в море?

– Да, ваше преосвященство. – Герцог нахмурился. – Вы по–прежнему полагаете, что ему удалось что–то отыскать?

– Переданный в твое распоряжение агент произнес одно из Великих Имен. Демон, которого носила в себе эта женщина, должен был достойно противостоять любому ухищрению Вальниха. – В голосе прозвучала досада – правда, герцог никогда не был уверен, насколько точно этот необычный способ связи передает интонации собеседника. – То, что она не вернулась, означает одно: в Хандаре Вальних обрел нечто, обладающее незаурядным могуществом.

– Да, вы это уже говорили, – отозвался Орланко. В глубине души он подозревал, что понтифик возлагает слишком большие надежды на своих бесценных игнатта. Магия магией, но любое живое существо можно убить – или в крайнем случае подкупить. – У вас есть предположение, что бы это могло быть?

– Конечно же, демон. И весьма могущественный. Вопрос в том, призвал он его сам или доверил это кому–то из своих подручных… и в том, что еще он мог обнаружить.

– Мои люди уже сообщили нам немало подробностей. Когда полк высадится в Вордане, они представят полный отчет. Наверняка у них была возможность собрать недостающие сведения во время плавания.

– Отлично. Мы слишком долго готовили этот план, чтобы сейчас подвергать его риску. Каково состояние короля?

– Тяжелое. Доктор Индергаст утверждает, что он протянет от силы две–три недели.

– В таком случае действуйте, как было задумано. И узнайте, что замышляет Вальних и каким образом он сообщается с принцессой.

– Та единственная встреча могла быть простым совпадением, – заметил Орланко.

– Я не верю в совпадения, – отрезал понтифик.

После этих слов в келье наступила тишина, прерываемая лишь надрывными хрипами, а через несколько мгновений стихли и они.

– Он ушел, ваша светлость, – проговорила девушка.

– Благодарю тебя. – Герцог поднял с пола фонарь. – Если тебе что–то понадобится, сообщи брату Никулаю, и мы постараемся выполнить твою просьбу.

– Спасибо, ваша светлость, но я ни в чем не нуждаюсь.

Герцог вышел, и брат Никулай запер за ним келью, а затем и решетку. Лязгнули, возвращаясь на место, массивные железные болты. Орланко размышлял о своем. Вопреки тому, что он сказал понтифику, Последний Герцог тоже не верил в совпадения. В Хандаре действительно произошло нечто сверхъестественное – и возвращение Вальниха в Вордан за считаные недели до коронации Расинии, безусловно, не может быть случайным. Загадочный полковник что–то замышляет, и его замысел напрямую связан с принцессой.

Где–то наверняка существует слабое звено, зацепка, которая выдаст ему планы Вальниха. Рано или поздно Андреас либо другой агент обнаружит эту зацепку.

«И тогда, – подумал Орланко, – Вальних горько пожалеет обо всех хлопотах, которые он мне доставил».

Глава шестая

Винтер

– Вот что тебе надобно усвоить про Доки, – сказала Джейн. – Здешний люд совсем не любит драки.

Винтер затаенно улыбнулась. С той минуты, как они покинули казармы, Джейн заговорила совсем в иной манере, во многом близкой портовому диалекту. Даже походка ее стала другой – сейчас она шла вразвалочку, чуть покачиваясь из стороны в сторону, как ходят лодочники, гребцы и матросы. Винтер невольно гадала, сознает ли сама Джейн, насколько меняется. Ей всегда удавалось вписаться в любое окружение – если, конечно, она сама того хотела.

– Так вот, – продолжала Джейн, – кроме парочки самых отпетых, все хотят на самом деле одного: тихо–мирно заниматься своим делом, зарабатывать на хлеб, ну и, что греха таить, порой напиваться до бесчувствия. Но никто не хочет, чтоб его надували и обирали – хоть местная шваль, хоть, язви их в душу, сборщики налогов. Оттого–то люди порой выходят из себя и затевают потасовку, хотя на самом деле не хотят ничего дурного. Не то что эти поганцы из Старого города – те и за работу–то берутся, только когда нечего украсть!

Девичья банда Джейн обитала в изрядно обветшалом четырехэтажном здании. Некогда оно принадлежало ныне обанкротившейся судоходной компании. Как рассказала Абби, Джейн завладела зданием, изгнав оттуда прежних «жильцов» – бродяг и сквотеров. Абби наскоро провела Винтер по дому, и ее поразило, какой строгий порядок царит повсюду и как много там народу. По прикидкам, в доме проживало по меньшей мере несколько сотен девушек, от ровесниц Винтер и Джейн до совсем юных, лет десяти–двенадцати. Изумленная Винтер спросила, откуда все они взялись, но Абби предпочла уклониться от ответа.

Сейчас Винтер и Джейн вышли на «обход» – Джейн употребила именно это слово. Винтер позволено было покинуть дом без мешка на голове; это, видимо, означало, что она стала как минимум почетным членом банды. Уже неплохо, по крайней мере, для задания, которое ей поручил Янус.

Янус. При мысли о нем Винтер стиснула зубы. Он знал. Он наверняка знал. Весь этот план – отправить ее в Доки внедряться в шайку женщин – не имел никакого смысла, если только Янусу не было заранее известно, с кем она там столкнется. Полковник видел людей насквозь, а потому прекрасно понимал, что шпион из Винтер никудышный – вон сколько глупостей она уже успела натворить. Посылать ее в Доки было бесполезно, и это решение можно было объяснить только одним: он знал, что Кожанов возглавляет Джейн.

«Но если знал, почему не сказал мне?» Она никак не могла решить, был ли то хитрый ход со стороны полковника, понимавшего, как может подействовать на нее такая новость, или он просто над ней подшутил? Его чувство юмора и впрямь иногда проявлялось весьма оригинальным образом. «Как бы то ни было, он заслужил хорошего пинка, – Винтер покосилась на Джейн, – или моей безмерной благодарности. Или и того и другого».

Ей было до сих пор нелегко поверить, что Джейн и вправду здесь: та, что три года преследовала ее во сне, сейчас наяву стояла рядом. Коротко остриженная, в штанах и домотканой холщовой рубахе, какие носят портовые рабочие, без стеснения сыплющая бранными словами – норой казалось, что это совершенно другой, незнакомый человек. Но вот она видела знакомый профиль, знакомую проказливую усмешку, знакомые огоньки в глазах – и сердце болезненно екало, и она едва сдерживалась, чтобы снова не удариться в рыдания.

«Обходы» Джейн, как выяснилось, представляли собой неспешное кружение по улицам, примыкавшим к ее логову. Времени на это уходило значительно больше, чем можно было предположить, поскольку каждый встречный знал Джейн в лицо, а каждый третий из них считал необходимым остановить ее и обменяться парой слов. Джейн при любой возможности знакомила Винтер со своими собеседниками, но очень скоро та обнаружила, что путается в именах и лицах. Все портовые рабочие были довольно схожи друг с другом: рослые, жилистые, до красноты прокаленные долгими годами труда под палящим солнцем. И имена у них были такие же: Сутулый Джим, Зубы Реджи, Боб Свинья, Орех…

Последний оказался настоящим великаном, даже крупнее капрала Фолсома из роты Винтер. Морщинистое лицо его было темным, как хорошо продубленная кожа, а добродушная ухмылка обнажала поразительно белые и крепкие зубы. По словам Джейн, Орехом его прозвали за то, что он обожал орехи – и, самое главное, не колол их, а давил в кулаках. Услыхав это объяснение, здоровяк радостно захохотал и сгреб парочку из стоявшей рядом миски, чтобы продемонстрировать свой талант. Он стискивал кулаки, пока скорлупа не раскололась с треском, похожим на пистолетный выстрел.

– Видала ты нынче утром Кривого Сэла? – осведомился великан, с неожиданной ловкостью выбирая ядрышки из горки скорлупок на необъятной ладони.

– Нет еще, – отозвалась Джейн, – а что?

– Да он прошлой ночью был злющий, как черт. Орал что–то про свою дочурку и Джорджа Пузо.

– Твою… – Джейн выбранилась так, что Винтер и не снилось, и даже у Ореха брови полезли на лоб. – И что, до сих пор бесится?

– Сказал, найдет Джорджа и вспорет ему пузо, поглядеть, какого цвета кишки. Само собой, он был тогда пьян в стельку, но, похоже, не шутил.

