355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Доминик Ливен » Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814 » Текст книги (страница 6)
Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814
  • Текст добавлен: 5 апреля 2017, 11:00

Текст книги "Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814"


Автор книги: Доминик Ливен


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 51 страниц)

Политика и география явились более важными причинами катастрофы 1805–1807 гг., чем любые провалы в действиях российской армии. Даже в 1805 г. она во многих отношениях представляла собой грозную силу. Прежде всего потому, что в совсем недавнем прошлом она славилась легендарной храбростью, стойкостью и лояльностью своего рядового состава. Чувство этнической сплоченности служило источником ее силы. Большинство солдат были русскими, хотя белорусы и украинцы и составляли весомое меньшинство. Особенно часто украинцы встречались в кавалерии, что было весьма логично, поскольку среднестатистический украинец с гораздо большей долей вероятности знал, как обращаться с лошадью, чем крестьянин из северных или центральных губерний России. В ту эпоху, однако, первостепенную роль играли сословное положение и религия. Поэтому действительно важным было то, что эти люди являлись крестьянами и православными. В любом случае в этнолингвистическом отношении русские, украинцы и белорусы были, пожалуй, ближе, чем солдаты одного и того же французского полка, набранные из провинций Бретань, Лоррэнь и Аквитания[61]61
  См. прежде всего: Weber E. Peasants into Frenchmen. Stanford, Calif. 1976 (особенно Гл. 6. С. 67 и далее).


[Закрыть]
.

Условия несения военной службы являлись самым важным фактором сплоченности войск. Военные историки подчеркивают, что на войне наибольшее значение имеет не верность стране или идеологии, а та преданность, которая возникает у солдат из чувства привязанности к своим товарищам и воинским подразделениям. Для армии Александра I этот тип преданности был характерен в наибольшей степени. В течение десяти лет, предшествовавших 1812 г., средний возраст рекрутов составлял менее 22 лет[62]62
  Эта статистическая сводка основана на проведенной мною обработке 1,5 тыс. формулярных списков унтер-офицеров (РГВИА. Ф. 489). Сюда включены сведения обо всех унтер-офицерах, чьи списки были написаны разборчиво и которые не были солдатскими или поповскими детьми, следующих полков: лейб-гвардии Преображенского (Д. 1), Малороссийского гренадерского (Д. 1190), Херсонского гренадерского (Д. 1263), Муромского (Д. 517), Черниговского (Д. 1039), Ревельского (Д. 754), Курского (Д. 425) пехотных полков; 39-го (Д. 1802) и 45-го (Д. 1855) егерского, кирасирского Его Величества (2114) и Митавского (Д. 2446), Борисоглебского (Д. 2337), Нарвского (Д. 2457), Ямбургского (Д. 2631) и Псковского (Д. 212) драгунских полков; 2-й (Д. 3798), 5-й (Д. 3809) и 10-й (Д. 3842) артиллерийских бригад.


[Закрыть]
, а солдаты несли службу на протяжении 25 лет. Учитывая уровень смертности населения даже в мирное время, следует сказать, что для многих солдат служба в армии являлась пожизненным приговором. Лишь немногие новобранцы владели грамотой и могли поддерживать связь с домом посредством переписки. Формулярные списки полков свидетельствуют о том, что большинство унтер-офицеров никогда не брали отпуск для поездок домой. Большинство солдат не возвращались в родные деревни даже после увольнения из армии. Их родителей к тому моменту уже не было в живых, а родные братья и сестры, вполне вероятно, не слишком бы обрадовались появлению в семье лишнего рта. Особенно в помещичьих имениях рекрутчина порой использовалась как средство избавления общины от неугомонных молодых крестьян и часто проводилась несправедливо. Ни помещик, ни крестьянская община не горели желанием снова увидеть пожилого человека, вероятно, не способного заниматься сельскохозяйственными работами и, возможно, затаившего обиду на тех, кто много лет назад изгнал его, определив в рекруты. Помещик имел право запретить вышедшему в отставку солдату вернуться в его родную деревню[63]63
  Много информации об этом содержится в книге: Андроников А. Н., Федоров В.П. Прохождение службы // Столетие военного министерства. Т. 4. Ч. 3. Кн. 1. Отд. 3. СПб., 1909. С. 1–59; Щепетильников В.В. Указ. соч. С. 41–55.


[Закрыть]
.

Тем временем как только новобранец поступал на военную службу, его полк мог стать для него новым домом. Однополчане в какой-то мере заменяли ему семью. Если солдат умирал, его имущество переходило к его товарищам. У каждой роты солдат имелась своя собственная артель, куда каждый солдат отдавал часть своего жалования, половину всех заработков на стороне и большую часть денег, полученных в качестве награды за исправную службу. Общий фонд полковой артели мог составлять не одну тысячу рублей, что было особенно характерно для гвардейских полков. Эти деньги использовались солдатами для приобретения «предметов роскоши», способных дополнить их скудный паек, состоявший из хлеба и каши, а также шли на оптовую закупку еды, котелков, средств передвижения и других предметов, что делалось из соображений экономии. В идеале солдат служил в одном и том же полку на протяжении всей своей жизни, и во многих случаях это было именно так. Даже когда солдата переводили в другой полк, он обычно перемещался вместе со всей ротой, так что во многом чувство верности коллективу и сплоченность сохранялись[64]64
  Об артелях см. комментарии У. Фуллера в книге: Fuller W. Strategy and Power in Russia, 1600–1914. New York, 1992. P. 172–173; Клугин Л. Указ. соч. С. 79–130; Андроников А. Н., Федоров В.П. Указ. соч. С. 112–14. Сведения о новых полках см.: Керсновский А.А. История русской армии. М., 1992. Т. 1. С. 206.


[Закрыть]
.

Герцог Евгений Вюртембергский, двоюродный брат императора Александра I, в российской армии командовал в 1807–1814 гг. сначала бригадой, затем дивизией и, наконец, корпусом. Он восхищался своими солдатами и был известен не только тем, что храбро вел их в бой, но и тем, что «братался» с солдатами, забывая о своем титуле. Его мемуары представляют, возможно, наибольшую ценность среди всех произведений, написанных русскими генералами эпохи наполеоновских войн. Он вспоминал, что «молодой рекрут, как правило, имел хорошую выдержку, охотно учился и смирялся с выпавшим ему жребием более охотно, чем военнослужащие других стран, призванные по системе всеобщей воинской обязанности… Со временем полк становится его новым домом, и чтобы понять ту привязанность, которую русский солдат питает к этому дому, вы должны увидеть это собственными глазами. Не удивительно поэтому, что, исполненный подобного чувства, русский солдат так хорошо сражается»[65]65
  Württemberg E. Op. cit. Vol. 2. P. 49; Глинка Ф. H. Письма русского офицера. М., 1987. С. 347.


[Закрыть]
.

Александр I осознавал силу полкового единства и стремился сохранить его, стараясь сделать так, чтобы офицеры до получения нового звания по возможности оставались в одном и том же полку. Подобные попытки порой оканчивались неудачей, поскольку офицер мог иметь сильную личную мотивацию для перевода в другой полк. Родственники любили служить вместе. Старший брат или дядя в полку мог оказать солдату немаловажное покровительство. Особенно в условиях военного времени служебная необходимость порой требовала перевода офицеров на вакантные должности в других полках. К тому же подвигало и значительное увеличение численности армии в годы правления Александра I. Только в 1801–1807 гг. были основаны семнадцать новых полков, для их комплектации требовались опытные офицеры. В подобных условиях удивительным представляется тот факт, что более половины всех офицеров в звании от прапорщика до капитана, а также многие офицеры старше по званию на протяжении всей службы не меняли полка. Особенно в старых полках – таких как Лейб-гренадерский, Брянский или Курский пехотные полки, или Псковский драгунский – число офицеров вплоть до чина майора, всю жизнь прослуживших в своем полку, было особенно велико. Как и следовало полагать, Преображенский лейб-гвардии полк, один из старейших в российской армии, представлял собой исключительное явление, поскольку почти все его офицеры продвигались по службе внутри данного полка. Прибавим к этому, что подавляющее большинство русских офицеров не были женаты, и сила их привязанности к своим полкам станет очевидной[66]66
  В 1806 г., например, в циркуляре Собственной Его Императорского Величества канцелярии подчеркивалось, что «переводы офицеров из полку в полк совершенно противны Высочайшей воле»: Андроников А. Н., Федоров В.П. Указ. соч. С. 112. В 1812 г. барон К.А. Крейц стал шефом Сибирского драгунского полка. В следующем году в полк перевелись двое его молодых шуринов. В течение последующих тридцати месяцев один из них получил повышение дважды, а другой – трижды: РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 2670. Л. 34–45: «Список о службе и достоинстве Сибирского уланского полка ротмистров и штаб-ротмистров». См. формулярные списки полков: Преображенского лейб-гвардии (Ф. 1), Малороссийского и Херсонского гренадерских (Ф. 1190 и 1263), Курского и Брянского (39-го егерского) (Ф. 425 и 1802) и Псковского драгунского (Ф. 212).


[Закрыть]
.

Однако истинными носителями духа полкового единства и полковых традиций были унтер-офицеры. В полках, появившихся в правление Александра I, старшие унтер-офицеры несли службу с момента образования этих полков и до своего выхода в отставку. В старых полках имелись сильные унтер-офицерские кадры, прослужившие на одном и том же месте свыше двадцати лет. В ряде исключительных случаев, как это было в Брянском пехотном и Нарвском драгунском полках, служба каждого фельдфебеля (вахмистра), старшего и младшего унтер-офицера проходила в одном и том же полку. В российской армии проводилась четкая грань между унтер-офицерами дворянского происхождения (фельдфебелями в пехоте и вахмистрами в кавалерии) – с одной стороны, и в десятки раз более многочисленными старшими и младшими унтер-офицерами – с другой. Старшие и младшие унтер-офицеры были преимущественно выходцами из нижних сословий. Они получали унтер-офицерский чин как ветераны, зарекомендовавшие себя надежными, непьющими и умелыми служаками в мирное время и выказавшие отвагу на полях сражений. Как и основная масса рекрутов, большинство их были неграмотными.

Фельдфебели и вахмистры, напротив, в большинстве случаев владели грамотой, хотя иногда, особенно в военное время, некоторые неграмотные унтер-офицеры, проявившие отвагу и командирские способности, могли быть повышены до звания фельдфебеля или вахмистра. Многие из них были детьми священников, прежде всего дьяконов и других низших слоев церковнослужителей, выполнявших вспомогательные функции при совершении православной службы. Большая часть поповских детей владела грамотой, а поскольку в церковной иерархии не было места для каждого из них, именно они заполняли собой основную брешь в кадровом составе российской армии, становясь унтер-офицерами. Однако крупнейшим источником формирования унтер-офицерского корпуса были солдатские дети, считавшиеся наследственными членами военного сословия. В государстве для этих мальчиков имелись специальные школы, посещение которых являлось обязательным: в 1800 г. в них обучалось почти 17 тыс. воспитанников. Только в 1805 г. на службу в армию поступило 1893 солдатских сына. В школах давалось лишь начальное образование и поддерживалась суровая дисциплина, но именно здесь для армии готовились многочисленные кадры барабанщиков и других музыкантов, а также некоторое количество полковых писарей. Кроме того, школы выпускали грамотных старших унтер-офицеров, с малолетства усвоивших военную дисциплину и соответствующую систему ценностей. Как и подобает старшему унтер-офицеру старейшего полка российской армии, Федор Карнеев, в 1807 г. бывший старшим унтер-офицером Преображенского полка, являлся образцовым профессиональным солдатом: солдатский сын с 24-летним стажем службы в полку, незапятнанным послужным списком и георгиевским крестом за отвагу, проявленную на поле боя[67]67
  О Карнееве см.: РГВИА. Ф. 489. Д. 1. Л. 506: «Формулярный список лейб-гвардии Преображенского полка, генералам, штаб– и обер-офицерам и другим чинам», датированный 1 янв. 1808 г. (ст. ст.). О Брянском, Нарвском и гренадерских полках см. графы формулярных списков унтер-офицеров, указанные в ссылке 39. О солдатских детях и унтер-офицерах см.: Комплектование // Столетие военного министерства. Т. 4. Кн. 2. Ч. 3. СПб., 1909. С. 173–208. О русских унтер-офицерах см.: Целорунго Д.Г. Боевой опыт унтер-офицеров русской армии – участников Бородинского сражения // Отечественная война 1812 г.: Источники, памятники, проблемы. Материалы XII всероссийской научной конференции. Бородино, 6–8 сентября 2004 г. М., 2005. С. 21–26.


[Закрыть]
.

Хотя основополагающие элементы российской армии были чрезвычайно прочны, ее слабым звеном были недочеты, допущенные при проведении тактической и прочей подготовки войск в 1805 г. За исключением легкой кавалерии, по всем остальным параметрам российская армия в целом уступала французской. Основная причина этого заключалась в том, что французская армия в 1792–1805 гг. вела практически непрерывные боевые действия против вооруженных сил других великих держав. За исключением индийского и швейцарского походов 1799–1800 гг., в которых была задействована лишь малая часть ее полков, российская армия не имела сколько-нибудь сопоставимого боевого опыта. В его отсутствие военная муштра на плацу преобладала над настоящей военной подготовкой, а педантизм и безудержное рвение порой достигали абсурдных размеров. Отчасти поэтому ружья и навык ведения перестрелки у русских были хуже, чем у французов. Применение тактики массовой штыковой атаки с целью обращения в бегство французских стрелков в цепи стоило российской армии больших потерь и было неэффективным. В 1805–1806 гг. батареи российской артиллерии часто оказывались плохо прикрытыми от ружейного огня неприятельских стрелков[68]68
  Гораздо лучшая оценка действий российской армии в 1805–1807 гг. см.: Zhmodikov A. Op. cit. Ch. 1.


[Закрыть]
.

Самые больные вопросы российской армии были связаны с координацией действий на уровне выше полкового. В 1805 г. полк являлся самой крупной тактической единицей. При Аустерлице собранные вместе в последний момент колонны российской и австрийской армий действовали гораздо менее эффективно, чем постоянные дивизии французской армии. В 1806 г. русские сформировали собственные дивизии, но согласованность их действий на поле боя все еще оставалась слабым звеном. Пришлось бы приложить очень много усилий, чтобы российская кавалерия сработала так же, как кавалерия Мюрата во время своего массированного наступления при Прёйсиш-Эйлау. И уж конечно, российская артиллерия не могла концентрироваться и маневрировать так же хорошо, как это делали батареи французского генерала А.А. Сенармона в битве под Фридландом.

Однако самое большое значение имела слабость верховного командования армии, прежде всего высшего генералитета и верховных главнокомандующих. В этом русские неизбежно уступали французам. Никто не мог сравниться с императором, одновременно являвшимся военным гением. Правда, надо отметить, что хотя успехам российской армии мешало соперничество между отдельными ее генералами, французские маршалы в отсутствие Наполеона также действовали не лучшим образом. Когда накануне Аустерлица Александр I взял из рук Кутузова бразды эффективного управления армией, это окончилось катастрофой. Жестоко поплатившись за свою инициативу, Александр в 1806–1807 гг. держался в стороне от военных действий. Это решило одну проблему, но породило другую. В отсутствие монарха верховный главнокомандующий должен был являться фигурой, способной добиваться повиновения как своим личным авторитетом, так и положением в армейской иерархии, в которой он должен был стоять определенно выше любого другого генерала. К концу 1806 г., однако, все великие полководцы екатерининской эпохи отошли в мир иной. М.И. Кутузов был лучшим из тех, кто на тот момент оставался в живых, но со времени Аустерлица он находился в немилости. Поэтому Александр назначил верховным главнокомандующим генерал-фельдмаршала М.Ф. Каменского, полагаясь на его высокий чин, опыт и относительно неплохой послужной список. Оказавшись в армии, Каменский вскоре ужаснул подчиненных своими сбивающими с толку и просто-напросто старческими выходками. Один молодой генерал, граф И.А. Ливен, накануне первых крупных сражений с французами как-то спросил: «Неужели этот сумасшедший поведет нас против Наполеона?»[69]69
  Württemberg E. Op. cit. Vol. 1. P. 136.


[Закрыть]

Каменский вскоре покинул армию и удалился в тыл. Он получил от Александра I приказ выйти в отставку и отправиться в свое поместье, где некоторое время спустя был убит собственными крестьянами. В отсутствие Каменского Л.Л. Беннигсен, более молодой из двух командиров корпуса, в большей или меньшей степени добился контроля над армией, укрепив свои позиции тем, что в донесениях императору преувеличил успехи российских войск в арьергардных боях при Голымине и Пултуске. Друзья Беннигсена в Петербурге нашептывали Александру о его способностях и достижениях. В ответ Александр, невзирая на участие Беннигсена в убийстве его венценосного отца, назначил его на пост главнокомандующего, наградил орденами и пожаловал некоторую сумму денег. В оправдание Беннигсена следует сказать, что он, несомненно, являлся лучшей заменой Каменскому, к тому же кто-то должен был быстро взять ситуацию под контроль. Доверие также вызывали его действия, направленные на вывод армии из затруднительного положения, в котором она оказалась в начале кампании. Но и это не привело к прекращению интриг в среде высшего генералитета. Другой командир корпуса, И.Ф. Буксгевден, ненавидел Беннигсена, отказывался сотрудничать с ним и вызывал его на дуэль. Сам Александр послал генерала Б.Ф. Кнорринга присматривать за своим главнокомандующим.

Особенно острые противоречия возникли в начале весенней кампании 1807 г. между Беннигсеном и его старшим командиром дивизии, генерал-лейтенантом бароном Ф.В. Остен-Сакеном – еще одним прибалтийским немцем. Борьба, развернувшаяся между этими двумя людьми, достойна внимания не только потому, что являлась симптомом серьезной и имевшей давнюю историю болезни высшего армейского командования, но и потому, что упомянутым лицам суждено было сыграть ключевую роль в событиях 1812–1814 гг.

Подобно многим высокопоставленным военачальникам российской армии, Остен-Сакен был жестким, завистливым, упрямым, честолюбивым и гордым человеком. Обаятельный и остроумный в обществе, он мог быть совсем иным в обращении с офицерами и солдатами, находившимися под его командованием. Возможно, на его личность повлияли чувства несправедливости и горечи, окончательно покинувшие его только тогда, когда он стяжал славу и всеобщее признание в 1813–1814 гг. В 1740 г. его отец Вильгельм был адъютантом генерал-фельдмаршала Б. X. Миниха – ключевой фигуры в правящих кругах и армии России во времена царствования императрицы Анны Иоанновны. Если бы императрице и ее племяннику Иоанну VI удалось удержаться у власти, Вильгельм мог бы рассчитывать на блестящую карьеру. Его сын Фабиан был бы с рождения записан в полк лейб-гвардии и к моменту своего двадцатипятилетия получил бы чин полковника и стал адъютантом императора. Однако Иоанн VI был свергнут, Миних отправлен в ссылку, а Вильгельм Остен-Сакен выслан в один из гарнизонных полков, где прослужил последние годы своей долгой карьеры, так и не получив повышения. Его сын Фабиан провел детство в бедности и продвигался по военной службе с большим трудом, начав карьеру в рядах линейной пехоты и добиваясь каждого нового повышения собственным мужеством и трудолюбием. Его карьера пошла в гору, когда он был произведен в чин прапорщика (первый обер-офицерский чин) за храбрость, проявленную в военных действиях против турок в 1769 г.[70]70
  Эти сведения почерпнуты из биографического очерка, предваряющего дневники самого Ф.В. Остен-Сакена, опубликованные в журнале: Русский архив. 1900. Кн. 1. С. 6–25.


[Закрыть]

Остен-Сакен питал отвращение к Беннигсену. Его дневники за 1806–1807 гг. представляют собой список жалоб на своего командира, которого он обвинял в неправильном управлении медицинской и интендантской частями армии, в том, что тот упустил шансы на победу в сражении при Прёйсиш-Эйлау, а также в том (вероятно, это обвинение было самым серьезным), что Беннигсен всякий раз пренебрегал возможностью консультаций со своим заместителем, т. е. с Остен-Сакеном, на предмет того, как следовало вести кампанию. В начале кампании 1807 г. Беннигсен планировал провести неожиданный маневр и посредством согласованных ударов российских дивизий, шедших с разных направлений, загнать в ловушку отдельный корпус маршал Нея. Остен-Сакен продвигался медленно, и Нею удалось вырваться из западни. Беннигсен обвинил Остен-Сакена в намеренном саботировании своих планов с целью его дискредитации и получения контроля над армией. Остен-Сакен заявил, что приказы имели противоречивый характер. Первоначальное расследование не дало результатов: как и следовало ожидать, Беннигсена и Остен-Сакена поддерживали группировки их «друзей». Затем процесс растянулся на месяцы, и только в 1808 г. трибунал вынес решение не в пользу Остен-Сакена[71]71
  Из записок фельдмаршала Сакена // Русский архив. 1900. Кн. 1. С. 161–180. Полезным источником по этой теме являются воспоминания генерала А.Ф. Ланжерона, поскольку он питал должное уважение как к Л.Л. Беннигсену, так и Ф.В. Остен-Сакену. Письмо А.Ф. Ланжерона Л.Л. Беннигсену от 10 дек. 1816 г. опубликовано в кн.: Bennigsen L L. Mémoires du Général Bennigsen. Paris, n. d. Vol. 1. P. XXVII–XXIX. Замечания, содержащиеся в его собственных воспоминаниях, см.: Langeron A. Mémoires de Langeron, Général d'Infanterie dans l'Armée Russe: Campagnes de 1812, 1813, 1814. Paris, 1902. P. 15–18.


[Закрыть]
.

К тому моменту война давно закончилась. 14 июня 1807 г. Наполеон нанес русским поражение в сражении под Фридландом и отбросил их обратно к границам Российской империи. Поражение было тяжелым: первоначальные подсчеты, выполненные российской стороной, дали цифру в 20 тыс. убитых и раненых. Тем не менее это не было разгромом, подобным Аустерлицу, не говоря уже о катастрофе при Йене – Ауэрштедте. Большая часть российской армии благополучно и в относительно стройном порядке переправилась обратно через р. Неман. Отделенные от Наполеона рекой, российские полки быстро восстановили традиционные дисциплину и присутствие духа. На помощь им вскоре прибыли две новые дивизии из России под командованием Д.И. Лобанова-Ростовского и А.И. Горчакова. В России на тот момент прошли подготовку двести тысяч ополченцев, которые в любое время могли пополнить ряды действующей армии. Происходило формирование новых регулярных полков, а новые наборы рекрутов свидетельствовали о том, что людские ресурсы России далеки от истощения. До того момента Наполеон даже ни разу не пересекал границу Российской империи. Ему все еще оставалось проделать очень долгий путь, чтобы стать угрозой для центров военной, политической и экономической мощи России, расположенных в районе Москвы и Санкт-Петербурга. Если бы у России была необходимость продолжать войну после Фридланда, нет никаких сомнений в том, что она была на это способна.

Тем не менее у России имелись веские причины искать мира. Государственная казна, арсеналы и склады армии были пусты, а обучение, вооружение и обмундирование новых рекрутов, равно как и подготовка офицерских кадров, требовали много времени. За истекшие шесть месяцев десятки тысяч солдат и многие генералы выбыли из строя вследствие ранений и по болезни. Александр более не возлагал надежд на Беннигсена, но не находил подходящей для него замены в лице других генералов. Если бы война тогда на самом деле продолжилась, России пришлось бы биться в одиночку. Вооруженные силы Пруссии были уничтожены, а Великобритания не только не имела воинских формирований на континенте, но не желала предоставить России ни субсидий, ни даже займов. Тем временем Лондон по-прежнему был в состоянии направить военные экспедиции для покорения мыса Кейп-Код и частей Испанской Америки. К тому моменту Наполеон контролировал большую часть Западной и Центральной Европы и мог мобилизовать огромные ресурсы для войны против России. Несомненно, вторжение в центральные районы России заняло бы у него несколько месяцев, но советники Александра I не слишком об этом беспокоились. Что действительно вызывало их сильное беспокойство, так это то, что Наполеон оказался у границ губерний – их большая часть находилась на территории нынешних Украины и Белоруссии, – доставшихся России в результате раздела Польши несколькими десятилетиями ранее. В этих землях по-прежнему господствовали польские землевладельцы и чиновники. У России были все основания опасаться, что в случае вторжения Наполеона в западные пределы империи поляки встанут на его сторону[72]72
  Лучшим источником, отражающим взгляды как самого Александра, так и его советников, являются многочисленные письма князя А.Б. Куракина к вдовствующей императрице Марии Федоровне, опубликованные в кн.: Русский архив. 1868. Кн. 1. См. также: Memoirs of Prince Adam Czartoryski. 2 vols. London, 1888. Vol. 2. P. 174–183. Хорошим введением к проблеме внешней политики России в восприятии ее правящих кругов см.: Сироткин В.Г. Наполеон и Александр I. M., 2003.


[Закрыть]
. Получив донесения из Фридланда, Александр откликнулся на призыв Беннигсена относительно перемирия и направил генерал-лейтенанта князя Д.И. Лобанова-Ростовского для ведения мирных переговоров с французами. В инструкциях, данных Лобанову императором, содержалась рекомендация, согласно которой «сам он не должен был вносить предложение о начале мирных переговоров, но если французы первыми выразят желание положить конец войне, тогда и он должен был ответить, что император Александр также желает мира»[73]73
  Tatishcheff S. Alexandre I et Napoléon. Paris, 1894. P. 121.


[Закрыть]
.

В определенном смысле странным представляется тот факт, что именно Лобанов был выбран для этой полудипломатической миссии. У него не было опыта на дипломатическом поприще, он не выглядел и не вел себя так, как подобает дипломату. Напротив, он был довольно бесцеремонен, нетерпелив, слегка неловок и совсем не годился на роль человека, способного сглаживать недопонимания лестью и вежливым обхождением. Внешности Лобанова, который был среднего роста и имел слегка восточный разрез глаз, не добавляло привлекательности то обстоятельство, что во время русско-турецкой войны 1788–1792 гг. он был дважды серьезно ранен, причем один раз в голову. Однако тот факт, что он был храбрым солдатом, возможно, мог положительно сказаться на уважении к нему со стороны французских генералов, с которыми ему предстояло вести переговоры. У Лобанова также имелись и другие сильные стороны. Только что прибыв из России со своей дивизией, он был полностью независим от Беннигсена и других генералов армии, разрываемой интересами отдельных фракций. Лобанов был также предан императору и зависел от него. В отличие от генералов и сановников, он был той фигурой, которой Александр мог поручить дословное исполнение своих распоряжений[74]74
  Шилов Д.Н. Государственные деятели Российской империи. СПб., 2001. С. 377–379; Великий князь Николай Михайлович // Русские портреты. СПб., б. г. Т. 4. Ч. 1. № 62.


[Закрыть]
.

Лобанов вскоре обнаружил, что Наполеон хотел не просто мира, но также союза с Россией. С российской стороны детальные переговоры как о мире, так и возможности заключения союза велись Лобановым и князем А.Б. Куракиным. В июне 1807 г. Куракин являлся государственным деятелем и дипломатом самого высокого ранга в ставке Александра I. На определенном отрезке царствования Павла I он отвечал за внешнюю политику России. Теперь же он готовился заступить на новый пост в качестве посла в Вене. Куракин был помешан на мелочах, подчеркивающих ранг, статус и особенности внешности. Он мог быть педантичным. Но он был умнее, проницательнее и опытнее, чем утверждали его критики. Он принадлежал к числу тех лиц, стоявших у кормила власти, которые всегда рассматривали англо-французское соперничество за мировое господство в качестве основной причины войн, обрушившихся на Европу после 1793 г. Куракин полагал, что Россия по возможности должна занимать в этом конфликте нейтральную позицию, используя англо-французское противостояние в своих интересах. Хотя после Аустерлица он стал рассматривать наполеоновскую Францию как угрозу безопасности России, но считал, что наилучшим способом защитить Россию было вступление в соглашение с Наполеоном о разделе французской и российской сфер влияния в Европе[75]75
  О карьере А.Б. Куракина см.: Шипов С. Н., Кузьмин Ю.А. Члены государственного совета Российской империи. СПб., 2007. С. 412–16. Донесения Д.И. Лобанова-Ростовского о первоначальном этапе переговоров см.: Русская старина. 1899. Т. 98. № 6. С. 594–595. См. также: Русский архив. 1868. Кн. 1.С. 183–187.


[Закрыть]
.

Лобанов и Куракин были двоюродными братьями. Оба были потомками древних аристократических фамилий. Если Куракины были богаты, то ветвь рода Лобановых-Ростовских, к которой принадлежал Дмитрий, к 1800 г., напротив, заметно обеднела. Причина этого помимо всего прочего заключалась в том, что в XVIII в. Куракины занимали высшие государственные посты, и происходило это в то время, когда политическая власть обычно приносила значительное богатство. Брачные союзы ввели их в круг высшего света России. У Куракиных также было не более двух сыновей в каждом поколении, поэтому богатство семьи не расточалось. Князь Лобанов, напротив, давным-давно уже не играл ключевых ролей в военной или политической жизни, а состоятельный прадед Д.И. Лобанова после трех браков оставил 29 детей. Когда Л.Н. Толстому в романе «Война и мир» потребовалась вымышленная семья, являвшаяся воплощением императорского двора и высшего света Петербурга, он дал им фамилию Курагиных, хотя настоящие Куракины были людьми гораздо более интересными и разносторонними, чем нарисованная Толстым пародия на циничного придворного-аристократа, князя Василия Курагина и его малопривлекательных отпрысков. Как и вымышленный персонаж Толстого князь Борис Друбецкой, Д.И. Лобанов был воспитан и получил образование в семье своих богатых кузенов – в данном случае Куракиных[76]76
  Представляется, что в первоначальных набросках Л.Н. Толстой создал более привлекательный образ Курагиных: Feuer К.В. Tolstoy and the Genesis of War and Peace. Ithaca, NY, 1976. P. 71. О родословной Д.И. Лобанова-Ростовского и А.Б. Куракина см.: Ikonnikov N. La Noblesse de Russie. 2nd edn. Paris, 1958–1966. Vol. III. P. 211–216; Vol. II. P. 426–431.


[Закрыть]
.

Хотя Куракин и Лобанов обсуждали детали с Талейраном и маршалом Бертье, реальным переговорщиком со стороны России выступал Александр I, который провел многие часы в личных беседах с Наполеоном. Первая встреча двух монархов произошла на знаменитом церемониальном плоту в центре реки Неман 25 июня 1807 г. Река разделяли силы двух армий: российской, стоявшей в восточном берегу, и французской – на западном.

Из шести человек – все они были генералами, – сопровождавших Александра во время этой встречи с Наполеоном, старшим по званию был младший брат императора – великий князь Константин. Императору посчастливилось быть похожим на свою высокую и привлекательную мать вместо того, чтобы походить на отца – невысокого роста, некрасивого и курносого. Константину повезло меньше, и он напоминал отца не только внешним видом, но и чертами характера. Оба они были помешаны на мелочном соблюдении всех деталей строевой подготовки и воинского мундира. Важнее было то, что оба были взбалмошны и непоследовательны, а их настроения и взгляды менялись столь стремительно, что обескураживали окружающих. Кроме того, оба были подвержены ужасающим приступам гнева, во время которых поток угроз и оскорблений обрушивался на всякого, кто попадался им под руку. Как ни странно, оба были способны проявлять большую щедрость и доброту, но для гордой знати, остро воспринимавшей публичное бесчестье, оскорбления Павла I были так же неприемлемы, как и его своенравная политика или попытки препятствовать продвижению по службе отдельных представителей знатных семей.

В 1807–1814 гг. Константин не просто являлся наследником престола, но помимо Александра являлся единственным совершеннолетним представителем мужского пола в семье Романовых. В России того времени свержение монархии или замена Романовых другим претендентом на престол было немыслимо. Память об анархии, охватившей страну двумя столетиями ранее, в период Смутного времени, когда пресечение правящей династии привело к гражданской войне, иностранной интервенции и разложению государства, не способствовала популярности подобных идей. Однако как бы ни была российская знать разочарована Александром, очень немногие желали бы видеть на троне Константина. Как бы то ни было, следует отдать должное и великому князю, который чтил своего брата и едва ли поддержал бы заговор против него. Если это и укрепляло позиции императора у себя дома, тот факт, что Константин находился в шаге от трона, неизбежно вызывало беспокойство государственных деятелей других стран. Как отец Константина, так и его дед Петр III были печально знамениты тем, что могли неожиданно и резко менять свой внешнеполитический курс. Непредсказуемость в сфере внешней политики, присущая самодержавной форме правления, сама по себе являлась достаточным основанием для опасений на предмет того, в какой мере можно было полагаться на Россию, даже если бы не существовала возможность выхода на авансцену такой фигуры как Константин[77]77
  О Константине см.: Карнович Е. Цесаревич Константин Павлович. СПб., 1899. О Павле см.: McGrew R. Paul I of Russia. Oxford, 1992; Paul I: A Reassessment of his Life and Reign. Pittsburgh, 1979.


[Закрыть]
.

Самым младшим по возрасту генералом в окружении Александра был генерал-майор граф X.А. Ливен. Уравновешенный, тактичный, скромный и трудолюбивый Ливен занимал неприметный на первый взгляд пост начальника личной походной канцелярии императора. На самом же деле эта должность давала очень широкие полномочия. Павел I ввел в России прусскую систему военной администрации, в которой главнокомандующим являлся сам император, управлявший армией через своего генерал-адъютанта, который в принципе был не более чем секретарем. Собственно военный министр находился в Берлине, изредка встречался с королем и отвечал за то, чтобы обмундирование армии было в надлежащем виде. Даже в Пруссии королевский генерал-адъютант неизбежно сосредоточивал в своих руках большую власть. В России ни Павел, ни Александр и близко не стояли к Фридриху по части осведомленности во всех деталях военной службы. А это неизбежно вело к возрастанию роли генерал-адъютанта Ливена, которого один историк справедливо назвал «первым заместителем императора по военным делам»[78]78
  Роль X. А. Ливена в подготовке армии к кампании 1805 г. описана в книге: Геништа В. И., Борисович А.Т. История 3-го драгунского Ингерманландского полка, 1704–1904. СПб., 1904. С. 119–121.


[Закрыть]
. Хотя со времен средневековья предки Ливена были выходцами скорее из Ливонии, чем Германии, его самого лучше всего охарактеризовать как представителя знати прибалтийских немцев. Как и в случае со многими генералами и старшими офицерами, также происходившими из прибалтийских немцев, самоидентификация Ливена была делом сложным, однако его лояльность не вызывала сомнений. Тот факт, что он был немцем, означал прежде всего то, что он был убежденным лютеранином, со всей свойственной данному религиозному течению приверженностью долгу, трудолюбию и послушанию. Родившись в Киеве, где его отец был военным губернатором, Ливен получил образование в Петербурге и всю свою сознательную жизнь провел при императорском дворе, а также в качестве посла. Не удивительно, что языками, которым он отдавал предпочтение, были французский, являвшийся лингва-франка для высших слоев общества всех стран, и русский язык армии. Его политические симпатии были всецело на стороне России; к этому добавлялась сильная личная преданность Александру I и династии Романовых, которая была у него более ярко выражена, чем у большинства выходцев из прибалтийских провинций[79]79
  Формулярный список Ливена хранится в РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 7062. Л. 356: как и в случае со многими офицерами, он не упомянул об имуществе своих родителей. См. сделанную им самим оценку стоимости этого имущества в письме Ливена к своей невесте, Дорофее, которая была крестницей императрицы Марии: Charmley J. The Princess and the Politicians. London, 2005. P. 7.


[Закрыть]
.

Подобной личной привязанностью X. А. Ливен был отчасти обязан службе в качестве офицера лейб-гвардии Семеновского полка, шефом которого являлся Александр с момента своего совершеннолетия. Будучи основан Петром Великим в 1683 г. вместе со своим полком-побратимом Преображенским, Семеновский полк воспитал многих ближайших помощников Александра I, включая П.М. Волконского, ранее исполнявшего обязанности Ливена. В системе правления, состоявшей из множества сетей и «семей», семеновцы были в числе личных приверженцев императора. Именно этот полк нес караул вокруг дворца в ночь, когда был свергнут Павел I.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю