Текст книги "Трон тени"

Автор книги: Джанго Векслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц)

– Смотри, – сказала Кора, – у Коронного тоже очередь. И еще одна у «Спенса и Джексона». Расходится, как зараза.

– Естественно, – отозвалась Расиния. – Если уж такое солидное учреждение терпит крах только потому, что кто–то там произнес какую–то речь, – разве то же самое не может случиться с любым другим банком? Лучше затолкать свои сбережения в чулок и спрятать под тюфяк.

– Надо было мне вложиться в чулки, – сказала Кора. – Или в тюфяки.

Расиния сочувственно похлопала ее по плечу.

– Прости. Тебе, должно быть, нелегко все это видеть.

– Э… не совсем. – Глаза Коры вдруг забегали. – На самом деле, все не так плохо.

Расиния вопросительно изогнула бровь. Кора вздохнула.

– Я хотела тебе рассказать, – пробормотала она, – да все к слову не приходилось.

– Что ты натворила?

Ничего особенного. Ты же знаешь, я должна была купить все эти письма, чтобы мы потом могли их раздать.

Расиния кивнула.

Мне нужно было как–то объяснить, чего ради я скупаю залоговые письма Второго доходного, иначе на Бирже сразу заподозрили бы неладное. И вот я одновременно заключила сделку на продажу этих же писем – как если бы мы просто перемещали свои вложения.

– Но если ты продала письма…

– Не продала, а заключила сделку о продаже писем на Бирже Виадра. И доставку там ждут не раньше, чем через три дня. До Бореля, знаешь ли, путь неблизкий.

– Но у тебя больше нет этих писем! Мы же их раздали!

– Верно, – улыбнулась Кора. – Но на самом деле, когда я увидела цены, то в конце концов продала гораздо больше писем, чем купила.

– То есть, – начала Расиния, изо всех сил пытаясь хоть что–то понять, – кто–то будет очень зол на тебя, когда выяснится, что ты продала товар, который не можешь доставить?

– Нет–нет! – воскликнула Кора, искренне изумившись такому предположению. – Ты не понимаешь. Как только банк рухнет, его залоговые письма потеряют почти всякую ценность. Я просто выкуплю у покупателей все их контракты по паре пенни на орел. Они, конечно, все равно будут злиться, но, думаю, как только новости о крахе дойдут до Виадра, там начнется нешуточная паника.

– То есть…

– Мы все равно получим деньги с продаж, – проговорила Кора таким тоном, словно объясняла что–то маленькому ребенку. – Но доставлять мы никому и ничего не обязаны.

– Значит, ты заработала деньги.

Кора кивнула.

– Много денег?

Девочка вновь, с некоторой робостью, кивнула.

– Я не была уверена, что могу затевать все это, не спросив прежде твоего разрешения, но времени у нас было немного, и пока я искала бы тебя, Биржа могла закрыться…

– Кора, – перебила Расиния, крепко взяв ее за руку. – Пойдем со мной.

На лице девочки отразилась паника, но Расиния непреклонно увлекла ее с балкона в номер. Сартон все еще наблюдал за толпой, но зато появился Бен, и Фаро притащил плотно набитый холщовый мешок, в котором звякали бутылки. Увидев Расинию, он выразительно помахал узким бокалом – там пенилось белое игристое вино.

– Рас! – воскликнул он. – Присоединяйся! Мы празднуем!

Расиния приняла у Фаро бокал и торжественно вручила его Коре.

– Ты это заслужила, – сказала она. – После того как мы победим, я попрошу депутатов сделать тебя министром финансов.

«И это не шутка, – думала Расиния, глядя, как девочка осторожно отпивает шипучее вино. – Господь свидетель, она будет ничуть не хуже тех, кто ведал финансами в последние годы».

У ее отца было много прекрасных качеств, но он никогда не уделял внимания денежным вопросам, и очередной глава казначейства подбирался на должность исходя скорее из его политических связей, нежели из способности делать дело. Потом был Григ, один из приспешников Орланко, который последние пять лет кропотливо встраивал систему откупа налогов в свою частную империю. Для разнообразия было бы приятно увидеть на этой должности девочку–подростка.

Кстати, – заметил Фаро, – мне пришлось спрятать Дантона в передней спальне. Надо будет потом придумать, как незаметно вывести его оттуда.

Расиния круто развернулась к нему.

– Ты привел его сюда?

Фаро пожал плечами.

– После речи на Триумфальной его номер в «Королевской гостинице» был полон народу. Я не знал, куда еще его девать. Да брось, – добавил он, увидев лицо Расинии, – нас никто не видел.

«Тебе–то откуда знать?»

Фаро всегда был высокого мнения о своих талантах, но Расиния не разделяла его уверенности. До Сот ему уж верно далеко.

Бен похлопал ее по плечу:

– Успокойся, Рас, это же ненадолго, пока не стихнет шум. Выпьешь?

Расиния тяжело вздохнула, но все же взяла у него бокал и приличия ради отпила глоток вина.

Они до сих пор не воспринимают все это всерьез. Коре позволительно, она еще ребенок, но вот все остальные…

«И почему только я – единственная, кого хоть что–то тревожит?»

* * *

Прошло время, половина бутылок, принесенных Фаро, опустела, и толпа на Бирже начала рассеиваться под суровыми взглядами жандармских патрулей.

Второй доходный приостановил выплаты около полудня, признав перед всем миром, что неспособен выполнить свои обещания. То был поворотный момент, которого Расиния ждала со страхом, – момент, когда толпа обычных горожан могла превратиться в орду бунтовщиков, жаждущих скорой и жестокой расправы. По счастью для всех заинтересованных лиц, все утро к банку, постепенно заменяя бродяг и бедняков, стекались охваченные паникой состоятельные горожане, а значит, когда крах банка стал свершившимся фактом, очередь у его дверей состояла по большей части из представителей высшего сословия. Не обошлось, конечно же, без криков, небольшой толкотни, драматических обмороков или приступов истерики, однако эта толпа состояла уже не из тех, кто швыряет камнями в стекла. Опять же, к тому моменту на месте действия скопилось уже немало жандармов, и сегодня они действовали с непривычной расторопностью. Все утро Расиния наблюдала, как строятся шеренгами зеленые мундиры, как прибывают к ним все новые силы подкрепления, – и мысленно благодарила того, кто вдохнул это деятельное усердие в обыкновенно нерадивых защитников порядка.

Сартон и Мауриск убыли вскоре после того: первый вернулся к тому, чем занимался в свободное время (никто не знал, чем именно), второй отправился строчить памфлет о том, что банкротство Второго доходного подтверждает полную несостоятельность финансовой системы борелгайского типа. В номере Бен и Фаро погрузились в игру – ее неотъемлемыми элементами были кости и несметное количество бокалов с вином. Кора дремала на кушетке, свернувшись клубком, словно кошка. Расиния, не зная, чем себя занять, покинула гостиную и вышла в небольшую прихожую, за которой располагались две спальни и крохотная кухня.

Дверь одной из спален была приоткрыта, и в щель сеялся неяркий свет. Расиния заглянула туда и увидела Дантона; он сидел на безукоризненно застланной постели, до сих пор не сняв ни шляпы, ни сапог. Он поднял голову и расплылся в широкой детской улыбке:

– Привет, Принцесса!

Расиния скользнула в спальню и осторожно прикрыла за собой дверь.

– Привет, Дантон. Что ты здесь делаешь?

– Думаю, – ответил он.

– О чем?

Дантон моргнул с озадаченным видом, как будто ее вопрос не имел никакого смысла. Помолчав немного, он кивнул на полупустой узкий бокал, стоявший на столике у кровати.

– Фаро дал мне выпить, но мне не понравилось.

– Не понравилось?

– Слишком много пузыриков. Ударили в нос. – Он вытер нос тыльной стороной ладони. – А пиво есть?

Боже всемогущий! Чувство вины захлестнуло Расинию, на миг накрыв с головой.

«Посмотри на него. Он не понимает, что происходит. Он не присоединился к нам сознательно, по собственной воле. Мы просто используем его – и знаем, что в конце концов это приведет его к гибели».

«Ты всех их используешь, – насмешливо ответила ей совесть. – Дантон ничем не отличается от Бена, Фаро или Коры. Все они лишь орудия для достижения твоей цели. И если одно из орудий сломается – что с того?»

