Текст книги "Солнце (ЛП)"
Автор книги: Дж. С. Андрижески
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 52 страниц)
Атвар сообщил нам, что Хорватия всё ещё вела такую торговлю с Римом.
Они продавали вино, сыры, козье мясо и говядину, курицу, злаки и пиломатериалы.
По той же причине у него имелись связи в торговых доках, и он прекрасно понимал протоколы безопасности, с которыми мы столкнёмся.
Чтобы поместиться в подземный туннель, мы убрали боковые крылья лодки-тримарана и превратили её судно с одним корпусом.
Атвар объяснил нам, что туннели были построены ещё до карантина и существовали с периода Первой Мировой Войны. Тогда они использовались как бомбоубежища и пути побега во время зачисток под началом немцев и Сайримна после сражения в Капоретто в Словении. Я не настолько хорошо знала историю Первой Мировой, чтобы прокомментировать последнюю часть, но я заметила мрачное выражение, промелькнувшее на лице Ревика.
Он явно прекрасно помнил то, что имел в виду Атвар.
Грузовые доки полностью находились в компетенции римской армии, но туннели были известны в основном местным, особенно тем, кто работал в доках.
Все остальные вошли в грузовые доки через главный вход, где были сосредоточены основные меры безопасности. Хотя на другом конце туннелей имелись охраняемые ворота, подкреплённые армейскими беспилотниками, охрана не могла сравниться с той, что на главном входе в доки, и уж тем более на воротах Рима.
Отчасти это было практичным.
Туннели были такими узкими, что не представляли большой угрозы проникновения, ибо лодки, способные проплыть по ним, были слишком маленькими и не могли провезти значительное количество видящих или людей. Более того, грузовые доки могли заблокировать свой главный вход и вход в туннели с побережья, по факту заточив вторгшихся видящих или людей внутри бухты, пока их не найдут флаеры или команды разведки, следившие за этим местом.
По словам Атвара, их единственным поводом для беспокойства был риск потерять груз из-за атак террористов, обычно подразумевавших взрывчатку. Поэтому их армейские беспилотники очень чутко реагировали на любые субстанции, считавшиеся взрывными или нестабильными.
Если такие субстанции не были заранее зарегистрированы и подтверждены как запрошенные в Рим, то любые суда с такими материалами конфисковывали, а членов их команды убивали, после чего на борт поднимался армейский персонал и проводил обыск.
К счастью для нас, мы не везли с собой взрывчатку.
По той же причине мы даже не везли с собой оружие.
Атвар также предупредил, что у него имеются связи на этом пути проникновения, пусть и несколько ограниченные. Он казался уверенным, что этих связей окажется достаточно, чтобы провести нас и, что более важно, дать нам доступ к длинным баржам, проходившим через римские ворота.
Во время наших планировочных сессий Атвар уже сообщил, что не сможет протащить нас с Ревиком через главные ворота и меры безопасности так, чтобы нас не опознали.
Однако он мог провезти нас на санитарной или грузовой барже, если мы готовы несколько часов потерпеть сильный дискомфорт.
Я чувствовала, что Ревик не очень-то в восторге от такого подхода.
В особенности из-за меня.
Он не говорил этого прямым текстом, но у меня определённо сложилось впечатление, что беременность сыграла большую роль. Хотя, честно говоря, сложно было сказать, учитывая то, насколько наши света в целом были нестабильны в отношении друг друга.
Тем не менее, Ревик согласился с Атваром, что мы двое никак не можем проникнуть через основные точки входа, хоть по воде, хоть по суше. Похоже, он считал, что если до такого дойдёт, то нам лучше поддержать остальных из-за стены.
А так мы должны были готовы переключиться на лобовую атаку, если в какой-то момент всё пойдёт не по плану, и мы не сможем отступить… или просто по какой-то причине решим не делать этого.
Если это случится, всё ляжет на плечи Ревика. Он по-прежнему был нашим самым смертоносным оружием, особенно в данный момент. Я дам ему доступ к моим верхним структурам и опущу щит с этих же верхних структур.
Но оружием будет Ревик.
