355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Доминик Ливен » Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814 » Текст книги (страница 33)
Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814
  • Текст добавлен: 5 апреля 2017, 11:00

Текст книги "Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814"


Автор книги: Доминик Ливен


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 51 страниц)

Хотя Гурьев опасался гиперинфляции в России, он склонялся в пользу той точки зрения, что высокий уровень экономической активности, связанной с необходимостью восстановления разрушенного в результате наполеоновского нашествия, поглотит значительную часть заново напечатанных бумажных денег. Ту же роль он отводил внешней торговле России сразу после снятия континентальной блокады и впредь. Действительно сильное беспокойство вызывал у министра финансов тот факт, что полевая армия тратила крупные суммы русских бумажных денег за границей. Ни один иностранец не пожелал бы связываться с этими деньгами, равно как не стали бы частные лица использовать их в качестве уплаты за товары и услуги, предоставленные другими немцами. Таким образом, велика была вероятность того, что все уплаченные средства были бы возвращены России для перерасчета, что могло пагубно сказаться на курсе рубля по отношению к валюте других стран.

Гурьев предупреждал о том, что в случае обрушения курса бумажного рубля, финансирование полевой армии станет невозможным. Чтобы этого избежать, он затягивал вопрос о передаче денежных средств в Главный штаб армии и вынудил Комитет министров согласиться с рядом внесенных им предложений, включая вопрос о выплате находившимся за границей офицерам и солдатам лишь половины жалованья, тогда как другую половину предполагалось выдавать по возвращении их в Россию. Отчасти справедливый довод Гурьева состоял в том, что служившие за границей солдаты и офицеры в значительной мере жили за счет доходов с земли и не нуждались в большом количестве наличных денег. Тем не менее, если бы эта мера была принята, ее влияние на моральное состояние войск легко представить: по европейским стандартам, личный состав русской армии и без того получал очень мало, принимая участие в изнурительной кампании на чужой земле, цели которой многим офицерам были не ясны[577]577
  Там же. С. 55–63.


[Закрыть]
.

Ввиду безоговорочного приказа от императора, Гурьеву пришлось выделить средства для армии независимо от обстоятельств, но в том же направлении подтолкнули его известия о намечавшейся крупной субсидии со стороны Великобритании, на которую он уже перестал было надеяться. Отчасти это был вопрос самолюбия. Кроме того, когда война шла на территории России, министр финансов мог без большого труда обойтись собственными средствами. Возможно, именно по этой причине лишь через много месяцев после восстановления дипломатических отношений с Великобританией Александр удосужился назначить российского посла в Лондоне. Однако как только русская армия вышла за пределы империи, это дело приобрело неотложный характер: император назначил послом X.А. Ливена и в январе 1813 г. направил его в Лондон со следующим посланием, адресованным британскому правительству: «В нынешних условиях всякая посылка войск за границу потребует от меня очень больших затрат. Она связана с выплатой денег в звонкой монете, что может окончательно подорвать наш денежный курс. Это тяжело сказалось бы на финансах, и в конце концов они могли бы не выдержать подобного бремени, так как доходы государства должны в этом году значительно сократиться в результате полного разорения опустошенных врагом провинций». Ливену было приказано просить субсидию и представить британскому правительству проект «союзных бумажных денег». Эти бумаги должны были приносить проценты и подлежали выкупу сразу после войны. Они гарантировались правительствами Великобритании, России и Пруссии и предназначались для оплаты части военных расходов России и Пруссии. Проект был разработан в Петербурге при участии, в числе прочих, не только Штейна, но и английского экономиста сэра Фрэнсиса д'Ивернуа[578]578
  Внешняя политика России. Т. 7. С. 36–39.


[Закрыть]
.

Принимая во внимание упорное нежелание Великобритании выдавать субсидии в 1806–1807 гг., Александр имел все основания ожидать напряженных переговоров в Лондоне. В действительности же Ливен выяснил, что англичане собирались предложить России в качестве субсидии 1,33 млн. ф. ст., и что еще 3,3 млн. будут выданы в обмен на долю участия англичан в проекте «союзных бумаг». В сравнении с общим объемом заграничных выплат и субсидий Великобритании указанные суммы были относительно скромными. Война на Пиренейском полуострове в 1811 г. обошлась англичанам в 11 млн. ф. ст., а общий размер субсидий составлял менее 8% стоимости собственных вооруженных сил Великобритании. Однако при пересчете на бумажные рубли 4,6 млн. ф. ст. являлись внушительной суммой, которая в принципе должна была покрыть почти все намеченные Россией расходы на ведение кампании в Германии в остававшиеся семь месяцев 1813 г. Конечно, получение наличных денег требовало времени, операции по обмену и дисконту имели свои негативные последствия, и лишь некоторые прогнозы относительно предстоявших расходов внушали оптимизм, но английские субсидии в некоторой степени развеяли опасения Гурьева, по крайней мере на некоторое время[579]579
  Там же. С. 132–137, 203–206; Freiherr vom Stein… P. 350–51. Крупнейшей и до сих пор неисследованной проблемой остается обменный курс билетов английского казначейства на континенте.