«Но ведь они сами выбрали этот путь. Мауриск, Сартон, Бен, даже Фаро. И у каждого для выбора есть своя причина».

«А Кора? Она–то не представляет, во что ввязалась».

Расиния судорожно сглотнула. Дантон все так же улыбался ей. Нелегко было увязать эту детскую улыбку с человеком – человеком ли? – что еще недавно стоял на колонне Триумфальной площади. Понимает ли он, что творит?

– Дантон, – сказала она вслух, – сегодня ты произнес… рассказал очень хорошую историю.

Тебе понравилось, Принцесса? – Сердце ее болезненно сжалось от этого радостного голоса. – Было много народа, и все слушали.

– Да, много. – Расиния поколебалась. – А ты сам понял, что это за история? Понял, о чем она?

И снова все тот же озадаченный взгляд – как будто она спросила о чем–то уж вовсе несуразном.

– Принцесса, – сказал Дантон, – это история.

– Но тебя слушали люди! Что услышали они в этой истории?

– Люди любят истории. Они много кричат, но это хороший крик.

Демон Расинии, сущность, таившаяся в недрах ее души, беспокойно вздрогнула, словно шевельнулась во сне. Должно быть, избавляется от остатков спиртного, подумалось ей. Жаль. Было бы неплохо хоть на время уподобиться остальным и залить свой разум игристым белым вином. Или даже прилечь на кушетке и задремать.

– Я попрошу Фаро принести пива, – сказала она.

– Спасибо, Принцесса!

Расиния успела лишь приоткрыть дверь спальни, когда раздался стук. Стучали по наружной двери номера, всего в паре шагов отсюда. «Но ведь никто не должен знать, что мы здесь… Скорей всего, местная прислуга».

Расиния поборола зарождающийся страх и улыбнулась Дантону:

– Я скоро вернусь. Оставайся здесь и… думай, хорошо?

– Хорошо!

Дантон устроился на кровати, а Расиния вышла в прихожую и плотно прикрыла за собой дверь. Из гостиной, где все так же развлекались игрой Бен и Фаро, доносились их громкие голоса. Скорее всего, она единственная, кто слышал стук.

В наружной двери не было глазка – удобства, которое часто встречалось в гостиницах попроще. Расиния нахмурилась, затем всем весом навалилась на дверь и уперлась ногами в пол, приготовившись бороться с любыми попытками ворваться в номер силой.

– Кто там? – спросила она вполголоса – так, чтобы ее услышали по ту сторону двери. – Кто это?

– Расиния? Это ты?

– Сот?! – Камеристка, она же телохранитель принцессы, до сих пор твердо настаивала на том, что никто из заговорщиков не должен ее видеть. – Что ты здесь делаешь?

– Ты одна?

– Сейчас да. Остальные в гостиной, у балкона.

– Очень хорошо. Открой.

Расиния отодвинулась и большим пальцем поддела засов, позволив двери приотвориться на пару дюймов, не больше. При этом она подставила ногу, чтобы нельзя было толкнуть ее снаружи. В образовавшуюся щель она наконец разглядела Сот – и, вздохнув с облегчением, широко распахнула дверь.

– Очень хорошо, – сказала Сот. – Голос легко подделать. А теперь помоги мне с ней управиться.

Теперь стало видно, что рядом с Сот стоит девушка в щегольской черно–серой униформе горничной. Ее голова покоилась на плече Сот, и было очевидно, что лишь рука камеристки, обхватившая талию девушки, удерживает ту на ногах. Вначале Расиния решила, что горничная пьяна, но, когда Сот втащила в номер ее безвольные ноги, стало ясно, что она без сознания.

Расиния отступила в сторону и закрыла за ними дверь.

Сот, обшарила взглядом номер, кивком указала на двери спален:

– Там кто–то есть?

В одной спальне Дантон. – Сот неодобрительно нахмурилась. – В другой никого.

– Очень хорошо. Бери ее за ноги.

Расиния обхватила странную горничную за лодыжки и приподняла ее ноги от пола. Вдвоем они занесли девушку в пустую спальню, и Сот, втащив ее на кровать, разжала руки. Голова горничной тяжело упала на покрывало.