– Я с ним разберусь.

С этими словами Джейн круто развернулась на каблуках и зашагала прочь – так стремительно, что догонять ее пришлось бегом.

* * *

– Долбаный Сэл со своей долбаной дочуркой… – бормотала Джейн себе под нос.

– Ты с ними знакома, да? – спросила Винтер. – Я так понимаю, ты всех тут знаешь.

– Сэл тот еще олух, а его дочь – просто маленькая дрянь. Жить не может без того, чтоб набаламутить. С чего бы иначе ей взбрело в голову связаться с Джорджем? Он, между нами, тот еще красавчик.

– И что ты собираешься делать?

Найти Сэла и чутка вразумить. Его девице уже стукнуло семнадцать. Если ей по нраву кувыркаться с рыбаками, страшными, как смертный грех, так это ее личная забота. – Джейн помолчала. – Тебе незачем идти со мной, если не хочешь. Сэл не то чтобы опасный тип, но если и впрямь настроился что–то отчебучить, то сейчас уже наверняка подвыпивши.

Она глянула на Винтер и почти смущенно отвела взгляд:

Всякие там свары, потасовки и прочее… ты к такому не очень привычна.

Винтер чуть не расхохоталась, но успела сдержаться. Она до сих пор не рассказала подруге о том, как жила все эти годы, а потому Джейн все еще представляла ее примерной девчушкой из приюта миссис Уилмор, уговорить которую даже на самую безобидную шалость стоило немалых трудов.

– Я сумею о себе позаботиться, – заверила Винтер вслух. – Или, по крайней мере, постараюсь не путаться у тебя под ногами.

Джейн странно посмотрела на нее, но возражать не стала. Теперь они шли быстрее, один за другим минуя извилистые портовые переулки, и если кто–то приветственно окликал Джейн, та лишь невнятно отвечала и махала рукой, не замедляя шага. Дорога вела под уклон, и то и дело в конце той улочки, что была попрямее прочих, мелькала река, искрящаяся на солнце, кишащая сотнями мелких лодок. Крупные грузовые галеры были пришвартованы у причалов или неторопливо двигались вверх по течению, словно вальяжные киты, окруженные стайками шустрых рыбок.

В паре сотен ярдов от набережной, между приземистыми кирпичными складами, Джейн свернула в узкий проулок, что выводил на обширный пустырь, застроенный бревенчатыми лачугами. Она уверенно направилась к ближайшей слева – шаткому двухэтажному строению, больше похожему на гриб, что сам собою вылез из земли, чем на творение человеческих рук. На окнах вместо стекол – холщовые занавески, свернутые и подвязанные кверху, чтобы внутрь задувал свежий ветерок; входная дверь ввиду летней жары распахнута настежь. Джейн воспользовалась этим, чтобы без лишних церемоний войти в дом, и Винтер с некоторой робостью последовала за ней.

Нижний этаж представлял собой одну просторную комнату, посреди которой располагался примитивный очаг – углубление в полу, где разводили огонь. Рядом стоял большой прочный стол, насквозь пропахший рыбой; в столешницу, словно в разделочную доску, был воткнут тяжелый мясницкий нож. Упитанная золотисто–рыжая кошка, что нежилась в полосе солнечного света, встрепенулась, вскочила и зашипела на Джейн, воинственно вздыбив шерсть.

Стоявший у стола паренек также встрепенулся и неприязненно уставился на Джейн, разве что не зашипел. На вид ему было не больше шестнадцати – худой, долговязый и нескладный, с едва пробившимся пушком на месте усов и редкими жиденькими прядями будущей бородки.

– Папаша наверху? – Джейн не стала тратить времени на вступления.

Парнишка выпятил тощую грудь, однако предусмотрительно отступил, чтобы массивный стол отделял его от незваных гостей.

– А ежели и наверху, тебе–то чего?

Не дури, Младший. Я что, похожа па, мать его, жандарма? Ступай, приведи его.

Юнец слегка увял. Демонстративно помедлив с полминуты – мол, я тут не обязан тебе подчиняться, – он подбежал к ветхой лестнице в дальнем конце комнаты и с топотом преодолел примерно половину ступенек.

– Папаша!

– 3-занятый я! – отозвался голос сверху, точно пьяный в стельку святой вещал с небес. – С-скажи ему, чтобы пшел вон!

– Папаша, это Чокнутая Джейн!

«Чокнутая Джейн?» Винтер вопросительно глянула на подругу. Та ответила самой безумной из своих ухмылок и заговорщически поиграла бровями. Это мгновенное понимание даже не с полуслова – с полужеста – было настолько знакомым, что у нее от нахлынувших чувств подкосились ноги. «Ну да, точно. – Она постаралась сдержать истерический смешок. – Удивительно, отчего мы никогда не звали ее так в „Тюрьме миссис Уилмор"».

Мальчишка поспешил убраться с лестницы наверху затопали по ступенькам куда более тяжелые шаги. Судя по всему, это и был Кривой Сэл – лет сорока с лишним, со скудным венчиком жестких седых волос вокруг гладкой, блестящей на свету лысины. С первого взгляда было ясно, почему его прозвали Кривым: нос его, судя по всему, был переломан не меньше десяти раз и теперь формой напоминал прихотливо извивающийся ручей. От кожаного жилета, распахнутого на волосатой груди, крепко несло рыбой. Позади, примостившись примерно на середине лестницы, маячил мальчишка лет двенадцати–тринадцати.

– Что, пришла совать нос в мои дела? – рявкнул Кривой Сэл.

– Именно, – подтвердила Джейн.

– Зря, ой, зря! – проворчал он. – Смотри, будешь лезть, куда не следует – прищемят его, будет как мой.

– На мою красоту ни у кого рука не подымется, – заверила она. – Так что за дурацкая свара у тебя с Джорджем Пузо?

– Этот гнойный кусок дерьма надругался над моей невинной доченькой! – выпалил Сэл. – И мое законное право – зарезать его как собаку!

Джейн почесала нос сбоку.

– Иффи – славная девочка, но тут ты хватил лишку. Как я слыхала, она сама среди ночи влезла к нему в окно.

Все равно она моя дочка! – упрямился Сэл. – И нечего было ее лапать!

– Я не больно–то смыслю в дочках, – сказала Джейн, – но тебе не приходило в голову, что именно этого–то ей и надо – довести тебя до белого каления? Помнишь Лихого Тима? А Стива Моргуна? Или того хамвелтайского матроса, за которым ты гонялся по всем Докам?

Лицо Сэла исказилось. Джейн явно наступила на больное, и он опять впал в привычную ярость.

– Заткнись, сука! Пошла вон из моего дома, пока я твое смазливое рыло не расквасил!

Не уйду, пока не дашь слово, что пальцем не тронешь беднягу Джорджа.

Я тебе сейчас покажу, как я его не трону!

С этими словами Сэл ухватился за рукоять мясницкого ножа, воткнутого в стол. Прежде чем он успел выдернуть лезвие из столешницы, Джейн повторила уже знакомый Винтер трюк – и собственный нож, словно по волшебству, из ниоткуда возник в ее руке. Продолжая движение, Джейн легко, как бы играючи, приставила острие к горлу Сэла. Тот замер.

– На твоем месте я бы хорошенько подумала, – процедила Джейн. – Это и тебя касается, Младший.

Нескладный отпрыск Сэла бочком подбирался к месту стычки. Услыхав слова Джейн, он остановился, и Винтер незаметно проскользнула за его спиной. У лестницы стояла увесистая чугунная кочерга – к ней–то Винтер и направлялась на случай, если дела пойдут скверно. Оглянувшись через плечо, она заметила, что мальчик на лестнице неуклюже возится с чем–то… и тут прозвучал зловеще знакомый сухой щелчок.

Не раздумывая, Винтер схватила кочергу одной рукой, развернулась и обрушила ее на дуло пистолета, курок которого только что взвел мальчишка. Он нажал спусковой крючок за долю секунды до того, как орудие Винтер с металлическим лязгом врезалось в пистолет, и она успела заметить, как вспыхнул на полке подожженный порох. Оглушительно грянул выстрел, но удар уже развернул дуло вбок, и свинцовая пуля, разбрызгав мелкие щепки, застряла в стене.