Текст книги "Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814"

Автор книги: Доминик Ливен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 51 страниц)

Однако перед Румянцевым стояла трудная задача. Даже учитывая, что проводимый Наполеоном курс на удушение европейской торговли невольно помогал ряду зарождавшихся отраслей российской промышленности (например, сахарному производству), были ли российские общество или экономика в состоянии воспользоваться этими преимуществами? Конечно, Коленкур приветствовал идеи Румянцева, но даже он полагал, что отсутствие среднего класса и большого числа умелых ремесленников должно было серьезно снизить экономический потенциал России. Во многом успех промышленной революции зависел от возможности одновременного использования каменного угля и железной руды, но в России установление транспортного сообщения между богатыми месторождениям страны произошло только с наступлением эры железных дорог. Довольно скоро Румянцев разочаровался в континентальной блокаде Наполеона, представлявшей собой общеевропейский бойкот британской торговли, с помощью которой французский император надеялся поставить своего главного противника на колени. По мнению Румянцева, в действительности эта блокада наносила вред конкурентам Великобритании и отдавала международную торговлю на откуп англичанам[115]115
  В дискуссиях об истоках «промышленной революции» Россия редко удостаивается простого упоминания. Помимо приведенных выше причин, общим местом является предположение, что для промышленного рывка требовалась высокая концентрация населения. См., например, ход интересной дискуссии в кн.: Kenneth P. The Great Divergence: China, Europe and the Making of the Modern World Economy. Princeton, 2000.


[Закрыть].

С точки зрения политики, успех стратегии Румянцева был в руках Наполеона. Изоляционизм представлялся приемлемой стратегией только в том случае, если Наполеон переставал угрожать безопасности России. По мнению Румянцева, это прежде всего означало прекращение потворства полякам со стороны Франции. Вновь образованное польское государство непременно потребовало бы восстановления его в тех границах, в которых оно существовало до раздела Польши, а это лишило бы Россию значительной части территорий Украины и Белоруссии. Хотя собственный политический капитал Румянцева был инвестирован в союз с Францией, он говорил Коленкуру следующее: «Я буду первым, кто посоветует императору пожертвовать всем, чем только возможно, лишь бы только не согласиться с восстановлением польского государства или принятием каких-либо мер, могущих хотя бы косвенно способствовать его восстановлению или утверждению самой мысли о том, что это возможно»[116]116
  Дипломатические сношения России и Франции… Т. 4. С. 110–116, 325–328.


[Закрыть].

Если сам Александр I и покидал Тильзит, питая некие иллюзии относительно союза с Францией, то они быстро развеялись. Первые разногласия возникли по поводу Молдавии и Валахии – османских провинций, занятых русскими войсками в ходе текущей кампании. Россия желала присоединить эти территории в качестве компенсации за военные расходы, понесенные ею в результате войны, начатой турками в 1806 г. Весьма вероятно, что вхождение Н.П. Румянцева в должность министра иностранных дел подогрело аппетиты России касательно расширения территории государства за счет турецких владений. Поскольку данные территориальные приобретения не оговаривались в тексте Тильзитского договора, французы, в свою очередь, потребовали компенсации в обмен на присоединение указанных провинций к России. Александр полагал, что Наполеон в ходе тильзитского свидания с одобрением отнесся к планам российского императора присоединить турецкие провинции, поэтому требование французов застало его врасплох. Однако, что действительно шокировало его, так это требование французов отдать им в качестве компенсации Силезию. Последняя не только представляла гораздо большую ценность, чем обе турецкие провинции, но и являлась самой богатой областью, находившейся под контролем Пруссии. Ее отторжение одновременно навлекло бы позор на Александра в глазах Фридриха-Вильгельма и понизило бы статус Пруссии до уровня мелкого княжества, совершенно не способного прикрыть западные рубежи Российской империи. Кроме того, Силезия располагалась между Саксонией и Великим герцогством Варшавским, которые находились под управлением саксонского короля. Саксонско-польская монархия являлась аванпостом и государством-сателлитом Наполеона в Восточной Европе. Если бы (что было весьма вероятно) Наполеон добился присоединения Силезии, в которой был велик процент польского населения, к саксонско-польской монархии, опасения России насчет новой польской угрозы возросли бы многократно.

Спор по поводу османских «княжеств» разворачивался на фоне начатых франко-русских переговоров относительно будущего самой Османской империи. Переговоры выявили как притязания Румянцева на территорию Турции, так и полное нежелание французов предоставить в распоряжение России Константинополь и выход к Средиземному морю. Эти прения вскоре померкли на фоне кризиса, вызванного попытками Франции и России добиться выполнения условий Тильзитского договора, предполагавших установление континентальной блокады на территории всей Европы. Задача России заключалась в том, чтобы распространить континентальную систему на Швецию: она была достигнута (по крайней мере на бумаге) в результате поражения, нанесенного шведам в ходе войны 1808–1809 гг. С точки зрения России, основным оправданием этой дорогостоящей военной кампании служило присоединение Финляндии, что ставило Петербург в гораздо более безопасное положение на случай возможной будущей экспансии Швеции. Мирный договор был подписан во Фридрихсгаме в сентябре 1809 г. Александр выразил свое удовлетворение тем, что даровал Румянцеву звание государственного канцлера (высший гражданский чин в России того времени) и предоставил финнам значительную автономию.

Тем временем попытка французов распространить континентальную блокаду на Пиренейский полуостров имела самые печальные последствия. Португальское правительство и королевская семья бежали в Бразилию под эскортом британского флота. Попав в полную зависимость от англичан, они немедленно открыли границы всей португальской империи для английской торговли. Еще худшими последствиями обернулись проведенные Наполеоном отстранение от власти Бурбонов и попытка государственного переворота в Испании. Эти события вызвали в петербургском обществе еще большую критику в адрес Александра I и Румянцева, которые поддерживали Наполеона. Теперь не только Испания, но и испанская империя была открыта для английской торговли, что расширяло и без того огромную брешь в континентальной блокаде. Испанский мятеж также убедил австрийцев в том, что, возможно, настал их последний шанс нанести удар, пока Наполеон был занят другими событиями, и пока их финансы все еще позволяли содержать подобающую великой державе армию.

Александр так объяснял Фридриху-Вильгельму свое положительное отношение к континентальной блокаде: «Я имею основания надеяться, что это послужит хорошим средством для скорейшего наступления всеобщего мира, в котором так остро нуждается Европа. Пока продолжается война между Францией и Англией, всем прочим державам на континенте не будет покоя». Некоторые советники постоянно предупреждали его, сколь странно воображать, будто даже объединенное франко-русское давление заставит Англию приступить к переговорам. Теперь сам Александр был вынужден признать, что политика Наполеона сделала мир, в котором так нуждалась Россия, как никогда далеким. Неразумная агрессия Франции в Испании дала Великобритании «огромные преимущества» и подтолкнула Австрию начать военные приготовления, которые могли развязать новую войну на европейском континенте[117]117
  Briefwechsel König Friedrich Wilhelm Ill's und der Königin Luise mit Kaiser Alexander I. Leipzig, 1900. P. 167–168. Одно из многочисленных мнений российской стороны о том, сколь сильно неудача Наполеона в Испании пошатнула надежды на мир, см.: Внешняя политика России. Т. 4. С. 320–321. Еще одно мнение см.: Там же. С. 441.


[Закрыть].

Именно в такой напряженной международной обстановке Александр I отправился в сентябре 1808 г. в г. Эрфурт, расположенный в центральной части Германии, чтобы принять участие в долгожданном продолжении тильзитской встречи. Несмотря на пышные торжества и бесчисленные публичные демонстрации восхищения друг другом, отношения двух монархов по сравнению с предшествующим годом заметно остыли. В какой-то мере это объяснялось относительным улучшением позиций России, в силу чего у нее появилось больше возможностей для ведения переговоров при меньшей необходимости выказывать безграничное почтение Наполеону. К тому моменту Россия уже давно оправилась от поражения при Фридланде. Французские войска больше не были опасным образом размещены у ее границ. Вместо этого они участвовали в боях на территории Испании или находились в ожидании возможной новой войны с Австрией. Франции была нужна поддержка России, и поэтому она отбросила возражения по поводу присоединения к России Молдавии и Валахии. В обмен на это Александр пообещал выступить на стороне Наполеона в случае нападения Австрии, но поскольку это условие и так было включено в текст Тильзитского договора, Россия не делала никакой реальной уступки.

Гораздо больший интерес, чем довольно бесцельные переговоры в Эрфурте и достигнутые там же договоренности представляет переписка между Александром I и членами императорской фамилии на предмет встречи с Наполеоном, поскольку эти документы вскрывают самые потаенные мысли российского монарха. За неделю до отъезда императора мать написала ему пространное письмо, в котором умоляла его не ехать. В свете похищения членов испанского императорского дома вдовствующая императрица Мария беспокоилась о безопасности своего сына, который должен был находиться в иностранном государстве в городе, охраняемом французским гарнизоном и находящемся во власти человека, не ведавшего ни угрызений совести, ни каких бы то ни было границ. Признавая, что заключенный в Тильзите мир был необходим, она разъясняла опасные последствия союза с Францией. Посредством манипуляций Наполеон заставил Россию ввязаться в дорогостоящую и небезупречную с моральной точки зрения войну против Швеции, одновременно препятствуя заключению мира России с Портой и даже пытаясь влиять на русско-персидские отношениях. Ситуация усугублялась наличием проблем внутри страны, вызванных пагубным разрывом отношений с Великобританией и присоединением к континентальной блокаде. Торговля замерла, подскочили цены на предметы первой необходимости, что уменьшило реальный размер жалований вдвое и заставляло чиновников заниматься воровством, чтобы прокормить свои семьи. Падение государственного дохода, моральное разложение и рост коррупции в рядах правительственных чиновников грозили возникновением кризиса. Однако затруднения, с которыми Наполеон столкнулся в Испании, и перевооружение Австрии давали России шанс объединиться с противниками Франции и положить конец ее господству в Европе. В такой момент, утверждала императрица, визит российского императора к Наполеону и укрепление франко-русского союза были бы гибельны для репутации Александра и интересов России[118]118
  Шильдер Н.К. Накануне Эрфуртского свидания 1808 года // Русская старина. 1899. Т. 98. № 2. С. 3–24. Об Эрфуртской союзной конвенции см.: Внешняя политика России. Т. 4. С. 359–361.


[Закрыть].

Доводы, приводимые императрицей Марией, были не новы. Многие из дипломатов Александра высказывали аналогичные мысли: например, граф П.А. Толстой неоднократно делал это в своих донесениях из Парижа. Однако Александру было гораздо легче игнорировать донесения официальных лиц, чем письмо собственной матери. Хотя он нередко сердился на императрицу Марию, в глубине души он был не просто послушным и вежливым, но и нежно любившим ее сыном. Поэтому накануне своего отъезда в Эрфурт Александр изложил и объяснил свою политику в пространном письме к матери.

Он начал с заявления о том, что в деле столь большой важности следует руководствоваться исключительно интересами России и соображениями ее благополучия, чему и посвящены все его усилия. Было бы «преступлением» позволить себе руководствоваться невежественным, ограниченным и непостоянным общественным мнением. Вместо этого он должен опираться на доводы собственного рассудка и совести, прямо смотря на реальное положение дел и не давая воли ложным надеждам и эмоциям. Неоспоримым фактом на тот момент являлась огромная мощь Франции, которая была сильнее и находилась в более выгодном положении, чем даже Россия и Австрия вместе взятые. Если даже республиканская Франция в 1790-е гг., ослабленная в результате плохого управления и гражданской войны, смогла одержать победу над объединенными силами всей Европы, то что говорить о французской империи, во главе которой стоит властный правитель, военный гений, командующий армией ветеранов, закаленной пятнадцатилетними боями? Наивно было бы полагать, что неудачи в Испании могли серьезно поколебать его власть.

На тот момент спасение России заключалось в том, чтобы избежать конфликта с Наполеоном, что могло быть достигнуто лишь в том случае, если бы удалось убедить его в том, что Россия имела общие с ним интересы. «К этому-то результату должны были клониться все наши усилия, чтобы таким образом иметь возможность некоторое время дышать свободно и увеличивать в течение этого столь драгоценного времени наши средства, наши силы. Но мы должны работать над этим среди глубочайшей тишины, а не разглашая на площадях о наших вооружениях, наших приготовлениях и не гремя публично против того, к кому мы питаем недоверие». Отказ явиться на встречу с Наполеоном, которая так долго планировалась, возбудил бы его подозрения и мог бы оказаться роковым в ситуации международной напряженности, которая была налицо. Если бы Австрия начала войну тогда, она сделала бы это наперекор собственным интересам и своей недостаточно окрепшей мощи. Все должно было быть сделано для того, чтобы спасти Австрию от столь безрассудного поступка и сохранить ее ресурсы до того момента, когда они могли быть использованы для общего блага. Но такой момент еще не настал и, если бы результатом поездки в Эрфурт стало «предотвращение столь прискорбной трагедии» как поражение и уничтожение Австрии, это с лихвой окупило бы все неприятные стороны встречи с Наполеоном[119]119
  Русская старина. 1899. № 3. С. 17–24.


[Закрыть].

Есть все основания полагать, что в этом письме к матери Александр говорил от чистого сердца. Однако, зная ее отвращение к Наполеону, вероятно, Александр преувеличивал свои неприязнь и недоверие к французскому монарху. У него не было причин притворяться, когда он писал своей сестре Екатерине, бывшей, возможно, тем человеком, которому император доверял как никому другому. После отъезда из Эрфурта и наилучших пожеланий, оставленных Наполеону, Александр писал Екатерине: «Бонапарт думает, что я не более чем идиот. “Хорошо смеется тот, кто смеется последним!” Всем сердцем я уповаю на Господа»[120]120
  Переписка императора Александра I… С. 20.


[Закрыть].

На протяжении шести месяцев после встречи в Эрфурте основной целью российской внешней политики было не допустить начала франко-австрийской войны. Александр и Румянцев были убеждены в том, что в случае войны надежды Австрии на действенную помощь со стороны повстанцев Германии или на высадку английских войск не оправдаются. Армия Габсбургов, несомненно, была бы разбита, и Австрия либо понесла бы полное поражение, либо была бы ослаблена до такой степени, что оказалась перед необходимостью стать сателлитом Франции. В этом случае Россия оставалась бы единственной независимой великой державой, вынужденной противостоять владычеству Наполеона над всем европейским континентом. Российский император оставался верным союзу с Францией с единственной целью: выиграть для России время. Если бы Петербург открыто выступил на стороне Австрии, Наполеон не только бы уничтожил армию Габсбургов до подхода русских сил, но затем обратил бы всю свою мощь против России, которая все еще была совсем не готова для борьбы не на жизнь, а на смерть.

Александр не принял требования Наполеона выступить с объединенными франко-русскими предупреждениями в Вене: отчасти потому, что не хотел оскорблять австрийцев, а отчасти из опасения, что чересчур сильная поддержка России может подтолкнуть Наполеона к началу военных действий, направленных на уничтожение монархии Габсбургов или же просто на опустошение австрийской сокровищницы, средства которой должны были пойти на содержание непомерно раздутой французской армии. Тем не менее Александр предупредил австрийцев, что в случае их нападения на Наполеона обязательства России по Тильзитскому договору заставят ее выступить на стороне Франции. С другой стороны, поскольку он полагал, что военные приготовления в Австрии могли объясняться исключительно страхом перед французской агрессией, он обещал, что при условии частичного разоружения Австрии Россия выступит с публичными гарантиями прийти ей на помощь в случае нападения Франции. Вплоть до начала войны 10 апреля 1809 г. Александр считал практически невозможным поверить, что Австрия примет на себя смертельный риск, связанный с нападением на Наполеона. Когда же это произошло, российский император обвинил правительство Габсбургов в том, что оно позволило себе пойти на поводу у общественного мнения и собственных эмоций[121]121
  Материалом для данного абзаца послужила вся российская дипломатическая переписка за шесть месяцев, поэтому процитировать все соответствующие донесения не представляется возможным. Ключевыми среди них являются: Внешняя политика России. Т. 4. С. 291–298, 316–317, 317–319, 331–332,387–389, 410–412, 485–487, 493–496, 502–504, 543–545.


[Закрыть].

Нападение Австрии на Наполеона не оставило Александру другого выбора, кроме как объявить ей войну. Если бы он отказался от своих договорных обязательств, русско-французскому союзу пришел бы конец, а Россия и Франция, возможно, оказались бы в состоянии войны уже через несколько недель. Являясь теоретически противником Австрии, Россия в ходе военных действий преследовала основную цель, состоявшую в том, чтобы как можно меньше ослабить Австрийскую империю. Россия стремилась нанести минимальный ущерб австрийской армии, поскольку сохранение последней являлось главным залогом того, что Наполеон не сможет навязать Габсбургам непосильные условия мира. Кроме того, Россия выступала категорически против расширения территории герцогства Варшавского. Поэтому российская армия, вторгшаяся в пределы австрийской части Галиции, приложила немалые усилия к тому, чтобы избежать столкновения с силами Габсбургов и замедлить продвижение польской армии герцогства Варшавского, которая предположительно являлась российским союзником. Разумеется, скрывать подобного рода тактику не представлялось возможным, особенно когда перехваченная поляками российская корреспонденция раскрыла намерения военного командования России. Наполеон был в ярости и никогда больше не верил в то, что союз с Россией был действительно полезен. Как и ожидалось, война закончилась поражением Австрии. По условиям Шёнбруннского мирного договора, подписанного в октябре 1809 г., Наполеон расквитался с Александром, отдав большой кусок Галиции полякам.

Война между Австрией и Францией стала началом конца русско-французского союза, но два эпизода, имевшие место зимой 1809–1810 гг., на некоторое время затормозили этот процесс. Наполеон согласился с тем, что его послу в России Арману де Коленкуру следовало разработать проект франко-русской конвенции, которая должна положить конец страхам России относительно возможной реставрации польского государства. Примерно в то же время Наполеон развелся со своей женой Жозефиной и искал руки сестры Александра I. Некоторое время ходили слухи о том, что Наполеон добивался женитьбы на великой княгине. В марте 1808 г. крайне обеспокоенная императрица Мария попросила русского посла в Париже выяснить, действительно ли существует такая угроза. В то время очевидным объектом притязаний французского императора могла быть великая княжна Екатерина. Брачный союз этой чрезвычайно отважной и волевой молодой женщины с Наполеоном мог стать интересным и захватывающим событием. Однако, несмотря на все свое честолюбие, Екатерина не могла смириться с мыслью о том, что ей придется стать женой корсиканского бандита. Вероятно, чтобы избежать такой возможности, она в 1809 г. вышла замуж за своего дальнего родственника, герцога Г.П. Ольденбургского. После этого единственно возможной кандидатурой оставалась великая княжна Анна, которой на момент поступления предложения от Наполеона едва исполнилось 16 лет[122]122
  Сборник императорского русского исторического общества. Т. 89. С. 496–497, 525–527.


[Закрыть].

Просьба руки Анны, высказанная Наполеоном, была очень некстати для Александра. Он не желал выдавать свою сестру замуж за Бонапарта и равным образом не хотел оскорбить французского императора своим отказом. В своем завещании Павел I устанавливал принцип, согласно которому решение о замужестве его дочерей находилось в компетенции их матери, и в каком-то смысле для Александра это служило великолепным оправданием для того, чтобы уклониться от решения этого вопроса, хотя, ссылаясь на неспособность подчинить своей воле женщину, он подтверждал все опасения Наполеона относительно своей слабости. Александр скорее боялся вызвать раздражение своей матери, но на самом деле оба одинаково смотрели на данный вопрос, и это являлось лишь одним из признаков растущего согласия между ними по политическим вопросам. Конечно, императрицу ужасала мысль о подобной женитьбе, но она отдавала себе полный отчет в том, сколь опасно было вызывать раздражение Наполеона. Она писала своей дочери Екатерине, что Александр поведал ей о том, что западная граница империи очень уязвима, а на предполагаемых путях вторжения противника нет ни одной крепости: «Император сообщил мне, что если бы Господь даровал ему пять лет мира, он построил бы десять крепостей и привел бы финансы в порядок». Императрица признавала тот факт, что долгом императорской фамилии было самопожертвование на благо государства, но она не могла смириться с мыслью о том, что ей придется отдать в руки Наполеона свою дочь, еще совсем ребенка. То обстоятельство, что две старшие сестры Анны были выданы замуж в юном возрасте и обе умерли при родах, усиливали противодействие императрицы. В конце концов великая княжна Екатерина нашла компромисс: Наполеон не получит прямой отказ, но ему будет сказано, что, потеряв двух дочерей, императрица приняла твердое решение, что ее последняя дочь не должна выходить замуж до своего восемнадцатилетия[123]123
  Переписка императора Александра I… С. 251–257, 259–260.


[Закрыть].

К тому моменту, когда полуотказ российской стороны достиг Наполеона в феврале 1810 г., он уже давно отдал предпочтение другому варианту – женитьбе на дочери австрийского императора, эрцгерцогине Марии-Луизе. Александр подавил как свое негодование по поводу того, что Наполеон одновременно вел переговоры сразу с двумя императорскими дворами, так и свой потаенный страх относительно того, что женитьба Наполеона на представительнице австрийского двора будет способствовать крушению франко-русского союза и изоляции России. Практически тогда же он испытал потрясение, узнав об отказе Наполеона ратифицировать конвенцию, делавшую невозможной реставрацию Польши. Наполеон заверял Россию в том, что не собирался восстанавливать польское королевство, но не мог подписать конвенцию, обязывающую Францию преградить путь кому-либо, включая самих поляков, кто желал бы это сделать. В каком-то смысле споры о конкретном содержании конвенции были бессмысленны: никто не мог заставить Наполеона выполнить условия подписанного им соглашения, да и его верность договорным обязательствам оставляла желать лучшего. Однако нежелание Наполеона даже сделать вид, что он идет навстречу российской стороне касательно Польши, в глазах России выглядело еще более подозрительно. С этого момента франко-русские отношения начали стремительно ухудшаться и сохранили этот вектор вплоть до начала войны в июне 1812 г. Не случайно новый военный министр России М.Б. Барклай де Толли в начале марта 1810 г. представил служебную записку, в которой рассматривались меры по защите западной границы Российской империи от нападения французов[124]124
  О том, как не была ратифицирована конвенция, см.: Дипломатические сношения России и Франции… Т. 4. С. 296–299. Записка М.Б. Барклая де Толли напечатана в: Отечественная война 1812 г. Материалы Военно-ученого архива. Т. 1. Ч. 2. СПб., 1901. С. 1–6.


[Закрыть].

Тем временем континентальная блокада начала причинять России серьезные неудобства. Александр всегда признавал, что участие России в экономической блокаде Англии являлось «основой нашего союза» с Францией. Восстановление отношений с Великобританией пробивало брешь в условиях Тильзитского договора и делало войну с Наполеоном неизбежной. По этой причине он воздерживался от этого шага вплоть до того момента, когда французские войска пересекли границу российских владений в июне 1812 г. Однако уже к 1810 г. стало ясно, что требовалось сделать нечто для того, чтобы снизить урон, нанесённый России континентальной блокадой[125]125
  Внешняя политика России. Т. 4. С. 496–497.


[Закрыть].

Одной из крупнейших частных проблем было стремительное падение ценности бумажного рубля, который к 1811 г. являлся практически единственной валютой, имевшей хождение внутри России. В июне 1804 г. стоимость бумажного рубля составляла три четверти его серебряного эквивалента; к июню 1811 г. она равнялась одной четверти. На то было две основные причины. Во-первых, единственным способом для государства покрыть огромные военные расходы в период 1805–1810 гг. являлся выпуск все новых и новых бумажных денег. Во-вторых, континентальная блокада в сочетании с экономической и политической неопределенностью вызвала кризис доверия в деловых кругах. Даже серебряный рубль в 1807–1812 гг. потерял одну пятую своей стоимости против фунта стерлингов. Стоимость бумажного рубля на иностранных биржах стремительно падала. Это серьезным образом отражалось на стоимости содержания русских войск, участвовавших в сражениях на территории Финляндии, Молдавии, Кавказа и Польши: Коленкур вспоминал, что шведская кампания стоила Александру в переводе на французские деньги пятнадцать серебряных франков на человека в день, отмечая при этом, что «шведская война разоряет Россию». К 1809 г. доход казны составлял менее половины государственных расходов – на горизонте замаячил кризис. Реальная стоимость налоговых поступлений в этот год составила 73% от того, что было собрано пятью годами ранее. В то самое время, когда России предстояла подготовка к войне против Наполеона, подобная ситуация была равносильна катастрофе[126]126
  Статистические данные взяты из кн.: Подмазо А.А. Континентальная блокада как экономическая причина войны 1812 г. // Эпоха 1812 года: Исследования. Источники. Историография. М., 2003. Т. 2. С. 248–266; Злотников М.Ф. Континентальная блокада и Россия. М., 1966. С. 335 и далее. Замечание Коленкура см.: Дипломатические сношения России и Франции… Т. 2. С. 387–388.


[Закрыть].

Государство принимало различные антикризисные меры. Был издан специальный бюллетень, в котором говорилось, что бумажная валюта рассматривается как государственный долг, который будет возвращен. Вводился запрет на печатание новых бумажных денег. Предполагалось уменьшение всех лишних расходов при одновременном повышении налогового обложения. Кроме того, импорт всех предметов роскоши, а также тех, что не относились к разряду необходимых, должен был быть запрещен или обложен запретительными пошлинами. В то же время планировалось введение поощрительных и покровительственных мер в отношении нейтральных судов, находившихся в российских портах и занимавшихся перевозкой русских экспортных товаров. Чрезвычайные налоги не дали солидных поступлений и, когда разразилась война 1812 г., об обете, данном по поводу выпуска новых бумажных денег, пришлось забыть. Однако запрет по ряду статей импорта и поощрение нейтрального судоходства сразу же положительным образом сказались на торговле и финансах России.

К несчастью, эти меры также оказали сильное влияние на Наполеона. Он заявил, что на самом деле было неправдой, будто целью России являлся французский импорт. Более правдивым было заявление Наполеона о том, что суда нейтральных государств используются в качестве прикрытия для торговли с Великобританией. Поскольку сам он в то время осуществлял присоединение большей части северной Германии с целью усиления контроля над торговлей, политика России и Франции оказывалась диаметрально противоположной. Александр, однако, отказался уступить протестам французской стороны. Он заявил, что изменения вызваны необходимостью, и что он как суверенный правитель обладает правом устанавливать торговые тарифы и правила в случае, если они не противоречат договорным обязательствам России.

Упорство Александра проистекало из условий сурового финансового кризиса и соображений престижа российского государства. Как император, так и Румянцев были бы более склонны к компромиссу, не приди они к правильному заключению о том, что континентальная блокада претерпела серьезную трансформацию, превратившись из средства ведения экономической войны против Великобритании в политику, при помощи которой Франция выкачивала средства из всей Европы с целью поощрения собственной торговли и повышения доходов французского государства. Требуя фактического упразднения внешней торговли России, Наполеон выдавал все больше торговых свидетельств, дающих французским купцам право ведения торговли с Великобританией. Как соль на рану для России был тот факт, что экипаж одного французского судна, имевший при себе упомянутые торговые свидетельства, даже пытался продать английские товары в России. Как Коленкур сообщал Наполеону, едва ли следует ожидать, что русские примут на себя расходы по ведению экономической войны Франции, когда сама она все более слагала с себя эти расходы. Результаты присоединения к континентальной блокаде уже давно вызывали критику многих российских государственных деятелей. Однако к началу 1812 г. даже Румянцев признавал, что политика Наполеона страдает отсутствием искренности и целостности, и в разговоре с Джоном Куинси Адамсом заявлял, что «система торговых свидетельств основана на обмане и непорядочности»[127]127
  John Quincy Adams in Russia. С. 236–238, 364; Mémoires du Général de Caulaincourt, Duc de Vicenze. Paris, 1933. Vol. 1. P. 282–283. Записку Николая Мордвинова о континентальной блокаде см.: Архив графов Мордвиновых. Т. 4. № 1050. 25 сент. 1811. С. 479–486.


[Закрыть].

К тому моменту, однако, ключевой проблемой давно уже являлись не конкретные причины разногласий между Францией и Россией, а явные признаки того, что Наполеон готовил массированное вторжение на территорию Российской империи. В начале января 1812 г. военный министр Франции кичился тем, что наполеоновская армия еще никогда не была столь хорошо экипирована, обучена и снабжена всем необходимым для предстоящей войны: «Мы делали приготовления на протяжении более пятнадцати месяцев». При той уверенности в своих силах, которая имелась у французов до 1812 г., не удивительно, что эти слова были услышаны русским шпионом. Русским действительно были исключительно хорошо известны намерения и приготовления французов. Уже летом 1810 г. группа молодых и хорошо подготовленных офицеров была направлена в качестве атташе в российские миссии, располагавшиеся при княжеских дворах на территории всей Германии. Их задача состояла в сборе разведданных. Внутри Германии главным источником разведывательной информации являлась российская миссия в Берлине, с января 1810 г. возглавляемая X.А. Ливеном. Большая часть подразделений наполеоновской армии, готовившихся к вторжению в Россию, либо дислоцировались в Пруссии, либо должны были быть переброшены через ее территорию. Поскольку пруссаки питали неприязнь к французам, сбор исчерпывающих сведений о самих подразделениях и их перемещениях не представлялся сложной задачей[128]128
  Сборник императорского русского исторического общества. Т. 121. СПб., 1906. С. 196–202. Безотосный В.М. Разведка и планы сторон в 1812 году. М., 2005. С. 51–55.


[Закрыть].

Однако гораздо более важным источником разведданных служили дипломатические и военные представители России в Париже. П.А. Толстой был отозван в октябре 1808 г., а вместо него послом к Наполеону был назначен А.Б. Куракин. К 1810 г., однако, Куракин был практически выведен из игры усилиями не только Наполеона, но также Александра и Румянцева. Произошло это отчасти потому, что и без того страдавший от подагры российский посол получил сильные ожоги во время пожара в австрийском посольстве, который случился в начале 1810 г. во время бала, данного по случаю женитьбы Наполеона на эрцгерцогине Марии-Луизе. Другая причина состояла в том, что Куракин был оттеснен на второй план двумя более молодыми и исключительно талантливыми российскими дипломатами в Париже.