– Сот, – сказала Расиния, – кто она такая? И что с ней случилось?

Сот выглянула наружу и захлопнула дверь спальни.

– Что с ней случилось? Она мертва.

Сот ткнула пальцем в деталь, которую упустила из виду Расиния, – обмотанную кожей рукоять длинного стилета, которая торчала в левом боку девушки, прямо под мышкой.

Кто она такая, не знаю. – В руке Сот, как по волшебству, появился еще один стилет. – Но при жизни совершенно точно была агентом Конкордата.

Расиния смолкла, не найдясь, что сказать, а Сот не мешкая принялась за работу: разрезала корсаж юбки на мертвой девушке, затем рассекла юбку от талии до лодыжки, снимая с покойницы одежду, как университетский ученый снимает кожу с подопытного экземпляра.

Ты уверена, что она… – начала Расиния.

Сот тяжело вздохнула и с треском разорвала юбку. Бедро мертвой обхватывал кожаный ремень, и на нем в ножнах были закреплены несколько тонких кинжалов хитроумной конструкции. Сот выдернула один и метнула через комнату. Кинжал просвистел в воздухе и со стуком воткнулся в стену в паре дюймов от уха Расинии.

– Горничные не носят метательных ножей, – сказала Сот, – даже в Старом городе, а уж тем более в «Гранде». Она работала на Конкордат.

– Ладно, – пробормотала Расиния. Кинжал, вонзившийся в стену, все еще чуть слышно вибрировал. – Ты убила ее?

– Разумеется, я ее убила.

– Могу я спросить, чего ради ты раздеваешь ее догола?

Сот уже распарывала блузу до самого ворота.

Потому что кое–что ищу, а времени у нас мало. – Сот рывком, как нетерпеливый любовник, задрала нижнюю сорочку покойницы, ощупала ее груди и торжествующе ухмыльнулась. – Нашла! Приятно видеть такое постоянство.

– Сот…

Та предостерегающе вскинула руку и склонилась над трупом. И, выпрямившись, показала Расинии длинный плоский пакетик, изогнутый там, где он был прижат к телу агента.

– Карманы слишком ненадежны, – сказала Сот, – и приходится прятать это на себе. Иные устраивали тайник в заднем проходе, но я всегда предпочитала укромное местечко на груди и театральный клей. – Нахмурясь, она окинула взглядом тело горничной. – Интересно, кто сейчас обучает их этому трюку.

– Что это такое?

Шифр. Одноразовый, на пару сотен слов. Единственная копия хранится у какого–нибудь писца под Паутиной. – Сот развернула пакетик, оглядела квадратный листок прозрачной тонкой бумаги, вновь свернула его и спрятала подальше. – Так и составляются донесения.

– Понимаю. Значит, ты хочешь отправлять донесения от ее имени?

– Только одно. После использования шифр сжигают. Для надежности. – Сот покачала головой. – Что ж, постараюсь как–нибудь спасти дело.

– Спасти дело? О чем ты? Сот, ты видела эту толпу снаружи? – К Расинии отчасти вернулось недавнее воодушевление. – Мы победили! Мы свалили банк! Борель получит удар в самое уязвимое место…

– Я не про банки, – перебила Сот. – Вы привели Дантона сюда. Ты знаешь, сколько агентов следит за ним после сегодняшней речи? Теперь им известно, что он отправился в гостиницу, и остается только разузнать, кто еще был с ним в номере. Больше ничего и не нужно.

Она сердито тряхнула головой:

– Сколько раз я твердила тебе держаться от него подальше? Нельзя допустить, чтобы Орланко связал ваши имена!

– Дантона привел Фаро, а не я, – возразила Расиния, пытаясь оправдаться. – Его просто некуда было деть. Мне следовало раньше сообразить, что ему нельзя возвращаться в «Королевскую гостиницу». Мы могли бы продумать другие…

– О том, как исправить ошибку, подумаем позже. Сейчас нужно вывести тебя отсюда.

Расиния кивнула, стараясь сосредоточиться.

– Кто–нибудь еще из людей Орланко следит за этой гостиницей?

– Двое в куртках конюхов, под стогом сена в конюшнях, – мрачно отозвалась Сот. – Думаю, сейчас слежки за нами нет, но это ненадолго. Ты пойдешь со мной.

– А остальные?

– Предупреди их, если хочешь, – пожала плечами Сот. – Только не затягивай. Потом пускай выбираются, как хотят. Нам так или иначе нужно будет разделиться.

– Если Конкордат свяжет их с Дантоном…

– Если Орланко узнает, что ты вовсе не чахлая тихоня, которую так долго изображала, он закует тебя в кандалы до самой смерти отца, а потом благополучно выдаст замуж, и весь этот замечательный план пойдет прахом, – фыркнула Сот. – А теперь идем. Выведу тебя из гостиницы, а потом уж вернусь сюда прибраться.

– Хорошо, пробормотала Расиния и покосилась на мертвую девушку. – Тебе не кажется, что нужно бы… прикрыть ее, что ли?

Сот закатила глаза и, ухватившись за свисающий уголок одеяла, натянула его на полуобнаженный труп. Расиния поспешила в гостиную, всем сердцем надеясь, что Фаро и Бен не настолько пьяны, чтобы разучиться ходить.

Глава восьмая

Маркус

Маркуса не покидало отчетливое ощущение, что все это с ним когда–то уже было.

Изменилось окружение: вместо обширного, разоренного мятежниками тронного зала принцев Хандара – кабинет, отведенный Маркусу в Министерстве юстиции. Вместо несокрушимо чопорных хандараев разъяренные ворданаи, а вместо позолоченных, искусно завитых париков на них широкополые шляпы, с одной стороны подвязанные вверх согласно веянию нынешней моды. И лишь настрой все тот же: негодование привилегированных особ, чей привычный уютный мирок дал трещину, и кто–то должен немедленно все исправить.

– Я требую проучить этого негодяя, слышите? – надрывался граф средних лет с багровым лицом, перед встречей явно подкрепившийся полудюжиной бутылок вина. – Какой–то там купец, – он выплюнул это слово как грязное ругательство, – считает себя вправе изгаляться над уважаемыми людьми! Так вот, я этого не потерплю!

Граф размахивал листком бумаги – так неистово, что Маркус, как ни пытался, не мог прочесть ни слова, но по золотому обрезу узнал сертификат Второго доходного.

Будь его величество здоров, он бы не допустил такого безобразия!

Прочие знатные господа (коих в кабинет набилось больше десятка) поддержали это заявление гулом согласия. Все они заметно походили друг на друга, отчасти потому, что были почти одинаково одеты, отчасти по причине родства: троюродные дядья, внучатые братья – словом, седьмая вода на киселе. Пьяный толстяк самолично взялся выступать от лица всех собравшихся, ибо горел желанием высказать вслух то, что у всех прочих было на уме.

– Милорд, – начал Маркус, – как я уже говорил, мы расследуем случившееся, и могу вас уверить, что…

– Расследуете? Расследуете?! Черт подери, я требую, чтобы мерзавец еще до заката болтался на виселице!

– Вы позволите, Гарри?

Молодой человек, куда более сдержанный, деликатно тронул краснолицего графа за плечо. Толстяк слегка присмирел и с тяжелым шарканьем отошел в сторону, уступая тому позицию перед письменным столом Маркуса. Новый собеседник был хорош собой, с аккуратно подстриженной бородкой и темными, безупречно уложенными волосами. Модный стиль, на других смотревшийся скорее нелепо, ему придавал продуманно–небрежной дерзости.

– Капитан, – произнес он, – рад, что наше знакомство наконец состоялось. Позвольте представиться: граф Алан Д’Ильфин Вертю.

– Капитан Маркус Д’Ивуар, – нс без настороженности представился Маркус.

Он не выходил из–за стола, дабы не очутиться нос к носу с негодующими посетителями; кроме того, под столом можно было бы укрыться, если б им вздумалось швыряться чем–нибудь тяжелым.

– Простите, что не предлагаю вам сесть, милорд, но…

Вертю снисходительно махнул рукой:

– И я. капитан, в свою очередь прошу прощения за манеры некоторых моих спутников. Очевидно, вчерашние события многих вывели из равновесия.