Сейчас он сидел позади меня, оседлав сложенное крыло тримарана, и тихо грёб веслом, направляя нас по каменному туннелю.
Своим светом я ощущала, что мы миновали больше половины пути.
«Возможно, я не сумею с этим справиться», – пробормотал он через нашу связь.
Я повернулась к нему, не переставая грести.
«Что ты имеешь в виду?»
Он бросил на меня косой взгляд, затем после кратчайшей паузы послал мне сжатую коллекцию образов, эмоций, мыслей. Почувствовав, как мою грудь сдавило от резонанса с показанным, я снова обернулась к нему.
Ревик страдал от клаустрофобии.
Ревик страдал от очень сильной клаустрофобии.
Я осознала, что ему уже было тяжело находиться в этой подземной реке с низким потолком и каменными стенами по обе стороны. То, как Атвар планировал протащить нас с Ревиком через грузовые ворота, будет ещё хуже.
Мысленно отпинав себя за то, что до сих пор я даже не подумала об этом, я снова обернулась через плечо, продолжая размеренно грести с другими.
«Ты можешь использовать меня? – послала я. – Могу я что-то сделать? Как-нибудь закрыть тебя щитом?»
Губы Ревика поджались, когда он глянул на каменные стены. Переведя на меня взгляд своих хрустальных глаз, он выдохнул, продолжая грести мощными движениями рук и плеч.
«Нет. Я по-прежнему не считаю, что нам стоит рисковать и использовать щиты до того, как мы попадём внутрь, – послал он. – Во всяком случае, твои. Я бы предпочёл полагаться на людей Атвара, если не возникнет крайней необходимости».
Я кивнула, подумав об этом.
Я всё ещё чувствовала себя куском дерьма из-за того, что даже не вспомнила про его клаустрофобию в контексте этой части плана. Я думала о ней в отношении тех подземных пространств, в которые нам, возможно, понадобится войти – горячая точка Данте, катакомбы Ватикана, вероятно, ещё один бункер, подобный тем, с которыми мы сталкивались в Денвере и Пекине. В целом я сосредоточила своё беспокойство на том, что случится, как только мы попадём за стены города.
Я беспокоилась о том, как открыть Барьерную дверь по другую сторону горячей точки Данте, при условии, что мы её вообще найдём её. Я беспокоилась о том, что мне, возможно, придется открыть дверь в кратчайшие временные рамки.
Я также беспокоилась о том, с чем мы можем столкнуться в живой машине, которую описывал мне Ревик, не говоря уже о генетически созданных телекинетиках Менлима.
Я так сосредоточилась на этой стороне проблемы, что позволила ему, Балидору и Атвару думать о том, как провести нас за стены города. Конечно, меня держали в курсе, но я не особенно высказывала своё мнение. Я посчитала, что раз мои нижние структуры почти полностью слепы из-за беременности, я всё равно не смогу помочь им в этом отношении.
Я чертовски жалела, что Ревик ничего не сказал.
Он пожал плечами. «У нас не было вариантов получше. Это просчитанный риск».
Когда я бросила на него очередной обеспокоенный взгляд, он послал мне импульс заверения.
«Всё будет хорошо, Элли, – он слегка улыбнулся, посылая мне больше тепла. – Возможно, мне просто понадобится, чтобы ты поговорила со мной. Или как-то отвлекла».
Я кивнула, послав ему импульс заверения.
Но, прикусив губу, я скрыла от него своё беспокойство за щитом.
Знакомый Атвара встретил нас у глубинных ворот.
Эти ворота находились в изогнутой секции подземного туннеля на расстоянии примерно тридцати метров, в тёмном участке, где не было ничего, кроме камня и холодной воды. Здесь нас было совершенно не видно из основной грузовой бухты.
Мы, в свою очередь, тоже не видели бухту или то, что в ней находилось.
В данном случае название «ворота» было вполне буквальным – тяжёлая стена из кованого железа отделяла нас от последнего сегмента водного канала, и в ней имелись отверстия такого размера, в которые могла бы протиснуться только кошка или небольшая собака.
В такое отверстие не поместилась бы даже голова взрослого человека, что уж говорить про плечи.
Атвар называл своего знакомого, стоявшего по ту сторону ворот, именем Погро.
Погро, видящий средних лет с явно ближневосточными чертами лица, открыл ворота вместе с тремя своими друзьями, используя ручной рычаг с толстой ржавой цепью толщиной с руку Ревика.
По другую сторону ворот находился маленький деревянный док, где Погро и его друзья присели в маленькой низенькой лодке, освещённой лишь факелами. Как только мы стали грести и проплыли через проход, они забрались на борт и начали общаться с нами на языке жестов видящих, рассказывая нам, что будет дальше.
Погро предоставил нам документы и разрешение на работу, рабочие комбинезоны, а также в некоторых случаях шапки и заколки для волос, чтобы сделать нас менее подозрительными. Видимо, волосы Балидора были слишком короткими, а волосы Калаши – слишком светлого оттенка.
Что более важно, он предоставил нам идентификационные бейджи с чипами, которые должны работать по обе стороны ворот. Эти документы предписывали большинству наших людей работать на одной из римских грузовых барж.
Эта баржа отправлялась меньше чем через час.
Погро сказал нам, что остатки груза с баржи сейчас грузят на иностранные корабли поменьше – в основном скот, еда и вино. Оказывается, Рим пропускал через городские ворота лишь ограниченное количество барж, которые все принадлежали и управлялись персоналом и охраной, лично отобранными охранниками и армией Рима.
Вся погрузка и разгрузка происходила в этой бухте и в ещё одной, к югу от реки Тибр, на побережье Италии. Охрана и персонал этих бухт также относились к юрисдикции Рима.
Сам Погро работал на Рим.
Благодаря ему, большая часть наших людей будет выполнять функции персонала баржи.
Для людей Атвара, координируемых Виком и Данте, их фальшивые личности уже согласовали с биометрическими данными, введёнными в базы данных охраны, которыми пользовались римская армия и таможня. Балидор, Атвар, Джусеф, два охранника Атвара, Калаши, даже Фигран и Касс были зарегистрированы в системе как работники, которым разрешалось трудиться в доках.
Если всё пройдёт хорошо, они сохранят эти личности, когда мы пройдём через охраняемые ворота, ведущие в Рим.
Мы с Ревиком будем путешествовать иным путём.
Для нас они тоже достали бейджи и удостоверения личности, но наши псевдонимы предназначались для последующего использования – то есть, когда мы уже окажемся по ту сторону карантинных ворот.
Погро, знакомый Атвара в доках, жестом позвал нас двоих за собой, пока его люди взяли на себя управление лодкой и забрали у нас вёсла. Как только наши люди и люди Атвара спустились на маленький деревянный причал, команда Погро погребла на тримаране по туннелю, в сторону грузовой бухты перед нами.
Я понаблюдала за ними всего несколько секунд, и тут Погро слегка ткнул мой свет, пытаясь привлечь наше с Ревиком внимание. Он приготовил для нас ящик, находившийся в центре длинной плоской лодки, пришвартованной в доке. Я впервые осознала, что вторая лодка ждала Балидора, Атвара и остальных.
Два работника дока стояли возле ящика на первой лодке и держали крышку открытой.
Посмотрев на это, я невольно глянула на Ревика.
Моей первой мыслью было… он прав.
Он не сможет с этим справиться.
Ящик был приличных размеров. Честно говоря, он был даже крупнее, чем необходимо, чтобы вместить нас двоих, и поэтому я подумала, что раньше они перевозили большее количество людей.
Похоже, ящик делал именно то, что заявил Атвар. Даже будучи по большей части слепой, своими верхними структурами я чувствовала био-электро-органическое поле, которое генерировал ящик.
По словам Атвара и Калаши, это поле должно блокировать и искажать не только стандартное биометрическое сканирование, но и любые Барьерные сканирования, проводимые охранниками, которые работали на воротах. Органические стенки были толстыми, и когда я настроилась на них своими верхними структурами, я наткнулась на голую стену.
