Текст книги "Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814"

Автор книги: Доминик Ливен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 51 страниц)

С другой стороны, многие русские военачальники были сильно недовольны результатами сражения, и принц Е. Вюртембергский был в их числе. Он вспоминал, что впервые после Тарутинского лагеря он встретился с Кутузовым в маленькой деревушке между Красным и Оршей. Главнокомандующий знал о разочаровании Вюртембергского и пытался оправдать свою стратегию, сказав следующее: «Вы не отдаете себе отчета в том, что обстоятельства сами по себе сделают больше наших войск. А сами мы не должны прибыть к нашим границам подобно истощенным бродягам»[461]461
  Württemberg E. Op. cit. Vol. 2. P. 275.


[Закрыть].

Забота Кутузова о своих войсках была вполне оправдана. Хотя за первую половину кампании основные силы армии пострадали меньше, чем авангард Милорадовича, к середине ноября и они испытывали сильное напряжение. Вынужденные идти сами по себе, когда их обоз и артиллерия увязли на проселочных дорогах в глубоком снегу, солдаты начинали страдать от истощения. У многих не было подходящей зимней одежды, поскольку высланные из некоторых губерний обозы, груженные подбитым мехом обмундированием и валенками, прибыли только тогда, когда армия достигла Вильно. Продовольственное снабжение оказалось под угрозой, поскольку передвижные магазины находились в глубоком тылу, а производить реквизиции в Смоленской губернии становилось все труднее. В следующей точке маршрута, Белоруссии, где бои шли более полугода, и где на протяжении всего этого времени земли подвергались разграблению, едва ли было проще. Хуже всего обстояли дела с оказанием медицинской помощи, которая практически сошла на нет в результате постоянных перемещений и чрезвычайной многочисленности больных и раненых. Чиновники, занимавшиеся вопросами медицины, и врачи были рассредоточены вдоль всей линии движения войск: они предпринимали отчаянные попытки организовать временные госпитали и достать медикаменты там, где не было даже гражданской администрации, способной им помочь, а большая часть зданий, пригодных для оборудования их под госпитали, лежала в руинах[462]462
  Гаврилов С.В. Указ. соч. С. 154–171; Управление генерал-интенданта Канкрина. С. 79. Об изнурительных маршах войск по заснеженным дорогам см.: Записки о походах 1812 и 1813 годов от Тарутинского сражения до Кульмского боя. СПб., 1834. Ч. 1. С. 40. Автор книги не указан, так как им являлся В.С. Норов, после восстания декабристов оказавшийся в тюрьме и написавший эту книгу в заключении.


[Закрыть].

Однако вполне вероятно, что во время разговора с Вюртембергским Кутузов думал о чем-то большем, нежели просто о текущих материальных нуждах своей армии. Он не верил, что интересы России сводились к тому, чтобы нанести поражение Французской империи. Великобритания и Австрия были по меньшей мере столь же «естественными» соперниками России, что и Франция. Более того, даже если бы русские взяли в плен самого Наполеона, что было возможно, хотя и маловероятно, это не стало бы залогом мира и стабильности в Европе. Не нужно было быть провидцем, чтобы понимать: если господству французов придет конец, другие европейские государства вступят в конкурентную борьбу за право обладания тем, что от нее останется. Сложнее было предсказать, какого рода режим мог прийти на смену Наполеону во Франции. От французских пленных Кутузов слышал о попытке государственного переворота, предпринятой генералом К.Ф. Мале с целью отстранения от власти династии Бонапартов и установления республиканского строя. Если судить по событиям, имевшим место в 1790-х гг., французская республика могла была быть чем угодно, только не мирным и стабильным режимом. При неопределенности, царившей в сфере межгосударственных отношений, не приходилось сомневаться лишь в том, что ответственность за отстаивание интересов России ложилась на плечи ее армии, за выживание которой отвечал Кутузов[463]463
  Некоторый свет на эти события проливает разговор М.И. Кутузова с пленным Пюибюском, см.: Vicomte de Puybusque. Op. cit. P. 141 ff. См. также более ранние замечания M. И. Кутузова Р.Т. Вильсону и Л.Л. Беннигсену, рассмотренные выше в этой главе, и более поздний разговор Александра I с А.С. Шишковым, который будет рассмотрен в Главе 9.


[Закрыть].

К началу ноября большое значение для Кутузова начинало приобретать еще одно обстоятельство. Ему было известно, что, в соответствии с планом Александра I, армия адмирала П.В. Чичагова должна была быть отправлена к Минску и реке Березине с тем, чтобы блокировать отступление Наполеона. Однако такой старый солдат как Кутузов знал также о том, что грандиозные планы, блестяще выглядевшие на бумаге, в условиях военной действительности обычно шли наперекосяк. Именно это имел в виду Клаузевиц, когда в своей знаменитой работе по теории войны писал о «противоречиях», а именно их в зимнюю кампанию 1812 г. было больше, чем когда-либо ранее. В течение всего октября и в первые дни ноября Кутузов не имел четкого представления о перемещениях Чичагова, но был разочарован их кажущейся медлительностью. Однако в тот самый день, когда Наполеон покинул Смоленск, главнокомандующий получил от Чичагова письмо, написанное в Пружанах двенадцатью днями ранее. В этом письме Чичагов подробно описывал, сколь успешно было предпринятое им недавно наступление, и заявлял, что ожидал прибыть в Минск 19 ноября. Ключевое значение Минска определялось тем, что он являлся главным продовольственным складом Наполеона в Белоруссии. Другим важным моментом было его расположение всего в 75 км от Борисова и спасительного моста, по которому наполеоновская армия должна была попытаться пересечь Березину[464]464
  M. И. Кутузов. Сб. документов. Т. 4. Ч. 2. С. 295..


[Закрыть].

Ответ Кутузова был следующим: «С несказанным удовольствием получил я рапорт ваш от 20 октября под № 1790, из которого вижу, что вы надеетесь около 7-го числа [19 ноября по н. с. – Авт.] быть в Минске. Сие движение ваше решить должно несказанно много при нынешних обстоятельствах». Кутузов написал П.X. Витгенштейну, что к 19 ноября Чичагов со своим 45-тысячным войском должен быть всего в 75 км от Березины. Впоследствии он писал Чичагову: «…если генерал Витгенштейн, будучи удержан Виктором и Сен-Сиром, и не был бы в состоянии содействовать вам в поражении неприятеля, то вы, соединенно с генерал-лейтенантом Лидерсом, довольно сильны будете разбить бегущего и теснимого от меня неприятеля, который почти без артиллерии и кавалерии». С А.П. Ермоловым, которого Кутузов назначил командовать своим авангардом, главнокомандующий – по крайней мере так говорили – был более прямолинеен: «Смотри брат, Алексей Петрович, не слишком горячись, поберегай гвардейцев, наше дело сделано, теперь очередь Чичагова»[465]465
  Два письма М.И. Кутузова П.В. Чичагову опубликованы в кн.: Там же. С. 282–283, 344–345. Его письмо П.X. Витгенштейну от 8–9 ноября см.: Там же. С. 334–335. Замечание М.И. Кутузова, высказанное А.П. Ермолову, цитируется В.С. Норовым, который был адъютантом и офицером лейб-гвардии Егерского полка – одного из гвардейских полков, командование которыми было поручено А.П. Ермолову, см.: Записки о походах 1812 и 1813 годов… Ч. 1.С. 75. А.П. Ермолов в своих мемуарах приводит первое, но не второе предложение, произнесенное главнокомандующим, и в силу своего положения он лучше, чем кто бы то ни было знал, что именно сказал М.И. Кутузов. Возможно, В.С. Норов приукрасил свое повествование. Однако слова, которые он приписывает Кутузову, действительно отражают взгляды, которые просматриваются во многих отчетах, в том числе и А.П. Ермолова, см.: Ермолов А.П. Записки А.П. Ермолова, 1798–1826. М., 1991. С. 243–246.


[Закрыть].

С одной стороны, позиция Кутузова – это образец истинного эгоизма и недостатка групповой лояльности, преследовавших высшее командование русской армии: Главнокомандующий знал, что Александр I гораздо выше ценил Чичагова, чем его самого, и был возмущен тем, что в свое время адмирал был послан, чтобы заменить Кутузова на посту главнокомандующего Дунайской армии. С другой стороны, следует принять во внимание возраст Кутузова, а также истощенность на тот момент как его самого, так и его армии. Клаузевиц отмечал следующее:

«В ноябре и декабре, после крайне тяжелой, напряженной кампании, среди снегов и льдов России, то по плохим проселочным дорогам, то совершено опустошенной большой дороге, при крупнейших продовольственных затруднениях, преследовать бегущего неприятеля на расстоянии 120 миль в течение 50 дней представляет собой, пожалуй, нечто беспримерное <…> Представим себе зиму со всей ее суровостью, подорванные моральные и физические силы всех бойцов, армию, беспрерывно переходящую с одного бивака на другой, подвергшуюся лишениям, страдающую от болезней, усеивающую за собой дорогу трупами, умирающими и истощенными, – и нам станет понятно, что все здесь делалось лишь с величайшими трудностями, и что лишь сильнейшие побуждения могли здесь преодолевать инерцию массы»[466]466
  Цит. по: Клаузевиц К. Указ. соч. С. 101–102.


[Закрыть].

Ничто из этого не могло служить достаточным утешением для П.В. Чичагова, на плечи которого Кутузов переложил высокие ожидания императора относительно уничтожения французской армии и даже пленения Наполеона. Кампания адмирала начиналась хорошо. Хотя ему пришлось оставить позади себя значительный заслон для присмотра за турками, отправившиеся с ним на север солдаты были ветеранами, которые участвовали во многих кампаниях и представляли собой хорошие войска. 19 сентября они присоединились к армии А.П. Тормасова на р. Стырь.

В полках Тормасова ветеранов было меньше, чем у Чичагова, но они набрались опыта в 1812 г., понеся при этом гораздо меньшие потери, чем армии П.И. Багратиона и М.Б. Барклая де Толли. К сентябрю 1812 г. в рядах обеих армий не было свежих рекрутов, не говоря уже об ополченцах. 29 сентября А.И. Чернышев прибыл в расположение ставки двух армий с приказами для Чичагова, предписывавшими тому взять на себя командование обеими армиями, и для Тормасова, в соответствии с которым он должен был присоединиться к Кутузову. Он также привез с собой план Александра I, согласно которому от Чичагова требовалось оттеснить австрийский и саксонский корпуса на запад, на территорию герцогства Варшавского, а сам он после этого должен был двинуться в сторону Минска и Березины с тем, чтобы блокировать отступление Наполеона.

После воссоединения с Тормасовым в распоряжении Чичагова с самого начала имелось 60 тыс. человек, хотя, если бы план Александра I был выполнен в точности, в Белоруссии к нему должно было примкнуть 15-тысячное войско генерала Ф.Ф. Эртеля, на тот момент находившееся в Мозыре, и 3,5 тыс. бойцов под началом генерал-майора Н.И. Лидерса, который в недавнюю кампанию сражался против турок в Сербии. Когда в конце сентября Чичагов повел наступление, австрийский и саксонский корпуса отступили на запад, в герцогство Варшавское. Разместив свою ставку в Бресте, Чичагов затем провел две недели, собирая ресурсы для наступления в направлении Минска и Березины. Поскольку ему предстояло пройти 500 км по опустошенным войной землям, это было весьма разумно, хотя проволочка и вызвала некоторый ропот. Но эта задержка означала, что Чичагов мог прибыть к Березине лишь немногим ранее Наполеона. У него не было бы времени на то, чтобы сориентироваться на незнакомой местности, которую ему предстояло оборонять. Невыполнимыми оказывались инструкции Александра I об укреплении узких мест и проходов, по которым могла пройти наполеоновская армия.

В последнюю неделю октября Чичагов отправился в Белоруссию, оставив почти половину своей армии – 27 тыс. человек под командованием Ф.В. Остен-Сакена – для сдерживания К.Ф. Шварценберга и Ж. Рейнье. Поскольку вместе австрийцы и саксонцы насчитывали 38 тыс. человек и ожидали прибытия подкрепления, это означало просить Сакена о многом. В действительности, однако, русский генерал великолепно справился со своей задачей, хотя и сетовал, на сей раз справедливо, что успехи его армии были быстро забыты, так как он не мог рассчитывать на блестящие победы над противником, имевшим столь большой численный перевес, да и в любом случае взоры всех русских были обращены в сторону Наполеона и его армии.

Когда Шварценберг начал преследование Чичагова, согласно инструкциям Наполеона, неожиданная атака Сакена на саксонцев Рейнье заставила его вернуться им на подмогу. Впоследствии Сакен сумел успешно ускользнуть от Шварценберга, пытавшегося его поймать, и до конца кампании сковывал действия австрийского и саксонского корпусов. Сакен сохранил собственную маленькую армию в результате непрестанных маневров и арьергардных боев, и именно под его началом сформировался ряд наилучших и наиболее свежих полков для кампании 1813 г. Кроме того, удерживая Шварценберга и Рейнье вдали от Минска и Березины, он дал Чичагову возможность продвинуться в центральные районы Белоруссии, откуда тот мог представлять угрозу для выживания Наполеона и его армии[467]467
  В этом месте повествование опирается на кн.: Богданович М.И. История отечественной войны 1812 года. Ч. 2. С. 205 и далее. Ф.В. Остен-Сакен жаловался М.И. Кутузову на то, что он и его солдаты жертвовали собой во имя общего блага, не надеясь на то, что их поступок оценят по достоинству, см.: РГВИА Ф. 846. Оп. 16. Д. 3419. Л. 41.


[Закрыть].

Чичагов шел быстро. Его авангардом командовал еще один французский эмигрант – К.О. Ламберт, вступивший в ряды русской армии в 1793 г. Отряд Ламберта состоял из 8 тыс. человек, в основном кавалерии, а входившие в состав отряда четыре егерских полка находились под командованием князя В.В. Вяземского, дневники которого, как мы уже имели возможность убедиться, дышали таким недоверием к иностранцам и выскочкам, губившим Россию. Главным источником неопределенности для русских военачальников было местоположение корпуса маршала К. Виктора. В.В. Вяземский, будучи прирожденным пессимистом, был убежден, что наступление русских не могло быть удачным, так как у противника было по меньшей мере столько же войск в центральной Белоруссии, что и у Чичагова. Наполеон на самом деле приказал Виктору отправить одну из его дивизий для усиления минского гарнизона, но пока приказ дошел по назначению, весь корпус Виктора уже успел уйти на север с целью остановить Витгенштейна. Поскольку Виктор отклонился к северу, а австрийцы и саксонцы были далеко на западе, то оборону южных подходов к Белоруссии должен был вести генерал Я. X. Домбровский, имевший при себе не более 6 тыс. боеспособных солдат.

Домбровский не был в состоянии остановить Ламберта, но мог сильно замедлить его продвижение. Однако он вместе со своими товарищами из числа польских генералов сделал ряд грубых ошибок. Отряд, посланный для охраны главной переправы через Неман, позволил окружить себя и был взят в плен к югу от реки, тем самым дав Ламберту возможность беспрепятственно овладеть мостом. Та же участь постигла крупные склады продовольствия и фуража в Минске, которые предназначались для поддержания сил Великой армии в течение месяца. От Минска Ламберт стремительным темпом двинулся к Борисову и спасительному мосту через Березину. Вероятно, выдающимся достижением русской легкой кавалерии в 1812 г. было то, что четыре егерских полка Вяземского прошли последние 55 километров до Борисова за сутки, а затем, на рассвете 21 ноября бросились на штурм укреплений вокруг моста еще до того, как 5,5-тысячный отряд противника в соседнем Борисове успел собрать силы для обороны переправы через реку. По меньшей мере 3,2 тыс. егерей из корпуса Ламберта, включая В.В. Вяземского, были убиты или ранены. После войны в Зимнем дворце была возведена галерея, в которой были повешены портреты всех русских генералов 1812–1814 гг. Вяземский был одним из тех немногих, чей портрет отсутствовал. Несомненно, он расценил бы это как последнюю злую шутку петербургских придворных, сыгранную после смерти не имевшего «покровителей» генерала «забытой армии» Чичагова[468]468
  Богданович М.И. История Отечественной войны 1812 года. Ч. 3. С. 206-235. Наступление к Березине рассмотрено в кн.: Военные дневники. С. 211225.


[Закрыть].

Захват Ламбертом моста в районе Борисова стал для русских самым крупным успехом в зимней кампании 1812 г. Казалось, что мечта Александра I взять в плен Наполеона при Березине начала обретать реальные очертания. Совсем вскоре ему предстояло испытать разочарование, пока же Чичагов разослал для своих войск следующее предписание: «Наполеонова армия в бегстве. Виновник бедствий Европы с нею. Мы находимся на путях его. Легко быть может, что Всевышнему угодно будет прекратить гнев Свой, предав его нам. Посему желаю я, чтобы приметы сего человека всем были известны: он роста малого, плотен, бледен, шея короткая и толстая, голова большая, волоса черные. Для вящей же принадлежности ловить и приводить ко мне всех малорослых. Я не говорю о награде за сего пленника. Известные щедроты Монарха нашего за сие соответствуют»[469]469
  Богданович М.И. История Отечественной войны 1812 года. Ч. 3. С. 236.


[Закрыть].

В тот самый момент, когда надежды русских достигли своей высшей точки, перспективы Чичагова стали проясняться. По расчетам Кутузова, адмирал должен был привести с собой к Березине 45-тысячное войско, но от генерал-лейтенанта Эртеля, командовавшего гарнизоном в Мозыре, который подчинялся его приказам, зависело привести или нет к Борисову 15 тыс. человек. Однако Эртель был аккуратным и педантичным администратором, большая часть карьеры которого прошла в качестве начальника московской, а затем петербургской полиции. Подготовка рекрутов, сформировавших часть гарнизона Мозыря, и охрана прилегавших территорий от польских повстанцев – все это вполне было в его компетенции, но он дрожал при мысли о том, что ему придется оставить свои местные обязанности и выдвинуться против Наполеона. Объясняя проволочку, Эртель находил всевозможные отговорки, включая разрушенные мосты, опасность восстания в случае его отъезда, необходимость защиты складов и даже чуму рогатого скота. К тому времени, когда Чичагов смог заменить Эртеля, было уже слишком поздно отправлять войска последнего к Березине. Согласно рапорту адмирала Александру I, вследствие этого у него было всего 32 тыс. человек. Половина из них были кавалеристами, от которых было бы мало проку при обороне речной переправы или в случае сражения в лесистой и болотистой местности на западном берегу Березины[470]470
  См. письмо Ф.Ф. Эртеля П.В. Чичагову от 3 нояб. 1812 г. (ст. ст.) в кн.: Отечественная война 1812 г. Материалы Военно-ученого архива. Т. 21. С. 115117. Письмо П.В. Чичагова Александру I от 17 нояб. 1812 г. (ст. ст.) см. в кн.: Сборник императорского русского исторического общества. Т. 6. СПб., 1871. С. 56–58.


[Закрыть].

Если Чичагов и правда намеревался остановить Наполеона, тогда ему_ потребовалась бы помощь, и с наибольшей вероятностью она могла поступить от Витгенштейна. Еще до начала осенней кампании корпус Витгенштейна был усилен до 40 тыс. человек, хотя 9 тыс. из них были ополченцами. Из Риги в южном направлении для соединения с Витгенштейном также шли 10-тысячный отряд регулярной армии под командованием графа Ф.Ф. Штейнгеля. 16–18 октября Витгенштейн и Штейнгель совместными усилиями нанесли поражение маршалу Сен-Сиру и отбили Полоцк и находившийся в нем мост через Двину. Победа была достигнута скорее за счет численного превосходства и храбрости русских солдат, чем за счет умелых руководящих действий. Штейнгель и Витгенштейн вели наступление с противоположных берегов Двины, и взаимодействие между ними было слабым. Если бы у Витгенштейна был понтонный мост, он мог бы переправиться через Двину позади правого фланга Сен-Сира и оттеснить его к западу, прочь от линии отступления Наполеона. Именно эта цель была обозначена в плане Александра I для осенней кампании. Вместо этого, однако, русскому военачальнику пришлось вести более прозаичный и дорого ему стоивший фронтальный штурм Полоцка.

Даже при всем при том, победа под Полоцком имела важные последствия. Генерал К.Ф. Вреде, командовавший баварскими войсками Сен-Сира, как ожидалось, отступил на запад в сторону Литвы и тем самым наверняка освободил своих солдат от всякого дальнейшего участия в войне, хотя Витгенштейн никогда не мог быть вполне уверен в том, что Вреде не появится в какой-то момент и не создаст для него угрозу на правом фланге. В своем рапорте Александру I по итогам сражения Витгенштейн справедливо указывал на то, что он ослабил корпуса и Удино, и Сен-Сира до такой степени, что они оказались не в состоянии оказывать сколько-нибудь серьезное сопротивление до получения ими подкрепления. Маршал Виктор впоследствии был вынужден оставить Смоленск и очень спешно двинуться им на помощь. У Витгенштейна имелись все основания гордиться этим достижением. Три французских корпуса, каждый из которых изначально был равен по силе его собственному, благодаря его стараниям оказались оттянутыми с главного театра военных действий в центральной части Белоруссии[471]471
  Отечественная война 1812 г. Материалы Военно-ученого архива. Т. 19. С. 265.


[Закрыть].

Витгенштейн повел наступление к югу от Полоцка и 31 октября разбил войска маршалов Сен-Сира и Виктора в сражении при Чашниках на р. Улла. По мнению Сен-Сира, русские победили благодаря превосходящей силе своей артиллерии и неспособности маршала Виктора сконцентрировать большую часть своего корпуса на поле боя. Как обычно, в отсутствие Наполеона его маршалы сражались друг с другом, и возвращение выздоровевшего Удино не добавило слаженности руководству маленькой французской армии, противостоявшей Витгенштейну. Тогда рассерженный Наполеон в категорической форме приказал Виктору атаковать Витгенштейна и оттеснить его обратно за Двину, подальше от линии отступления Великой армии, от которой тот оказывался в опасной близости. 13–14 ноября Виктор начал наступление дальше на восток в направлении Смолян на р. Улла, но, несмотря на ожесточенное сражение, не смог выбить войска Витгенштейна с занятой ими позиции[472]472
  Saint-Cyr G. Op. cit. Vol. 3. P. 201–203.


[Закрыть].

В течение трех первых недель ноября 1812 г. П.X. Витгенштейн довольствовался тем, что удерживал линию вдоль р. Улла и отбивал все атаки французов. Князь П.И. Шаховской, псковский губернатор, мобилизовал тысячи телег и сформировал шесть подвижных магазинов для обеспечения войск Витгенштейна. Благодаря этому русские питались гораздо лучше своего противника. Они также были гораздо лучше одеты, поскольку корпус Витгенштейна получил в сентябре 30 тыс. меховых полушубков из губерний, находившихся у него в тылу. С каждым днем бездействия баланс сил двух армий смещался в пользу Витгенштейна. Хотя всего полтора дня пути отделяли Витгенштейна от главной дороги Орша – Борисов, он не пытался пересечь коммуникации Наполеона. Его осторожность была оправданной. В первой половине ноября он не имел данных ни о расположении остальных сил русских, ни о состоянии наполеоновской армии. Не только сам Витгенштейн, но также император и Кутузов, опасались за сохранность русского корпуса, если бы он был одновременно атакован Наполеоном и Виктором, в тот момент, когда поблизости не было армий ни Чичагова, ни Кутузова, чтобы ему помочь. Только когда 22 ноября Виктор отступил, Витгенштейн двинулся вперед по его следу. Таким образом, он должен был занять позицию, с которой мог атаковать французов во время переправы через Березину, но в отличие от Чичагова, он не шел непосредственно у них по пятам[473]473
  Богданович M. И. История Отечественной войны 1812 года Ч. 3. С. 198-204; Отечественная война 1812 г. Материалы Военно-ученого архива. Т. 19. С. 268,270–272; Гаврилов С.В. Указ. соч. С. 163. См., например, письмо Александра IM. И. Кутузову от 30 окт. 1812 г. (ст. ст.) в кн.: Сборник исторических материалов, извлеченных из архива собственной Е.И. В. канцелярии. Вып. 2. С. 140–141. А также письмо М.И. Кутузова П.X. Витгенштейну от 3 нояб., в котором содержалось предупреждение о той же самой опасности в кн.: М.И. Кутузов. Сб. документов. Т. 1. Ч. 2. С. 280–281.


[Закрыть].

Тем не менее он должен был оказаться гораздо ближе к французам, чем основные силы армии Кутузова. После «сражения» под Красным главной задачей Кутузова было дать своим войскам отдых и пищу. По этой причине он пошел на юго-запад от Красного к маленькому городку Копыс – следующей переправе через Днепр к югу от Орши. Здесь основные силы русской армии смогли отдохнуть и успешно реквизировать значительное количество продовольствия в соседних районах, располагавшихся к югу от них. Кутузов также оставил здесь много артиллерийских батарей, поскольку стало очевидно, что нет больше необходимости тянуть за собой все эти орудия. Кутузов действительно выслал вперед авангард в составе двух пехотных и одного кавалерийского корпусов, находившихся под командованием Милорадовича, но до тех пор, пока у Чичагова не появилась бы возможность блокировать Наполеона на Березине на четыре дня или более, войска Милорадовича не могли рассчитывать на то, что им удастся прибыть вовремя и сразиться с французами на переправе. Во время переправы через Днепр и продвижения с боями по территории Белоруссии войска Милорадовича серьезно пострадали. Историк 5-го егерского полка писал: «От Копыса жителей мы нигде не находили, селения были пусты: как говорится, ни кошки, ни собаки. В амбарах и сараях все было чисто: ни зерна, ни крупинки и ни клочка сена»[474]474
  Крючков В. 95-й пехотный Красноярский полк. История полка, 1797–1897. СПб., 1897. С. 173. О проведении реквизиций в Могилевской губернии см.: Гаврилов С.В. Указ. соч. С. 161.


[Закрыть].

Впереди М.А. Милорадовича шли казаки М.И. Платова и так называемая «летучая колонна» А.П. Ермолова, состоявшая из двух кирасирских и трех линейных полков, некоторого количества казаков и двух легких пехотных полков лейб-гвардии (лейб-гвардии Егерский и Финляндский полки). Летучая колонна выдвинулась на Оршу 19 ноября, но задержалась в пути на полтора дня, так как Наполеон сжег мост через Днепр. Казаки Ермолова переплыли через реку, но лошадей тяжелой кавалерии для переправы пришлось привязать к плотам. Лишь измотанностью легкой регулярной кавалерии можно объяснить тот факт, что русские кирасиры исполняли подобную роль. Весь багаж пришлось оставить на восточном берегу Днепра. Кутузов приказал Ермолову не изматывать своих людей и подождать Милорадовича под Толочиным перед тем, как продолжать преследование Наполеона. Но Ермолов знал, что скорость имеет решающее значение, если стояла задача остановить Наполеона на Березине, поэтому он игнорировал оба приказа[475]475
  Ермолов А.П. Указ. соч. С. 244–248.


[Закрыть].

В результате героических усилий Ермолов прибыл в Борисов 27 ноября – в тот самый день, когда Наполеон и его гвардия переправились через Березину в 18 км севернее, близ деревни Студенка. Русские войска дорого заплатили за столь высокую скорость. Казакам обычно удавалось вести фуражировку и находить себе пропитание вблизи дороги, у артиллерии имелся некоторый запас еды на крайний случай, который она перевозила в зарядных ящиках, пехоте же приходилось очень туго. Егери лейб-гвардии за последний месяц всего один раз спали не под открытым небом. Во время недельного перехода от Днепра до Березины им всего лишь дважды выдавались сухари. На каждом бивуаке солдаты рыли землю в поисках картошки. Но даже ее было трудно найти, и в суматохе и от истощения ее часто ели в сыром виде[476]476
  Потоцкий П.П. Указ. соч. С. 207–210; Записки о походах 1812 и 1813 годов… С. 76–77; История лейб-гвардии Егерского полка… С. 88–94.


[Закрыть].

Что касается гвардейцев Финляндского полка, то в их ранцах еще имелось немного крупы, но их котелки перевозились вместе с полковым багажом, а в сыром виде крупа была несъедобна. Люди выживали за счет того, что срезали с деревьев кору и делали из нее импровизированные варочные котлы. Поместив крупу внутрь коры и разогрев эту стряпню на костре из сырых, шипящих дров, гвардейцы заглатывали всю эту «еду» вместе с корой. И наградой за все их усилия было то, что они прибыли к Березине, опоздав на один день. На следующее утро два полка лейб-гвардии переправились через реку и были размещены в резерве армии Чичагова, сражавшейся с Наполеоном в лесах близ деревни Брили. Следующие два дня они провели, стоя по колено в снегу вообще без еды. Не удивительно, что люди массово выбывали из строя. Тем не менее боевой дух войск по-прежнему был высок. Эти гвардейцы были хорошими солдатами. Их дух укреплял тот факт, что они наступали и очевидным образом выигрывали войну. Сам Ермолов был командиром, умевшим вдохновить своих солдат на поле боя: именно такой человек в критической ситуации мог выжать из русского солдата все, на что тот был способен[477]477
  Гулевич С.А. История лейб-гвардии Финляндского полка. С. 256–261; Записки о походах 1812 и 1813 годов… С. 76–77.


[Закрыть].

Когда Чичагов 22 ноября впервые оказался близ Борисова, он переместил свою ставку и весь багаж на противоположную сторону реки и в город, располагавшийся на восточном берегу Березины. Граф Ламберт был ранен во время захвата моста, поэтому Чичагов назначил ему на смену графа П.П. Палена. На следующий день Пален был отправлен вперед, по главной дороге. Поскольку основные силы наполеоновской армии в тот момент соединялись с Удино и Виктором и направлялись к Борисову, это был опасный шаг. Ни Чичагов, ни Пален не проявили должной осторожности. Отряд Палена был разбит авангардом Наполеона и отступил обратно в Борисов. Чичагов со своей ставкой быстро собрал лагерь и переместился обратно за Березину, бросив большую часть армейского багажа. Впоследствии враги Чичагова часто использовали это его фиаско, чтобы ему навредить, но на самом деле этот эпизод не имел столь большого значения. Хотя большая часть авангарда Палена оказалась отрезанной, почти всем входившим в него войскам удалось благополучно найти брод и возвратиться к своим. Четыре дня спустя Борисов и большая часть багажа Чичагова были отбиты Витгенштейном. Кроме того, русским удалось сжечь мост в Борисове, имевший важное стратегическое значение, поэтому река по-прежнему являлась преградой для Наполеона.

Вновь оказавшись на западном берегу, Чичагов столкнулся с дилеммой. Не было возможности координировать действия даже с Витгенштейном, располагавшимся на другом берегу реки, не говоря уже о Кутузове, который все еще находился на значительном удалении, близ Днепра. Следовательно, адмиралу предстояло удерживать линию обороны вдоль Березины своими собственным силами. В распоряжении Чичагова в лучшем случае имелось 32 тыс. человек, из которых лишь половина были пехотинцами. Если бы он мог быть уверен в том, что Наполеон направлялся на северо-запад в сторону Вильно, Чичагову потребовалось бы прикрыть всего-навсего 20 км местности между Борисовым и переправой у д. Веселово, напротив Зембина. Проблема заключалась в том, что Наполеон мог переправиться через реку к югу от Борисова и пойти в западном направлении, к Минску или даже двинуться через Игумен на Бобруйск, сильно забрав к югу. Эти допущения сильно расширяли участок реки, который Чичагову приходилось прикрывать, – до 100 км и более. Наполеон сделал вид, что готовится к походу на Минск, занимаясь постройкой моста у с. Ухолоды, в 12 км к югу от Борисова. На самом деле, однако, он переправился у д. Студенка, в 18 км к северу от Борисова, и направился к Вильно[478]478
  В своих письмах к Александру I П.В. Чичагов впервые выступает в защиту своих действий, см.: Сборник императорского русского исторического общества. Т. 6. С. 51–67. Что касается мемуаров, то возможно, лучше всего курс, взятый П.В. Чичаговым, отстаивается в кн.: Арнольди И. Березинская переправа // Военный сборник. 1910. № 9. С. 8–20. Главным из недавних исследований в защиту П.В. Чичагова является работа И.Н. Васильева, см.: Васильев И.Н. Несколько громких ударов по хвосту тигра. М, 2001.


[Закрыть].

Как это часто случается на войне, среди всех тягот военного времени и противоречивых данных разведки Чичагов поверил тому, что больше всего соответствовало его собственным предположениям и страхам. Сильнее всего адмирал тревожился по поводу того, что Наполеон направлялся к Минску с целью заново овладеть располагавшимся там складом, от которого к тому моменту зависела судьба армии самого Чичагова. В Минске он мог соединиться со Шварценбергом, который, как полагал Чичагов, наступал в направлении Березины в тылу русской армии. В оправдание Чичагова следует сказать, что большая часть русских военачальников высшего ранга полагала, что Наполеон направится к Минску или Бобруйску, и что для русских это будет наиболее опасный шаг противника. 22 ноября, например, Кутузов в письме к Чичагову предупреждал его о том, что, если Наполеону не удастся переправиться через Березину, вполне вероятно, он пойдет на юг. Клаузевиц, на тот момент находившийся в ставке Витгенштейна, вспоминал, что «в данных условиях более вероятным представлялось, что она [французская армия. – Прим. пер.] направится на Бобруйск»[479]479
  М.И. Кутузов. Сб. документов. Т. 4. Ч. 2. С. 344–345; Клаузевиц К. Указ. соч. С. 98.


[Закрыть].

Возможно, наиболее поразительные факты приводятся в мемуарах Ермолова. Когда, наконец, 29 ноября он добрался до ставки Чичагова, адмирал все еще пытался отправить казаков Платова во фланг и тыл Наполеона для того, чтобы они уничтожили мосты и гати, проложенные через болота у Зембина, и открыли путь на Вильно. Ермолов заметил, что это было неразумно: «Если бы Наполеон встретил невозможность идти на местечко Зембин, ему оставалось единственное средство овладеть дорогою на Минск, где при изобильных всякого рода запасах (которыми снабжается армия наша и все прочие войска) доставить своей армии отдохновение, призвав из Литвы подкрепления и восстановить в ней порядок». Если чрезвычайно умный Ермолов, на протяжении последнего месяца наблюдавший распад наполеоновской армии, размышлял таким образом, тогда не удивительно, что Витгенштейн и Чичагов думали так же[480]480
  Ермолов А.П. Указ. соч. С. 251.


[Закрыть].

Дав Наполеону себя провести, Чичагов 25 ноября с большей частью своей армии двинулся на юг в направлении с. Шабашевичи с целью прикрыть дорогу на Минск. Он оставил в Борисове графа Ланжерона с одной слабой пехотной дивизией, однако приказал генерал-майору Е.И. Чаплицу оставить позицию напротив Студенки и привести свои войска для соединения с А.Ф. Ланжероном. К тому времени как Чаплиц получил эти приказы, его разведчики уже предоставили ему точные сведения о том, что Наполеон наводил мосты для переправы у Студенки. Тем не менее, получив безоговорочные приказы от Чичагова и Ланжерона, он двинулся на юг, к вящей радости французов, наблюдавших за ним с противоположного берега реки. Чаплину также не удалось уничтожить мосты и гати, проложенные через болота у Зембина. Узкий проход у Зембина, по сути, являлся наилучшей оборонительной позицией, которая имелась в распоряжении русской армии, пытавшейся остановить прорыв Наполеона к Вильно. Если бы мосты и гати были уничтожены, одна единственная дивизия у Зембина могла сдерживать силы всей французской армии. Даже если бы Чаплиц уничтожил мосты и гати и после этого оставил позицию, их восстановление задержало бы отход Наполеона по меньшей мере на день[481]481
  Богданович М.И. История Отечественной войны 1812 года Т. 3. С. 255261; Михайловский-Данилевский А.И. Описание Отечественной войны 1812 г. С. 519.


[Закрыть].