– Их можно понять, – согласился Маркус. – Надеюсь, и вы понимаете, что жандармерия делает все возможное.

– Безусловно.

Вертю холодно улыбнулся:

– При обычных обстоятельствах, капитан, я бы и сам решительно настаивал на том, чтобы событиям, естественным для коммерции, предоставили идти своим чередом. Это, в конце концов, Вордан, а не Мурнская империя, и нельзя ожидать высочайшего вмешательства всякий раз, когда превратности рынка вызовут небольшой катаклизм.

Краем глаза он быстро, едва заметно глянул на краснолицего толстяка, который уже перешептывался с парой товарищей по несчастью.

– И тем не менее…

– Тем не менее?

– Капитан, данный случай выходит за рамки обычной коммерческой деятельности. Этот человек… Дантон… вступил в злонамеренный сговор, чтобы подорвать устои безусловно солидного финансового учреждения. Он посеял панику, прибегнув к злокозненным уловкам и подстрекательским речам. Рынки сейчас охвачены тревогой, и вполне оправданной, ибо кто знает, каковы мотивы Дантона и куда он нанесет следующий удар? Если бы жандармерия взяла дело в свои руки, уверяю вас, все вздохнули бы спокойно.

– Говоря «взяла дело в свои руки», вы, милорд, по всей видимости, имеете в виду «арестовала Дантона»?

– Это, на мой взгляд, наиболее уместный шаг. По крайней мере, следует взять его под стражу до тех пор, пока не будут выяснены его подлинные намерения.

Маркус пожал плечами, всем видом показывая, что и рад бы, но…

– К сожалению, милорд, мы обязаны действовать согласно требованиям закона, а закон требует производить арест только после выяснения подлинных намерений и никак не наоборот. Если мы сочтем Дантона виновным в некоем преступлении, мы, безусловно, тотчас же арестуем его – но до тех пор…

Вертю улыбнулся, но так натянуто, что, казалось, его улыбка вот–вот затрещит по швам. Интересно, подумал Маркус, сколько он потерял на крахе Второго доходного?

– Надеюсь, – проговорил граф, – вы согласитесь, что при таких обстоятельствах невозможно не прибегнуть к чрезвычайным мерам? Особенно если учесть неопределенность нынешней политической обстановки…

«Проще говоря – никому не известно, когда его величество отдаст богу душу». Маркус изобразил равнодушно–льстивую улыбку.

Увы, милорд, я не вправе самолично прибегать к чрезвычайным мерам. Я советовал бы вам обратиться к министру юстиции и прочим членам кабинета. Если милорд министр изволит отдать мне все необходимые распоряжения, я, безусловно, исполню их со всей возможной быстротой.

Наступила долгая тишина, которую нарушал лишь шепот в дальних рядах знатных посетителей. Вертю впился взглядом в Маркуса, словно прикидывал, не найдется ли иных средств воздействия на упрямого жандарма. Наконец он коротко, сухо кивнул:

– Как пожелаете, капитан. Я последую вашему совету.

– Желаю вам всяческих успехов, милорд.

Вертю развернулся и вышел из кабинета, прихватив с собой – не без пререканий – всех прочих аристократов. Издалека донесся выкрик толстяка: «Вздернуть негодяя!» – и тут же стих, оборванный хлопнувшей дверью. Маркус шумно выдохнул и сосчитал до трех. Не успел он направиться к двери, как раздался стук.

– Эйзен?

– Так точно, сэр!

– Заходи.

Шестовой Эйзен вошел в кабинет, здоровой рукой прижимая к себе внушительную пачку бумаг, перетянутую бечевкой. Она мешала по всей форме отдать честь, и шестовой неловко топтался на месте. Маркус, едва заметно улыбнувшись, жестом подозвал его.

– Полагаю, ты почти все слышал, – сказал он.

– Невольно, сэр. – Эйзен с усилием водрузил пачку бумаг на стол, выпрямился и запоздало откозырял. – Прошу прощения, что подслушал.

– Они так надрывались, что нас, пожалуй, «подслушивала» добрая половина министерства. И каковы твои впечатления?

– Сэр, это было нечто. Где вы научились так разговаривать со знатью?

– В военной академии, – ответил Маркус. – Курс входил в учебную программу. Боюсь, я слегка подзабыл предмет. Чувствую себя, будто прополаскивал рот мылом.

– А разве Вертю не отправится прямиком к министру?

– Да и пусть. Сегодня он с министром не увидится, это уж точно. – Маркус похлопал ладонью по листку бумаги на столе. – Граф Вальних собирается на заседание кабинета и желает, чтобы я тоже там присутствовал. Вряд ли у него будет возможность принимать визитеров, а уж я постараюсь сообщить ему о намерениях Вертю.

Эйзен кивнул.

Он не рассердится, что вы отделались от всей этой братии?

– Вряд ли.

Янус способен на многое, но не станет делать подчиненного козлом отпущения – разве что па то будет крайне веская причина.

Кстати, я никогда раньше не слышал о графе Вертю, но мне почему–то кажется, что это имя должно быть мне знакомо. По крайней мере, держался он так, будто я обязан сразу его узнать. Интересно почему?

Вовсе не обязаны, сэр. Их семья не имеет отношения к армии.

– Но это влиятельный род?

– Чертовски богатый, что, в общем–то, то же самое. Их земли в Транспале, на северном побережье. Севернее них уже Борель. Молодой Вертю наполовину борелгай но материнской липни и сам женат на борелгайке.

– И, как понимаю, у них прочные связи с банками.

– Так я слыхал, сэр.

– Кто бы сомневался, – заметил Маркус и пододвинул к себе стопку бумаг, принесенную Эйзеном. – Итак, что ты раскопал?

– Послужные списки, сэр, и доклады о происшествиях. По тем, кто был в ту ночь на пожаре, и… кхм… вице–капитану.

Эйзен неуютно поежился. Подобно большинству жандармов, он питал глубочайшее почтение к Гифорту и испытывал явную неловкость от того, что вынужден действовать за его спиной. Просмотрев уже отчеты за несколько лет, Маркус прекрасно понимал его чувства. В докладах, составленных Гифортом, наблюдались внимание к деталям и расположение к людям, служившим иод его началом, и все эти годы он твердой рукой вел жандармерию через хаос придворной политики и сменявших друг друга на капитанской должности временщиков. «Черт побери, я и сам был бы счастлив, если бы он служил у меня в Первом колониальном».

Впрочем, Маркуса интересовал вовсе не характер вице–капитана. Он нуждался в зацепке, в прямом объяснении, что подвигло Гифорта закрыть расследование, или в любом факте, который позволит ему в будущем надавить на капитана и вынудить того к откровенности. Такая необходимость ничуть не радовала, но другой путь был еще хуже. Порой Маркусу казалось, что сквозь три этажа каменного здания он чувствует на себе неотступный взгляд Адама Ионково, терпеливо ждущего, когда Д’Ивуар согласится на сделку.

– Сэр? – осторожно окликнул Эйзен.

Да? – Он уже развязал тесемку и сейчас бездумно перелистывал верхние документы.

– Я уверен, что если б вы просто спросили вице–капитана…

Маркус покачал головой.

– Рано.

– А вдруг он заметит, что кто–то копается в архивах?

– Если спросит в лоб, говори все как есть, – сказал Маркус. – Если нет – ты выполняешь частное поручение по моему прямому приказу. Ничего плохого в этом нет.

– Так точно, сэр, – пробормотал Эйзен с несчастным видом.

Маркус искренне сочувствовал ему: нет для солдата кошмара хуже, чем выполнять приказ одного начальника в обход другого. «Но я должен узнать правду! И раз уж Янус не спешит прийти мне на помощь, – полковник до сих пор не нашел времени лично поговорить с Ионково или хотя бы прислать Маркусу хоть какие–то указания, – я буду добиваться своего всеми доступными средствами».

Он сгреб бумаги в стопку и отпер ящик старинного дубового стола, где хранились добытые ранее документы. Добавив к ним сегодняшнюю добычу, Маркус отряхнул руки от пыли и встал.

Просмотрю их позже. Сейчас мне пора к его превосходительству, узнать, что за неотложное дело у него ко мне. Смотри в оба и постарайся не упустить ничего важного.

– Есть, сэр.

Эйзен замялся, но все же добавил:

– Удачи, сэр.

* * *

У Януса, разумеется, был собственный кабинет в Министерстве юстиции, но использовался он прежде всего для официальных случаев. Министерством Янус управлял из летнего домика в дворцовом парке, где разместил своих слуг и охрану, и обеденный стол в столовой уже служил ему импровизированным рабочим. Там крест–накрест были разложены стопки почтовой бумаги, и Янус раз за разом перебирал их, прежде чем добавить к уже написанному очередное слово. Серебряный поднос слева от него постепенно наполнялся запечатанной воском корреспонденцией, и то и дело в столовой появлялся слуга и заменял его пустым.

Солдаты в мундирах графства Миеран – красное на синем – охраняли домик: стояли на часах у входа и патрулями по четверо обходили окрестности. С тех пор как Маркус был тут в последний раз, их заметно прибавилось. Впрочем, он увидел и знакомое лицо – на входе в столовую ему четко откозырял лейтенант Улан.

– Сэр? – окликнул Маркус.

Янус прервался и аккуратно отложил перо на забрызганный чернилами стальной подносик, предназначенный именно для этой цели. Вытянул правую руку, растопырил пальцы и пощелкал суставами. Только после этого он поднял взгляд на вошедшего. К удивлению Маркуса, вид он имел изнуренный. Даже в Хандаре, в пустынном храме Янус не проявлял ни малейших признаков утомления, но сейчас его большие серые глаза были обведены красным, а верхняя губа и подбородок явно нуждались в бритве.

– В чем дело, капитан?

– Сэр, вы хотели меня видеть. Заседание кабинета.

– Ах да, действительно. – Янус потер переносицу. Он улыбнулся, но в глазах не мелькнули привычные искорки.

Маркус кашлянул.

– Прошу прощения, сэр, но вы выглядите… уставшим.

– Собственно, так и есть, – отозвался Янус. – Не могу припомнить, когда я в последний раз спал.

– Две ночи назад, – неожиданно для всех вставил лейтенант Улан. – И то всего три часа.

Маркус поднял голову и встретился с невозмутимым взглядом лейтенанта. На миг они ощутили себя почти сообщниками, связанными одним чувством – заботой о командире, который не думает о собственном благополучии. Маркус сдержал улыбку.

– Две ночи, – задумчиво проговорил Янус. – Что ж, отдохну после того, как закончится заседание кабинета, а пока у меня еще уйма дел.

– Можно задать вопрос, сэр?

Безусловно, капитан, хотя я оставляю за собой право не давать ответа. Разве Последний Герцог не читает всю вашу переписку?

Еще одна монография, которую я напишу, если когда–нибудь найдется время. Вероятно, она будет называться «О методах шифрованной связи».

Янус полюбовался недоумением на лице Маркуса и вновь улыбнулся: Пустое, капитан. Достаточно сказать, что способы обвести вокруг пальца наших шустрых друзей из Министерства информации имеются. Влияние герцога вездесуще, и клерки его весьма усердны, но вот приемы, мягко говоря, незамысловаты. Подозреваю, что власть избаловала его. – Он мельком глянул на стол и вздохнул. – К сожалению, эти приемы требуют значительных усилий с моей стороны.

Ответ мало что прояснял, но Маркус все равно кивнул. Янус поднялся из–за стола, всем телом потянулся и надел китель – с виду такой же помятый, как его хозяин.

Едва они вышли из дома, а охранники тактично отстали на несколько шагов, Маркус подался к полковнику и, понизив голос, проговорил:

– Сэр, я хотел спросить насчет нашего арестанта.

– Нашего… ах да. Арестант.

Я подумал, что вы, быть может, захотите поговорить с ним.

Янус глубоко вздохнул.

– Как–нибудь позже, капитан. Сейчас благодаря пресловутому Дантону события развиваются гораздо быстрее, чем я ожидал. Мы идем по чрезвычайно узкому мосту, и оступиться нельзя. У нас будет время заняться тайнами Черных священников, когда положение станет более… устойчивым.

«Ты уверен?» – привычной насмешкой отозвался из глубины сознания голос Джен. Маркусу захотелось возразить, но он успешно поборол свой порыв.