Текст книги "Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814"
Автор книги: Доминик Ливен
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 51 страниц)
В результате в сражении при Краоне М.С. Воронцов на протяжении большей части дня бился в одиночку против постоянно прибывавших сил наполеоновской армии. К счастью, у него была очень надежная позиция. Высота, которую занимали тогда русские, впоследствии войдет в историю Первой мировой войны под названием Шмен-де-Дам (буквально «Дамская тропа»). Протяженность позиции с востока на запад составляла 17 км, сама она была узкой, местами не больше нескольких сотен метров. Русские, таким образом, могли удерживать линию самым тщательным образом, тогда как крутые склоны плато сильно затрудняли французам обход позиции русских с флангов. Воронцов умело развернул свою артиллерию и разместил 14-й егерский полк внутри прочных зданий на ферме у Ортебиза, которая располагалась перед главной линией русских, с целью притупить и приостановить атаку французов. Это был первоклассный полк, в его рядах было много элитных снайперов из бывших соединенных гренадерских батальонов армейского корпуса Винцингероде. На этот раз уже русские имели преимущество, ведя бой из-за прочных стен, и 14-й егерский полк великолепно проявил себя 7 марта[855]855
Взгляд на события со стороны двух противоборствующих сторон см.: Там же. С. 309–329; Houssaye H. Op. cit. P. 142–159. Более или менее нейтральное и точное описание происходившего см.: Friederich R. Op. cit. Vol. 3. P. 214–222. Об Ортебизе и участии в сражении русских егерей см.: Маевский С.И. Указ. соч. С. 268–273. Во время сражения он командовал 13-м егерским полком.
[Закрыть].
Сражение началось вскоре после десяти часов утра 7 марта, когда 14-тысячный корпус маршала М. Нея начал наступление на левой стороне линии русских. Ней атаковал преждевременно, до того как подойдут остальные пехотные дивизии, чтобы поддержать его наступление. Молодые французские новобранцы дрались очень храбро, но они наступали на сложной местности, будучи как на ладони перед многочисленными и удачно расставленными русскими батареями. Не удивительно, что их неоднократные атаки окончились неудачей. Когда на поле боя прибыла великолепная дивизия генерала Буайе, отведенная из Испании, Наполеон незамедлительно бросил ее в самую гущу сражения. Она пробилась мимо фермы у Ортебиза и поднялась на плато, позволив четырем французским батареям взобраться по склону и поддержать дивизию артиллерийским огнем. Однако Воронцов контратакой сбросил Буайе и Нея с плато. Позиции русских оказались в серьезной опасности лишь вскоре после полудня, когда к атаке французов присоединились пехота Шарпантье и несколько кавалерийских бригад.
В этот момент Блюхер отдал Воронцову приказ об отходе, а всей армии – об отступлении на север и концентрации вокруг Лаона. Это были разумные приказы. Поскольку фланговая атака ни к чему не привела, не было смысла бросать Воронцова и Остен-Сакена в бой против всей французской армии. Разумеется, самому Воронцову в пылу сражения все казалось иначе. Его люди очень храбро сражались и сковали действия Наполеона. Теперь же оказалось, что их жертвы были напрасны. Соображения воинской чести являлись для Воронцова серьезным препятствием для отступления с поля боя, на котором победа до сих пор была на его стороне. Как бы то ни было, по крайней мере в ближайшей перспективе оборонявшимся русским было проще удерживать позицию, чем вести упорядоченное отступление перед лицом превосходящих сил противника, которые воодушевились бы при виде отступавшего неприятеля.
Воронцов начал отступление только после того, как получил от Сакена повторный приказ. Во время отступления Воронцов, как и его солдаты, сохранял спокойствие, и попытки французской кавалерии прорвать пехотные каре русских или захватить пушки не увенчались успехом. У узкого прохода близ деревни Серии Воронцов прекратил отход, чтобы к нему успела подойти кавалерия Васильчикова. Когда Остен-Сакен получил от Блюхера приказ об отступлении, он тотчас же отвел свою пехоту, но отправил вперед Васильчикова, чтобы тот прикрыл отход полков Воронцова в момент их движения по более открытому плато к западу от Серии. Совместными усилиями Васильчиков и Воронцов держали французов на значительном удалении, особенно после того, как они устроили засаду на один из неприятельских отрядов, преследовавший их слишком опрометчиво. В своей западной части плато снова сужалось, и французы были вынуждены сбиться в близко стоящие друг от друга колонны, чтобы продолжить наступление. В этот момент очень толковый командир артиллерии Остен-Сакена, генерал-майор А.П. Никитин, развернул в нужном направлении несколько батарей и их концентрированный огонь нанес тяжелые потери французам и остановил их преследование, причем орудия были отведены невредимыми под защитой кавалерии Васильчикова[856]856
Помимо работ, указанных в предыдущей сноске, при изучении отступления русских особенное внимание следует обратить на кн.: Ортенберг И. Военные воспоминания старых времен // Библиотека для чтения. 1857. № 6. С. 18–19.
[Закрыть].
Поскольку в коалиционной армии не было английских подразделений, лорд Бургеш – военный представитель Англии в ставке коалиции – был относительно беспристрастным наблюдателем. Он назвал действия русских при Краоне «лучшей битвой за всю кампанию*. М.С. Воронцов, И.В. Васильчиков и находившиеся под их командованием войска, несомненно, продемонстрировали большое умение, дисциплину и отвагу. Действия пехоты Воронцова были особенно поразительны, так как немногие из этих полков участвовали в серьезных баталиях после весны 1813 г., а для многих солдат это был вообще первый боевой опыт. Впоследствии французы заявляли, что победа осталась за ними, поскольку план Г.Л. Блюхера провалился, и в конце дня на поле боя господствовали французы. В узком смысле они действительно были победителями, точно так же как были они «победителями» в каждом арьергардном бою русской армии во время наступления французов на Москву в 1812 г. Однако русские не оставили после себя ни одной пушки и очень мало военнопленных. Клаузевиц подытоживает результаты сражения при Краоне так: «…русские при Краоне защищались столь успешно, что главная цель – достичь Лаона в стройном порядке – была достигнута <…> это было сделано благодаря исключительной храбрости солдат, хладнокровию их командира и прекрасно выбранной позиции»[857]857
Burghersh J. F. Op. cit. P. 196; Clausewitz С Der Feldzug… P. 379.
[Закрыть].
Русские потеряли 5 тыс. человек. В самом раннем полном отчете о сражении, подготовленном французами, говорится о том что из их рядов выбыло 8 тыс. человек, и поскольку они были вовсе не намерены завышать собственные потери, эта цифра вполне может быть точной. Впоследствии, однако, французские историки приводили другие данные, а Г. Уссе (H. Houssaye) писал, что «русские потеряли 5 тыс., а французы 5,4 тыс. человек». Французский эксперт, современник событий, пошел еще дальше, заявив, что союзники потеряли 5,5 тыс., а Наполеон всего 5 тыс. человек. По-видимому, это было сделано в качестве дополнительной заявки на победу. Аналогичным образом утверждалось, что 29 тыс. французов противостояли 50-тысячному войску союзников, что, быть может, и правда, если посчитать всех солдат, находившихся на расстоянии однодневного перехода от места сражения, но полностью искажает картину того, что на самом деле происходило на поле боя 7 марта. В действительности все эти статистические трюки не затрагивают сути вопроса, хотя и являются наглядным подтверждением того, как сложно историку докопаться до истины. Даже если русские и французы понесли одинаковые потери в сражении при Краоне, суть состояла в том, что Наполеон больше не мог себе позволить истощать свои силы подобным образом[858]858
Богданович M. И. История войны 1814 г. Т. 1. С. 324–325; Mémoires pour servir à l'histoire de la campagne de 1814. Vol. 1. P. 399–400; Houssaye H. Op. cit. P. 157; Pigeard A. Dictionnaire de la Grande Armée. Paris, 2002. P. 648-649. P. Фридрих указывает, что в сражении при Краонне против 21 тыс. французов выступили 15 тыс. русских, см.: Friederich R. Op. cit. Vol. 3.
[Закрыть].
Наполеон преследовал Блюхера до Лаона и 9 марта атаковал здесь русско-прусские войска. Он снова полагал, что вероятнее всего столкнется всего лишь с арьергардом и сильно недооценил размер коалиционной армии. На самом же деле Г.Л. Блюхер сконцентрировал у Лаона все свои корпуса общей численностью почти 100 тыс. человек и имел численное превосходство над французами в пропорции два к одному. Кроме того, наполеоновская армия была разделена на две части: император наступал по дороге от Суассона, а О. Мармон – по дороге от Реймса. Коммуникации между ними были очень затруднены вследствие заболоченности местности и активности русской кавалерии. Поэтому вовсе не удивительно, что атака Наполеона 9 марта окончилась неудачно. После наступления темноты вечером того же дня пруссаки застали Мармона врасплох и обратили его в бегство в ходе одной из самых успешных ночных атак той войны. Наполеоновская армия теперь была во власти коалиции. Французского императора спас полный упадок сил у Блюхера, который парализовал действия Силезской армии. Невероятное напряжение сил в течение предыдущих двух месяцев совершенно расстроило здоровье 72-летнего фельдмаршала. После поражения Пруссии в 1806–1807 гг. Блюхер пережил нервное расстройство, побочным эффектом которого были тревожные галлюцинации, связанные с рождением слона. Теперь же штабные офицеры, приходившие к Блюхеру за приказами, обнаруживали, что он живет в своем собственном мире и не в состоянии отвечать на их вопросы. Любой свет, попадавший ему в глаза, причинял ему сильные страдания[859]859
Впечатления от встречи с Г.Л. Блюхером хорошо описаны в кн.: Schubert F. Op. cit. P. 345–346.
[Закрыть].
В течение нескольких последующих дней выяснилось, сколь хрупкой была структура командования коалиционной армией, и насколько сильно действия Силезской армии зависели от настойчивости, отваги и харизмы Г.Л. Блюхера. В принципе первым по старшинству полным генералом в армии был А.Ф. Ланжерон, однако Г. Йорк и Ф.В. Бюлов ни при каких обстоятельствах не стали бы ему подчиняться. Самого Ланжерона страшила мысль о необходимости принятия на себя командования армией, и он утверждал, что это должен был сделать А. Гнейзенау как начальник штаба Блюхера и человек, лучше остальных осведомленный о намерениях главнокомандующего. Однако ни Йорк, ни Бюлов не питали глубокого уважения к Гнейзенау, к тому же он был младше их по званию. Йорк использовал момент для того, чтобы выдвинуться на первые роли: он подал прошение об освобождении от занимаемой должности и вернулся к исполнению своих обязанностей только после того, как Блюхер обратился к нему с письменной просьбой об этом, которую поддержал прусский принц Вильгельм – один из бригадных командиров Йорка и брат короля. Лишившись поддержки и вдохновляющего влияния Блюхера, Гнейзенау растерял свою отвагу и уверенность в собственных силах. Он пал жертвой одного из своих врожденных недостатков – убежденности в том, что союзники предают Пруссию. В результате спустя чуть больше недели после сражения при Лаоне Силезская армия рассредоточилась в поисках продовольствия и не оказала влияния на ход войны[860]860
Friederich R. Op. cit. Vol. 3. P. 243–248; Muffling К. Op. cit. P. 167–176.
[Закрыть].
Бездействие Силезской армии позволило Наполеону отойти, перевести дух и затем внезапно атаковать 12-тысячный отряд, который ранее, 12 марта, занял Реймс, под командованием Э.Ф. Сен-При, в 1812 г. бывшего начальником штаба П.И. Багратиона. Хотя потери французов при Лаоне составили по крайней мере 6 тыс. человек, из Парижа подошли подкрепления, и в распоряжении Наполеона вновь оказалось 40 тыс. солдат. Этого было более чем достаточно, чтобы нанести поражение Сен-При, тем более что Наполеон застал войска коалиции врасплох. В какой-то мере Сен-При сам был виноват в том, что не принял должных мер предосторожности, однако сложно было предположить, что армия Блюхера встанет как вкопанная, потеряет из виду Наполеона и не сможет предупредить о перемещении его войск. Часть отряда Сен-При состояла из прусского ландвера, который рассредоточился на местности в поисках продовольствия и оказал слабое сопротивление, когда французы атаковали 13 марта. Однако русские полки Сен-При его собственного 8-го пехотного корпуса состояли из более стойких вояк и сумели вступить в беспощадный бой с противником, несмотря на то, что их генерал был серьезно ранен и не участвовал в сражении с самого его начала.
Главным оплотом сопротивления русских был Рязанский пехотный полк – старая боевая единица с хорошим послужным списком, созданная Петром I в 1703 г. За время последней войны полк сражался под Бородино, Баутценом и Лейпцигом: в результате 35% офицеров полка были убиты или ранены, а 32% солдат удостоились военных наград. Сам генерал Э.Ф. Сен-При пользовался популярностью в своих войсках, о которых он хорошо заботился, например, употребив средства, полученные в результате захвата казны одного из французских полков, для покупки новой одежды для своих солдат зимой 1813–1814 гг. Особенно близкие отношения сложились у него с Рязанским пехотным полком, который он называл «гвардейцами 8-го корпуса». Командиром Рязанского полка был умевший вдохновлять своих подчиненных полковник И.Н. Скобелев – сын государственного крестьянина, который прослужил двенадцать лет, прежде чем получил указанное звание. 13 марта среди неразберихи сражения третий батальон Рязанского пехотного полка оборонял бруствер напротив главных ворот Реймса и отбил атаки французов, пытавшихся ворваться в город. Тем временем первый батальон полка, изначально находившийся в двух километрах от городских стен, построился в каре против французской кавалерии и, поместив в центр каре раненого Э.Ф. Сен-При, пробился туда, где держал оборону третий батальон. Два батальона Рязанского пехотного полка затем сформировали ядро русского арьергарда под командованием Скобелева, который сдерживал натиск французов достаточно долго для того, чтобы большая часть 8-го корпуса успела выбраться из города и перестроиться за пределами городской черты. Сам Рязанский полк был отрезан, но смог уйти от неприятеля по городским закоулкам при помощи местного проводника-роялиста[861]861
Шеленговский И.И. Указ. соч. Т. 2. С. 251 275. Скобелев в действительности был однодворцем, т. е. являлся потомком свободных крестьян-колонистов, которые селились на южных окраинах Московии в XV–XVI вв. Ко времени правления Александра I однодворцы несли приблизительно те же налоговые тяготы, что и государственные крестьяне.
[Закрыть].
Нанеся поражение Э.Ф. Сен-При, Наполеон дал своим войскам двухдневный отдых в Реймсе, прежде чем бросить их на юг против К.Ф. Шварценберга. В то же время первые три недели марта были очень напряженным временем для лиц, входивших в состав ставки коалиции, и прежде всего для Александра I. Российский император был не лишен военного таланта, но он нервничал, и ему не хватало уверенности. Переписка, которую он вел в марте 1814 г., свидетельствует о наличии у него опасений, что история может повториться. Александр I был взбешен тем, что Шварценберг в очередной раз наступал крайне осторожно и медленно – и это тогда, когда армии Блюхера грозила серьезная опасность. Российский император постоянно пытался подгонять Шварценберга, одновременно с беспокойством осведомляясь о безопасности Блюхера и Сен-При и сетуя на то, что известия от них поступали так редко. 12 марта в ставке коалиции разыгралась неприятная сцена, когда Александр I спросил Меттерниха о существовании секретных приказов, которые Шварценберг получал от австрийской стороны и которые сдерживали продвижение главной армии. Тогда же Фридрих-Вильгельм III выкрикнул, что австрийцы предают дело коалиции и обрекают прусских и русских солдат армии Блюхера на гибель. Поступившие сведения о поражении Сен-При, разумеется, отнюдь не развеяли опасений Александра I. Помня о февральских событиях, он боялся, что, как и тогда, армейский корпус П.X. Витгенштейна и авангард П.П. Палена будут отрезаны и станут уязвимыми для внезапного нападения. А.Ф. Ланжерон вспоминал, что скорость и отвага Наполеона, проявленные им в феврале, выбили союзников из колеи: «Мы полагали, что его появления можно ждать, откуда угодно». Как ни к кому другому все вышесказанное относилось к Александру I[862]862
Переписка Александра I, хранящаяся в архиве, включает в себя много писем, в которых речь идет о подобного рода переживаниях. См. письмо от 28 февр. (ст. ст.) к К.Ф. Шварценбергу, в которых император призывает его вести наступление более быстрыми темпами, и письмо от 5 марта (ст. ст.) к H. H. Раевскому. Во втором случае Александр предупреждал Раевского о возможном окружении и призывал его быть готовым к тому, что Наполеон мог атаковать его в любой момент, см.: РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 3399. Л. 147 (об.), 151. О событиях внутри главного штаба коалиции см.: Schwarzenberg К. F. Op. cit. P. 306–308, 483–484; Langeron A. Op. cit. P. 423.
[Закрыть].
Тем не менее Александр I справедливо полагал, что стратегия Наполеона на тот момент состояла в нанесении удара по правому флангу и тылу главной армии в надежде на то, что французам удастся отрезать и уничтожить один из ее армейских корпусов. На самом деле, если Наполеон собирался атаковать главную армию коалиции, возможность сделать это у него имелась только тогда. Он был вынужден оставить маршалов Мармона и Мортье с 20 тыс. солдат для наблюдения за 100-тысячным войском Блюхера. Маршал Макдональд охранял южные подступы к Парижу, имея при себе 30 тыс. воинов против 122-тысячной армии Шварценберга. Поэтому в распоряжении самого Наполеона имелось едва 20 тыс. человек, когда 17 марта он направился к югу от Реймса в надежде застать Шварценберга врасплох. Во время марша он мог рассчитывать получить из Парижа в качестве подкрепления несколько тысяч солдат, но даже если бы он затем соединился с Макдональдом, главная армия коалиции все равно более чем вдвое превосходила численность войск французского императора. 21 марта, когда Наполеон обнаружил, что при Арси-сюр-Об ему противостоит целая армия Шварценберга, он понял, что его наступление провалилось, и что ему не остается ничего иного, кроме как отступить.
Именно в тот момент решение коалиции вторгнуться во Францию зимой и не дать Наполеону сформировать новую армию по-настоящему себя оправдало. В депо французского императора не оставалось резервов, а два месяца непрестанных маршей и боев ослабили его армию. После отступления от Арси у Наполеона оставалось всего два варианта. Он мог отступить к столице и сконцентрировать здесь всех солдат и национальную гвардию, которую ему удалось бы собрать, для обороны Парижа. Его присутствие держало бы в благоговейном страхе все оппозиционные ему силы в столице. Занявшее оборону на холмах, в садах и зданиях в окрестностях Парижа, даже 90-тысячное войско под командованием самого Наполеона стало бы для коалиции крепким орешком[863]863
Обстоятельное рассмотрение двух возможных вариантов см. в кн.: Ibid. Р. 434–437.
[Закрыть].
Другим вариантом, принятым Наполеоном на вооружение 22 марта, был удар по коммуникациям коалиции, протянувшимся к Рейну. В ходе кампании в целом он проявлял большую осторожность, в частности, он чрезвычайно остро воспринимал все, что представляло угрозу для его тыла. Таким образом, Наполеон мог резонно предположить, что если бы он сам атаковал коммуникации Шварценберга основными силами своей армии, то главнокомандующий коалиции отступил бы от Парижа и попытался защитить свои базы и линии снабжения. Ничто в манере ведения боевых действий, которой Шварценберг придерживался на более ранней стадии кампании, не давало оснований полагать, что он рискнет повернуться спиной к Наполеону и двинется на Париж. Если бы, однако, союзники это сделали, тогда Наполеону нужно было найти в себе силы и пожертвовать своей столицей – так же, как Александр I в свое время пожертвовал Москвой. Одним из самых слабых мест Наполеона в 1814 г. было понимание невозможности такого шага – по политическим соображениям. Развитие событий подтвердило его правоту. Когда французские войска заняли Москву, Вену и Берлин, Романовы, Габсбурги и Гогенцоллерны не встретили серьезной оппозиции среди своих поданных. В течение недели после входа войск коалиции в Париж, были сметены не только Наполеон, но и его династия. Мнение Наполеона о том, что его трон более хрупок, чем те, на которых восседали противостоявшие ему легитимные монархи, оказалось справедливым. С другой стороны, в 1813–1814 гг. многие его деяния убедили французскую элиту, что он в большей степени сражался ради собственной славы, чем во имя интересов Франции[864]864
Последующие высказывания самого Наполеона по этому поводу приводятся в кн.: Bernhardi T. Op. cit. P. Vol. 4. Book. 2. P. 292–294.
[Закрыть].
22 марта К.Ф. Шварценберг и Александр I не знали, куда направлялся Наполеон. П.М. Волконский 22 марта писал А. Гнейзенау, что Наполеон маскирует свои перемещения, оставляя после себя крупные кавалерийские заслоны. Союзники намеревались идти за ним по горячим следам. Если бы неприятель атаковал Силезскую армию, главная армия коалиции оказалась бы как раз у него на хвосте и нанесла ему удар в тыл. Если бы Наполеон отправился в ином направлении, обе армии коалиции должны были объединиться, двинуть свои силы против него и стремиться навязать ему сражение. В тот самый вечер Г.Л. Блюхер установил точное направление движения Наполеона, так как его казаки захватили в плен французского курьера вместе с письмом от Наполеона к Марии-Луизе, в котором тот сообщал о своем намерении атаковать коммуникации союзников и тем самым оттянуть их силы от Парижа[865]865
РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 3399. Л. 154 (об.). В целом аналогичное описание событий см.: Friederich R. Op. cit. Vol. 3; Богданович М.И. История войны 1814 г. Т. 1.
[Закрыть].
Копия письма была немедленно направлена главный штаб коалиции, где было решено обсудить дальнейшие действия на военном совете, который прошел в Пужи в полдень 23 марта. Однако из ближайших русских военных советников Александра I в то время в Пужи находился только П.М. Волконский, а он никогда не выступал с публичной речью на подобного рода мероприятиях. Ключевым моментом, однако, было то, что к тому времени, когда армии коалиции удалось бы развернуть, Наполеон имел бы два дня форы. Теперь ничто не могло помешать ему зайти в тыл союзникам. Любые попытки устремиться в обратном направлении для защиты баз коалиции, имели бы крайне негативные последствия для морального духа и дисциплины союзных войск, не в последнюю очередь потому, что им пришлось бы идти по опустошенным войной землям, где им было бы очень трудно найти продовольствие. Поэтому союзники какое-то время придерживались существовавшего на тот момент плана, согласно которому они должны соединиться с Блюхером, а затем двинуться навстречу неприятелю и дать ему бой. Тем временем комендантам городов и военачальникам в тылу были разосланы приказы, предписывавшие взять под охрану или отвести от больших дорог как можно больше запасов продовольствия, транспортных колонн и подкреплений. Ф.Ф. Эртель, чересчур нервный начальник военной полиции, ранее получил выговор за то, что слишком активно реагировал на мнимые угрозы коммуникациям российских войск. Теперь же он получил срочные приказы от М.Б. Барклая о принятии неотложных мер по охране российских баз, магазинов и войсковой казны. На этот раз Эртель действовал удачно и отправил Барклаю, также выходцу из балтийских губерний, отчет о своих действиях на латышском языке, понятном главнокомандующему. Если бы приказы были перехвачены, редкий француз смог бы их разобрать[866]866
Friederich R. Op. cit. Vol. 3. P. 281–282. О более ранней критике в адрес Ф.Ф. Эртеля см.: РГВИА. Ф. 103. Оп. 4/120. Св. 12. Д. 126. Л. 71; Михайловский-Данилевский А.И. Описание похода во Францию… С. 284–285.
[Закрыть].
Вечером 23 марта Шварценберг, Александр I и Фридрих-Вильгельм вместе со своими штабами отправились из Пужи в Сомпюи, куда они прибыли утром следующего дня. По дороге они получили новые послания, перехваченные русской кавалерией. В них говорилось о низком боевом духе рядовых и генералов наполеоновской армии, а также сообщалось, что парижские депо и арсеналы пусты. Самым важным было письмо, адресованное Наполеону его шефом полиции Савари, который писал, что не может поручиться за лояльность столицы в случае приближения армий союзников. В ту же ночь с юга было получено известие, что Бордо перешел на сторону Бурбонов и занят А. Веллингтоном. Тем не менее, когда утром 24 марта Шварценберг и Фридрих-Вильгельм покидали Сомпюи, план коалиции заключался в том, чтобы объединить две армии и затем отправиться на поиски Наполеона.
Вскоре после этого, около десяти часов утра, Александр I позвал к себе М.Б. Барклая, И.И. Дибича и К.Ф. Толя, показал им перехваченные письма и текущее местоположение войск на карте и попросил совета о том, что лучше всего предпринять в данной ситуации. Император предложил варианта: либо союзники преследуют Наполеона, либо идут на Париж. Возможно, Александр I к тому времени уже успел переговорить с П.М. Волконским, который в частной беседе советовал императору идти на Париж. Барклай, напротив, был осторожным и не слишком изобретательным стратегом: он высказывался за продолжение текущей линии, нацеленной на соединение с Блюхером и совместные поиски Наполеона. Дибич не выразил открытого несогласия со старшим по званию, но посоветовал одновременно отправить сильный корпус для взятия Парижа. Толь всегда был менее «политичным» и тактичным человеком, чем Дибич. Несогласие с начальством было его второй натурой. Он утверждал, что один единственный корпус никогда не сможет взять Париж. Вместо этого обеим армиям следовало направиться к столице, выслав вперед летучую колонну, преимущественно состоявшую из кавалерии, которая должна была следовать за Наполеоном по пятам и докладывать о его передвижениях[867]867
Единственным свидетелем этого обсуждения, оставившим его подробное описание, был К.Ф. Толь, см.: Bernhardi T. Op. cit. P. Vol. 4. Book. 2. P. 310-314. Т. Бернгарди справедливо опровергает австрийские претензии на авторство плана за отсутствием доказательств, а также на том основании, что, если бы это было так, то действия К.Ф. Шварценберга выглядели бы абсурдно. Сложнее исключить возможность участия П.М. Волконского в составлении плана. Согласно А.И. Михайловскому-Данилевскому, сам Александр I сообщал ему о советах, данных императору П.М. Волконским. Тот факт, что А.И. Михайловский-Данилевский в своем печатном труде упоминает о роли П.М. Волконского, легко можно списать на стремление автора, не раз обнаруживающее себя на страницах книги, превознести заслуги тех, кто в николаевскую эпоху стал вельможами, и тем самым угодить им. Однако он пишет то же самое в рукописи, которая не предназначалась для публикации и в которой А.И. Михайловский-Данилевский в целом критически отзывается о своем бывшем начальнике, см.: Михайловский-Данилевский А.И. Мемуары, 1814–1815 гг. С. 33–35. См. также, однако, краткое описание данного эпизода, которое И.И. Дибич приводит в своем письме к А.А. Жомини, опубликованном в кн.: Langeron A. Op. cit. P. 491–493.
[Закрыть].
Император, возможно, надеялся именно на такое мнение Толя и сразу с ним согласился. Александр I отправил своего адъютанта на поиски Шварценберга и Фридриха-Вильгельма с просьбой дождаться его. Он нагнал их на небольшом холме близ деревни Планси: стояла прекрасная погода, характерная для начала весны, Толь развернул на земле свою карту и импровизированный совет на открытом воздухе начался. Прусский король тотчас же согласился с предложением Александра, Шварценберга пришлось убеждать, но недолго, несмотря на протесты со стороны членов его штаба. Идея относительно того, чтобы повернуться спиной к Наполеону и пойти на французскую столицу, не была для Шварценберга полной неожиданностью. Идея эта какое-то время витала в воздухе, и один из наиболее способных штабных офицеров австрийского главнокомандующего генерал-лейтенант И. Радецкий в частной беседе сообщил ему о ней за день до этого. Тем не менее поразительно, что Шварценберг, до этого действовавший крайне осторожно, согласился пойти на столь смелый шаг, не затягивая время и не особенно сильно противодействуя. Неопровержимых доказательств того, почему он поступил таким образом, не существует, однако можно предложить правдоподобную гипотезу, основанную на конкретных данных[868]868
Schwarzenberg К. F. Op. cit. P. 323.
[Закрыть].
Хотя марш на Париж был смелым предприятием, другие варианты были не менее рискованными. Всего за десять дней до этого Шварценберг сетовал на то, как трудно было выжать остатки продовольствия из «истощенной Шампани, за счет которой мы существуем уже три месяца». Было бы очень трудно, преследуя Наполеона, провести через эти земли соединенные армии коалиции. На самом деле угроза Парижу была, возможно, самым надежным способом отвлечь Наполеона от тыла коалиционных войск. Прилегавшие к Парижу территории были богаты и не тронуты войной. Там союзники могли гораздо легче найти себе пропитание, чем если бы они преследовали Наполеона или остались там, где стояли. В телегах главной армии все еще было достаточно съестного, чтобы обеспечить армию во время марша на Париж. 25 марта один из русских корпусов докладывал, что в полковых телегах имеется восьмидневный запас продовольствия. Четыре дня спустя Е.Ф. Канкрин сообщал М.Б. Барклаю, что двести телег подвижного магазина Лисаневича, на тот момент находившегося при армии, все еще перевозили четырехдневный запас сухарей. По замечанию Канкрина и Франца I, поскольку главная армия теперь направлялась на север, представлялась благоприятная возможность для проведения новой линии снабжения через богатые и в значительной мере не затронутые войной Нидерланды[869]869
Ibid. Р. 308–309; РГВИА. Ф. 103. Оп. 4/210. Св. 18. Д. 17. Л. 227–228, 235, 238–239.
[Закрыть].
М.Б. Барклай де Толли не был склонен расточать комплименты, но тогда он писал Канкрину, что полностью доверяет его рвению и разумности его распоряжений на благо службы. Эти ожидания были вознаграждены, поскольку интендантская часть коалиционных войск достойно ответила на брошенный ей вызов и смогла одновременно защитить тыловые базы и обеспечить продовольствием наступавшие войска. Но если армейские офицеры снабжения делали наступление возможным, то политические и военные соображения делали его желательным в глазах Шварценберга. Так как конгресс в Шатийоне закрылся, и переговоры с Наполеоном были отложены, стало очевидно, что военные победы являются единственным способом обеспечить мир. Захват Парижа был лучшим средством заставить Наполеона принять мирные условия коалиции и побудить французскую элиту избавиться от своего императора. Недавние столкновения в ставке коалиции, должно быть, привели Шварценберга к пониманию, что терпение русских, пруссаков и даже англичан в отношении его осторожной стратегии было на исходе. Даже часть старших австрийских офицеров сетовала по поводу той бесславной роли, которую австрийская армия до сих пор играла в войне. Возможно, все эти мысли были на уме у австрийского главнокомандующего, когда он отдавал своей приказ идти на Париж. Кроме того, счастлив тот военачальник, который начинает операцию, зная расположение, слабые места и тревоги своего врага[870]870
В интересном письме, отправленном 17 марта графом Т.Б. Латуром Й. Радецкому, утверждалось, что австрийская армия уронила свой престиж и подверглась справедливым нападкам за то, что она дважды бездействовала и бросила Силезскую армию на произвол судьбы, см.: Fournier A. Op. cit. Р. 281 282. Похвалу М.Б. Барклая в адрес Е.Ф. Канкрина см. в его письме от 10 марта 1814 г. (ст. ст.): РГВИА. Ф. 103. Оп. 210/4. Св. 17. Д. 17.
[Закрыть].
Ф.Ф. Винцингероде получил приказ преследовать Наполеона с 8-тысячным кавалерийским отрядом. Ему было поручено попытаться провести французского императора, заставив того поверить в то, что его преследуют все войска союзников и держать главный штаб коалиции в курсе относительно всех перемещений противника. Тем временем рано утром 25 марта обе союзные армии начали движение на Париж. Основная часть главной армии отправилась по дороге от Витри через Фер-Шампенуаз на Сезанн с кавалерией П.П. Палена и герцога А. Вюртембергского в качестве авангарда. Параллельно ей, в нескольких километрах к югу, резервные подразделения армии Барклая шли по проселочным дорогам и через сельскую местность. К северу от главной армии войска А.Ф. Ланжерона и Ф.В. Остен-Сакена вели наступление по дороге от Шалона до Бержера. Впереди них шли кавалерийские дивизии барона Ф.К. Корфа и И.В. Васильчикова. Запах победы частично поправил здоровье Г.Л. Блюхера. Он ехал вместе со своими войсками в экипаже, на виду у всех, надев на голову дамскую шляпу из зеленого шелка с очень широкими полями, прикрывавшими его глаза от света. Установилась хорошая погода, и войска коалиции наконец-то ощутили, что движутся вперед под уверенным и единым руководством. Моральное состояние в рядах армий резко улучшилось.
Вскоре после восьми утра 25 марта Пален и герцог Адам Вюртембергский наткнулись на корпус маршала Мармона, выстроившийся поперек дороги на Фер-Шампенуаз близ деревни Суде Сен-Круа. Неподалеку находился корпус маршала Мортье. В распоряжении обоих маршалов находилось 12,3 тыс. пехотинцев, 4350 кавалеристов и 68 пушек. Даже принимая в расчет казаков, это было гораздо больше, чем 5,7 тыс. всадников и 36 пушек Палена и герцога Адама, однако французские маршалы, завидев издалека крупные силы противника, начали отступление. Даже после прибытия 2,5 тыс. австрийских кирасир французские пехотные каре по-прежнему были в безопасности, хотя их кавалерии пришлось отступить, а полки легкой пехоты оказались отрезанными в Суде Сен-Круа и были вынуждены сдаться.
События приняли угрожающий характер лишь около двух часов пополудни, когда на поле боя прибыла русская кавалерия. Кавалергарды и лейб-гвардии Конный полк не участвовали в бою после Бородино и командовавший ими генерал Н.И. Депрерадович умолял М.Б. Барклая позволить 1-й кирасирской дивизии принять участие в сражении. Их появление более или менее совпало с началом сильного дождя и града, которые били прямо в лицо французской пехоте, пытавшейся перебраться через глубокий овраг у Конантрэ. Не имея возможности воспользоваться своими ружьями и находясь под прицельным огнем конной гвардейской артиллерии, два французских каре нарушили строй и были смяты русскими кирасирами и кавалерией А. Вюртембергского. Значительную часть остальных французских пехотинцев охватила паника, многие пустились наутек. В конечном счете Мармону и Мортье удалось бежать, но они потеряли треть живой силы, а большая часть пушек досталась противнику, который на протяжении всего сражения находился в меньшинстве и не имел при себе пехоты[871]871
Взгляд с российской стороны представлен в великолепном и подробном описании, выполненном М.И. Богдановичем, см.: Богданович М.И. История войны 1814 г. Т. 1. С. 456 и далее. Мнение французской стороны, на этот раз не сильно отличное, см.: Houssaye H. Op. cit. P. 296–311. P. Фридрих, как всегда, справедлив и умен, см.: Friederich R. Op. cit. Vol. 3. P. 287–290. Heдавно появилось описание этого эпизода на английском языке, см.: Smith D. Charge: Great Cavalry Charges of the Napoleonic Wars. London, 2003. P. 207 ff. Однако в этой работе, как и в большей части англоязычной литературы о событиях 1813–1814 гг., сильно недооценивается роль России, в этом отношении ее автор следует оценкам немецкоязычных авторов. После прочтения указанной главы в книге Д. Смита складывается впечатление, что в сражении при Фер-Шампенуазе кавалерия А. Вюртембергского играла ведущую роль, что далеко от истины.
[Закрыть].
Одной из причин, что французам вообще удалось бежать, было то, что к пяти часам пополудни в тылу кавалерии союзников зазвучали выстрелы тяжелой артиллерии. Какое-то время обе стороны не могли понять, что за войска появились в поле зрения, и что означали орудийные выстрелы. На самом деле это были две небольших французских дивизии, в основном состоявшие из национальной гвардии, эскортировавшие крупный артиллерийский обоз и преследуемые кавалерией Ф.К. Корфа и И.В. Васильчикова из Силезской армии. Французская колонна под командованием генералов M. M. Пакто и Ф.П. Ж. Аме, насчитывала около 5 тыс. человек. Изначально она столкнулась с кавалерией Корфа около одиннадцати утра на дороге, ведущей от Шалона. Барон Корф начал кампанию 1812 г. очень успешно. К 1814 г. он сильно раздался и стал довольно ленив. Не питая большой любви к бивуакам, в предыдущую ночь он в сопровождении своих подчиненных генералов удалился в близлежащий замок Силлери. Тем временем его казаки обнаружили подвал с 60 тыс. бутылок вина, которые вся кавалерия Корфа принялась радостно распивать. Не удивительно, что на следующее утро они выдвигались довольно медленно[872]872
Langeron A. Op. cit. P. 446–448.
[Закрыть].