[Закрыть]
.

Если приказания, отданные Александром Гурьеву, не допускали возражений, то инструкции, полученные от императора варшавским генерал-губернатором В.С. Ланским, были поистине жесткими.

12 июня Канкрин изложил требования русской армии в отношении герцогства Варшавского, согласно которым оно обязывалось поставить 3 млн. кг муки, 400 тыс. кг зерна, 250 тыс. литров водки, 330 тыс. кг мяса и 1 тыс. голов живого скота, а также большое количество овса для лошадей. На следующий день Барклай писал Ланскому, что необходимо незамедлительно доставить запасы продовольствия, собранные в герцогстве Варшавском, поскольку лишь они могли служить гарантией того, что армию удастся снабдить продовольствием. Он также отмечал, что малейшая нехватка продовольствия или промедление в его доставке могут стать причиной голода в армии и лишить ее возможности вести военные операции. Когда Ланской сослался на бедность герцогства и запасы продовольствия, уже реквизированные в пользу русской армии, он получил одно из самых агрессивных писем, написанных российским императором за весь период 1812–1814 гг. Указав губернатору, что судьбы армии, войны и Европы зависят от этих реквизиций, Александр предупредил его о том, что тот будет нести личную ответственность за любой срыв, связанный со сбором продовольствия в полном объеме и своевременной его доставкой в расположение армии на телегах, реквизированных у гражданского населения Польши[580]580
  Список Е.Ф. Канкрина см.: РГВИА. Ф. 103. Оп. 4/210. Св. 17. Д. 34. Л. 64–65. Письмо М.Б. Барклая от 31 мая (ст. ст.) см.: Там же. Л. 66. Приказы Александра I опубликованы в кн.: Сборник исторических материалов, извлеченных из архива собственной Е.И. В. канцелярии. Вып. 3. С. 102–103.


[Закрыть]
.

Получив от Александра подобный приказ, Ланской, разумеется, полностью сдал свои позиции, сообщив местным чиновникам, что никакие оправдания приниматься не будут, но у Барклая по-прежнему оставались сомнения в том, что местным властям в Польше удастся провести реквизиции быстро и точно. Поэтому для присмотра за ними он направил двух специальных комиссаров, наделив их всеми полномочиями, которые предусматривались законом о полевой армии в случаях, когда речь шла о препятствиях, создаваемых чиновниками на завоеванных территориях. Барклай вручил этим комиссарам открытое письмо, содержащее приказ чиновникам, согласно которому они должны были дословно выполнить приказы, касавшиеся реквизиций и отправки продовольствия, без каких бы то ни было уклонений. Любые случаи промедления, ошибок или, что еще хуже, неповиновения подлежали обязательному рассмотрению трибунала по обвинению в измене. Тем временем командующему вооруженными силами на территории герцогства генералу Д.С. Дохтурову были направлены распоряжения использовать имевшиеся в его распоряжении войска для сбора продовольствия. Украинское конное ополчение, в ряде случаев мало пригодное в войне с французами, оказалось грозной силой, когда потребовалось реквизировать у польских крестьян телеги для перевозки провианта[581]581
  РГВИА. Ф. 103. Оп. 4/210. Св. 17. Д. 34. Л. 167–168, 311–312, 313–314.


[Закрыть]
.

Сразу после подписания перемирия Барклай приступил к реорганизации, переоснащению и подготовке своих войск. Он идеально подходил для выполнения этих задач. 10 июня он издал приказ по армии, обращенный к солдатам и их командирам. Барклай заявил войскам, что они не потерпели поражения, и что они не оставили врагу ни одной пушки, ни одного здорового военнопленного. Перемирие означало не мир, но возможность собрать силы русской и союзных армий и осуществить необходимые приготовления для новой и победоносной кампании. Военачальники получили приказ, согласно которому «обязанностью их будет в продолжение заключенного перемирия употребить все попечение свое в приведение в должную исправность оружия, амуниции и прочего; к сбережению здоровья солдат; к сохранению среди их строго порядка и дисциплины; к упражнению мало опытных из них в искусстве военном и, словом, к доведению каждой части до совершенства и готовности на новые подвиги»[582]582
  Поход… С. 195–196.


[Закрыть]
.

За два месяца перемирия принятые ранее меры по переобмундированию войск начали приносить плоды. 16 июля Канкрин докладывал о получении достаточного для всей армии количества сапог и парусины для пошива летних панталон. В марте Александр распорядился выделить 3,5 млн. руб. в качестве платы за новые мундиры для большей части линейных войск. Эти предметы были заказаны у частных поставщиков в Кенигсберге и получены во время перемирия. Поначалу ожидалось, что расходы будут более крупными, но в феврале Барклай де Толли обнаружил и реквизировал значительные запасы превосходного сукна в Позене, которое первоначально предназначалось для наполеоновской армии. Этого хватило на нужды не только 3-й армии самого Барклая, но и лейб-гвардии. Еще лучше было то, расходы легли на плечи польских налогоплательщиков[583]583
  М.И. Кутузов. Сб. документов. Т. 5. С. 259–260, 216–18, 398–399.


[Закрыть]
.

Между тем сразу после подписания перемирия Барклай в качестве первоочередной задачи приказал провести инвентаризацию всех ружей, состоявших на вооружении русской армии, и постараться сократить количество разнотипного и разнокалиберного оружия в батальонах. Поручик Радожицкий был одним из тех артиллерийских офицеров, кому поручили эту работу. В своих воспоминаниях он писал, что за десять дней проверил 30 тыс. единиц огнестрельного оружия и пришел к выводу, что основная проблема состоит в том, что возвращавшимся из госпиталей солдатам перед отправкой в полк выдавалось первое попавшееся ружье. Он также утверждал, что многие солдаты в пехотных полках пользовались старыми и бесполезными в бою ружьями, хотя в действительности это было справедливо лишь в отношении некоторых дивизий. Благодаря усилиям Радожицкого и его товарищей был произведен обмен ружьями между батальонами с целью достижения большего единообразия и, следовательно, более эффективного снабжения батальонов боеприпасами[584]584
  РГВИА. Ф. 103. Оп. 3/2096. Св. 10. Д. 117. Л. 6; Радожицкий И.Т. Указ. соч. Ч. 2. Л. 156–159; РГВИА. Ф. 103. Оп. 2096. Св. 11. Д. 2. Л. 104–110.


[Закрыть]
.

Ни одно из перечисленных начинаний Барклая не принесло бы успеха, если бы он сразу же не приступил к устранению административной неразберихи, частично доставшейся ему по наследству от Витгенштейна. В конечном счете сложно было осуществлять продовольственное снабжение и переоснащение войск, если главному штабу не было известно точное расположение боевых подразделений и численность солдат в каждом из них. Не представлялось возможным передавать приказы от высших армейских чинов к низшим, если дивизии находились отдельно от своих корпусов, а полки – от своих бригад и дивизий. Другим условием нормальной передачи приказов по армии было соединение подразделений с теми полками, частью которых они являлись, и упразднение временных составных боевых частей. К тому же настало время влить поредевшие резервные (вторые) батальоны в состав полков, из которых они были ранее выделены. Сразу после заключения перемирия Барклай принялся энергично решать эти вопросы. В течение недели были изданы новые таблицы с перечислением бригад, дивизий и корпусов, к которым относился каждый полк, и указанием на то, где должны располагаться и квартировать все эти боевые подразделения. К концу июня Барклай завершил порядка 95% объема работы по приданию армии четкой и логичной структуры. До тех пор пока существовали «партизанские» отряды, а большинство казачьих частей были соединены с отдельными эскадронами регулярной кавалерии, абсолютный успех был невозможен[585]585
  Война 1813 г. Материалы Военно-ученого архива. Т. 1. С. 97–132.


[Закрыть]
.

Оставалось решить еще одну жизненно важную задачу: ввести в состав полевой армии десятки тысяч войск подкрепления, прибывших за время перемирия. Часть их составляли бойцы, возвращавшиеся из госпиталей и отдельных частей, отправленных ранее для выполнения специальных задач. Будучи ветеранами, они представляли собой особую ценность. Однако большая часть вновь прибывших общей численностью 200 тыс. человек – поступила из резервных подразделений которые были сформированы в России зимой 1812–1813 гг. из свежих рекрутов. Для каждого полка, принимавшего участие в боевых действиях, внутри России были созданы состоявшие из 1 тыс. человек резервные батальоны, разделенные на четыре роты. План Александра состоял в том, что после завершения подготовки этих новых батальонов часть их будет направлена на усиление полевой армии, но достаточное количество личного состава останется в тылу и займется подготовкой новой партии рекрутов. Это вернуло бы батальону полную боеспособность и позволило своевременно выслать еще более крупные подкрепления для соединения с полевой армией. Похожие меры предполагалось принять в отношении артиллерии и кавалерии. Что касалось последней, то для каждого полка, принимавшего участие в боевых действиях, во внутренних районах империи намечалась подготовка двух резервных эскадронов численностью 201 человек каждый[586]586
  М.И. Кутузов. Сб. документов. Т. 4. Ч. 2. С. 575–577. Александр I изложил свой план М.И. Кутузову в письме от 29 ноября 1812 г. (ст. ст.), см.: Сборник исторических материалов, извлеченных из архива собственной Е.И. В. канцелярии. Вып. 2. С. 211–213.


