Текст книги "Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814"

Автор книги: Доминик Ливен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 51 страниц)

В дневнике генерал-майора князя В.В. Вяземского описывается, почему Александру действительно стоило беспокоиться насчет «боевого духа» дворян. Вяземские принадлежали к старинному княжескому роду, но лишь немногие из них ко времени правления Александра I были по-прежнему богаты и имениты. В их числе последних явно не был В.В. Вяземский, который владел менее чем ста крепостными. Его профессиональная жизнь прошла вдали от Петербурга и лейб-гвардии, в обычном егерском полку. Хотя Вяземский был хорошо образован, предметы его забот и высказываемые мнения вы, ли в нем поместного дворянина средней руки. Когда началась война, В.В. Вяземский командовал бригадой егерей в Третьей Обсервационной армии А.П. Тормасова, оборонявшей подступы к Украине. Как и многие люди его круга, Вяземский был сбит с толку и потрясен отступлением русской армии перед наполеоновским нашествием. К началу сентября, когда стали доходить вести о том, что Наполеон на пути к центру России, недоумение сменилось раздражением:

«Теперь уже сердце дрожит о состоянии матери России. Интриги в армиях – не мудрено: наполнены иностранцами, командуемы выскочками. При дворе кто помощник государя? Граф Аракчеев, как вел он войну? Какою победою прославился? Какие привязал к себе войски? Какой народ любит его? Чем он доказал благодарность с отечеству? И он-то есть в сию критическую минуту ближним к государю. Вся армия, весь народ обвиняют отступление наших армий от Вильны до Смоленска. Или вся армия, весь народ – дураки, или по чьему приказу сделано сие отступление».

По мнению Вяземского, его собственное будущее, равно как и будущее его страны было запутанно и туманно. Россия оказалась перед лицом поражения и утратила свою славу. Размер ее территории и численность населения должны были уменьшиться, вследствие чего ее протяженные и слабо защищенные границы стало бы еще сложнее оборонять. Вставал вопрос о новой системе управления, который должен был стать источником сильной неразберихи: «Религия ослаблена просвящением. Чем мы удержим нашу буйною и голодную чернь?» Учитывая новые обязательства, возложенные на дворяне» поместья по части поддержки ополчения, он писал: «…теперь хорошо мое положение будет. 10-й взят в рекруты с моего имения, кормить остальных должен я, денег ни копейки, долгу много, детей содержать нечем, служба ненадежна»[369]369
  1812 год… Военные дневники. М., 1990. С. 210–211.


[Закрыть].

Летом 1812 г. Александр был обеспокоен тем, что моральный дух высших слоев русского общества будет сломлен, и они в свою очередь начнут испытывать сомнения относительно стратегии, выбранной императором, и его личного вклада в победу. Тем не менее союз между монархом и дворянством оставался прочным. Это имело огромное значение для снабжения армии в течение кампании 1812 года.

Накануне войны Александр I обратился к русскому обществу призывом оказать армии помощь продовольствием и средствами передвижения. В ответ московское дворянство и купечество через день пожертвовало 1 млн. руб. В далеком Саратове на берегах Волги губернатор А.Д. Панчулидзев получил призывы Александра и «просьбу» министра полиции предоставить 2 тыс. голов рогатого скота 1 тыс. повозок для армейского транспорта и еще 1 тыс. рогатого скота для прокормления армии. Дворяне и городские губернские собрания согласились на это, добавив к списку 500 голов скота по собственной инициативе. Согласно их расчетам, в Саратове повозка, запряженная двумя быками, обошлась бы в 230 руб., из которых на стоимость самой повозки приходилось только 50 руб. Цена говяжьей туши составляла 65 руб. Помимо этого потребовалось бы нанять 270 человек сроком на шесть месяцев, которые доставили бы повозки и животных в расположение армии. Каждому из них нужно было платить 30 руб. в месяц, что в целом равнялось 48 600 руб. Таким образом, еще до начала войны Саратов направил более 400 тыс. руб. на содержание армии[370]370
  Хованский Н.Ф. Указ. соч. С. 31–33.


[Закрыть].

В ходе кампании 1812 г. полевые армии крайне мало тратились на продовольствие. Общие траты на русские полевые армии в 1812 г. составили всего 19 млн. руб., причем большая часть этой суммы пошла на выплату жалования войскам. В начале кампании армия питалась частично за счет «магазинов» (складов), созданных в западных приграничных губерниях за два предыдущих года. В них хранились запасы продовольствия и фуража, которых было достаточно для того, чтобы прокормить 200 тыс. человек с лошадьми в течение полугода. Приготовления по этой части, однако, завершились успешно лишь отчасти, поскольку вдоль дорог, по которым отступала армия, располагалось слишком мало небольших складов (этапов). К тому же магазины нередко располагались таким образом, чтобы обеспечивать российскую армию в ходе ее предполагавшегося наступления на территорию герцогства Варшавского. Согласно предположениям советского историка, 40% продовольственных складов попали в руки французов или, что происходило гораздо чаще, были сожжены, хотя генерал-интендант русской армии Е.Ф. Канкрин всегда это отрицал[371]371
  Управление генерал-интенданта Канкрина… С. 11, 44; Отечественная война 1812 года. М., 1962. С. 245–247; Гаврилов С.В. Указ. соч. С. 121.


[Закрыть].

С самого начала кампании продовольствие реквизировалось армейским интендантством у гражданского населения полками под расписку. Это было разумно. Любое продовольствие, не доставшееся русским, было бы захвачено французами. Система выдачи расписок была задумана как гарантия того, что реквизиции будут проведены должным образом и не превратятся в простой грабеж. Она также была спроектирована таким образом, чтобы впоследствии государство могло выплатить населению компенсации за поставленное им продовольствие. Российское правительство действительно выполнило свои обязательства, учредив после войны специальные комиссии по сбору расписок и принимая их в качестве платежа будущих налогов. Поэтому система реквизиций и выдачи расписок, когда она работала должным образом, представляла собой своего рода принудительный заем, который позволил правительству отсрочить платежи военного времени до тех пор, пока ее финансы не были приведены в довоенный порядок[372]372
  Тиванов В.В. Финансы русской армии. М., 1993. С. 79.


[Закрыть].

То, каким образом русские войска должны были добывать себе пропитание в ходе кампании, было очень детально прописано в новом законе о полевых армиях, изданном в начале 1812 г. Согласно этому закону армия должна была реквизировать все необходимое продовольствие у местного населения. Загвоздка заключалась в том, что новый закон разрабатывался для русских армий, действовавших за пределами России. Однако два месяца спустя действие закона было распространено и на армии, находящиеся на территории России. Объявленные на военном положении губернии переходили под управление главнокомандующего армией и его генерал-интенданта, которым подчинялись все гражданские чины. Как и следовало ожидать, закон, разработанный для администрации завоеванной территории, давал военным властям широкие полномочия. Действие дополнительного закона должно было охватывать лишь приграничные районы, но к сентябрю 1812 г. целый ряд губерний от Калуги до юга Москвы был объявлен на военном положении. В этих губерниях значительная часть обязанностей по прокормлению армии, уходу за больными военнослужащими и даже сбору зимней одежды для предстоящей кампании была переложена на плечи генерал-губернаторов[373]373
  ПСЗ. Т. XXXII. С. 43–164, 228–229; Управление генерал-интенданта Канкрина… С. 134; М.И. Кутузов. Сб. документов. Т. 4. Ч. 1. М., 1954. С. 305: то же самое письмо было отправлено Рязанскому, Орловскому, Тверскому и Тульскому генерал-губернаторам.


[Закрыть].

Благодаря взаимодействию армейских интендантов, генерал-губернаторов и дворянства русские войска в первую половину кампании 1812 г. редко голодали. В процветающих губерниях центральной России во время сбора урожая и вскоре после окончания уборочных работ достичь этого было не так уж трудно. Помогало то, что в русских деревнях существовала система складов, служившая гарантией на случай плохого урожая и голода. В ряде случаев помещики соглашались кормить армию из этих складов, которые они затем наполняли заново за счет собственных средств. Добровольные пожертвования в виде продовольствия, фуража, лошадей, транспортных средств, снаряжения и одежды поступали в очень большом количестве. Как и следовало ожидать, самые крупные поступления шли из близлежащих губерний, где исходившая от противника угроза ощущалась наиболее остро и откуда было легче всего доставить все необходимое в расположение армии. Возможно, ни одна другая губерния не сравнится с объемом пожертвований, поступивших из Псковской губернии в корпус П.X. Витгенштейна, но и Смоленск с Москвой не сильно от нее отставали, а Калужский губернатор П.Н. Каверин много и успешно работал над организацией поставок в армию М.И. Кутузова, расположившуюся лагерем под Тарутино. Один довольно трезвомыслящий историк, современник событий, оценивал добровольные пожертвования на военные нужды, сделанные русским обществом, в 100 млн. руб., причем большая часть этой суммы поступила от дворянства. Точные подсчеты, однако, весьма затруднительны, поскольку многие пожертвования были сделаны в неденежной форме[374]374
  Оценка дается В.В. Тивановым (Указ. соч. С. 66), но основывается на рассуждениях, приводимых в кн.: Богданович М.И. История Отечественной войны 1812 года. Т. 2. С. 31–90.


[Закрыть].

Пока генерал-губернаторы и помещики помогали кормить армию, к ним также обращались с просьбой посодействовать созданию новых военных частей, которые должны были образовать вторую линию обороны позади армий М.Б. Барклая и П.И. Багратиона. Первые просьбы подобного рода поступили в начале июня от Александра I, находившегося тогда в Вильно, то есть еще до того, как Наполеон пересек границу России.

Часть данного нового военного резерва должны были составить рекруты, на тот момент собранные в десять так называемых рекрутских депо 2-й линии. Генерал-лейтенант А.А. Клейнмихель получил задание сформировать из этих новобранцев шесть новых полков общей численностью чуть менее 14 тыс. человек. Учитывая, что тогда Наполеон двигался через территорию Белоруссии, Клейнмихелю было приказано сосредоточить свои шесть полков в глубоком тылу в районе между Тверью и Москвой и заниматься там их обучением. В его распоряжение были предоставлены прекрасные офицерские кадры и имевшие боевой опыт войска, которые должны были помочь ему выполнить поставленную задачу. В их число входил весь кадровый инструкторский состав рекрутских депо 2-й линии и все офицеры и унтер-офицеры, оставленные в тылу для эвакуации складов и завершения подготовки двадцати четырех депо 1-й линии. Помимо этого к нему были направлены два батальона морской пехоты из Петербурга. Через некоторое время у А.А. Клейнмихеля имелось достаточное количество офицеров для того, чтобы отправить часть их на подмогу князю Д.И. Лобанову-Ростовскому, который изо всех сил старался сформировать двенадцать полков в центральных губерниях России[375]375
  Ключевые документы, касающиеся операции А.А. Клейнмихеля приводятся в кн.: Сборник исторических материалов, извлеченных из архива собственной Е.И. В. канцелярии. Вып. 1. С. 5–11, 14–15, 23–24. Недавно вышла книга о российской морской пехоте, в которой подробно рассматривается эпоха наполеоновских войн: Кибовский А., Леонов О. 300 лет Российской морской пехоты. М., 2007.


[Закрыть].

Приказы Александра I по созданию этих двенадцати полков в черновом виде были составлены 25 мая в Вильно. Крупным новшеством стало то, что эти полки предполагалось набирать и содержать за счет средств губернского общества. Государство брало на себя задачу обеспечить полки рекрутами и ружьями, но при этом имелись надежды, что дворяне, прежде служившие в армии, вернутся из отставки и восполнят нехватку офицерских кадров. Ожидалось, что губернские дворяне заплатят за обмундирование, снаряжение и питание своих полков. Городские думы должны были оплатить перевозку рекрутов. Двенадцать полков предполагалось сформировать в шести губерниях: Костромской, Владимирской и Ярославской на севере, Рязанской, Тамбовской и Воронежской – на юге. Планировалось, что каждая из этих шести губерний наберет офицеров и добудет снаряжение для одного полка. Ответственность за формирование остальных шести полков возлагалась на девять других губерний[376]376
  РГВИА. Ф. 125. Оп. 1/188а. Д. 16. Л. 18–19, 21, 23–28. Список губерний см.: Проходцев И.И. Указ. соч. С. 168.


[Закрыть].

Как обычно после получения подобного рода приказов первым шагом губернатора было обсуждение дела с предводителем губернского дворянства. Для претворения в жизнь нового постановления в столицу губернии собирались предводители уездного дворянства. Вследствие обширности российских губерний редко удавалось устроить столь важную встречу губернатора с предводителями уездного дворянства ранее, чем через неделю. Как дворяне, так и городские думы сразу же приняли к исполнению задачу, намеченную императором. Александр предложил, чтобы три южные губернии – Рязанская, Тамбовская и Воронежская соединили свои усилия по формированию там полков. Губернаторы этих губерний подсчитали, что прокорм, обмундирование и снаряжение каждого полка обойдется в 188 тыс. руб. и еще 28 тыс. требовались для постройки повозок для их транспортировки. Однако в разных районах страны цены сильно разнились. Предводители костромского дворянства, в частности, полагали, что им потребовалось бы 290 тыс. руб. Предводители дворянства сошлись на том, что распределили необходимую сумму поровну между всеми помещиками губерний, имевшими крепостных[377]377
  РГВИА. Ф. 125. Оп. 1/188а. Д. 16. Л. 2–3, 90–91.


[Закрыть].

Собрать деньги было достаточно просто, гораздо сложнее – приобрести обмундирование, снаряжение и повозки. У губернаторов и предводителей дворянства было мало опыта в деле формирования полков, а длившийся на протяжении нескольких недель период повышенной опасности, связанный с продвижением Наполеона вглубь России, был не лучшим временем для обучения. Все губернии соглашались с тем, что большая часть снаряжения и материалов должна была быть получена из Москвы. Поскольку один полк потребовал, например, 2900 м темно-зеленой ткани и почти 4500 пар ботинок, нужно было большое количество транспортных средств для их перевозки. Три южные губернии предпочли, чтобы обмундирование пошили в Москве, поскольку у них не имелось достаточного количества подходящих ремесленников, чтобы выполнить работу в срок. В результате 1620 мундиров, пошитых для Рязанского полка, так и не были вывезены из Москвы и погибли в огне. Северные губернии, однако, не были чисто аграрными районами, и костромской губернатор Н.Ф. Пасынков был убежден в том, что костромские портные смогут выполнить задание собственными силами[378]378
  Там же. Л. 6–7,100–101.


[Закрыть].

Все губернии игнорировали необходимость постройки повозок для боеприпасов и продовольствия по моделям, требуемым армией, хотя в Костроме губернатор Н.Ф. Пасынков и говорил местным ремесленникам, чтобы они строили повозки близко к модели. Гораздо более обыденным явлением были стенания губернатора Пензы, города в глубине сельскохозяйственного района к юго-востоку от Москвы: «При всем моем желании и рвении оказать действительную помощь в постройке повозок для боеприпасов и продовольствия это совершенно не в моих силах из-за полной нехватки ремесленников, могущих выполнить подобную работу». Очень скоро губернаторы испытали облегчение, получив известие, что им всего лишь требуется предоставить деньги для повозок, которые будут строиться в Москве под надзором коменданта города генерал-майора В.А. Гессе. К сожалению, однако, Александр I и А.Д. Балашов не удосужились предупредить об этом Гессе, который не знал, как реагировать на исполненные радости благодарственные словеса губернаторов в свой адрес. Именно для того, чтобы избежать нечто подобное в будущем, Александр I 29 июня сделал А.А. Аракчеева своим главным помощником по части военной администрации. Аракчеев никогда не оказывал заметного влияния на выбор стратегии или проведение военных операций, но он был очень рачительным хозяином во всех делах, касавшихся мобилизации, подготовки и снаряжения русских резервных войск и сил ополчения[379]379
  Там же. Л. 6–7, 284–285; Русский архив. 1866. № 6. С. 922–927.


[Закрыть].

История отчаянных усилий, требовавшихся для создания новых полков, может многое поведать о русской провинциальной жизни во время правления Александра I. В Рязани местное купечество пыталось взимать непомерно высокую плату за прокорм полков, формировавшихся вокруг города. Возможно, исходя из того, что ему в любом случае придется оплатить половину этого продовольствия, дворянство предложило поставить весь объем бесплатно. Изрядную долю забот по реализации этого замысла взял на себя предводитель губернского дворянства генерал-майор Л.Д. Измайлов, печально известный своим жестоким обращением с крепостными. Сложнее обстояло дело с оказанием медицинской помощи в новых полках. Оказалось, что в Рязани в 1812 г. имелось в наличии всего два врача. Один из них, молодой доктор Герне, повел себя героически, добавив к своей обычной работе заботу о больных полка, вызвавшись добровольцем сопровождать их, когда они отправились на театр военных действий, и даже оплатив часть необходимых им лекарств из своего кармана. Доктор Молтянский, напротив, сделал все возможное для того, чтобы не оказывать помощь солдатам, даже когда те находились в Рязани и наотрез отказался сопровождать их. В конечном итоге губернатор И.Я. Бухарин заставил его это сделать, пригрозив выслать из губернии и тем самым положить конец его практике[380]380
  Проходцев И.И. Указ. соч. С. 174–182, 210–222; Отечественная война 1812 г.: Энциклопедия. С. 297.


[Закрыть].

Самой сложной задачей оказался поиск офицеров для новых полков. Александр I очевидным образом переоценил желание дворян вернуться на военную службу и не смог предложить им достаточных для этого стимулов. Воронежский губернатор в начале июня докладывал Д.И. Лобанову-Ростовскому о том, что, хотя он и созвал чрезвычайное собрание губернского дворянства, ни один из присутствовавших не вызвался добровольцем на военную службу. В Рязани «число людей, желавших стать офицерами, было очень невелико, даже среди весьма многочисленного губернского дворянства». Возвращение на военную службу вступало в противоречие с укладом жизни русских дворян, согласно которому дворянские отпрыски служили в течение ряда лет в качестве неженатых офицеров, а затем выходили в отставку и возвращались в свои губернии, чтобы жениться, управлять поместьями или занять выборные должности в местной администрации. Через некоторое время часть офицеров получала повышение в звании, и поэтому определенную положительную роль могло сыграть то обстоятельство, что император разрешил бывшим офицерам вернуться на службу в том звании, которое они получили, будучи в отставке, а не в том, которое они носили, когда были в полку. Однако в некоторых случаях главным мотивом для возвращения дворян на военную службу служила жестокая нищета, в которой они пребывали[381]381
  РГВИА. Ф. 125. Оп. 1/188а. Д. 16.92–93; там же. Д. 19. Л. 77–81. Проходцев И.И. Указ. соч. С. 188.


[Закрыть].

Сам Д.И. Лобанов не способствовал выполнению порученного ему задания, истолковав указ Александра I в типично педантской и вызывающей раздражение манере. Среди губернаторов князь А.А. Долгоруков из Симбирска, казалось, с наибольшим энтузиазмом отнесся к идее мобилизации добровольцев с целью возвращения их на военную службу. К середине августа он направил в полки Лобанова сорок два претендента на офицерские места. По признанию самого Долгорукова, одного из них, подпоручика в отставке Янчевского, следовало принять на службу лишь в крайнем случае, потому что некогда он получил выговор за пьянство. Губернатор писал Лобанову, что оставляет дело Янчевского на его усмотрение, поскольку тот сильно раскаивался и желал искупить свою вину на поле боя. Лобанов, однако, полагал, что императорские указы следовало выполнять дословно и сразу же сделал Долгорукову официальный выговор, так как императорский указ, приглашавший на службу бывших офицеров, требовал, чтобы у них был хороший послужной список[382]382
  РГВИА. Ф. 125. Оп. 1/188а. Д. 16. Л. 29, 32.


[Закрыть].

Даже к середине сентября полки Д.И. Лобанова-Ростовского были укомплектованы офицерским составом лишь наполовину, и из 285 человек, получивших назначение в полки, только 204 были вернувшимися на службу дворянами, большая же часть остальных кадров поступила из весьма сомнительного источника – войск внутренней стражи. Потребность в свободных 227 офицерах, высланных А.А. Клейнмихелем, была очевидна. С другой стороны, к Лобанову было направлено двенадцать превосходных офицеров из Петербургского кадетского корпуса, а также почти целый батальон унтер-офицеров инструкторского состава из подразделений лейб-гвардии. Ему также были обещаны офицеры, унтер-офицеры и лучшие из неженатых ветеранов воинских частей, несших службу на границе с юго-западной Сибирью и к тому моменту уже двинувшихся в долгий путь, который им предстояло пройти прежде, чем оказаться под командованием Лобанова[383]383
  Там же. Д. 19. Л. 2–4, 134–140.


[Закрыть].

Стычка Д.И. Лобанова-Ростовского с князем А.А. Долгоруковым, конечно же, была не единственным эпизодом, внесшим оживление в процесс формирования двенадцати полков. Один из двух помощников Лобанова генерал-майор В.А. Русанов был настолько выведен из себя поведением своего начальника, что донес о его действиях напрямую императору, вызвав тем самым гнев А.А. Аракчеева. Конфликты случались также между офицерами, надзиравшими за формированием полков, и предводителями губернского дворянства, поскольку офицеры были заинтересованы лишь в том, чтобы как можно скорее заполучить готовые соединения, тогда как предводителей дворянства помимо этого заботил вопрос стоимости обмундирования и снаряжения, за которые им предстояло расплачиваться. Однако при всех затруднениях и спорах, возникавших в ходе создания полков, эта затея оказалась успешной. Шесть из них, включая три полка А.А. Клейнмихеля, пошли на усиление армии М.И. Кутузова во время его пребывания в Тарутинском лагере. Фельдмаршал докладывал Александру I, что, несмотря на «столь короткое» время, отведенное на их подготовку, они были «весьма довольно образованны и большая часть людей стреляют довольно хорошо»[384]384
  М.И. Кутузов. Сб. документов. Т. 4. Ч. 2. М., 1954. С. 62–63; Проходцев И.И. Указ. соч. С. 224–227; РГВИА. Ф. 125. Оп. 1/188а. Д. 16. Л. 100101.


[Закрыть].

Как бы хорошо ни были обучены войска Лобанова-Ростовского и Клейнмихеля, 40-тысячного подкрепления было явно недостаточно для того, чтобы повернуть ход войны в пользу России. Даже тогда, когда двое генералов прикладывали все усилия к формированию своих девятнадцати полков, Александр I отдал приказ о новом (83-м) массовом рекрутском призыве, в ходе которого планировалось призвать в ряды действующей армии 150 тыс. новобранцев. Однако для того, чтобы собрать всех этих людей в одном месте и обучить их, требовался не один месяц. С целью создания на этот промежуток времени второй линии обороны Александр обратился с призывом к дворянству набрать из своих крепостных временное военное ополчение и обеспечить его офицерским составом. На самом деле, поскольку французы на тот момент уже представляли угрозу для Смоленской губернии, местное дворянство начало приступать к созданию «отрядов местной обороны» еще до императорского обращения. Однако по-настоящему ход этому делу был дан во время поездки Александра I в Москву в конце июня. Там он получил сильный патриотический отклик на свой призыв со стороны московского дворянства. 30 июля был обнародован манифест, призывавший к созданию ополчения в шестнадцати губерниях[385]385
  Текст манифеста опубликован в кн.: Народное ополчение… С. 15–16.


[Закрыть].

В целом в ополчении несли службу около 230 тыс. человек. Почти все его рядовые участники являлись частновладельческими крестьянами, тогда как офицеры в большинстве случаев – дворянами той или иной губернии. Ни государственные, ни удельные крестьяне не входили в состав ополчения. Это было закономерно. Важно было не допускать истощения запаса рекрутов для регулярной армии, так как армия всегда была основой военной мощи России и ключом к победе. Кроме того, поиск достаточного числа офицеров для ополчения был связан с неизбежными трудностями. Дворяне вполне могли чувствовать себя обязанными нести службу в ополчении, добровольно сформированном силами дворянских собраний соответствующих губерний, хотя многие делали поистине все возможное, чтобы уклониться от этого обязательства. Невозможно было бы найти подходящих людей для командования ополчением, набранным из государственных и удельных крестьян[386]386
  Статистические данные взяты из статьи В.И. Бабкина, ведущего специалиста советского времени по ополчению: Бабкин В.И. Организация и военные действия народного ополчения в Отечественной войне 1812 года// К стопятидесятилетию Отечественной войны. М., 1962. С. 145.


[Закрыть].

Ополченец должен был быть одет в штатское. Ему требовался кафтан, достаточно свободный для того, чтобы под ним можно было носить меховой тулуп. Его обувь также должна была быть довольно свободной, чтобы в нее могла влезть нога, обутая в носки и гетры, предохранявшие ополченца от зимней стужи. Ему также были нужны две русские рубахи-косоворотки, несколько шейных косынок и портянок и шапка, которая в зимнее время подвязывалась под бородой и помогала держать голову в тепле[387]387
  Положения Калужского комитета ополчения см.: Народное ополчение… С. 137–139.


[Закрыть].

Такой порядок пришелся по душе как крестьянским ополченцам, так и государству. Для ополченца имело значение то, что он не признавался солдатом и после окончания войны возвращался домой. Между тем государство было освобождено от обязанности снабжать ополченцев обмундированием, чего на тот момент оно сделать было не в состоянии. Согласно докладу министра внутренних дел от середины июля, нехватка ткани по уже сделанным военным заказам на одежду для обмундирования составляла 340 тыс. метров. Нельзя было и помыслить о том, чтобы удовлетворить предполагавшееся дополнительное требование в размере 2,4 млн. метров. Дело было, как писал министр, не только в малом количестве фабрик, но и в том, что в России не было даже достаточного количества овец, которые могли бы дать столько шерсти. На самом деле, не считая лейб-гвардии, солдаты Д.И. Лобанова-Ростовского были последними рекрутами в 1812–1814 гг., которые получили униформу традиционного для русской пехоты темно-зеленого цвета. Всем, кто был призван в армию после этого, пришлось сражаться, будучи одетыми в низкокачественную серую «рекрутскую одежду», изготовленную из «крестьянской ткани» худшего качества и плохо подходившую для суровых условий военной кампании[388]388
  Очень немногие из них получили обмундирование, отшитое заграницей, см.: Проходцев И.И. Указ. соч. С. 228. Гл. 10. Министр добавлял, что даже в военное время не вся шерсть могла быть пущена на обмундирование.


[Закрыть].

Новое ополчение распределялось по трем округам. В задачу восьми губерний первого округа входила защита Москвы. Двум губерниям (Петербургской и Новгородской), которые образовывали второй округ, была поручена оборона столицы империи. Оба округа должны были быть мобилизованы немедленно. Мобилизацию в третьем округе, состоявшем из шести губерний, предполагалось провести не ранее сбора урожая, но даже тогда она должна была проходить поэтапно. Командующим третьего округа был генерал-лейтенант граф П.А. Толстой, ранее служивший в качестве русского посла в Париже. Толстому гораздо более по душе было сражаться с Наполеоном, чем любезничать с ним. Как объяснял он сам, если бы только кто-нибудь дал ему достаточно артиллерии, чтобы прикрыть его атаки, он бросил бы против врага свои вооруженные вилами колонны – русский вариант французского всеобщего ополчения (levée en masse) образца 1793 г.[389]389
  Народное ополчение… С. 368.


[Закрыть]

Самыми боеспособными частями ополчения в 1812 г. были полки, сформированные в Петербурге и Новгороде. Поскольку П.X. Витгенштейну приходилось отчаянно защищаться от французов, у этих полков было немного времени на подготовку до того, как они оказывались в реальных боевых условиях. Гарнизон столицы поставлял кадры офицеров и унтер-офицеров, имевших солидный опыт в деле обучения рекрутов. Так как С.-Петербургский арсенал был к их услугам, все эти ополченцы получили ружья. После подготовки, которая велась в течение пяти дней и ночей, Александр I произвел смотр петербургского ополчения в присутствии английского посла лорда Каткарта. Наблюдая за новобранцами, которые с поразительным умением демонстрировали навыки начальной строевой подготовки, посол заметил Александру I: «Государь! Это войско выросло из земли». В осеннюю кампанию 1812 г. петербургским и новгородским ополченцам в ряде боев довелось сражаться бок о бок с регулярными частями П.X. Витгенштейна; при этом они проявили себя лучше, чем кто-либо мог от них этого ожидать[390]390
  Богданович М.И. Указ. соч. Т. 2. С. 56.


[Закрыть].

Действия ополченцев второго округа в 1812 г. носили исключительный характер. В отличие от своего прусского аналога – ландвера образца 1813–1815 гг. русское ополчение никогда не объединялось в бригады и дивизии вместе с частями регулярной армии. В большинстве случаев они выполняли функции скорее вспомогательного корпуса, чем части полевой армии. В начале осени 1812 г. большая часть ополченцев была использована для создания кордонов и блокирования дорог с тем, чтобы не дать фуражирам и мародерам противника вырваться за пределы прилегавших к Москве территорий. Во время отступления Наполеона некоторые отряды ополченцев использовались для контроля над отвоеванной территорией; они также помогали восстанавливать здесь порядок, систему управления и линии коммуникаций. Другие отряды конвоировали военнопленных. В 1813 г. большая часть ополчения была задействована в блокаде Данцига, Дрездена и ряда других крепостей в тылу союзников, которые оборонялись силами крупных гарнизонов противника, состоявших из регулярных войск. Ни одно из этих занятий не было особенно героическим или романтическим, хотя и уносило много жизней. Тем не менее ополчение играло очень важную роль, потому что оно освобождало десятки тысяч солдат регулярных частей русской армии для несения полевой службы[391]391
  Помимо работ В.И. Бабкина и В.М. Безотосного изданием, в котором максимально полно исследуется ополчение, является многотомный труд В.Р. Апухтина, подготовленный к 100-летию Отечественной войны 1812 г.: Апухтин В.Р. Народная военная сила: Дворянское ополчение в Отечественной войне. М., 1912. В.Р. Апухтин столь же решительно воспевает успехи дворян, сколь В.И. Бабкин стремится преуменьшить их вклад. Работа И.И. Проходцева представляет собой чрезвычайно информативное исследование по истории Рязанского ополчения: Проходцев И.И. Указ. соч. С. 229–621.


[Закрыть].

Серьезной проблемой для ополчения в 1812 г. был дефицит огнестрельного оружия. К концу июля Россия столкнулась с острой нехваткой ружей. К тому моменту было роздано почти 350 из 371 тыс. ружей, имевшихся на складах за полтора года до начала войны. Текущий выпуск ружей практически полностью зависел от действий государственных и частных производителей в Туле. В течение мая-декабря 1812 г. в Туле было изготовлено 127 тыс. ружей, в среднем по 16 тыс. в месяц. После падения Москвы, однако, многие ремесленники разбежались из Тулы по своим деревням, это на протяжении многих недель серьезным образом сказывалось на объеме производства, что привело в ярость Александра I. Впоследствии много усилий пришлось направить на производство пистолетов для кавалерийских резервов, и на какое-то время главным источником получения ружей для российской армии стал импорт 101 тыс. штук из Великобритании и захват многих тысяч ружей у французов. Верно то, что М.И. Кутузов первоочередной задачей считал вооружение новых рекрутов, предназначавшихся для полевой армии. Ополченцы находились в хвосте очереди на получение огнестрельного оружия. То, что доставалось на их долю, обычно было плохого качества, и большинство ополченцев в декабре 1812 г. были по-прежнему вооружены вилами[392]392
  Сперанский В.Н. Указ. соч. С. 381, 392, 407–423; М.И. Кутузов. Сб. документов. Т. 4. Ч. 1. С. 20.


[Закрыть].

Все это сильно расстраивало М.И. Кутузова. После назначения на пост главнокомандующего одной из первых его забот было выяснить, какие резервные силы поддерживали полевые армии. Истинное положение дел удручало. Последними остатками того, что изначально рассматривалось как вторая линия обороны, были батальоны М.А. Милорадовича, большая часть которых примкнула к Кутузову до Бородино. Все, что от них осталось, были полки Д.И. Лобанова-Ростовского и А.А. Клейнмихеля и ополчение. Даже если бы Лобанов поспел к обороне Москвы, Александр I все равно запретил бы М.И. Кутузову использовать его полки. По мнению императора, новобранцы были недостаточно обучены и, что еще важнее, следовало сохранить костяк, вокруг которого новые рекруты могли бы сплотиться и стать боеспособной армией. Часть ополченцев из Московской и Смоленской губерний действительно прибыли для обороны города вовремя. После Бородино Кутузов частично включил их в состав своих полков с целью восполнить понесенные ими огромные потери. Однако, имея в своих рядах столько плохо обученных, а порой даже и невооруженных людей, совсем не удивительно, что Кутузов и Барклай отказались от идеи проведения рискованного сражения в предместьях Москвы[393]393
  Сборник исторических материалов, извлеченных из архива собственной Е.И. В. канцелярии. Вып. 1. С. 64–65.


[Закрыть].