Это не было пустым местом в Барьере, которое всё равно привлекло бы внимание как какая-то аномалия… я действительно ничего не видела.
Я даже не заметила отсутствия чего-либо.
Кто бы ни разработал этот ящик, он запрограммировал органическое поле, чтобы оно резонировало с окружающим Барьерным пространством. В результате всё было даже менее подозрительным, чем щит видящего.
Ящик бесшовно сливался с Барьерным пространством, в котором он находился.
Но всё это не было проблемой.
Проблемой было то, что хоть он и такой большой, он недостаточно большой, бл*дь. В нём не было окон, видимых дверных ручек или замков на внутренних панелях, никакого освещения внутри.
Ревик слетит с катушек.
Атвар хмуро посмотрел на нас обоих, сверившись со временем в гарнитуре.
– Какие-то проблемы? – спросил он. – Нам надо пошевеливаться. Я хочу, чтобы вас погрузили с остальными контейнерами, чтобы наши люди не выделялись.
Ревик просто стоял там, глядя в глубокое прямоугольное пространство.
– Забирайтесь, – сказал Атвар. – Сейчас же.
Я почувствовала, как Ревик позади меня задышал тяжелее.
Я также чувствовала, что Балидор и Касс наблюдают за нами. Я почувствовала, как у них словно загорелась лампочка над головой, когда они поняли, что не так, и почему мы с Ревиком просто стоим на месте.
– В чём проблема? – резко спросил Атвар.
Я посмотрела на Ревика, мягко поддев его своим светом.
Он бросил на меня беглый взгляд, затем его глаза снова вернулись к органическому ящику.
«Будет проще, если я залезу первой?» – спросила я у него.
Он бросил на меня очередной беглый взгляд.
Осознав, что все на небольшом причале теперь уставились на нас, я взяла его за руку и повела за собой, пока мы не оказались перед открытым контейнером.
Я отпустила его только тогда, когда взялась за край ящика и аккуратно переступила через бортик, поочередно перекинув ноги. Оказавшись внутри, я подвинулась к дальней части ящика, оставив Ревику место, чтобы последовать за мной. Я заметила, что материал слегка проседал под моими ботинками, как толстый губчатый коврик. Это стало ещё заметнее, когда я опустилась на колени, а затем легла на органический металл.
Улёгшись на спину, я посмотрела на Ревика, снова поддев его своим светом.
«Давай, – я сохраняла свои мысли нейтральными, почти деловитыми. – Как ты и сказал, это единственный способ. И я помогу. Обещаю».
Я почувствовала, как верхние уровни его света искрят от паники.
Ничего не отразилось на его лице или, наверное, в его нижних уровнях его света, когда он перебросил ногу через край ящика. Он сделал один шаг, затем опустился одним грациозным движением, улёгшись на спину рядом со мной.
Клянусь, я слышала его сердцебиение, даже лежа в полуметре от него.
– Готовы? – спросил Погро сверху.
– Просто закрой крышку, – твердо сказала я. – Сейчас же.
Ревик рядом со мной напрягся, словно всё его тело превратилось в камень. Я посмотрела на него, наблюдая, как его лицо скрывается в тени, когда они опустили над нами зеленовато-зеркальную крышку.
Ревик тут же схватил меня за руку.
– Бл*дь, – произнес он. – Бл*дь… Элли.
Я крепко стиснула его пальцы в ответ.
– Всё хорошо, – сказала я ему. – Эй. Всё хорошо. Ревик… сосредоточься на мне. Сосредоточься на моём голосе, ладно?
Он задышал тяжелее, пыхтя и глядя в потолок.
Я вообще не видела его своим физическим зрением, но достаточно чувствовала через связь между нами и почти могла вообразить, будто вижу его. Чувствуя панику, кружившую в его свете, я поймала себя на том, что радуюсь звукоизоляции ящика.
И всё же я почти видела, как он прикусывает язык, чтобы не нарушать тишину.
Повернувшись на бок, я начала гладить его по рукам и бокам. Я чувствовала, что его дыхание становится тяжёлым, сердце гулко колотится под моими пальцами. Его кожа покрылась лёгким слоем пота, сделавшись нехарактерно прохладной, почти липкой.
Я чувствовала, что мои прикосновения сбивают его с толку, завладевая его вниманием, отвлекая его.
Я осознала, что вообще не чувствую движения за пределами ящика.
– Амортизированный, – сказал Ревик, и его голос напоминал хрип. – Ящик должен быть амортизированным. То если, если они включат глушители, мы можем сколько угодно двигаться, но не сдвинем ящик, и нас не услышат, что бы мы тут ни делали…
Я перебила его, чувствуя, куда он ведет с этим всем.
– …То есть, если они нас уронят, мы не пострадаем, – сказала я с лёгким весельем в голосе. – Это успокаивает.
Он умолк, всё ещё глядя в темноту и тяжело дыша.
– Ревик, мы по-прежнему на лодке, – сказала я ему. – Мы в лодке. Они погрузят нас на баржу, помнишь? Затем они понесут нас. Мы наверняка этого не почувствуем. Мы наверняка ничего не почувствуем, пока они не откроют ящик на той стороне…
– Элли, – перебил он. – Это не помогает.
Я кивнула, сохраняя свой свет и голос спокойными.
– Ладно. А что поможет?
– Разговоры не помогают, – сказал он, как будто задыхаясь. Он протянул руки, дотронувшись ладонями до потолка ящика и ощупав гладкую поверхность. – Разговоры не помогают, Элли. Это вызывает стресс. Я стараюсь думать о другом…
– Ладно, – я схватила его за руку, найдя его запястье и опустив обратно. Переплетя наши пальцы, я прижала наши руки к его боку, подвинувшись ближе и гладя его живот другой рукой. – Хочешь, я помассирую тебе спину? – предложила я. – Ты мог бы перевернуться, и…
– Нет, – перебил он. – Нет, Элли.
Его другая рука теперь ощупывала бок ящика.
Я гадала, осознает ли он вообще, что делает.
– Эй, – я потянулась к его подбородку и повернула лицом к себе. – Эй, сосредоточься на мне. Сосредоточься на мне, хорошо? Забудь про дурацкий ящик.
Я чувствовала, как Ревик пытается, силится прислушаться ко мне. Сжав руки в кулаки, он слегка повернулся на бок, всё ещё дыша слишком тяжело, и закрыл глаза, пытаясь заблокировать любое осознание того, где он находится. Я чувствовала, как он пытается медитировать, опустошить свои мысли, считать вдохи, сосредоточиться на сердцебиении, на звуке моего дыхания.
Его ладонь нашла моё сердце. Он прижал ладонь к моей груди, стараясь почувствовать каждый удар.
Но я ощущала панику, гложущую его разум.
Она была слишком стремительной и не подчинялась разуму.
Она не подчинялась логике или какой-то внятной нити повествования, и уж тем более какому-либо подобию будничности. Я даже не чувствовала в нём много воспоминаний или сознательных травм, или даже образов, сопутствовавших страху.
Такое чувство, будто какая-то его часть просто покатилась под откос.
И чем дольше это продолжалось, тем сильнее нарастало напряжение, и вот уже его дыхание начало застревать в лёгких, а сердце заколотилось так быстро, что я забеспокоилась, как бы у него не случился сердечный приступ.
Когда я попыталась почувствовать его свет, в этом свете жило нечто почти биологическое.
Такое ощущение, будто его накачали наркотиками.
Полежав там ещё несколько секунд, я начала задаваться вопросом, может, нам стоило накачать его наркотиками. Я не беспокоилась, что кто-то может нас услышать, даже если он закричит. Но если он по-настоящему слетит с катушек, он может использовать телекинез и попытаться силой вырваться из ящика.
До меня впервые дошло, что это может стать крупной проблемой, бл*дь.
Не столько для самого Ревика, как я беспокоилась изначально. Это может оказаться большой проблемой для всей операции. Мы все могли погибнуть.
Я почувствовала, что его сердце колотится всё быстрее и быстрее, пока он смотрел в темноту. Я пыталась успокоить его своим светом. Я посылала тепло, заверение, любовь, спокойствие. Я посылала образы Лили, нас втроём при нашей последней встрече в том отделении резервуара на корабле.
Казалось, вообще ничто не пробивалось сквозь его панику. Всё как будто соскальзывало с поверхности его aleimi, не задевая его и не влияя на заряд в его свете.
Я положила ладонь на его член.
Ревик дернулся всем телом.
Повернувшись в темноте, тяжело дыша, глядя на меня, он покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Нет, Элли.
Я нахмурилась, но не убрала руку.
Его паника усилилась, когда я продолжила массировать его там.
Она усилилась, но изменилась.
Я почувствовала, что фокус его внимания сместился с ящика, темноты и нашей неспособности выбраться. Вместо этого его сознание разделилось, и в его свете зародился новый конфликт, когда он начал беспокоиться о том, что я делала, и стоит ли ему позволять мне делать это. Две вещи воевали в его свете и разуме, и это сумело разрядить большую часть того напряжения, которое назревало в верхних структурах его света.
Скользнув поверх него, я стала расстёгивать пряжку его ремня.
Ревик издал стон, стиснув мои волосы в кулаке.
– Чёрт возьми, – он крепче сжал ладонь. Я ощутила, как по его свету пронеслась жаркая волна агрессии, от чего его спина и тело напряглись, и он умолк. Я чувствовала, как ему хочется наорать на меня, обозвать, говорить дерьмовые вещи, но и этого он не сделал.
Он даже не пытался сбросить меня с себя.
Подвинувшись ближе, я просунула свою ногу между его ног и открыла свой свет.
Ревик издал надрывный стон.
Когда я сильнее открыла свой свет, его рука обвила мою талию, крепко прижимая меня к нему. Его спина непроизвольно выгнулась, когда я сильнее навалилась своим весом.
– Бл*дская сука… – пробормотал он.
Он сказал это тихим, хриплым голосом, но я уже чувствовала, как его свет начинает смещаться.
Что касается самих слов, по какой-то причине они меня не беспокоили.
Я чувствовала там злость, но она всё равно казалась направленной не на меня. Вместо этого я ощущала некую капитуляцию, беспомощность, смешанную со злостью на нас обоих и в то же время не на нас. Ревик ненавидел то, что со мной чувствовал себя беспомощным. Он хотел доверять мне, но тоже не мог этого сделать.
Честно говоря, почувствовать это в нём стало почти облегчением.
Я ощущала там агрессию, недоверие, обиду, неудовлетворённую сдержанность, с которой он жил, наверное, с тех пор, как мы стояли у той стены возле Запретного Города в Китае.
Наконец-то почувствовать это стало облегчением.
Облегчением стало то, что он не скрывал этого от меня.
Ревик просто лежал там, тяжело дыша, пока я расстёгивала его ремень, а затем и брюки.
Он не шевелился, не пытался остановить меня, пока я сдёргивала брюки по его бёдрам, наполовину улёгшись на него, чтобы отделить его от безликого потолка органического ящика.
– Элли, зачем? – спросил он. – Зачем? Разве ты не хочешь сделать это правильно?
– Мы делали всё правильно, – сказала я. – Но мы также почти полностью сосредоточились на мне. Ты злишься на меня, – добавила я, когда он стиснул мои бёдра через армейские штаны. – Ты злишься на меня ещё с Китая.
– Нет, – боль скользнула по его свету, и он стиснул меня ещё сильнее. – Нет. Это неправда.
– Правда, – сказала я. – Может, ты чувствовал не только это, но эту часть ты мне не показывал. Эту часть ты прятал, пока играл в идеального мужа.
Его боль резко усилилась, ударив по мне с такой силой, что у меня перехватило дыхание.
На сей раз это не ощущалось как боль разделения.
Он казался уязвлённым.
Не просто уязвлённым. Лёжа там, он ощущался впавшим в уныние, подавленным. Даже опустошённым. Как будто я только что сказала ему, что всё, что мы делали, было ложью, или всё это было впустую, напрасной тратой нашего времени.
– Ревик, – я сделала свой тон мягким, убаюкивающим. – Ревик, детка. Я не оскорбляю тебя. Я ни в чём тебя не обвиняю. Я не это имела в виду. И это работает. Это работает для меня. Обещаю тебе, это так. Но это не может полностью сводиться ко мне.
Я по-прежнему массировала его член. Я почувствовала, как его тело смягчается подо мной, хотя он противился своим разумом и светом.
Я заговорила тише, нежно притягивая его своим светом.
– Муж, ты вёл себя изумительно. Абсолютно изумительно. Я серьёзно. Но ты не можешь тащить всё на себе. И ты не можешь взвалить на себя всю вину. Мы вместе приняли решение. Мы вместе составили план. Твой отъезд к Менлиму, ситуация с Даледжемом… мы сделали это вместе.
Но Ревик покачал головой, его свет сильнее закрылся.
– Нет, – он снова покачал головой, обхватив пальцами мои бёдра. – Нет, это не то же самое. Не то же самое, Элли. Это я должен был прийти к тебе…
– Почему? – раздражённо спросила я. – Почему это всегда должен быть ты, Ревик? Почему это твоя работа – налаживать всё между нами? Постоянно иметь дело с моим безумием? Это потому, что я беременна?
Он покачал головой, и ещё больше боли вышло из его света.
– Нет.
– Тогда почему? – спросила я. – В чём дело?
– Не я собирался уходить от тебя, Элли, – сказал он, задышав тяжелее. – Не я думал об уходе. Я не хочу никого другого. Я не люблю никого другого, – его голос сделался более тяжелым, хриплым. – Я должен это исправить. Я должен это исправить, Элли. Разве ты не понимаешь?
От боли в горле встал ком, мешавший дышать и на мгновение лишивший меня возможности ответить.
Всё ещё глядя на него, оставаясь слепой в темноте, я покачала головой.
– Нет, – только и смогла сказать я.
На мои глаза навернулись слёзы.
Несколько долгих секунд я просто сидела на нём в темноте, чувствуя эмоции, искрившие в его свете и моём. Я чувствовала, из чего он исходит, и пусть на каком-то уровне я это знала, я понимала его чувства и то, что он считает себя ответственным за всё это и за решение проблемы, чувствовать это в его свете – совсем другое дело. Совсем другое дело – ощущать его страх, ту его часть, которая верила, что уже слишком поздно, что он не сумеет спасти ситуацию для меня, для его семьи.
Мой разум обдумывал все те вещи, что я могла сказать.
Я подумывала поспорить с ним.
Я подумывала поговорить с ним о Даледжеме, от которого он держал меня подальше, хоть и не признавался в этом мне или даже себе. Я ощущала его чувство вины за это, понимание в глубине души, это убеждение, что он должен держать Даледжема подальше от меня, иначе потеряет меня навсегда.
В итоге я ничего не сказала.
Скользнув ниже по его телу, я удерживала Ревика в лежачем положении, упёршись рукой в его грудь, а другой обхватив его член. Я не ждала, когда он отреагирует, а взяла его в рот. Я не позволяла себе думать о том, зачем я это делаю, с каким мотивом, и не возражает ли он, учитывая всё, о чём мы говорили за последние несколько недель.
Я не думала о нашем споре касательно того, чтобы мы подождали и не делали ничего излишне интимного, пока не просмотрим все воспоминания вместе.
Я не думала об его клаустрофобии и о том, почему я изначально затеяла это.
Боль дрожью пронеслась по нему, затмив мой разум.
Она волнами ударяла по моему свету, становясь всё более интенсивной, и его пальцы вплелись в мои волосы. На мгновение я ощутила в нём сомнение, ещё более беглые проблески былого страха, ящика и темноты нашего убежища, того, о чём я его просила, соглашений, которые я нарушала.
Я ощущала его горе из-за нас двоих, его злость на себя за то, что подверг риску наши отношения.
Я чувствовала его злость на себя за то, что он выбрал для меня Даледжема.
Я ощущала его обиду на Даледжема за то, что тот обратился против него.
В итоге всё это стало смутной безымянной нервозностью в его свете, которая сначала ранила его, потом сбивала с толку, потом невнятно отвлекала… пока всё не померкло.
К тому времени я сомневалась, что Ревик вообще помнит, где находится.
Боль была сильнее, чем в тот момент, когда мы проснулись на лодке Атвара. Она была сильнее, чем до Дубая, когда Фигран шалил с нашим светом. Она была сильнее, чем в период его отсутствия, пребывания с Менлимом в Китае.
Даже когда воспоминание о нашем изначальном связывании было свежо в наших светах, это все равно было хуже.
Я не позволила ему кончить.
Может, это к лучшему. Как бы сильно его свет ни притягивал меня, я не была уверена, что Ревик хочет этого. В то же время я не могла сказать, что с моей стороны это было полностью рациональным решением, основанным на какой-то ясной мысли или на том, чего он хочет.
Это было скорее инстинктивным.
Ревик бывал близок. Я чувствовала, как его свет сливался с моим. Я чувствовала, как мой свет реагировал, хотел погрузиться вместе с ним в это, так сильно хотел этого…
А потом я слегка отступала.
Отчасти это могло быть связано с Даледжемом.
Я чувствовала, как он борется с отпечатками, крепче стискивая меня. Он застонал, когда я притянула его, прося быть грубым. Он снова застонал, когда я открыла свой свет и позволила ему почувствовать меня. Я чувствовала, как он хочет кончить, но это было животное желание, а не рациональное, не основанное на каких-то мыслях или чувствах, и уж тем более не на том, чего он хотел ранее.
И всё же его свет и тело притягивали меня так сильно, что я едва не отключалась.
В какой-то момент Ревик физически оттащил меня от себя, дёрнув за руку, за волосы, требуя мой рот, требуя поцелуя. Я скользнула вверх по его телу, и его руки пробрались под мою рубашку, лаская грудь, спину, как будто каждый дюйм моей кожи.
Его рот нашел мои губы.
Я лежала на нём, целуя его, пока Ревик продолжал изучать меня руками.
Его боль как будто просачивалась сквозь кожу и мышцы его груди и живота, пока он прижимался ко мне. Я чувствовала каждый вдох, каждый удар его сердца, каждое движение его губ и языка. Его пальцы снова сжали мои волосы, и я ощутила их кожей головы; его свет притягивал меня, и Ревик углубил поцелуй.
Всё ещё чувствуя то горе в его сердце, я испытала вспышку раздражения.
Когда его эмоции ожесточились, становясь более острыми, я уже не смогла терпеть.
Отстранив нас друг от друга, я посмотрела на него в темноте.
Мы оба тяжело дышали, наши ладони не отрывались от обнаженной кожи друг друга.
Я снова не могла видеть его.
Я лишь чувствовала его, видела своим светом.
Почему-то это ещё сильнее раздражало меня.
– Ты хочешь, чтобы я доверяла тебе, – сказала я, всё ещё переводя дыхание. – Ты хочешь, чтобы я доверяла тебе, Ревик. Ты постоянно просишь меня об этом. Ты постоянно хочешь этого.
Он крепче обхватил меня рукой.
– Да.
– Тогда ты должен доверять мне. Ты должен доверять мне.
Когда мои слова повисли в воздухе, воцарилось молчание.
Ощущая его сомнение, я стиснула его волосы в кулаке.
– Ревик, я выбрала тебя, – в мой голос просочилась почти злость. – Тебя. Не его. Я выбрала тебя ещё до того, как ты прошёл через ту дверь в стене Запретного Города. Я сделала это ещё до того, как ты поговорил с Уйе; до того, как ты отослал Даледжема; до того, как ты начал эту штуку с нашими воспоминаниями. Я никогда не выбирала не тебя. Это всегда был ты. Джем это знал. Он даже понимал это, когда не реагировал на наш свет… или на мою беременность. Почему он знал это так абсолютно и бесповоротно, а ты не знаешь?
Ревик всё ещё дышал тяжело. Его рука крепче сжала меня.
Но он по-прежнему ничего не говорил, и те сомнения не рассеялись.
