Текст книги "Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814"
Автор книги: Доминик Ливен
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 51 страниц)
СУДЬБА ЕВРОПЫ ВИСИТ НА ВОЛОСКЕ
Условия перемирия между Наполеоном и коалицией были согласованы 4 июня. Изначально предполагалось, что оно будет действовать до 20 июля. Впоследствии, по настоянию Австрии, союзники неохотно, но все же согласились продлить его до 10 августа. Во время перемирия в Праге начались мирные переговоры, на которых Австрия выступила в качестве посредника между двумя сторонами. Еще до начала переговоров Австрия тайно обязалась примкнуть к коалиции в том случае, если Наполеон к 10 августа не согласится на четыре минимальных условия мира, выдвинутых австрийской стороной. Когда этого не произошло, Австрия объявила Франции войну, и осенняя кампания 1813 г. началась. С открытием боевых действий дипломатия в значительной степени на три месяца отошла на второй план. Россия, Пруссия и Австрия были едины в своем стремлении выбить Наполеона из Германии и оттеснить его за Рейн, равно как и в том, что этого можно было достичь исключительно военными средствами. Если бы Наполеон выиграл первые сражения, между союзниками, возможно, возник бы разлад, а Австрия возобновила переговоры с Наполеоном. В действительности, однако, вся дипломатия сводилась к укреплению союза между четырьмя великими державами, противостоящими Наполеону, и привлечению на их сторону менее крупных германских государств. В отличие от весны 1813 г. все решающие события осенней кампании происходили на полях сражений.
Незадолго до заключения перемирия Александр отправил Нессельроде в Вену, чтобы тот прояснил все недоразумения и убедил австрийцев занять более твердую позицию среди противников Наполеона. По пути Нессельроде встретился с Францем I и Меттернихом. Последний решил, что в столь кризисный момент ему самому и его повелителю было крайне важно быть ближе к месту событий. Переговоры тет-а-тет могли в значительной степени устранить взаимную подозрительность и разногласия между союзниками и Австрией. И уж точно они помогли бы избежать промедлений, связанных с посылкой курьеров в Вену и обратно. В течение следующих двух с половиной месяцев высшая европейская дипломатия сосредоточилась на небольшой территории между ставкой Наполеона в Дрездене, главным штабом коалиции в Райхенбахе на юго-западе Силезии, крупными замками Гитчине и Ратиборжице, где прошли многие частные встречи между главами союзных сил, и столицей Богемии, Прагой, где прошли мирные переговоры.
Между 3 и 7 июня Нессельроде провел серию встреч с Меттернихом, Францем I и представителями высшего военного руководства Австрии Шварценбергом и Радецким. Оба генерала были горячими сторонниками вступления Австрии в войну, поэтому их описания трудностей, с которыми столкнулась армия Габсбургов в процессе военных приготовлений, звучали убедительно. Нессельроде доверял Меттерниху, которого знал много лет, встречался с ним с глазу на глаз и вернулся в главный штаб союзников с меморандумом, в котором излагались взгляды австрийской стороны на условия мира. Беседы со всеми представителями правящей верхушки Австрии убедили Нессельроде в том, что Франц I действительно является главным препятствием на пути вхождения Австрии в коалицию, но его противодействие ни в коей мере не было непреодолимым. Однако подвигнуть австрийского монарха к войне было невозможно до тех пор, пока Наполеон не получил и не отверг весьма умеренные условия, на которых мог быть заключен мир.
Эти условия сводились к четырем пунктам. Территорию герцогства Варшавского предполагалось разделить между русскими, австрийцами и пруссаками. Пруссия должна была получить обратно Данциг, а Наполеон – вывести свои войска из всех крепостей на прусской и польской территории: Иллирия возвращалась Австрии, Гамбург и Любек вновь получали независимость незамедлительно, а остальные занятые французами города на побережье Северного и Балтийского морей – позднее, в свое время. Накануне возвращения Нессельроде в штаб коалиции, располагавшийся в Райхенбахе, Меттерних писал обеспокоенному Филиппу Стадиону, что имел множество приятных бесед с русским дипломатом, и что и он сам, и его собеседник понимали и высоко ставили интересы и положение своих стран. «Нессельроде к нам хорошо расположен и отбудет в счастливом расположении духа. Полагаю, что могу целиком и полностью обещать вам это. Его миссия принесла много пользы»[631]631
Внешняя политика России. Т. 7. С. 236–237; Oncken W. Op. cit. Vol. 2. P. 663–665.
[Закрыть].
После возвращения Нессельроде в Райхенбах высокопоставленные лица со стороны Пруссии и России в ходе нескольких совещаний обсудили свой ответ на меморандум Меттерниха и условия мира, которые удовлетворяли бы союзников. Главным было то, что Россия и Пруссия увязли. Они очень сильно нуждались в помощи австрийцев. К.В. Нессельроде напоминал X.А. Ливену: «Последние события показали нам, какие ресурсы еще находятся в распоряжении Наполеона». Только вмешательство Австрии могло изменить баланс сил в пользу коалиции. Учитывая «крайнее нежелание императора Франца вести войну», у союзников не было иного выбора, кроме как принять стратегию Меттерниха и предложить Наполеону очень умеренные условия, утешая себя мыслью о том, что, «учитывая всем известный характер Наполеона, более чем сомнительно, чтобы он согласился на уступки, которых требует Австрия, какими бы незначительными они нам ни казались». Конечно, существовал риск, что Наполеон преподнесет союзникам сюрприз, приняв условия Австрии. Как Меттерних впоследствии писал Стадиону, «нельзя полагаться ни на чьи суждения» относительно того, какова будет реакция Наполеона, когда он наконец осознает нависшую над ним опасность вмешательства Австрии, «учитывая особенности характера человека, от которого в конечном итоге зависит подписание мира»[632]632
Внешняя политика России. Т. 7. С. 246–249; Oncken W. Op. cit. Vol. 2. P. 680–681.
[Закрыть].
С точки зрения России проблема состояла в том, что Александр I и Нессельроде были убеждены в том, что предложенные Австрией минимальные условия вовсе не являются гарантией длительного мира. Поскольку ставки были очень высоки, внимание русских государственных деятелей сосредоточилось на главном. Менее значительные вопросы оказались вне поле зрения. Александра и Нессельроде заботило исключительно достижение устойчивого мира, гарантировавшего безопасность России. Они практически всецело сконцентрировались на германском вопросе, с которым связывали коренные интересы России. Поскольку ход их размышлений нашел отражение не только в прямых контактах с другими державами, но также и в секретных документах, которыми они обменивались между собой, у нас нет оснований сомневаться в искренности их воззрений.
И Александр, и Нессельроде были убеждены в том, что, если бы Наполеон продолжал сохранять контроль над большей частью Германии, об истинном балансе сил в Европе и безопасности Пруссии, Австрии или России не могло идти и речи. Они полагали, что, если бы Австрия ограничилась возвращением себе одной Иллирии, она по-прежнему зависела бы от милости Наполеона. По меньшей мере ей требовалось заполучить обратно Тироль, крепость Мантую и важную в стратегическом отношении оборонительную линию в северной Италии, вдоль р. Минчио. Понятно, однако, что русские предоставили заботы о спасении Австрии самим австрийцам и сосредоточились на отстаивании безопасности Пруссии. Четыре австрийских условия мира предполагали сохранение положения Наполеона в качестве правителя Рейнского союза, при том, что его брат Жером по-прежнему восседал бы на троне королевства Вестфалия. Он также удерживал бы контроль над почти всем течением Эльбы, включая все ключевые укрепленные переправы через реку. В этих условиях «всякая надежда на независимость любой части Германии будет навсегда похоронена, Пруссия окажется под постоянной угрозой нападения, против которого она не сможет серьезно обороняться, свобода торговли станет совершенно иллюзорной, поскольку император Наполеон сможет почти без усилий установить свой контроль над балтийским побережьем»[633]633
Внешняя политика России. Т. 7. С. 286.
[Закрыть].
Нессельроде писал Меттерниху, что, если бы мир был заключен на основе четырех пунктах, выдвинутых Австрией, он явился бы перемирием, дававшим Наполеону достаточно времени для восстановления армий и повторного утверждения своего бесспорного владычества в Европе. Непременным условием любого по-настоящему прочного мира являлось усиление позиций Пруссии и Австрии для того, чтобы уравновесить могущество Франции. Чем сильнее они были, тем менее вероятной была бы попытка Наполеона нарушить установленный мир. Нессельроде подчеркивал уникальность текущего момента. Впервые с 1793 г. армии всех трех восточноевропейских монархий имели потенциальную возможность объединиться и сосредоточить свои силы на одном и том же театре военных действий. Они имели превосходство над Наполеоном в численности, моральном духе и организации. «Трудно и даже невозможно предполагать, что подобное стечение обстоятельств повторится, если мы не доведем дело до конца, если мы после стольких усилий и жертв не воздвигнем против Франции мощные барьеры». Если бы мир был заключен на австрийских условиях, история повторилась бы. После короткой передышки Наполеон вновь обрушился бы на Австрию и Пруссию, которые были бы слишком слабы и истощены, чтобы успешно ему противостоять. Как и в прошлый раз, исход был бы предрешен еще до того, как находящиеся на значительном удалении русские армии смогли бы прийти на выручку союзникам[634]634
Там же. С. 257–258.
[Закрыть].
В договоре, подписанном 27 июня в Райхенбахе между Австрией, Россией и Пруссией, излагались четыре минимальных условия Австрии и содержался пункт, что Австрия вступит в войну в том случае, если Наполеон не примет ее условия к 20 июля – моменту истечения срока перемирия. Однако союзники дали ясно понять Меттерниху, что, хотя они и были готовы вступить в переговоры на этой основе, подписали бы мирный договор лишь в том случае, если бы в его текст были включены прочие условия, ставящие предел господству Наполеона в Германии и гарантировавшие безопасность Пруссии. Отношения между Австрией и союзниками достигли низшей точки в тот момент, когда Меттерних возвратился из Дрездена, где он встречался с Наполеоном, и объявил о продлении перемирия до 10 августа. Наиболее громкие протесты против этого продления прозвучал из уст барона Штейна. Типичное для членов коалиции мнение, что условия мира, предложенные Австрией, являются недостаточными, в его высказываниях усиливалось принципиальным несогласием с Меттернихом по поводу конечных целей войны. Штейн желал перерождения и более тесного сплочения союза германских государств, а также наделения этого союза конституцией, которая обеспечивала бы наличие в нем гражданских и политических прав. Для достижения намеченной цели он взывал к германскому национальному чувству. С апреля 1813 г., однако, влияние Штейна на Александра ослабло, так как Германии не удалось восстать против Наполеона, и потребность союзников в помощи со стороны Австрии стала еще более насущной. Тогда Штейн попытался нанести ответный удар, заявив, что Меттерних втирал союзникам очки, и что при наличии полумиллионной армии русских, пруссаков и шведов, готовой выступить против 360-тысячного войска неприятеля, австрийская помощь, вероятно, не столь уж необходима. Ранее он выступал в поддержку Нессельроде, поскольку последний разделял взгляды Штейна относительно того, что России следовало полностью посвятить себя делу освобождения Германии от Наполеона. Теперь, однако, он называл Нессельроде жертвой обмана Меттерниха, считая, что тот был исполнен благих намерений, но был при этом пустым и слабовольным человеком[635]635
Freiherr vom Stein… Vol. 4. P. 372–381.
[Закрыть].
На самом деле прав был Нессельроде, а Штейн ошибался. Союзники были не в состоянии вытеснить Наполеона из Германии без помощи Австрии. В тот самый момент, когда Штейн писал свои обвинения, Меттерних мало-помалу подталкивал Австрию к лагерю союзников. Поскольку мирные переговоры должны были состояться совсем скоро, Меттерних написал Францу I о необходимости проявить полное согласие касательно будущей политики. Мирные переговоры могли иметь три варианта исхода. Две стороны могли прийти к соглашению на заявленных условиях, и в этом случае Австрии всего лишь было нужно к ним присоединиться. Меттерниху не было необходимости озвучивать Францу I, сколь нежелателен был подобный вариант, ибо австрийцы прекрасно знали, насколько сильно расходились взгляды противостоящих сторон на то, какие именно условия являются приемлемыми. Другой и в некоторой степени более вероятный сценарий состоял в том, что Наполеон примет минимальные условия Австрии, а союзники их отвергнут. Меттерних писал, что Австрия не может заранее решить, что следует делать в этом случае, поскольку решение в какой-то мере зависело от окружающей обстановки и обстоятельств. Однако ни при каких условиях Австрия не могла встать на сторону Франции, а поражение или распад коалиции представляли бы серьезную угрозу австрийской безопасности. Вооруженный нейтралитет мог стать временным решением, но поддерживать его в течение сколько-нибудь продолжительно времени было чрезвычайно трудно, и единственной альтернативой было бы примкнуть к союзникам.
В своей записке Меттерних сосредоточил внимание на третьем и наиболее вероятном варианте, а именно: Наполеон отвергал условия Австрии. В этом случае, согласно недвусмысленному совету Меттерниха, Австрия должна была объявить войну. Записка заканчивалась вопросом: «Могу ли я рассчитывать на непоколебимость Вашего Величества на тот случай, если Наполеон не примет условия мира, предложенные Австрией? Твердо ли Ваше Величество решили в этом случае положиться на силу оружия – как австрийского, так и всей остальной собравшейся воедино Европы?»[636]636
Oncken W. Op. cit. Vol. 2. P. 402–405.
[Закрыть]
Франц I ответил, что любой здравомыслящий человек должен желать прочного и длительного мира, и что это было тем более справедливо по отношению к такому правителю, каковым являлся он сам, ибо он нес ответственность за благополучие «своих добрых подданных» и их «прекрасных земель». Никакая жажда приращения своих владений или иные выгоды не могут служить оправданием войны. Но он доверял суждениям Меттерниха: «Во многом я должен благодарить вас за нынешнее превосходное политическое положение моей монархии». Поэтому он соглашался с выводами своего министра иностранных дел. В том случае, если Наполеон принял бы условия Австрии, а союзники их отвергли, Франц I стал бы ждать совета от Меттерниха. Если Наполеон отклонит условия австрийской стороны, тогда она объявит войну Франции[637]637
Ibid. P. 405–408.
[Закрыть].
Таким образом, в конечном итоге все зависело от Наполеона, и он сыграл на руку союзникам. Французский представитель прибыл на мирные переговоры в Прагу с опозданием и не имел полномочий обсуждать условия. Ничто не могло в большей степени укрепить подозрения Австрии, что Наполеон всего лишь старается выиграть время и не заинтересован в заключении мира. Лишь за два дня до истечения срока перемирия Наполеон предпринял серьезный дипломатический шаг. 8 августа Коленкур, один из двух французских делегатов на мирных переговорах, посетил Меттерниха в его собственном доме и поинтересовался, какую цену готова затребовать Австрия в обмен на свой нейтралитет или присоединение к лагерю французов. Всего лишь за день до истечения срока перемирия французская сторона предоставила Меттерниху ответ на четыре минимальных условия мира, изложенных Австрией. Наполеон соглашался оставить польскую территорию и передать Австрии большую часть Иллирии. Он не делал никаких уступок в отношении северогерманских портов, отверг идею присоединения Данцига к Пруссии и потребовал компенсации для саксонского короля в обмен на утрату им позиций в герцогстве Варшавском. Эти условия никогда не удовлетворили бы Меттерниха, да и поступили они слишком поздно. Австрия прервала мирные переговоры и объявила войну Франции.
Большинство историков, в том числе и сами французы, осуждают политику Наполеона, начиная с августа 1813 г., за безрассудство, в силу которого он не смог использовать дипломатию для того, чтобы вбить клин между союзниками и добиться нейтралитета Австрии. Даже те малые уступки, которые были представлены Меттерниху 11 августа, могли повлиять на Франца I, если бы были выдвинуты в самом начале мирных переговоров. Можно было сыграть на различии целей, преследуемых в войне Австрией, с одной стороны, и Россией и Пруссией – с другой, применительно к как германским, так и польским территориям. Если бы состав участников переговоров был расширен за счет Великобритании, шансы Наполеона на внесение раскола непременно выросли бы. Все континентальные державы возмущал тот факт, что пока их территории подвергались оккупации и разграблению, Соединенное Королевство оставалось нетронутым и, по-видимому, богатело сильнее, чем прежде. Они надеялись добиться от Наполеона Территориальных уступок в Европе в обмен на готовность Англии вернуть Франции ее колонии.
Однако даже если Наполеон и допустил ошибку, не воспользовавшись дипломатией более умело с целью выявления потенциальных разногласий в стане своих врагов, его точку зрения летом 1813 г. можно понять. Отказ от серьезного рассмотрения условий мира был гораздо менее очевидным просчетом, чем изначальное согласие Наполеона на перемирие. Французский император опасался, что как только он начнет делать уступки, союзники увеличат требования. Он был прав: русские и пруссаки намеревались сделать именно это. Уступки в северной Германии, которых от него добивались, предположительно могли оказаться приемлемыми в контексте такого мира, который предусматривал бы возвращение французских колоний, но едва ли следовало ожидать, что Наполеон уступит эти территории по условиям континентального мира и тем самым лишит себя возможности использовать их в качестве разменной монеты в торговле с англичанами.
В основе всех этих мирных переговоров лежала одна фундаментальная проблема. Союзники и прежде всего Австрия стремились к чему-то вроде баланса сил в континентальной Европе. Наполеон же был приверженцем идеи создания в Европе французской империи или по крайней мере установления господства Франции. Его сторонники могли утверждать – с большим или меньшим основанием – что до момента упрочения в том или ином виде французского владычества на европейском континенте Наполеон проигрывал в войне с Великобританией и созданной ею чрезвычайно могущественной морской империей. Основная проблема Наполеона заключалась в том, что хотя континентальные державы противились британскому варианту империи, ее французский вариант представлял гораздо более непосредственную угрозу их интересам. Дипломатия, применяемая в любом объеме и сколь угодно тонкая, не могла этого изменить. Единственным способом, при помощи которого Наполеон мог заставить континентальные державы принять его империю, было вновь внушить им чувство страха перед французской военной мощью, страха, от которого европейцы было избавились после поражения Наполеона в России в 1812 г. В 1813 г. эта цель была вполне достижимой. Наполеон имел все основания полагать, что он в состоянии нанести поражение России, Пруссии и Австрии, поскольку шансы на победу были практически равны. Это обстоятельство добавляет драматизма осенней кампании 1813 г.
По численности войска Наполеона уступали армиям коалиции, но эта разница была невелика. Согласно официальным данным русской и прусской сторон, союзные войска в Германии в начале осенней кампании насчитывали чуть больше полумиллиона человек. Наполеон же в начале августа предполагал выставить 400 тыс. человек, не считая корпуса Даву в Гамбурге, который впоследствии смог освободить от гарнизонной службы 28 тыс. солдат и бросить их в наступление на Берлин. 6 августа начальник штаба Наполеона рапортовал о наличии в рядах французской армии 418 тыс. человек. Точную численность войск, задействованных на полях сражений, невозможно определить ни для одной из сторон: по грубым подсчетам в первые два месяца кампании Наполеон мог выставить более четырех человек против каждых пяти солдат коалиции. К счастью для союзников, 57 тыс. французских войск воевали против Веллингтона в Пиренеях, а еще один небольшой корпус под командованием маршала Сюше все еще пытался удержать Каталонию[638]638
Friederich R. Op. cit. Vol. 2. P. 26, 31; Богданович М.И. История войны 1813 г. Т. 1. С. 448. К. Руссе пишет о 425 тыс. солдатах, готовых к сражению, из которых 365 тыс. были в рядах армий Н.Ш. Удино, М. Нея и Наполеона, см.: Rousset С. Op. cit. Р. 180. В авг. 1813 г. Л.Н. Даву в Гамбурге и Ж.Б. Жирар могли предоставить 40 тыс. воинов для наступления на Берлин.
[Закрыть].
После двух месяцев боев некоторый перевес оказался на стороне коалиции. Единственным подкреплением, прихода которого мог ожидать Наполеон, был небольшой корпус Ожеро, формировавшийся в Баварии. При встречном движении Ожеро возникала опасность того, что Баварии будет легче переметнуться на сторону противника, что и произошло в октябре. В какой-то мере русские столкнулись с похожей дилеммой в герцогстве Варшавском, где Польская армия Беннигсена являлась одновременно стратегическим резервом и оккупационной силой. У России, однако, имелась возможность ввести на территорию герцогства Резервную армию Лобанова-Ростовского взамен 60 тыс. войск Беннигсена, отбывавших в Саксонию. Также в сентябре и октябре стабильный приток рекрутов пополнил ряды армии Шварценберга. Кроме того, если выйти за рамки кампании 1813 г., становится ясно, что Австрия и Россия располагали более крупными резервами свежих людских ресурсов, чем Наполеон, особенно в том случае, если бы он был вынужден полагаться исключительно на население Франции. Поэтому самые высокие шансы нанести поражение коалиции у Наполеона имелись в первые два месяца осенней кампании. Маловероятно, чтобы эта мысль тревожила французского императора. В конце концов большинство своих великих побед он одержал за еще меньший срок.
Однако он добился этого, командуя лучшими солдатами, чем те, что находились под его началом в 1813 г. Прежде всего Наполеон сильно уступал союзникам в кавалерии. За время перемирия его конные части заметно улучшились, преимущественно в количественном отношении. Несколько хороших кавалерийских полков впоследствии прибыли из Испании. Гвардейская кавалерия в основном была хорошо подготовлена, равно как польские полки и часть германских. Но подавляющее большинство наполеоновской кавалерии все еще сильно уступало российским резервам, сформированным Кологривовым, не говоря уже о старых русских кавалеристах. Кроме того, все источники сходятся на том, что кавалерия была наиболее подготовленной частью австрийской армии. Ситуация в артиллерии была, пожалуй, обратной. Снаряжение у французов было гораздо менее громоздким, чем австрийские пушки и зарядные ящики. Артиллерия Пруссии была столь слаба, что русским пришлось откомандировать часть своих батарей в расположение некоторых прусских дивизий, чтобы обеспечить им достаточную огневую мощь. В работе по истории прусского генерального штаба делался вывод о том, что офицеры французской артиллерии обычно действовали более умело по сравнению с их коллегами в рядах союзных армий. Главным преимуществом союзников по части артиллерии была ее многочисленность. Если бы им удалось собрать на одном поле боя три полевые армии и Польскую армию Беннигсена, превосходство их огневой мощи стало бы подавляющим[639]639
Friederich R. Op. cit. Vol. 2. P. 33,348.
[Закрыть].
Большую часть пехоты как войск коалиции, так и Наполеона составляли новобранцы, до августа 1813 г. ни разу не нюхавшие пороху. Французские призывники были моложе, чем у союзников, и при этом многие из них принимали участие в весенней кампании, чего нельзя было сказать ни об австрийском, ни прусском ландвере. Русские резервы также шли в бой впервые, но они по крайней мере имели много времени на подготовку, обычно были очень упрямы и не унывали. Однако важнее всего было то обстоятельство, что в рядах русской пехоты находилось больше ветеранов, чем в составе французской. Речь шла не только о тех, кто прошел войну 1812 г. и весеннюю кампанию 1813 г., но также о многих тысячах ветеранов, во время перемирия вернувшихся в свои полки из госпиталей и командировок. Не удивительно, что исключительно высокий процент ветеранов был в лейб-гвардии. Полки лейб-гвардии не участвовали в боях весной 1813 г., и многие из них были пополнены за счет ветеранов, отобранных из полков армейской пехоты. За время перемирия, например, Белостокский полк в составе армейского корпуса Остен-Сакена направил 200 ветеранов в лейб-гвардии Литовский полк, а 94 ветерана Ярославского полка были переведены в лейб-гвардии Измайловский полк[640]640
Пестряков Н.С. Указ. соч. Т. 1. С. 129–130. О солдатах, выделенных из Ярославского пехотного полка, см.: РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 1098. Л. 220.
[Закрыть].
Выбор корпуса Сакена в качестве источника кадровых поступлений для лейб-гвардии не был случайным: в его рядах служило исключительно много ветеранов. Более пристальный взгляд на подразделения, находившиеся под командованием Сакена, позволяет составить представление о довольно пестром составе российской пехоты в осеннюю кампанию 1813 г.
Сакен командовал двумя дивизиями пехоты – 27-й Д.П. Неверовского и 10-й И.А. Ливена. Мы уже говорили о солдатах Неверовского при описании кампании 1812 г. Все его полки были созданы заново перед самым началом войны и состояли в основном из солдат гарнизонных полков. В 1812 г. они действовали великолепно. Когда Александр впервые встретил Неверовского в 1813 г., он сказал ему: «Дивизия твоя дралась славно, и я никогда твоей службы и дивизии не забуду». Слава досталась им очень дорогой ценой. Когда, например, Одесский полк покинул Вильно в декабре 1812 г., в его рядах оставалось всего четверо офицеров, одиннадцать унтер-офицеров и 119 солдат, а общие потери полка в кампании 1812 г. составили 1500 человек. 27-я дивизия находилась в столь расстроенном состоянии, что весной 1813 г. она осталась в Литве для восполнения сил и вновь присоединилась к армии лишь во время перемирия. Неверовский выпросил для своих воинов новое обмундирование и снаряжение, пока те находились в тылу, но найти подкрепление оказалось гораздо сложнее. Опыт Одесского полка был типичным явлением во всей дивизии. Подавляющее большинство больных и раненых служащих полка находились в госпиталях России и Белоруссии. Тех, кто успел выздороветь, отправили для соединения с Резервной армией Лобанова-Ростовского. В конечном счете Одесский полк получил свою долю резервных рот от Лобанова, но к началу осенней кампании в нем было: 21 офицер, 31 унтер-офицер и 544 солдата. Около половины последних были недавно прибывшими рекрутами[641]641
Попов Ф.Г. Указ. соч. Т. 1. С. 119–127.
[Закрыть].
10-я дивизия Ливена сильно отличалась от только что описанной. Его полки были набраны из Дунайской армии Чичагова. Все они участвовали в боевых действиях на Балканах до 1812 г. Часть их была оставлены в резерве и использовалась для охраны крепостей и границ в 1812 и в первую половину 1813 г. Ни один из полков не столкнулся со столь же ужасными потерями, которые понесли основные полки российской армии под Бородино, во время преследования Наполеона от Москвы до Березины, а также при Лютцене и Баутцене. 1 июня 1813 г. три пехотных полка дивизии Ливена, чьи формулярные списки дошли до наших дней (Ярославский, Курский и Белостокский полки), имели в своих рядах 120 офицеров, 253 унтер-офицера и 3179 солдат. Подавляющее большинство этих воинов были ветеранами, многие из которых принимали участие в войнах Павла I и Екатерины II. На протяжении всего 1812 г. Белостокский полк, например, получил всего пятьдесят свежих рекрутов. Конечно, Белостокский и Ярославский полки лишились части личного состава в пользу лейб-гвардии летом 1813 г., но эти потери были не столь велики и не могли сказаться на качестве полков. Даже в военное время лейб-гвардия, казалось, вела отбор военнослужащих отчасти из-за их внешних данных, хотя, несомненно, кандидаты с плохим послужным списком отбраковывались. Из 94 бойцов, призванных для службы в лейб-гвардии Измайловском полку из Ярославского полка, например, только 39 были из числа элитных гренадеров и егерей[642]642
РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 1098. Л. 177–194, 271–391 (Ярославский пехотный полк); Д. 105. Л. 194–195 (об.) (Белостокский пехотный полк); Д. 106. Л. 111–113 (Курский пехотный полк).
[Закрыть].
Помимо всего прочего, лейб-гвардия не забрала у Ливена ни одного унтер-офицера, и именно вокруг этого ядра ветеранов создавались и сохранялись грозные боевые полки. В Курском полку двадцать три фельдфебеля и каптенармуса прослужили в среднем по шестнадцать лет в армии и по тринадцать в полку. Двадцать пять унтер-офицеров служили в полку в среднем по восемнадцать лет. Белостокский полк был сформирован только в 1807 г., все его фельдфебели, за исключением одного, служили здесь с момента его основания. Полковой фельдфебель Борис Васильев, 33 лет от роду, был солдатским сыном. В возрасте всего 13 лет он начал службу в Кронштадтском гарнизонном полку в качестве барабанщика и десять лет спустя стал ротным фельдфебелем. Вместе со многими другими военнослужащими Кронштадтского полка в 1807 г. Васильев был переведен в только что образованный Белостокский полк. Четыре года спустя он получил военную награду за осаду Рущука на Балканах. Будучи еще довольно молодым, но уже очень опытным человеком, он был осведомленным и грамотным руководителем в мирное время, но также являлся солдатом с хорошим послужным списком: в той мере, в какой позволяют судить сухие факты, почерпнутые из его формулярного списка, он воплощал в себе все те качества, которые мог желать видеть в своем старшем фельдфебеле командир полка.
В дополнение к бывалым унтер-офицерам Белостокский полк располагал на удивление большим числом офицеров из низших сословий, большинство из которых, хотя, разумеется, не все, были солдатскими детьми, а все они вместе стали офицерами задолго до начала кампании 1812 г. Эти воины также были закаленными в боях ветеранами. Поручик Николай Шевырев, например, прослужил пятнадцать лет в гарнизонном полку до того, как стать фельдфебелем, присоединился к Белостокскому полку в момент его формирования и сразу после этого был повышен до офицерского звания. Такие люди как Васильев и Шевырев были достойными противниками для младших офицеров и сержантов наполеоновской армии в 1812 г., многие из которых в прошлом также были рядовыми. Однако к августу 1813 г. в Германии было очень мало французских подразделений, которые могли бы сравниться с ветеранскими кадрами Курского и Белостокского полков[643]643
Все сведения почерпнуты из формулярных списков полков, см.: Там же. Д. 105, 106. В Белостокском пехотном полке 10 из 29 подпоручиков, поручиков и штабс-капитанов были выходцами из низших сословий. Чего нельзя сказать ни об одном из старших офицерских чинов и ни об одном прапорщике.
[Закрыть].
Хотя армия Наполеона уступала войскам коалиции количественно и качественно, в других областях он имел ключевые преимущества. Он сам обращал внимание графа Бубна, посланника Меттерниха, на то, что внутренние операционные линии в сочетании с четкой передачей приказов и его собственным непререкаемым лидерством сами по себе представляли большую ценность. При столкновении с коалицией, состоявшей из равноправных великих держав с различными интересами, и с армиями, развернутыми вдоль огромного полукруга, протянувшегося от Берлина на севере к Силезии на востоке и Богемии на юге, эти преимущества могли стать решающими. В своих мемуарах Евгений Вюртембергский писал, что в августе 1813 г. он придерживался оптимистического взгляда относительно перспектив возможной победы союзников, но, обнаружив после окончания войны, сколь сильно союзное руководство было разобщено и пронизано конфликтами, он был теперь очень удивлен тем, что конце концов коалиция добилась успеха[644]644
Oncken W. Op. cit. Vol. 2. P. 684–686; Württemberg E. Op. cit. Vol. 3. P. 64–68.
[Закрыть].