Текст книги "Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814"

Автор книги: Доминик Ливен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 51 страниц)

В январе 1813 г. главная непосредственная задача для Меттерниха состояла в том, чтобы освободить Австрию от союза с французами и взять на себя роль нейтрального посредника, провоцируя Наполеона не более чем того требовало достижение этой цели. Одной из сторон такой политики был вывод корпуса Шварценберга из состава Великой армии и возвращение его целым и невредимым через австрийскую границу. Другая сторона предполагала выработку условий мира, в отношении которых Австрия могла выступать в качестве посредника. Целью Австрии была европейская система, в которой Россия и Франция уравновешивали бы друг друга, а Австрия и Пруссия возвращали себе былое могущество и оказывались в состоянии гарантировать независимость Германии. Австрийцы также очень хотели длительного и устойчивого мира и нуждались в нем[520]520
  Самым подробным исследованием политики Австрии остается исследование В. Онкена: Oncken W. Op. cit. Помимо общих работ по истории дипломатии рассматриваемого периода, см.: Kraehe E. К. Mettemich's German Policy. Vol. 1. Princeton, 1963; Russland und Österreich zur Zeitder Napoleonischen Kriege. Wien, 1989.


[Закрыть].

Меттерних понимал, что для достижения успеха в посреднической деятельности Австрии потребуется перестроить свою армию таким образом, чтобы она могла принять решающее участие в войне. Проблема заключалась в том, что после поражения 1809 г. и государственного банкротства 1811 г. военные расходы Австрии были сильно урезаны. От многих пехотных батальонов остался лишь костяк; ощущалась очень сильная нехватка лошадей и снаряжения; большая часть военных заводов была закрыта. Министерство финансов в 1813 г. вело упорные арьергардные бои за военные расходы, однако денежные средства даже после согласования бюджета поступали очень медленно. Кроме того, предприятия по производству оружия и обмундирования нельзя было воссоздать в одночасье, и ни один здравомыслящий предприниматель не предоставил бы австрийскому правительству кредит. Меттерних также неправильно рассчитал, сколько времени было в его распоряжении. В начале февраля он был убежден, что Наполеон не сможет собрать крупную полевую армию до конца июня. 30 мая он признал, что удивлен той «невероятной скоростью, с которой Наполеон воссоздал армию». При всех великих дипломатических дарованиях Меттерниха ему были чужды стремительность и напор, с которыми действовал Наполеон, а это могло легко расстроить все его расчеты. Подобно Пруссии в 1805 г. Австрия в 1813 г. провела длительные переговоры с обеими противостоящими сторонами прежде чем окончательно присоединиться к союзникам. Тогда политика Пруссии была полностью спутана в результате разгрома при Аустерлице. То же самое чуть не случилось с австрийцами в мае 1813 г.[521]521
  Oncken W. Op. cit. Vol. 1. P. 423; Vol. 2. P. 323–324. О военных приготовлениях см. первые два тома Geschichte der Kämpfe Osterreichs…


[Закрыть]

В условиях напряженности и неясности в отношениях между России и Австрией весной и летом 1813 г. сильно помогало то, что Нессельроде часто переписывался тайно с Фридрихом Генцем, одним из главных идейных вдохновителей контрреволюции в Вене и ближайшим доверенным лицом Меттерниха. Генц исключительно хорошо знал образ мыслей самого Меттерниха и так же хорошо был сведущ относительно мнений и конфликтов внутри правящих кругов Австрии. Нессельроде был знаком с Генцем многие годы и справедливо верил в его глубокую преданность общему для союзников делу. Генц мог замолвить перед Меттернихом словечко в пользу союзников. Еще важнее было, что он мог довести до сведения Нессельроде те строгие границы, внутри которых действовал австрийский министр иностранных дел, будучи стеснен не только осторожностью Франца I и некоторых из его советников, но также действительно серьезными трудностями, связанными с перевооружением Австрии[522]522
  Lettres et papiers du Chancelier Comte de Nesselrode. Vol. 5. P. 12–21, 35–44, 44–47, 48–51, 51–55, 58–60, 64–70, 70–78, 83–90, 96–101, 104–107, 122–124. О позиции Ф. Генца в Вене см.: Rumpler H. Österreichische Geschichte 1804–1914. Wien, 1997. P. 78–80.


[Закрыть].

По сравнению с извилистой дипломатией, которую вел Меттерних в первую половину 1813 г., за передвижениями наблюдательного корпуса Шварценберга относительно легко проследить. В январе 1813 г. солдаты Шварценберга находились непосредственно на пути наступления русских через Варшаву и центральную часть Польши. Как и в случае с корпусом Йорка на противоположном краю линии Наполеона, 25-тысячное войско относительно свежих австрийцев стало бы серьезным препятствием для измотанной армии Кутузова, если бы оно решило преградить путь русским войскам. Но австрийцы не были заинтересованы в защите Варшавского герцогства и фактически приветствовали марш русских в направлении Центральной Европы, рассматривая его в качестве средства ослабления и уравновешивания мощи Наполеона. Они также не желали жертвовать своими лучшими войсками в сражениях с русскими.

Проигнорировав приказы французов прикрыть Варшаву и отступить на запад, Шварценберг, в соответствии с инструкциями своего правительства, заключил секретное соглашение с русскими о том, что он отступит на юго-запад в направлении Кракова и Австрийской Галиции. Вместе с русскими была составлена тщательно продуманная шарада, согласно которой Вена могла заявить о том, что необходимость отступления австрийских войск была вызвана фланговым маневром противника. Единственным крупным отрядом для прикрытия центральной части Польши оставался Саксонский корпус генерала Рейнье. 13 февраля 1813 г. при Калише его нагнал авангард Кутузова и нанес ему серьезное поражение. В результате отступления австрийцев на юго-запад в руках русских к концу февраля оказалось все Варшавское герцогство, за исключением горстки французских крепостей и узкой полоски земли вокруг Кракова[523]523
  Большая часть последующих переговоров велась Ф.В. Остен-Сакеном, и соответствующие документы отложились в его журнале исходящей корреспонденции, см.: РГВИА, Ф. 846. Оп. 16. Д. 3403. Австрийцы передавали дальше важную информацию о перемещениях поляков. Оригинальный текст перемирия см. в кн.: Собрание трактатов… Т. 3. 70–91. Последующие соглашения приводятся в кн.: Внешняя политика России. С. 118, 184–185.


[Закрыть].

Первый этап весенней кампании 1813 г. был завершен в первую неделю марта с освобождением Берлина и Пруссии и размещением корпусов Милорадовича и Винцингероде из армии Кутузова на границе Польши и прусской части Силезии. До конца месяца большая часть русской армии находилась на квартирах, отдыхая после зимней кампании и пытаясь прокормить себя и своих лошадей и привести хотя бы в некоторое подобие порядка обмундирование, ружья и снаряжение. Кутузов издал подробные инструкции для военачальников на предмет того, как следовало воспользоваться передышкой, и они сделали все, что могли для их выполнения. В период своего квартирования близ Калиша лейб-гвардии Литовский полк, например, каждое утро начинал с тренировок. Все ружья в полку были отремонтированы умелыми частными ремесленниками под пристальным наблюдением полковых унтер-офицеров. Разбитые повозки также были отремонтированы. Из двухнедельного запаса муки был испечен хлеб и заготовлены сухари – на случай непредвиденных обстоятельств в будущем. Полк не мог пополнить запас боеприпасов, поскольку груженые ими обозы застряли где-то по пути, однако каждая рота построила для себя русскую баню. Подвозили материал для обмундирования, и тут же открывались мастерские для пошива новой формы[524]524
  М.И. Кутузов. Сб. документов. Т. 5. С. 282–284; Пестряков Н.С. Указ. соч. Т. 1. С. 115–119.


[Закрыть].

Хотя лейб-гвардии Литовский полк в эти дни смог отдохнуть, он практически не получил подкреплений. То же самое касалось почти всех боевых подразделений армий Кутузова и Витгенштейна. Новые резервы, сформированные в России в течение зимы, были уже направлены, но в лучшем случае могли подойти только в конце мая. Горстка солдат вернулась в строй из госпиталей или из командировок, но их едва хватало для того, чтобы занять место тех, кто выбывал по болезни или был отправлен из полка для выполнения ответственных поручений. При Калише в рядах лейб-гвардии Литовского полка было 38 офицеров и 810 солдат, но обычно дела в гвардии обстояли гораздо лучше, чем в подавляющем большинстве армейских частей. Численность Кексгольмского пехотного полка, например, к середине марта сократилась до 408 человек[525]525
  Там же. С. 115. О Кексгольмском пехотном полке см.: Адамович Б. Сборник военно-исторических материалов лейб-гвардии Кексгольмского императора Австрийского полка. Т. 3. СПб., 1910. С. 300.


[Закрыть].

Типичным примером боевого подразделения в составе корпуса Остен-Сакена, действовавшего на юго-западе Польши, был Ярославский пехотный полк 10-й пехотной дивизии Иогана Ливена – гораздо более сильный, чем большинство отрядов армии Кутузова. Однако даже в нем в 5 офицеров и 170 солдат находились в середине марта в госпитале, а 14 офицеров и 129 солдат были отосланы с различным заданиями. К числу последних относились охрана полкового багажа, оказание помощи в формировании резервов, конвоирование военнопленных, сбор обмундирования и снаряжения, поступавших из тыла, и наблюдение за поступлением и распределением вернувшихся из госпиталей. Перечисленные поручения всегда требовали несоразмерно большего числа офицеров и являлись неизбежным следствием длившихся целый год боевых действий, в результате которых коммуникации были растянуты на сотни километров. Но наличие подобных заданий означало и то, что с началом второго этапа кампании в апреле и наступления русских войск для встречи с основными силами наполеоновской армии первые оказывались в значительно урезанном составе – порой настолько, что от боевых подразделений оставался один костяк[526]526
  О Ярославском пехотном полке см.: РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 1098. Л. 46–71.


[Закрыть].

Пока большая часть русской армии в марте 1813 г. отдыхала, ее легкие подразделения вновь стяжали боевую славу. В числе их деяний была блистательная, хотя и некрупная победа 2 апреля при Люнебурге, где русские «летучие колонны» Чернышева и Дернберга объединили свои силы и уничтожили французскую дивизию генерала Морана.

Самыми впечатляющими достижениями легких армейских частей в марте и апреле было, однако, взятие Теттенборном Гамбурга и Любека, охваченных народным восстанием против французов. В этой области, процветание которой зависело от заморской торговли, люто ненавидели империю Наполеона и континентальную систему. Прибытие кавалерии и казаков Теттенборна было с восторгом встречено населением. Еще 31 января Теттенборн написал Александру, чтобы сообщить о том, что в северо-восточной Германии питают отвращение к французскому правлению и что он твердо уверен в том, что русские могут в короткие сроки создать здесь крупную армию. Теперь эти прогнозы, казалось, становились реальностью, а его рапорты Витгенштейну были преисполнены волнения и восторга. 21 марта, например, он докладывал, что, согласно его ожиданиям, у него получится сформировать крупный контингент пехоты из местных добровольцев. Два дня спустя он добавлял, что формирование частей из добровольцев идет «поразительно успешно»[527]527
  Поход… С. 54–56. Его рапорты П.X. Витгенштейну см.: РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 3905. Цитируемые доклады Ф.К. Теттенборна см.: Там же. Л. 22 об – 23, 24 (об.)-25.


[Закрыть].

В какой-то момент реальное положение дел несколько умерило оптимизм этого германского патриота. Добрые бюргеры Гамбурга вопреки его чаяниям не оказались германским эквивалентом испанского населения Сарагосы, которое желало видеть, как крыши их домов рухнут им на голову, а сами они стали бы отбивать среди руин попытки французов взять их родной город. Как только улеглись первые восторги, количество добровольцев резко сократилось. Противостоя в Саксонии значительно превосходящим силам противника, объединенный генеральный штаб союзников не мог выделить регулярные части русской или прусской армии для поддержки Теттенборна. Последняя надежда на спасение Гамбурга от контрнаступления маршала Даву возлагалась на шведский корпус Бернадота, первые отряды которого начали высаживаться в Штральзунде 18 марта. Однако, когда Бернадот отказался прийти на выручку Гамбургу, битва за город оказалось проигранной, и 30 мая Теттенборн покинул его вместе с крупной добычей.

Обстоятельства, при которых пал Гамбург, стали первой страницей «черной легенды», созданной германскими националистами и направленной против Бернадота. В 1813 г. появилось много других страниц. Поговаривали, что он не собирался всерьез драться с французами, поскольку желал завоевать их симпатии и сменить Наполеона на французском престоле. Более правдивы были обвинения, будто Бернадот не заботился о том, чтобы внести свой вклад в общее дело союзников, и берег шведские войска для единственной войны, имевшей для него значение и нацеленной на отвоевании Норвегии у Дании. Последнее обвинение имело под собой некоторые основания, и Бернадот, приводивший в ярость как французских, так и германских националистов, обычно испытывал очень сильное давление. Но даже один из главных его критиков сэр Чарльз Стюарт, бывший британским послом в Пруссии, писал в своих мемуарах о том, что Бернадот поступил правильно, не задействовав шведские силы в обороне Гамбурга[528]528
  Londonderry M. Op. cit. P. 63.


[Закрыть].

Сам Бернадот объяснял свои действия посланникам Александра, генералам П.П. Сухтелену и К.О. Поццо ди Борго, следующим образом. Он заявил, что половина его войск и значительная часть багажа вследствие неблагоприятных ветров не смогли прибыть к тому моменту, когда из Гамбурга поступил призыв о помощи. Его людям предстояло столкнуться лоб в лоб с превосходящими силами Даву, имея у себя в тылу враждебно настроенных датчан. Признавая всю серьезность потери Гамбурга, Бернадот утверждал:

«…несмотря на все несчастья, которые может принести эта потеря, поражение шведской армии было бы в тысячу раз хуже, поскольку Гамбург в этом случае наверняка был бы захвачен, а датчане соединились с французами. Вместо этого я собираю силы, организуя войска и получаю ежедневные подкрепления из Швеции – тем самым я заставляю французов чувствовать мое присутствие и не допущу их переправы через Эльбу, если только силы их не будут слишком велики»[529]529
  Das Befreiungsjahr 1813: Aus dem Geheimen Staatsarchivs. Berlin, 1913. P. 175–177.


[Закрыть].

Хотя Гамбургская операция и принесла много разочарования германским патриотам, фактически она явилась крупным успехом с точки зрения объединенного генерального штаба союзников. Силами горстки казаков и кавалерии, лучший маршал Наполеона Даву и около 40 тыс. французских войск оказались запертыми в стратегическом тупике в тот момент, когда их присутствие на полях сражений в Саксонии могло бы изменить ход событий. Кроме того, беспорядки, учиненные на северо-западе Германии Теттенборном, Чернышевым и другими «партизанскими» предводителями нарушили торговлю лошадьми, которая в это время обычно велась в этих местах. Для французов это имело большое значение. Самой большой головной болью для Наполеона, стремившегося воссоздать Великую армию, была нехватка кавалерии; в России было потеряно 175 тыс. лошадей, и это оказалось более серьезной проблемой, чем гибель живой силы. В 1813 г. «Франция была так бедна лошадьми» (по мнению одного эксперта XIX в.), что даже реквизиции частных лошадей для кавалерии и другие чрезвычайные меры «смогли дать всего 29 тыс. голов лошадей, и даже они были не в состоянии сразу же поступить для службы в армии». Конные заводы в Польше и северо-восточной Германии были потеряны для Наполеона, а попытки приобрести лошадей у австрийцев отклонены. Расстройство торговли лошадьми в северо-западной Германии стало еще одним ударом, еще более отсрочившим подготовку и обучение французской кавалерии. Многие тысячи французских всадников в весеннюю кампанию 1813 г. оставались без лошадей, а недостаток кавалерии серьезным образом подрывал успех наполеоновских операций[530]530
  Friederich R. Op. cit. Vol. 1. P. 196–197; Rousset С La Grande Armée de 1813. Paris, 1871. P. 96–97; Vallon A. Cours d'hippologie. Paris, 1863. Vol. 2. P. 473. Автор выражает благодарность проф. Т. Ленцу за то, что он обратил его внимание на работу А. Валлона.


[Закрыть].

Однако, если не считать кавалерии, усилия Наполеона по восстановлению армии зимой 1812–1813 гг. были очень успешны. Природа этой новой Великой армии порой понимается неверно. Вопреки легенде, она возникла вовсе не в результате соединения 25 тыс. человек, которые перебрались обратно через Неман в декабре 1812 г., с толпой «марилуизеров», другими словами, молодыми новобранцами из различных сословий, призванными в армию в 1813 и 1814 г. Уже в начале января 1813 г. в наличии имелись свежие войска, отправленные для усиления остатков старой Великой армии под командованием Эжена де Богарне: прежде всего сюда входили 27 тыс. человек из дивизий Гренье и Лагранжа, не участвовавшие в российской кампании. Кроме того, к этим войскам относились упомянутые выше французские гарнизоны в Пруссии, которые зимой 1812–1813 гг. вызывали опасения Фридриха Вильгельма III.

Армии, принимавшие участие в кампании, обычно оставляли часть кадрового состава в депо или вдоль линий коммуникаций, откуда в случае необходимости ее можно было направить на восстановление полков. Например, наполеоновская гвардия к началу кампании 1812 г. теоретически насчитывала 56 тыс. человек. Вошедшие в Россию гвардейские части номинально состояли из 38 тыс. человек, при переправе через Неман они фактически имели в своих рядах 27 тыс. человек. Полки Молодой гвардии, вторгшиеся в Россию, были практически полностью истреблены, но два ее батальона в 1812 г. остались в Париже, а еще два – в Германии. На основе этих, а также четырех полных полков Молодой гвардии, находившихся в Испании, могло быть создано новое грозное войско[531]531
  Ufhndell A. Napoleon's Immortals. Stroud, 2007. P. 76, 88–90.


[Закрыть].

Во Франции располагались резервные батальоны полков, несших службу в Испании и в еще более отдаленных районах империи. В своем исследовании, посвященном Великой армии в 1813 г., Камиль Руссе (Camille Rousset) упоминает об этих батальонах, но не приводит сведений об их численности. В истории кампании, вышедшей из недр генерального штаба Пруссии, упоминается о предположительно 10 тыс. человек. Данные французских и прусских источников также разнятся на предмет того, сколько человек было отозвано из Испании. По самым скромным оценкам, речь шла о 20 тыс. солдат, но все источники сходятся на том, что призванные из Испании части составляли элиту размещенного там воинского контингента. Помимо этого во французских портах размещалось 12 тыс. хороших солдат морской артиллерии, теперь включенных в состав Великой армии. Даже первая волна новобранцев – 75 тыс. человек, объединенных в так называемые когорты, – к началу 1813 г. находилась в боевом строю уже девять месяцев. Именно на основе этого кадрового состава были сформированы части настоящих «марилуизеров». Этим молодым людям обычно доставало и храбрости, и преданности, их главным слабым местом была неспособность переносить лишения, когда они оказывались в суровых условиях наполеоновских кампаний. Тем не менее, когда части новой наполеоновской армии собрались у Майна, они представляли собой внушительную силу. Поначалу более 200 тыс. человек, состоявшим под командованием Наполеона, противостояли едва 110 тыс. солдат союзников. Если в рядах русской и прусской армий было значительно больше ветеранов, баланс сил с французской стороны выравнивался за счет присутствия самого Наполеона[532]532
  Две ключевые работы по этой теме: Rousset С. Op. cit. Chs. I–XII; Friederich R. Op. cit. P. 162–180. P. Фридрих утверждает, что Наполеон привел из Испании около 40 тыс. ветеранов. С. Боуден пишет, что «Испанская армия тут же направила 20 тыс. ветеранов в новую Великую армию Наполеона», поэтому различные цифры могут свидетельствовать о том, что речь идет о различных временных периодах, см.: Bowden S. Napoleon's Grande Armée of 1813. Chicago, 1990. P. 29.


[Закрыть].

Пока Наполеон проводил мобилизацию и концентрацию своей новой армии, Кутузов находился в главном штабе в Калише, обдумывая встречные стратегические решения. Сразу после подписания 28 февраля русско-прусского союза, генерал-лейтенант Герхард фон Шарнхорст прибыл в расположение русского главного штаба в Калише с целью составления плана совместных действий для предстоящей кампании. Однако не вызывало сомнения, что Россия в этом союзе занимает позицию старшего партнера, или что Кутузов как фельдмаршал и главнокомандующий будет иметь решающее слово при выборе стратегии. Как тогда, так и впоследствии Кутузова критиковали с двух диаметрально противоположных позиций.

Представители одной школы утверждали, что силам союзников в марте и начале апреля 1813 г. следует провести решительное наступление через территорию Германии. Некоторые прусские генералы тогда и немецкие историки несколько позднее были главными выразителями этой точки зрения, но Витгенштейн также жаждал продолжить преследование вице-короля Эжена де Богарне за Эльбой. Как те, кто подобно Витгенштейну хотел атаковать Богарне при Магдебурге, так и те, кто стремился пробиться дальше на юг и тем самым сорвать запланированное Наполеоном наступление, полагали, что это даст союзникам возможность получить мощную поддержку со стороны населения Германии и, возможно, германских князей. Представители другой школы (почти все они были русскими) порой обвиняли Кутузова в том, что он слишком далеко отошел от своих баз, находившихся в России, и противились любым планам, которые предусматривали переправу через Эльбу и продвижение во внутренние районы Саксонии до прибытия подкреплений из России[533]533
  Mémoires de Langeron… P. 190.


[Закрыть].

В одном важном письме к своему кузену, адмиралу Л.И. Голенищеву-Кутузову, главнокомандующий русской армией объяснял, почему русским пришлось зайти так далеко вглубь Германии:

«Отдаление наше от границ наших, а с тем вместе и от способов может показаться нерасчетливым, особливо если исчислить расстояние от Немана к Эльбе и расстояние от Эльбы к Рейну. Большие силы неприятельские могут нас встретить прежде, нежели мы усилимся прибывающими из России резервами <…> Но ежели войти в обстоятельства и действия наши подробнее, то увидишь, что мы действуем за Эльбою легкими отрядами, из которых (по качеству наших легких войск) ни один не пропадет. Берлин занять было надобно, чтобы отнять у неприятеля сообщение с Польшею. Мекленбург и ганзейские города прибавляют нам способов. Я согласен, что отдаление от границ отдаляет нас от подкреплений наших, но ежели бы мы остались за Вислою, тогда бы должны были вести войну, какую вели в [1]807 г. С Пруссиею бы союзу не было, вся немецкая землю служила бы неприятелю людьми и всеми способами, в том числе и Австрия»[534]534
  Поход… С. 142.


[Закрыть].

Ответ тем, кто высказывался в пользу быстрого наступления через Германию, содержался в многочисленных письмах Кутузова к находившимся в его подчинении генералам – Винцингероде и Витгенштейну. Главнокомандующий признавал существование ряда преимуществ в плане, который предполагал занять возможно большую территорию Германии с целью мобилизации ее ресурсов, поднятия морального духа немцев и создания трудностей Наполеону в реализации его планов. Но чем дальше наступали союзники, тем слабее становились их силы, и тем более уязвимы они оказывались для сокрушительного контрудара гораздо более крупной армии, которую Наполеон наращивал в юго-западной Германии. Поражение имело бы отнюдь не только военные последствия: «Будьте уверены, что любая наша неудача нанесет большой урон престижу России в Германии»[535]535
  Там же. С. 132.


[Закрыть].

А.И. Михайловский-Данилевский, служивший в то время в штабе Кутузова, вспоминал, что в марте и апреле 1813 г. чувствовалось постоянное напряжение в отношениях между главным штабом и Витгенштейном, которое нарастало по мере того, как Кутузов делал попытки привлечь внимание своих подчиненных к южному направлению, на котором концентрировались основные силы наполеоновской армии, и особенно к линии Эрфурт-Лейпциг-Дрезден, вдоль которой ожидалось наступление противника. Витгенштейн, напротив, прежде всего заботился о том, чтобы защитить Берлин и внутренние районы Пруссии, которые были освобождены его корпусом, и на границах которых он в основном базировался в марте 1813 г. Кутузов и начальник его штаба П.М. Волконский были крайне обеспокоены тем, что, до тех пор пока не было начато наступление Витгенштейна на юго-запад вглубь Саксонии, велик был шанс, что наступление Наполеона вобьет клин между ним и основными силами союзников, и что враг тем самым получит возможность отрезать и разбить сначала одну, а затем и другую армию союзников[536]536
  1812 год… Военные дневники. С. 329; Поход… С. 107–108, 125–126, 95–96, 151–152.


[Закрыть].

В тех обстоятельствах правыми в целом оказывались Кутузов и Волконский. Учитывая острую нехватку войск, союзникам приходилось концентрировать силы в районе Дрезден – Лейпциг для того, чтобы остановить продвижение Наполеона на восток вдоль австрийской границы в направлении Польши. Но и беспокойство Витгенштейна и начальника его штаба Довре на предмет необходимости защиты Берлина и Бранденбурга также было закономерно и разделялось большей частью высшего генералитета Пруссии. Если бы Наполеон вновь овладел этими территориями, мобилизация живой силы и материальной части в Пруссии была бы сильно затруднена. Главной проблемой, стоявшей перед союзниками весной 1813 г., было то, что им приходилось оборонять как внутренние районы Пруссии вокруг Берлина, так и юг Саксонии. К сожалению, они не располагали для этого необходимыми ресурсами. Напряженность, вызванная разногласиями относительно стратегии, а также нехваткой живой силы для выполнения поставленных задач, сохранялась в ходе всей весенней кампании.

Клаузевиц предлагает реалистичный взгляд на положение сил союзников, который конечной своей целью имел оправдание стратегической линии, в итоге выбранной согласованно Кутузовым и Шарнхорстом и одобренной русским и прусским монархами. По мнению Клаузевица, предложение Витгенштейна атаковать Эжена де Богарне при Магдебурге не имело смысла: вице-король в случае столкновения с превосходящими силами противника просто отступил бы и увел силы союзников с ключевой линии боевых действий Лейпциг – Дрезден, от которой зависела связь союзников с Австрией и складами и подкреплениям русской армии в Польше. Нанесение упредительного удара в Тюрингии, как то предлагали некоторые прусские генералы, также было бессмысленно. К апрелю наступавшие силы союзников столкнулись бы с сильно превосходящим их противником вблизи наполеоновских баз.

Однако, к сожалению, сугубо оборонительная стратегия, в основе которой лежала защита Эльбы, и в пользу которой выступали некоторые русские генералы, также едва ли могла сработать, учитывая численное превосходство сил Наполеона и тот факт, что под его контролем находились практически все укрепленные переправы через реку. Встав на Эльбе вместо того, чтобы продвинуться дальше на запад, союзники просто подарили бы Наполеону дополнительное время, в котором они сами отчаянно нуждались для того, чтобы привлечь на свою сторону австрийцев и подвести русские подкрепления. Хотя Клаузевиц и одобрял стратегию союзников, направленную на то, чтобы перейти через Эльбу и пытаться оттянуть время, предлагая Наполеону сражение близ Лейпцига, он ясно представлял себе шансы союзников на успех в этом сражении, учитывая численное превосходство французов. Неожиданность в сочетании с большим количеством ветеранов в рядах войск союзников и превосходством их кавалерии, давали им некоторую надежду на победу, но не более того[537]537
  Clausewitz С. Der Feldzug in Russland und die Befreiungskriege von 1813–1815. Berlin, 1906. P. 196–202.


[Закрыть].

16 марта 1813 г. прусский корпус Блюхера пересек границу Силезии и двинулся в Саксонию. На следующий день Пруссия объявила войну Франции. За Блюхером шел авангард армии Кутузова под командованием Винцингероде, который подчинялся приказам прусского генерала. Столица Саксонии Дрезден сдалась Винцингероде 27 марта, после чего русские и прусские войска рассредоточились по территории Саксонии и двинулись к Лейпцигу. Помимо стратегических соображений, которыми руководствовались при занятии Саксонии, свою роль сыграли соображения материально-технического обеспечения. Силезия и Лаузиц (восточная Саксония) являлись преимущественно промышленными районами, которые даже в нормальных условиях зависели от импорта зерна из Польши. Эти провинции могли прокормить проходящие через них войска, но долговременное пребывание армий союзников к востоку от Эльбы было бы сопряжено с неизбежными трудностями и препятствовало мобилизации ресурсов Силезии для военной экономики Пруссии.

По-прежнему решительно настроенный Блюхер грезил о том, чтобы направиться в Тюрингию и Франконию для нанесения удара по не успевшим как следует подготовиться основным силам наполеоновской армии. Он знал, что не мог сделать этого своими силами, но его попытки убедить Витгенштейна организовать совместное наступление были безрезультатны. На самом деле даже Блюхер начал сомневаться в разумности подобного шага. Подобно всем главам союзных государств, Блюхер устремлял взоры на Австрию и особенно на Франца I. Как и у них, воспоминания о 1805 г. прочно отпечатались в сознании Блюхера: в тот год планы возможного вмешательства Пруссии в войну были похоронены в результате преждевременной атаки союзников при Аустерлице. Он замечал Витгенштейну, что все вокруг предупреждали его о возможных параллелях между теми событиями и нынешней ситуацией и что, быть может, на этот раз было бы лучше как можно дольше откладывать принятие решения[538]538
  Das Befreiungsjahr 1813. P. 106–107, 62–65.


[Закрыть].

Тем временем Кутузов вместе с основными силами своей армии по-прежнему находился в Калише, к вящему раздражению Пруссии. Фельдмаршал не видел причин к тому, чтобы прерывать отдых своих людей. Заняв Саксонию, он не хотел вести дальнейшее наступление, а рапорты, получаемые им в марте от разведывательной службы, содержали справедливые заключения, что Наполеон еще не готов к нападению. 2 апреля Фридрих Вильгельм прибыл в Калиш и провел смотр русских войск. Гвардейцы, одетые в новую форму, смотрелись роскошно, но король был потрясен малочисленностью сил русских. Пруссаки начинали понимать, как дорого обошлась русским прошлогодняя кампания и сколь большие усилия потребуются от Пруссии для достижения победы. Через пять дней после парада Александр, Кутузов и лейб-гвардия наконец направились в Саксонию.

В пути, во время прохода через Лигниц, батарея русской лейб-гвардии штабс-капитана Жиркевича подверглась еще одной, совсем иной проверке со стороны Фридриха Вильгельма. Вести о том, что король находится в городе и желает приветствовать русские войска, дошли до Жиркевича совсем незадолго до прибытия. Все приготовления русского командира обернулись затем полным замешательством, когда скромный Фридрих Вильгельм неожиданно появился на ступенях ничем не примечательного небольшого дома – первого, мимо которого прошла батарея при въезде в город. Град посыпавшихся команд более или менее придал колонне, въехавшей на узкую улицу, некоторый вид парадного порядка, но охватившее солдат возбуждение перекинулось и на стаи уток, гусей и кур, которые взгромоздились верхом на зарядные ящики и внесли свою долю какофонии в военную музыку. За орудийными лафетами и зарядными ящиками брело стадо овец, телят и коров. Они создали дополнительную сумятицу не только своими криками, но и тем, что также попытались построиться парадным порядком. Замешательство Жиркевича усиливалось и от того, что все эти животные были «позаимствованы» из провинции Силезия, принадлежавшей самому королю; однако Фридрих Вильгельм лишь улыбнулся и сказал русскому военачальнику, что ему отрадно видеть столь приглядные и неунывающие войска. Король мог быть угрюмым, холодным и неучтивым человеком, но в глубине души был порядочен и исполнен благих намерений. Он также говорил и читал по-русски, хотя и не идеально, и ему нравились русские. Жиркевичу повезло, что нелепое поведение находившихся под его началом людей открылось сначала взору Фридриха Вильгельма, а не Александра или великого князя Константина. Последний отнесся бы крайне скептически к непринужденности лейб-гвардии во время парада перед правителем союзного государства[539]539
  Потоцкий П.П. Указ. соч. С. 220–221.


[Закрыть].

Для русских войск марш через Силезию и Саксонию был своего рода приятным времяпрепровождением. Стояла великолепная погода, и русских солдат повсеместно встречали как союзников и освободителей, особенно в Силезии. Хотя поляки также обычно обходились с русскими учтиво, русские офицеры им редко полностью доверяли. Большая часть польского населения была бедной и в лучшие времена, и проход через населенные поляками территории в 1812–1813 гг. не улучшил их положения. Силезия, напротив, была богатой областью, а Саксония – еще богаче. Русские офицеры дивились богатству, убранству домов и образу жизни саксонских крестьян. На светловолосых и полногрудых немецких женщин было приятно смотреть, хотя немецкая «водка» показалась им ужасно разбавленной и слабой. В то же время по мере приближения к Эльбе, они могли видеть по левую руку романтичные лесистые склоны гор, отделявшие Саксонию от Богемии Габсбургов[540]540
  Радожицкий И.Т. Указ. соч. Ч. 2. С. 22–25.


[Закрыть].