[Закрыть]
.

Всего в 1812–1814 гг. в армию было призвано более 650 тыс. человек. Большая их часть оказалась в армии в результате трех всеобщих призывов, которые были проведены между августом 1812 и августом 1813 г. (83-й, 84-й и 85-й рекрутские наборы) и затронули почти все губернии Российской империи. Помимо этого, однако, на отдельные губернии распространялись специальные, менее крупные призывы. Поскольку задача набора солдат для ополчения была возложена на дворянство, упомянутые призывы касались прежде всего 40% государственных крестьян, проживавших на казенных землях. Российские власти сознавали, что без облегчения существовавших на тот момент требований они могли бы не набрать необходимое число рекрутов. Поэтому призывной возраст для новых рекрутов был повышен до 40 лет, минимальный рост понижен до полутора метров, и на службу стали принимать мужчин с незначительными физическими отклонениями. Большой спрос на рекрутов означал, что в большом количестве стали призываться женатые и мужчины старших возрастов. Даже если бы им удалось пережить войну, они оказывались перед необходимостью несения службы в мирное время в течение не одного десятка лет. Десятки тысяч женщин никогда больше не видели своих мужей, но не имели права снова выйти замуж, а многие молодые семьи лишились основного кормильца[587]587
  Щепетильников В.В. Указ. соч. С. 55–62. Средний призывной возраст в Московский драгунский полк в 1813 г. составлял 28 лет – на 4 года больше, чем в мирное время. См.: РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 2442. Л. 94–119: необходимо отметить, что, хотя в документе утверждается, что вновь прибывшие поступили в полк в 1812 г., на самом деле многие из них сделали это в 1813 г. 40% призванных в Херсонский гренадерский полк в конце 1812 и в 1813 г. были женаты, см.: Там же. Д. 1263. Номера листов разобрать не удалось, но список новых рекрут следует за формулярным списком унтер-офицеров на Л. 43 и далее.


[Закрыть]
.

Согласно положениям 1810 г. о государственных крестьянах, рекрутские списки должны были быть составлены таким образом, чтобы, с одной стороны, обеспечить равномерное распределение повинности между крестьянскими хозяйствами, а с другой, чтобы это бремя возлагалось на крупные семьи с большим числом лиц мужского пола, а не на маленькие семьи, для которых оно было непосильно[588]588
  Александров В.А. Сельская община в России (XVII – начало XIX в.). М., 1976. С. 244–245.


[Закрыть]
. В 1812 г. рекрутские присутствия получили от военного министерства приказ проверить эти списки; по крайней мере в Рязанской губернии (о которой имеются наиболее полные сведения) списки представлялись вместе с самими рекрутами, чтобы продемонстрировать, что процедура набора была проведена должным образом[589]589
  Проходцев И.И. Указ. соч. С. 119. Циркуляр военного министерства, предписывающий рекрутские присутствия проверять списки, предоставляемые органами управления государственными крестьянами см.: РГВИА. Ф. 1. Оп. 1/2. Д. 2636. Л. 11.


[Закрыть]
.

Памфил Назаров был государственным крестьянином, призванным на военную службу в сентябре 1812 г. Его мемуары предоставляют уникальную возможность взглянуть на систему рекрутского набора снизу. Нигде в своих воспоминаниях Назаров не пишет о том, что был призван несправедливо. На основе записей о предыдущих рекрутах, набранных из его семьи, и исходя из числа имевшихся в ней взрослых мужчин, следует, что семья Назаровых стояла на очереди по части отправки в армию нового рекрута. Как это всегда случалось, общинное правление останавливало свой выбор на определенной семье, а не отдельном ее члене. Кого именно следовало отправить в армию, решала сама семья. В ту эпоху большинство крестьян жили большими семьями, объединявшими нескольких женатых братьев с детьми. Не было ничего предосудительного в том, что глава семьи, как правило, отдавал в рекруты племянников и даже братьев вместо собственных сыновей. Но в случае с семьей Назаровых, было очевидно, что выбор мог пасть только на Памфила. Оба его старших брата были женаты: у одного из них были дети, другой был слаб здоровьем. Его младший брат еще не достиг призывного возраста.

Памфил, напротив, был физически крепким неженатым юношей двадцати лет от роду. Ни один член семьи не желал с ним расставаться: на несколько дней в доме воцарилась атмосфера грядущего несчастья, в особенности Памфил с матерью временами не могли сдержать слез. В сентябре 1812 г. Наполеон дошел до центральных районов России. В момент призыва Памфила пала Москва, а его родная Тверская губерния оказалась под угрозой. Однако Памфил не был охвачен патриотическим чувством и не думал о широком политическом контексте происходивших событий. Вместо этого им владело чувство глухой тоски и страха перед необходимостью покинуть привычный для него мир семьи и родной деревни и с головой окунуться в чуждую ему и жестокую жизнь солдата. Единственной опорой для Памфила, как и для подавляющего большинства крестьянских рекрутов в те годы, служила основанная на смирении сила духа, а также молитва и покорность воле Божьей.

До рекрутского присутствия, располагавшегося в Твери, Памфила провожали братья и дед. Тверской губернатор по долгу службы возглавлял присутствие и лично осмотрел Памфила в скором порядке. Медицинский осмотр едва ли был более тщательным. Как только Памфил заявил, что находится в добром здравии, весь осмотр ограничился проверкой зубов и беглым взглядом на его тело. После этого сразу же последовали два основных обряда ритуала, проводившиеся над русским рекрутом: Памфилу выбрили лоб, и он принес воинскую присягу. В течение нескольких дней рекруты были отправлены в Петербург – поскольку доставить их требовалось быстро, они проделали путь на телеге. После назначения в полк Памфил Назаров пережил типичные для новобранца ситуации. Испытав шок от столь неожиданного погружения в чуждую и суровую среду, он сильно заболел: пока он был в горячке, продлившейся две недели, все его деньги и одежду украли. Удар кулаком в лицо, полученный от младшего унтер-офицера, которому Памфил отказался оказать неуставную услугу, был столь же типичным явлением, как и удар палкой за ошибки, допущенные им в обращении с порохом и свинцом на первых учебных стрельбах.

Тем не менее отнюдь не во всех сторонах военной жизни Памфилу Назарову сопутствовали страдания и неудача. Великий князь Константин лично произвел смотр новых рекрутов и назначил их на службу в полк в Петербурге. При росте 1,60 м Памфил был недостаточно высок для службы в Преображенском или Семеновском полках, но Константин отправил его в легкую пехоту лейб-гвардии Финляндского полка. Став лейб-гвардейцем Памфил получил лучшее жалование и настоящий мундир вместо убогого рекрутского мундира, носить который пришлось большинству рекрутов в 1812–1813 гг. Служба в лейб-гвардии была непростым делом: Финляндский полк понес тяжелые потери при Бородино и Лейпциге. Тем не менее полки лейб-гвардии, как правило, держали в резерве: служба в них во время кампании отличалась от той еженедельной мясорубки, в которой оказывались некоторые полки регулярной пехоты. Хотя Памфил Назаров был ранен при Лейпциге, к моменту падения Парижа он снова был в строю и вместе с товарищами испытывал чувство гордости от победы. В отличие от большинства мужчин, призванных в 1812 г., ему было суждено снова увидеть семью: будучи надежным и образцовым лейб-гвардейцем, за одиннадцать лет после войны он трижды получал разрешение на отпуск. Еще более необычным стало то, что, находясь на службе в Финляндском полку, Памфил научился читать и писать. Выйдя в отставку после двадцати трех лет службы в лейб-гвардии, он постригся в монахи, и стал одним из двух рядовых солдат русской армии той эпохи, оставивших после себя мемуары[590]590
  Записки солдата Памфила Назарова // Русская старина. 1878. № 8. С. 529–543.


[Закрыть]
.

До тех пор пока рекруты отвечали требованиям к росту и состоянию здоровья, правительство предоставляло помещикам возможность решать, кто именно из принадлежащих им крестьян отправится в армию. Более состоятельные крестьяне и, разумеется, их соседи со средним достатком предпочитали возложить тяжесть рекрутского набора на плечи бедных односельчан, вносивших меньшую лепту в собираемые с общины налоги. Помещик мог разделять взгляд крестьянской общины на то, что рекрутчину следовало использовать для того, чтобы избавить деревню от маргинальных и не приносивших дохода семей. С другой стороны, некоторые знатные землевладельцы пытались соблюсти очередность рекрутской повинности и защитить уязвимые крестьянские семьи. Преуспевали они в этом или нет, во многом зависело от управляющих имений, поскольку богатые аристократы владели многим имуществом, а их самих в любом случае чаще всего следовало искать в Петербурге, Москве или на воинской службе. Успех также мог зависеть от природы крестьянского общества в том или ином поместье. В тех имениях, которые были в большей степени ориентированы на рынок и в меньшей – заняты исключительно сельскохозяйственной деятельностью, находившемуся на значительном удалении помещику было трудно особенно трудно контролировать состоятельных крестьян.

Одним из десяти земельных владений Ш.К. Ливен было поместье Баки в Костромской губернии общей площадью 70 тыс. га[591]591
  Эти материалы хранятся в Британской библиотеке: бумаги Ш.К. Ливен, дополнительная рукопись № 47427.


[Закрыть]
. Расположенное за сотни километров к северу от Москвы, Баки было не приспособлено для ведения сельского хозяйства. Свыше 4 тыс. крестьян, проживавших в имении, сами обеспечивали себя едой, но главным богатством этих земель были леса. Более состоятельные крестьяне в действительности являлись купцами: они владели баржами, на которых справляли лес вниз по Волге, временами до самой Астрахани, располагавшейся на берегах Каспийского моря. Один из самых богатых крестьян Баки Василий Воронин имел в своем распоряжении множество барж и нанимал большое количество крестьян. В состав управления общиной входил его зять Петр Пономарев. Будучи единственным по-настоящему грамотным крестьянином во всем имении, Пономарев являлся мощным связующим звеном между лицами, управляющими имением, и крестьянством. Например, в 1800–1813 гг. Воронин, используя имевшуюся у него власть, сделал так, что рекрутский призыв ни разу не коснулся ни его семьи, ни постоянных покупателей, ни работавших на него людей. Управляющий имением Иван Обручев мирился с властью Воронина. Возможно, здесь имел место подкуп. Быть может, Обручев желал просто спокойной жизни. Возможно, он стал бы утверждать, что, признавая реальный расклад сил внутри имения, он тем самым отстаивал интересы тех, кто его нанял[592]592
  О поместьях см.: Melton E. Household Economies and Communal Conflicts on a Russian Serf Estate, 1800–1817 //Journal of Social History. 1993. № 26/3. P. 559–586.


[Закрыть]
.

Инструкции, которые дала заранее Ш.К. Ливен, состояли в том, что вся крестьянская община должна была собраться и решить, какие дворы могут участвовать в рекрутской повинности, и что затем этим семьям следовало тянуть жребий, чтобы установить очередность отправки своих членов для службы в армию. Ливен также распорядилась о том, чтобы мелкие крестьянские дворы были освобождены от участия в этой процедуре. В 1812–1813 гг. эти принципы были проигнорированы. Кандидатами в рекруты стали многие единственные кормильцы в семьях, что имело трагические последствия для их жен и детей, поскольку семья, не имевшая в своем составе взрослого мужчины, теряла право на земельный надел. В Староусте, одном из многочисленных имений, в рекруты было отдано шестеро мужчин, и двое из них являлись единственными кормильцами в семье. Столь же плохо обстояли дела и у братьев Феофановых: двое из трех братьев в 1812 забрали в армию. Между тем заправлявшая в деревне семья Макаровых, в которой было семеро годных к воинской службе мужчин, не только не дала рекрутов в 1812–1814 гг., но ни разу не сделала этого за все пятьдесят лет, в течение которых в поместье велись рекрутские списки[593]593
  О Староусте см.: BL Add. MSS. 47424. Fos. 47–53. О деле Леонтьева, в ходе которого сельская община отклонила просьбу управляющего имением предоставить право стать кормилицей семьи женщине, муж который был взят в рекруты, см.: Melton E. Op. cit. P. 569. Сведения обо всех остальных частных случаях почерпнуты из бумаг Ш.К. Ливен (дополнительная рукопись №47427).


[Закрыть]
.

В 1813 г. Шарлота Ливен уволила управляющего имением и назначила на его место Ивана Кременецкого, ранее служившего в военном министерстве в качестве личного секретаря Барклая де Толли. Расследование, проведенное впоследствии Кременецким, выявило тот факт, что пятьдесят крестьянских дворов в имении не поставляли рекрутов на протяжении более тридцати лет существования списков. Кострома входила в состав третьего округа ополчения: в отличие от первых двух округов, ополчение здесь было сформировано лишь частично. Впоследствии правительство потребовало от Баки сорок свежих рекрутов, чтобы уравнять тяжесть рекрутской повинности на селе между частновладельческими и государственными крестьянами.

Ш.К. Ливен распорядилась о том, чтобы вместо отправки в армию сорока новобранцев были приобретены рекрутские квитанции (каждая из которых стоила 2 тыс. руб.), и чтобы те крестьянские дворы, которые в прошлом не отдавали членов своих семей в рекруты, внесли за них плату. Каждый из семнадцати крестьянских дворов заплатил по 2 тыс. руб., что было сопоставимо с годовым жалованием генерал-майора русской армии. Этот факт отражает вызывающие недоумение реалии российского общества того времени: семнадцать неграмотных крестьян из захолустных мест Костромской губернии могли внести столь крупные суммы и при этом не разориться. Хотя на какое-то время установилось некоторое подобие справедливости, в долгосрочном плане тактика Кременецкого сплотила против него состоятельных крестьян, имение стало неуправляемым и пришло в упадок. Возможно, мораль этой истории такова. Император не мог править Россией образца начала XIX в. без опоры на дворянство. Быть может, имение Баки, представлявшее собой Российскую империю в миниатюре, не могло управляться или по крайней мере эффективно эксплуатироваться без взаимодействия с проживавшими в нем зажиточными крестьянами[594]594
  Распоряжения Шарлоты о «налоге на богатство» см.: BL Add. MSS. 47427. Fos. 122–141. См. также: Melton E. Op. cit. P. 569.


[Закрыть]
.

Александр I и Аракчеев остро ощущали потребность скорейшей доставки подкреплений для полевых армий. Новгородский губернатор, подгоняемый военным министром, который сам испытывал давление со стороны императора, докладывал в начале марта 1813 г., что проводит набор рекрутов со всей строгостью, но что в его губернии некоторые деревни отстоят от губернской столицы более чем на 700 км, а «дороги» в то время года представляли собой море грязи[595]595
  РГВИА. Ф. 1. On. 1/2. Д. 2636. Л. 53.


[Закрыть]
. Ни одно из оправданий не помогло тамбовскому губернатору, который в декабре 1812 г. был смещен с занимаемого поста по причине медлительности и некомпетентности, проявленных в ходе проведения рекрутского набора.

Губернаторы, в свою очередь, оказывали давление на подчиненных и прежде всего – на Корпус внутренней стражи, стремясь завершить набор как можно скорее. Обычно эти отряды были плохо подготовлены и сильно перегружены прочими обязанностями. В губерниях, затронутых наполеоновским вторжением, вопрос поддержания внутреннего порядка становился основным, поскольку крестьяне временами грозили поднять «мятеж», а по деревням и окрестным лесам бродили мародеры. Многие солдаты находились в отлучке, сопровождая военнопленных, тогда как некоторые из лучших офицеров были направлены для несения службы в полки Лобанова-Ростовского. Вдобавок отряды внутренней стражи были обязаны сопровождать все большее количество рекрутов к месту обучения, которые обычно находились на расстоянии сотен километров от их родных губерний. Рижский батальон внутренней стражи прибыл в г. Венден Лифляндской губернии 2 февраля 1813 г. с целью оказания помощи в наборе рекрутов. На момент прибытия он состоял из 25 офицеров и 585 солдат: ко времени отбытия ему пришлось отрядить такое количество личного состава для сопровождения и исполнения других обязанностей, что в нем осталось 9 офицеров и 195 солдат. Батальон был так измотан и разочарован непрестанными рейдами по деревням, отлавливая скрывавшихся рекрутов, что порой они хватали первого, кто попадался им на обочине, чтобы выполнить разнарядку[596]596
  Чарнецкий С. E. История 179-го пехотного Усть-Двинского полка: 1711–1811–1911. СПб., 1911. С. 26.


[Закрыть]
.

Чиновники и предводители дворянства лезли из кожи вон, чтобы набрать необходимое количество рекрутов, однако принудительная массовая мобилизация населения во время войны во многих отношениях была смыслом существования царской администрации. Перед системой вставала сложная задача, для решения которой она и задумывалась. Еще более сложным был поиск достаточного количества офицеров для разросшейся армии – отчасти потому, что численность верноподданных и образованных кандидатов на эту роль была не так уж велика, но прежде всего, потому что потенциальных офицеров редко можно было силой призвать на военную службу. В 1812–1814 гг. боевые генералы чаще сетовали на нехватку офицеров, чем солдат.

В 1812–1814 гг. самым крупным источником пополнения офицерских кадров были дворянские унтер-офицеры, в пехоте имевшие звание подпрапорщика, а в кавалерии – юнкера[597]597
  Автором были использованы все формулярные списки, хранящиеся в РГВИА. Были охвачены: Херсонский (Д. 1263) и Малороссийский (Д. 1190) гренадерский полки; Муромский (Д. 517), Курский (Д. 425), Черниговский (Д. 1039), Ревельский (Д. 754), Селенгинский (Д. 831) и Белостокский (Д. 105) пехотные полки; 29-й (Д. 1794), 39-й (Д. 1802) и 45-й (Д. 1855) егерские полки; Его Величества лейб-кирасирский полк (Д. 2114), Ямбургский (Д. 2631), Сибирский (Д. 2670), Московский (Д. 2442), Борисоглебский (Д. 2337) и Псковский (Д. 212) драгунские и Волынский уланский (Д. 2648) полки. Кроме того, в приложениях к историям трех полков приводятся списки офицеров с указанием даты получения ими офицерского звания, см.: История лейб-гвардии Егерского полка… С. 56 и далее; Бобровский П. История лейб-гвардии уланского полка Е.И. В. государыни императрицы Александры Федоровны полка. СПб., 1903. С. 140 и далее; Марков М.И. Указ. соч. С. 73 и далее. Во всех трех полках был 341 офицер, из которых 43% ранее были подпрапорщиками или юнкерами. Сюда не входят данные о получивших офицерское звание во время войны, так как некоторые формулярные списки велись с января или июля 1813 г. Это обстоятельство также объясняет тот факт, что среди перечисленных офицеров, ранее служивших в качестве унтер-офицеров, было больше дворян.


[Закрыть]
. Они соответствовали корабельным гардемаринам военно-морских сил Великобритании, иначе говоря, кадетам, которые проходили курс обучения, прежде чем получить офицерское звание. В мирное время большая часть пехотных и кавалерийских офицеров получала звание именно таким образом. Итак, русская армия в июне 1812 г. отправилась на войну, располагая большим количеством молодых кадетов, готовых занять посты, которые освобождались в результате боевых потерь и учреждались по мере расширения состава армии. При появлении свободных мест выбор почти всегда в первую очередь падал на них. В 1812–1814 гг., например, тридцать один юноша получил звание поручика лейб-гвардии Егерского полка, а восемнадцать из них служили в полку до начала войны в качестве дворянских унтер-офицеров. За исключением одного, все они получили офицерское звание в 1812 г. Впоследствии полку пришлось привлечь иные источники получения свежих офицерских кадров. Подобные явления имели место и в других частях армии[598]598
  Огромное количество информации содержится в кн.: История лейб-гвардии Егерского полка… С. 56 и далее.


[Закрыть]
.

Второй по численности группой новоявленных офицеров были те, кто не являлись сыновьями дворян или офицеров[599]599
  Из двадцати рассмотренных автором новых офицеров 20% ранее были унтер-офицерами из низших сословий. На самом деле некоторые из них были дворянами, но на тот момент не дослужились даже до звания подпрапорщика или юнкера. Но их было гораздо меньше по сравнению с двенадцатью унтер-офицерами из низших сословий, назначенных офицерами в другие полки, поэтому один из пяти – это хороший показатель. В действительности сословные грани в российском обществе были гораздо более размытыми по сравнению с четкими сословными разграничениям, указанными в законе. Компромиссным вариантом были многие польские унтер-офицеры дворянского происхождения, которые были назначены офицерами в русские уланские полки, образованные в 1813 г. из некоторых драгунских полков.


[Закрыть]
. Большинство получили назначение в те же полки, где они несли унтер-офицерскую службу в мирное время, унтер-офицеры лейб-гвардии часто переводились в армейские полки. Двумя главными требованиями к кандидату на повышение в чине были храбрость и лидерские качества, проявленные на поле боя; кроме того, он должен был уметь читать и писать. Некоторые рядовые получили повышение в XVIII в. и в первое десятилетие царствования Александра I, но потребности военного времени вызвали заметный рост их численности в 1812–1814 гг. Ключевой момент настал в начале ноября 1812 г., когда Александр, столкнувшись с острой нехваткой офицеров, приказал своим военачальникам «произвесть по пехоте, кавалерии и артиллерии сколько найдется юнкеров и унтер-офицеров, хотя и не из дворян, в офицеры из заслуживающих сие звание по службе своей, поведению, отличиям и храбрости»[600]600
  Сборник исторических материалов, извлеченных из архива собственной Е.И. В. канцелярии. Т. 2. С. 119–121.


[Закрыть]
.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю