355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Доминик Ливен » Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814 » Текст книги (страница 36)
Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814
  • Текст добавлен: 5 апреля 2017, 11:00

Текст книги "Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814"


Автор книги: Доминик Ливен


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 51 страниц)

Главнокомандующим союзных войск был австрийский фельдмаршал князь Карл Филипп цу Шварценберг. До 1813 г. Шварценберг проявил себя в качестве искусного посла, а также способного и отважного командира дивизии. Менее впечатляющими были его заслуги по части командования более крупными воинскими формированиями. Никакие черты его характера или факты профессиональной биографии не давали оснований предполагать, что он мог сравниться с Наполеоном в качестве командующего крупной армии. Шварценберг был терпеливым, тактичным, добрым и почтенным человеком. Он верил в дело, которому посвятила себя коалиция, и служил ему бескорыстно, прилагая к этому все свои способности. Будучи вельможей, он имел соответствующие манеры, но при этом не обладал той долей личного тщеславия, которое было присуще его положению. Подобно Эйзенхауэру он умел разряжать конфликтную ситуацию, возникавшую в результате столкновения честолюбий и интересов агрессивно настроенных военнослужащих, находившихся под его командованием. Конечно же, аристократ Шварценберг бегло говорил на французском языке, являвшемся лингва-франка верховного командования союзных войск. Однако как главнокомандующему ему мешали недостаток уверенности в своих воинских дарованиях, благоговейный страх перед Наполеоном, а также тот факт, что невероятно трудно было командовать коалиционной армией равноправных великих держав, двое правителей которых настояли на том, что будут путешествовать вместе со штабом Шварценберга и предвосхищать его решения. Хотя ему часто было сложно найти общий язык с Александром, в целом Шварценберг симпатизировал российскому императору. Он разделял всеобщее мнение, согласно которому российский монарх был «хорошим, но слабым» человеком. Фридрих Вильгельм III, по словам Шварценберга, напротив, был «грубой, упертой и бестактной личностью, которую я не люблю настолько, насколько ценю несчастных, доблестных пруссаков»[645]645
  Schwarzenberg K. F. Feldmarschall Fürst Schwarzenberg: Der Sieger von Leipzig. Wien, 1964. P 233.


[Закрыть]
.

При всех своих недостатках Шварценберг был лучшей кандидатурой на пост главнокомандующего. Верховный командующий должен был быть австрийцем, а не русским. Это являлось отражением зависимости союзников от Австрии в августе 1813 г., равно как и того факта, что крупнейшая армия коалиции была развернута на австрийской территории. Даже если бы австрийцы изъявили на то свое желание, – что было далеко от реальности, – сам Александр никогда не взялся бы за это дело. Если бы он желал стать верховным военным руководителем, ему стоило только заикнуться об этом после смерти Кутузова в апреле 1813 г. Некоторые из генералов подталкивали его к тому, чтобы он взял командование в свои руки, но Александру слишком не хватало уверенности в своих военных способностях, чтобы он мог на это согласиться. Вместо этого он предпочитал действовать из-за плеча фактического главнокомандующего, что ставило последнего в очень неловкое положение.

Российский император обращался со Шварценбергом с большим уважением, чем с Витгенштейном. В начале осенней кампании, например, можно даже обнаружить свидетельства того, что он советовал Витгенштейну подчиняться приказам Шварценберга, когда те расходились с приказами самого Александра. Весьма скоро, однако, вера в верховного главнокомандующего начала угасать, и император в какой-то мере вернулся к старым привычкам. Шварценберг быстро усвоил, что единственной гарантией того, что российские военачальники действительно выполнят его приказы, служили предварительные консультации с представителем Александра в штабе коалиции К.Ф. Толем и одобрение от Александра по всем принципиальным вопросам. Все это неизбежно затягивало и затрудняло процесс принятия решений столь сильным образом, что это могло иметь роковые последствия[646]646
  РГВИА. Ф. 846. On. 16. Д. 3399. Л. 1.


[Закрыть]
.

Александр и Фридрих Вильгельм уделяли определенное время для того, чтобы выслушать мнение своих военных советников. В случае с Александром речь шла прежде всего о Барклае де Толли, Дибиче и Толе. Александр, всегда склонный доверять иностранным «военным специалистам», теперь нашел частичную замену Пфулю в лице генерал-майора А.А. Жомини, одного из наиболее уважаемых военных писателей своего времени, дезертировавшего из армии Наполеона во время перемирия. Еще большие надежды Александр возлагал на старого соперника, генерала Моро, который нанес поражения австрийцам при Гогенлиндене в 1800 г. и которого император пригласил в свое окружение, когда тот находился в ссылке на американском континенте. Для Шварценберга и его австрийских штабных офицеров плохо было одно то, что им приходилось выслушивать союзных монархов и их – русских и прусских – генералов. Необходимость считаться с мнением Моро и Жомини стала последней каплей. Главнокомандующий писал своей жене о разочарованиях, вызванных тем, что он «окружен слабовольными людьми, щеголями всех мастей, творцами странных прожектов, интриганами, идиотами, болтунами и критиканами». Михайловский-Данилевский отмечал в своем дневнике, что процесс принятия решений союзниками порой напоминал вечевое собрание и сильно отличался от четкой системы командования, которая существовала ранее, – правда, скорее в идиллических воспоминаниях мемуариста, чем в реальности, – в штабе Кутузова в 1812 г.[647]647
  1812 год… Военные дневники. С. 355; Schwarzenberg К. F. Op. cit. P. 233.


[Закрыть]

Если власть Шварценберга над основной, так называемой Богемской армией была условной, на две другие союзные армии она не распространялась практически вовсе. Северной армией командовал Бернадот, и она была развернута вокруг Берлина. Поскольку Бернадот де факто являлся правителем крупной и независимой страны, под его начало пришлось передать одну из двух армий, а его самого было трудно контролировать любому главнокомандующему. Так как никто в главном штабе армии не мог повлиять на действия Бернадота, единственным человеком, с чьим мнением в какой-то мере считался шведский крон-принц, оставался Александр. В любом случае всю территорию между армиями Шварценберга и Бернадота удерживал Наполеон, поэтому курьеры, посланные из одного штаба в другой, как правило, делали большой крюк к востоку, так что путь туда и обратно занимал много дней. Не слишком плодотворными оказались и попытки Шварценберга контролировать генерала Блюхера, командовавшего Силезской армией. Используя любые проволочки, апеллируя к Александру и Фридриху Вильгельму прусский генерал успешно противодействовал немалым усилиям главнокомандующего, которые тот приложил к тому, чтобы передвинуть Силезскую армию в Богемию для прикрытия правого фланга союзных сил. Лишь внутри Богемской армии Шварценберг мог отдавать прямые приказы 120 тыс. человек, которые составляли ее австрийский контингент. В Силезской и Северной армиях, однако, австрийских войск не было.

В принципе предполагалось, что передвижения союзников будут осуществляться в соответствии с планом, согласованным между 10 и 12 июля в Трахенберге русской, прусской и шведской сторонами. План ставил грандиозную задачу, согласно которой «все союзные армии должны действовать наступательно: неприятельский лагерь будет той точкой, где они сольются воедино». Если бы Наполеон начал наступление против любой армии союзников, другие две должны были атаковать его в тыл. Только Силезская армия получила развернутый приказ избегать сражения с Наполеоном, прежде всего потому, что в начале июля составители плана полагали, что ее численность будет составлять всего 50 тыс. человек. Главным архитектором Трахенбергского плана был Толь: хотя остававшаяся на тот момент нейтральной Австрия не могла присутствовать на военном совете в Трахенберге, Толь отправился в австрийский штаб, где имел продолжительные беседы со Шварценбергом и Радецким, которые согласились с основными пунктами Трахенбергского плана. По настоянию осторожной австрийской стороны план затем был изменен в одном отношении: отныне любой союзной армии предписывалось избегать столкновений с Наполеоном до тех пор, пока остальные армии коалиции не были в состоянии к ней присоединиться[648]648
  Поход… С. 462; Geschichte der Kämpfe ûsterreichs… Vol. 3. P. 3–6.


[Закрыть]
.

Во многих смыслах Трахенбергский план был разумен. Наполеон находился в Германии, и выбить его оттуда можно было только посредством согласованного наступления всех союзных армий. Уклонение от сражения одной из союзных армий с основными силами Наполеона, во главе которых стоял он сам, также имело смысл. Была ли эта цель достижима – это другой вопрос. Армия, вторгшаяся в Саксонию и затем отступавшая перед лицом контрнаступательных операций Наполеона, обрекала себя на изнурительные марши. Избегать сражения, когда Наполеон идет у тебя по пятам, в любом случае было проще сказать, чем сделать. Русская армия, возможно, и обладала навыками арьергардных боев и выносливостью, необходимыми для того, чтобы следовать этой стратегии. Были ли на это способны австрийская армия или прусский ландвер – спорный вопрос. В позапрошлом веке, когда еще не было ни радио, ни телефона, координировать концентрические передвижения трех армий в любом случае можно было лишь в самых общих чертах. Одни армии неизбежно должны были двигаться быстрее других. По мере сближения союзников увеличивались шансы Наполеона на то, что ему удастся использовать свое центральное положение для нанесения удара по одной из армий и сдерживания двух других на несколько решающих дней. Личности трех командующих союзными армиями делали такой исход тем более вероятным. Блюхер был отважен, агрессивен и очень склонен к риску. Он не боялся Наполеона. Шварценберг и Бернадот были его полной противоположностью во всех отношениях.

В начале кампании Александр, казалось, возлагал большие надежды на то, что Бернадот поведет решительное наступление. Возможно, к этому его подвигло чувство уважения, которое он питал к иностранным, прежде всего наполеоновским генералам. В письме к Бернадоту от 21 августа он, например, намечал планы на будущее, согласно которым шведский крон-принц мог атаковать в тыл Наполеона, по-видимому, двигавшегося на восток, взять Дрезден и Лейпциг, занять узкие проходы на пути в Богемию и даже отправить легкие части своей армии в западном направлении с тем, чтобы они спровоцировали отказ рейнских князей от союза с Наполеоном. В действительности, однако, ничто в прошлом Бернадота не давало оснований предположить, что он мог вознамериться или оказаться в состоянии провернуть столь грандиозную наступательную операцию. В течение многих лет он проявлял себя как превосходный администратор и умелый политик, но не более чем компетентный, если не сказать осторожный генерал[649]649
  РГВИА. Ф. 846. On. 16. Д. 3399. Л. 2–3.


[Закрыть]
.

Бернадот также действовал в весьма стесненных обстоятельствах, некоторые из которых были политического свойства. Правящие круги Швеции, ранее предложившие ему корону, поступили так в ожидании того, что это улучшит отношения с Наполеоном и, возможно, поможет им отомстить России, как то было запланировано. Вместо этого Бернадот довел Швецию до союза с Александром, упустив блестящую возможность заполучить обратно Финляндию. Чтобы оправдать свою политику, Бернадоту пришлось выполнить обещание и забрать у датского короля Норвегию в качестве компенсации. В каком-то смысле этот шаг прочно связал его дальнейшую судьбу с коалицией, поскольку Наполеон никогда не согласился бы на ограбление своего датского союзника. Однако победа коалиции была необходимым, но далеко не достаточным условием для того, чтобы Швеция могла прибрать к рукам Норвегию. Помимо всего прочего, этот вопрос не слишком занимал входившие в коалицию великие державы. Им потребовалось бы много времени, чтобы бросить свои собственные войска против Дании. Бернадоту также посоветовали бы прочно закрепиться в Норвегии до того, как начались махинации в ходе послевоенных мирных переговоров. Все это помогает понять, почему крон-принц был столь непреклонен в своем намерении не задействовать свой шведский корпус в осенней кампании. На то была и более простая причина. Из всех войск коалиции шведы, вероятно, были слабее остальных. Если бы шведская пехота ввязалась в серьезный бой с французами, велик был шанс, что ей был бы нанесен сильный урон. Вероятным исходом могло стать возвращение Бернадота в Швецию без Норвегии и лишь с половиной армии. В этом случае его шансы взойти на престол после смерти короля оказались бы весьма призрачными[650]650
  О шведской армии см.: Londonderry M. Op. cit. P. 72–74. Последняя книга о Бернадоте см.: Bazin С. Bernadotte. Paris, 2000.


[Закрыть]
.

Северная армия также стояла перед дилеммой. Если бы Наполеон повел наступление против Блюхера или Шварценберга в начале кампании, и тот, и другой имели возможности для отступления. Шварценберг, например, мог отойти обратно к своим базам снабжения, крепостям и хорошо укрепленным оборонительным позициям в центральной и южной Богемии. Учитывая, что две другие союзные армии и полчища легкой кавалерии двигались французам в тыл, Наполеон мог преследовать Блюхера и Шварценберга лишь в строго ограниченных рамках. Армия Бернадота, с другой стороны, была развернута прямо напротив Берлина. Сам он, возможно, желал отступить в направлении шведских баз, располагавшихся на побережье Балтийского моря, но если бы он оставил Берлин без борьбы, то столкнулся бы с мятежом в лице прусских генералов, чьи войска составляли самую крупную часть его армии. Бернадоту было об этом известно, и поэтому он планировал отбить любую атаку французов на Берлин. Его нервозность усиливалась из-за убежденности в том, что захват столицы Пруссии является первоочередной задачей Наполеона. И он был не так уж далек от истины: Наполеон бредил Берлином и в первый месяц войны организовал два его штурма, проходивших под началом Удино и Нея. Если бы первые сражения против Богемской и Силезской армий прошли успешно, свой следующий шаг Наполеон сделал бы в северном направлении против Бернадота, имея при себе свою гвардию и большую часть прочих резервов[651]651
  Лучшая оценка позиции дана в официальной истории прусского генерального штаба, см.: Friederich R. Op. cit. P. 146–148. Хороший отчет об операциях на северном театре военных действий и мобилизации ресурсов Пруссии см. также: Leggiere M. Napoleon and Berlin. Stroud, 2002.


[Закрыть]
.

Силезская и Богемская армии находились в более безопасном положении, чем Бернадот, поскольку они стояли в обороне. Однако если бы Наполеона удалось выбить из Германии, их положение бы изменилось. Сразу после своего вторжения на опорный пункт Наполеона в центральной Саксонии они также оказывались уязвимыми. Что касается Шварценберга, то его войскам предстоял бы переход через Рудные горы – горный хребет, протянувшийся вдоль всей границы между Саксонией и Богемией. Две подходяще дороги из Богемии через Рудные горы вели к Дрездену и Лейпцигу. После пересечения хребта они на протяжении ста километров шли вдали друг от друга. Если бы Шварценберг направил свои наступавшие колонны по обеим дорогам и горным тропам, пролегавшим между ними, существовала вероятность того, что Наполеон внезапно атаковал бы один из его флангов до того, как остальные части армии смогли бы прийти на выручку. Быстрые поперечные перемещения по крутым лощинам и извилистым горным тропам Рудных гор были затруднительными даже для курьеров, не говоря уже о крупных скоплениях войск. С другой стороны, если бы Шварценберг попытался сконцентрировать большую часть своей армии всего на одной дороге, у него возникли бы проблемы с логистикой, и его колонны стали бы двигаться очень медленно. Это увеличивало вероятность внезапной атаки Наполеона на передовые дивизии коалиционной армии, пока части Шварценберга тащились длинной вереницей через горы[652]652
  Наилучшим образом эти вопросы изучены в двухтомной истории австрийского штаба, в которой рассматриваются разработка и исполнение первоначального плана К.Ф. Шварценберга о наступлении на Дрезден в августе с последующим движением на Лейпциг, см.: Geschichte der Kämpfe Osterreichs… Vol. 3. P. 63–106; Vol. 5. P. 127–134.


[Закрыть]
.

Если бы армия Блюхера вознамерилась вторгнуться в центральную Саксонию, ей пришлось бы переправляться через Эльбу. Все укрепленные переправы находились в руках Наполеона, а это означало, что только он мог быстро и абсолютно безопасно перебросить свои войска через реку. Единственное, что мог сделать Блюхер для переправы, это соорудить наплавные мосты. Здесь он зависел от имевшихся в его распоряжении русских понтонных рот, которые проделали выдающуюся работу по переправе Силезской армии сначала через Эльбу, а позднее через Рейн. Построенные ими мосты представляли собой ветхие конструкции. Старший русский штабной офицер в армии Блюхера вспоминал, что «по этим мостам, возвышавшимся над уровнем воды всего на один аршин, следовало переправляться очень осторожно. Они постоянно двигались вверх-вниз, лошадей приходилось брать под уздцы, а любое повреждение брезента одной из барж могло привести к ее немедленному затоплению». Как только армия переправлялась через реку, она либо уничтожала мост и обрывала коммуникации, или же ей приходилось сооружать полевые укрепления для обороны позиций перед мостом. Последние по прочности никогда не могли сравниться с крепостями и поэтому требовали гораздо более крупных гарнизонов. Армия переправлялась по таким мостам гораздо медленнее, чем по мостам постоянным. Следовательно, она имела больший шанс быть застигнутой противником во время переправы через реку. Кошмаром любого командира была необходимость переправляться по такому мосту в спешке, когда Наполеон шел по пятам. Бедствие начинало принимать угрожающие размеры в том случае, если на переправлявшиеся войска обрушивалась непогода, ломая понтоны или лишая возможности двигаться по ним дальше[653]653
  Schubert F. Op. cit. P. 336–337.


[Закрыть]
.

Если мы будем смотреть на события лишь с точки зрения союзников, то неминуемо забудем о том, что Наполеон также столкнулся с серьезными проблемами. Стоя в обороне в Саксонии с большой армией, он обрекал свои войска, прежде всего лошадей, на голод. Марши и контрмарши, к которым Наполеона понуждала Трахенбергская стратегия коалиции, истощали силы молодых наполеоновских новобранцев. Враждебное отношение местного населения и более всего прочего – значительно худшее качество легкой кавалерии затрудняли французам сбор разведданных. Главная база Наполеона в Дрездене, от которой зависело снабжение французской армии продовольствием, боеприпасами и фуражом, была слабо укреплена и располагалась всего в одном дне пешего пути от австрийской границы. Оделебен, все еще находившийся в ставке Наполеона, позднее описавший эти и другие проблемы, вспоминал, что высокая надежда и цель Наполеона в ходе осенней кампании состояли в том, чтобы воспользоваться ошибками союзников. Эта надежда была реальна, учитывая театр военных действий, сложности, связанные с военными операциями союзников, и неудачные действия военачальников коалиционных войск[654]654
  Odeleben B. Op. cit. Vol. 1. P. 140.


[Закрыть]
.

Вести повествование о первых неделях осенней кампании 1813 г. в Германии тем более трудно, что сражения разворачивались на трех отдельных театрах военных действий. Главные силы армии под командованием Шварценберга на юге, Силезская армию Блюхера на востоке и Северная армия Бернадота рядом с Берлином действовали независимо друг от друга, и для ясности необходимо поочередно следить за тем, что происходило с каждой из них. Говорить же об истории осенней кампании как некоем едином и связном целом можно только после завершения первой половины кампании и совместного наступления армий коалиции в Саксонии в направлении Лейпцига.

Как и следовало ожидать, из трех командующих армиями Блюхер быстрее остальных принялся за дело после истечения срока перемирия. В действительности, громогласно заявляя, что «настало время покончить с дипломатической буффонадой», он предпринимал первые шаги еще до того, как предполагалось начать военные действия[655]655
  Цит. по: Богданович М.И. История войны 1813 г. Т. 2. С. 22.


[Закрыть]
. Подстрекаемый Барклаем, Блюхер, чтобы иметь предлог, нарушил некоторые второстепенные условия перемирия и 13 августа вторгся на нейтральную территорию между двумя армиями в Силезии. Это был разумный шаг. В провинции, истощенной постоем двух крупных армий в июне – июле 1813 г., нейтральная территория вокруг Бреслау выделялась тем, что собранный здесь урожай едва начали употреблять в пищу. Столь желанную добычу стоило прибрать к рукам, чтобы она не досталась врагу.

Еще важнее было то, что демарш Блюхера позволил союзникам перехватить инициативу и вынудил Наполеона скорее реагировать на передвижения противника, чем самому направлять ход событий. Наступление Силезской армии, например, отвлекло внимание Наполеона от находившихся под началом Барклая колонн русских и прусских войск, которые в то время маршировали в юго-западном направлении для соединения с армией Шварценберга в Богемии. Если бы французы атаковали эти колонны, пока те были растянуты на марше, это могло бы иметь серьезные последствия. Кроме того, взяв инициативу в свои руки, Блюхер застал стоявшие перед ним силы французов врасплох и вытеснил их с нейтральной территории вплоть за р. Бобр. Блюхер вел наступление вместе с армейским корпусом Сакена, состоявшим из 18 тыс. русских солдат и располагавшимся на правом фланге, 38 тыс. пруссаков Йорка в центре и 40 тыс. русских Ланжерона на левом фланге.

Граф А.Ф. Ланжерон, старший офицер армии Блюхера, был одним из многочисленных французских эмигрантов на русской службе. Свой первый боевой опыт он приобрел в войне за независимость американских колоний. В 1790 г. он присоединился к русской армии, осаждавшей турецкую крепость Измаил, отчасти обуреваемый жаждой приключений, но, по слухам, также и для того, чтобы уйти от последствий дуэли со священником. Ланжерон завоевал уважение русских своей храбростью и инициативой, проявленными в ходе осады, и до конца своих дней оставался на службе у российского императора. Впервые за много лет Ланжерон увидел Париж в марте 1814 г., когда его войска штурмовали высоты Монмартра, лежавшие за воротами города. Он продвинулся по службе, в основном сражаясь с турками, однако при Аустерлице его отнюдь не блестящие действия навлекли на него гнев Александра и почти стоили ему карьеры. Впоследствии Ланжерон вернул себе расположение императора, отличившись в боевых действиях против турок, но мало кто сомневался в том, что граф был скорее компетентным, чем выдающимся генералом[656]656
  О французской эмиграции в России в целом см.: Ratchinski A. Op. cit. Об А.Ф. Ланжероне и Э.О. Ришелье см.: Crousaz-Cretet L. Le Duc de Richelieu en Russie et en France. Paris, 1897, особенно С. 18–20. Краткие сведения о личности и карьере А.Ф. Ланжерона см. в кн.: Dictionnaire Napoléon. Paris, 1999. Vol. 2. P. 144–146.


[Закрыть]
.

Ланжерон являлся странной фигурой в рядах русско-прусской армии Блюхера. У него была характерная для южного француза внешность: смуглая кожа, черные глаза и волосы. Он умел очаровывать, вести остроумную и непринужденную беседу в духе старорежимных парижских салонов. Он писал трагедии и сочинял песни. Крайне рассеянный, он любил игры в слова, головоломки и шарады. Временами его можно было видеть ходящим взад-вперед, с опущенной головой, руками, сцепленными за спиной, погруженным в свои мысли. На поле боя он был спокоен, производил сильное впечатление на окружающих и умело пользовался особенностями рельефа. Он выучился бегло и гладко говорить по-русски, но из-за его причудливого акцента солдаты часто его не понимали. Тем не менее подчиненным он нравился, и их приязнь была взаимной. Одной из наиболее располагающих черт характера Ланжерона было его невероятное преклонение перед храбростью, порядочностью и самопожертвованием обыкновенного русского солдата, которым, как он любил говаривать, ему выпала большая честь командовать. Возможно, в этом чувстве сквозило отношение колониального офицера, который отдавал гораздо большее предпочтение доблестным туземным крестьянам, чем грубым и развязным буржуа у себя дома. Но Ланжерон также был щедр, даже рыцарственен по отношению к своим офицерам, скор по части награждения других и часто критичен к себе самому.

Будучи старшим офицером в армии Блюхера, Ланжерон, однако, нес некоторую ответственность за поддержание добрых отношений между русскими и прусскими войсками, а также их военачальниками. Это представляло определенные трудности. Ланжерон не говорил по-немецки, а Блюхер не знал ни слова по-французски или по-русски. Общение на французском языке шло через начальника штаба Блюхера Гнейзенау. Подобно многим французам того времени, Ланжерон смотрел на немцев скорее как на объект шуток, как-то заметив, что «тяжеловесность, строгий формализм, слабое воображение этой нации, а также отсутствие у нее утонченности вызывают неприязнь по отношению к ней у других народов». Гнейзенау ненавидел французов еще больше, чем Ланжерону не нравились немцы. Кроме того, начальник штаба Блюхера был своего рода радикалом, грезившим о том, что ему удастся довести германский народ до столь же сильного националистического безумия, которое в свое время охватило революционную Францию. К французу, имевшему схожие наклонности, он питал бы ненависть, но понимал бы его; совсем иначе обстояли дела с графом, находившимся в эмиграции и сражавшимся против собственной страны[657]657
  Об А.Ф. Ланжероне см. особенно: Schubert F. Op. cit. P. 163–167. Цит. по: Langeron A. Op. cit. P. 205.


[Закрыть]
.

Командная структура Силезской армии действительно сулила катастрофу. Сакен и Блюхер по крайней мере могли общаться по-немецки. Со временем они стали восхищаться отдельными качествами друг друга. Их хорошие отношения, однако, были нежданной благодатью, поскольку Сакен был остер на язык, отличался взрывным темпераментом и имел плохую репутацию в качестве подчиненного. При всем при этом по сравнению с Йорком он был просто ангелом. Командир прусского корпуса считал Блюхера идиотом, а гораздо более молодого Гнейзенау – не более чем военным теоретиком и опасным радикалом. То, что он начал подчиняться приказам этой парочки, было очевидным унижением с точки зрения заслуг Йорка и здравого смысла. Именно с этими верховными военачальниками во главе Силезская армия 21 августа осознала, что противостоит самому Наполеону, его гвардии и основным резервным силам французской армии, которые поспешили на подмогу корпусам, отступавшими перед войсками Блюхера.

Блюхер предпринял ответные действия в соответствии с Трахенбергским планом. Находившиеся под его командованием корпуса отходили и отказывались ввязываться в крупное сражение. Как и следовало ожидать, русские делали это с холодным профессионализмом. На правом крыле, близ Бунцлау Сакен спокойно прождал пять часов, которые потребовались корпусам Нея, Мармона и Себастьяни, чтобы развернуть против него войска. Затем он предоставил пехоте Ливена и кавалерии Васильчикова умело и дисциплинированно провести арьергардные бои, посредством которых удалось расстроить планы неприятельских военачальников и удержать французов на почтительном расстоянии. В одном Белостокском полку десять солдат были награждены крестами за выдержку, храбрость и умение, продемонстрированные ими в сражении при Бунцлау 21 августа. Пехоте очень сильно помогло то, что Васильчиков был одним из лучших командиров легкой кавалерии в Европе, а его полки по всем параметрам превосходили противостоявших им всадников II кавалерийского корпуса генерала Себастьяни[658]658
  О боевых действиях при Бунцлау см., в частности, кн.: Николаев Е.П. История 50-го пехотного Белостокского его высочества герцога Саксен-Альтенбургского полка. 1807–1907. СПб., 1907. С. 71–73. Р. Фридрих отмечает плохую подготовку полков О. Себастьяни, см.: Friederich R. Op. cit. P. 122.


[Закрыть]
.

На противоположном фланге армии Блюхера арьергард под командованием Ланжерона также отличился слаженностью действий, хотя и находился под сильным давлением. Кавалерией умело руководил генерал Г.А. Эммануэль, серб из Баната, принятый в 1797 г. в русскую армию. Общее командование арьергард осуществлял А.Я. Рудзевич, выходец из крымских татар, крещеный в 12-летнем возрасте. В принципе Рудзевич, хорошо подготовленный штабной офицер, был начальником штаба Ланжерона. В действительности, однако, Ланжерон возложил эти функции на генерал-квартирмейстера полковника П.И. Нейдгардта, а Рудзевича задействовал на самых сложных участках. В своих мемуарах он писал, что Рудзевич, в котором навыки штабного офицера уникальным образом сочетались с продолжительным боевым опытом, полученным на Кавказе, был самым лучшим генералом в его армейском корпусе. На этот раз Блюхер и Гнейзенау искренне согласились с мнением Ланжерона. Гнейзенау писал прусскому канцлеру Гарденбергу, что 21 августа арьергард Рудзевича рисковал быть отрезанным сильно превосходящими силами противника. Многие генералы потеряли бы самообладание и способность трезво мыслить в столь опасном положении, но Рудзевич оказал сопротивление умно, спокойно и храбро, потеснив французов и переправившись вместе со своими войсками через реку Бобр прямо под носом у неприятеля[659]659
  Langeron A. Op. cit. P. 220; Das Befreiungsjahr 1813. P. 276–278.


[Закрыть]
.

Менее ясно было, как прусские войска и прежде всего ландвер справятся с ведением арьергардных боев против Наполеона. На самом деле пруссаки отважно и дисциплинированно сражались в ходе четырехдневного отступления от реки Бобр за реку Кацбах, где всего за восемь дней до этого началось наступление Блюхера. Однако марши и контрмарши Силезской армии измотали войска и особенно прусское ополчение. 6-й Силезский полк ландвера, например, на момент начала наступления Блюхера насчитывал 2 тыс. человек; восемь дней спустя его численность сократилась до 700 человек. Основной причиной была скорость наступления армии и ее последующего отступления. Кроме того, штабу Блюхера потребовалось некоторое время, чтобы взяться за дело: в конечном счете Силезская армия собралась в полном составе лишь перед самым началом кампании. В ходе отступления от Бобра к Кацбаху линии движения колонн порой пересекались, а сами они смешивались с обозами. Особенно изнурительными для корпусов Йорка были ночные марши.

Учитывая особенности характера действующих лиц, кто-нибудь из них непременно должен был взорваться. После яростного спора с Блюхером Йорк отправил Фридриху Вильгельму III рапорт о своем увольнении, отметив, что, «быть может, ограниченность моих способностей не позволяет мне понять гениальные соображения, коими руководствуется генерал Блюхер»[660]660
  Письмо Г. Йорка приводится в кн.: Богданович М.И. История войны 1813 г. Т. 2. С. 42. Л.Л. Беннигсен также жаловался на стратегию Г.Л. Блюхера. См. его письмо Александру I от 14/26 августа, отправленное из Калиша: РГВИА. Ф. 846. Оп, 16. Д. 3385. Л. 191–192.


[Закрыть]
.

Больше всего проблем Блюхер имел с Ланжероном. Хотя их личностные особенности сыграли в этом определенную роль, гораздо большее значение имели стоявшие перед ними боевые задачи. Когда Трахенбергский план находился на начальной стадии разработки, из всех трех союзных группировок лишь Силезская армия открыто призывала проявлять осторожность. Причиной тому была ее малочисленность: на тот момент складывалось впечатление, что численность армии не превысит 50 тыс. человек. К началу кампании она была уже вдвое больше, однако в инструкциях, которые Блюхер получал от монархов, все еще содержались советы избегать крупных сражений. Блюхер прямо ответил, что если это приказ, тогда коалиции нужно искать другого командующего, которому осторожность присуща в большей мере. Барклай и Дибич ответили, – несомненно, говоря при этом от имени монархов, – что, конечно, никто не мог помешать командующему 100-тысячной армией воспользоваться возможностями, буде таковые представятся. Получив подобные заверения, Блюхер принял на себя командование[661]661
  Saint-Cyr G. Op. cit. P. Vol. 4. P. 347–353.


[Закрыть]
.

Ланжерону было известно об инструкциях, которые Блюхеру были даны изначально, но не об изменениях, внесенных в них Барклаем и Дибичем. Возможно, решение об отправке войск Барклая в Богемию было оплошностью, допущенной в последний момент в лихорадке приготовлений. Также возможно, что таков был замысел Александра, намеревавшегося через Ланжерона контролировать Блюхера. Без сомнения, российский император был сильно обеспокоен тем, куда мог завести Блюхера его агрессивный характер. Например, получив известия о начале наступления Силезской армии к р. Бобр, Александр I писал Блюхеру: «Недавние сражения, которые вы провели столь славным образом, не должны подталкивать вас к участию в полномасштабном деле»[662]662
  Письмо Александра I Г.Л. Блюхеру хранится в архиве, см.: РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 3399. 7 (об.)-8.


[Закрыть]
.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю