Текст книги "Новая философская энциклопедия. Том четвёртый Т—Я"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 84 (всего у книги 126 страниц)

424

ЭКСИЬРИМЬН! «ЭКОНОМИЧЕСКО-ФИЛОСОФСКИЕ РУКОПИСИ 1844 г.» – произведение К. Маркса, написанное в апреле—августе 1844 в Париже (Парижские рукописи). Впервые частично увидели свет на русском языке в Москве в 1927, целиком на немецком языке были опубликованы в 1932 в Москве и в Германии. Полностью на русском языке напечатаны в 1956 в книге «Из ранних произведений» К. Маркса и ф. Энгельса, затем в 1974 в т. 42 собрания Сочинений. Название рукописи, сохранившейся в неполных трех тетрадях, расположение ее частей, их заголовки даны издателями. Маркс предполагал следующий заголовок: «О связи политической экономии с государством, правом, моралью и гражданской жизнью и полемика с гегелевской диалектикой и философией Фейербаха». В работе впервые представлен синтез экономических, философских и коммунистических идей Маркса. Особый акцент сделан на проблеме отчуждения, на том, что продукт труда противостоит труду как сила, независимая от производителя. Экономическое отчуждение выступает как основа всякого отчуждения, в том числе и в сознании. Говоря об отчуждении, Маркс использует термины «Entfremdung» и «Entau?erung». Частная собственность выступает как продукт отчужденного труда и в то же время как основа отчуждения. Борьба пролетариата против частной собственности и есть борьба против отчуждения, за свободу всего человечества. Коммунизм есть положительное упразднение частной собственности, возвращающее человеку его человеческую сущность, преодолевающее разорванность человека. Используя терминологию^. Фейербаха, Маркс говорил о коммунизме как завершенном натурализме, равном гуманизму, и как о завершенном гуманизме, равном натурализму. Коммунизм предстает как решение загадки истории. Проблемы, поставленные К. Марксом в этих рукописях, вызвали острую полемику и многообразные интерпретации. М. Л. Хевеши ЭКСПЕРИМЕНТ (лат. experimentum – проба, опыт) – род опыта, имеющего познавательный, целенаправленно исследовательский, методический характер, который проводится в специально заданных, воспроизводимых условиях путем их контролируемого изменения. Решающее значение в эксперименте имеет исследование испытуемого в «стесненных» (Ф. Бэкон) – предельных, пограничных, критических – состояниях. Эксперимент в строгом – исторически и логически – смысле есть форма исследования, определенная логикой научного познания Нового времени (17—19 вв.). Эксперимент не просто «метод познания», не просто «органон» и архитектоническое начало всей познавательной стратегии новоевропейской науки, но конститутивный момент мышления Нового времени, в соответствии с которым оно в целом может быть названо экспериментирующим мышлением. Не случайно И. Кант понимает замысел своей «Критики чистого разума» как философскую рефлексию экспериментирующего познания и даже как «распространение экспериментального метода на метафизику» {Кант И. Соч. в 6 т., т. 3. М., 1964, с. 88– 91). Новоевропейский разум мыслит экспериментально как в науках о природе, так и в науках о человеке (в психологии, социологии, языкознании и т. д.), даже там, где, кажется, не ставятся эксперименты. «Естественно-научному эксперименту, – замечает М. Хайдеггер, – соответствует в историко-гуманитарных науках критика источников» (Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993, с. 42). Мысль остается экспериментирующей и вне науки (ср. замечание А. Эйнштейна об экспериментальном исследовании человека в романах Ф. Достоевского). Экспериментальный характер новоевропейских наук заключается не в том, что умозрение было поставлено на почву опыта, а в фундаментальном изменении логики умозрения и соответственно смысла и устройства самого опыта. Всякий опыт (лат. experientia; греч. eujteipia) имеет смысл и силу открытия, свидетельства, удостоверения или опровержения только потому, что фрагментарно выявляет определенный образ (строй) мира в целом, предполагаемый (пред-ус– матриваемый, пред-восхищаемый) определенной формой (логикой) конструктивной мысли. Зрение в теоретически ориентированном опыте становится понимающим (умным) зрением, а «умный» (мыслимый) образ целого приобретает зримость. Греческая теоретическая «фисиология» не менее опытна («эмпирична») и не более умозрительна, чем «натуральная философия» И. Ньютона. Они различаются как логикой умозрения, так и характером опытного базиса. «Эйдетической» логике понимания (понять – значит усмотреть сущее в неделимой форме его бытия) и образу аристотелевского космоса полностью соответствует искусство «эйдетического» опыта, т. е. восприятия сущего в его собственном «эйдосе» (идеальной форме). Логике же новоевропейской науки (понять – значит познать, открыть сущностный закон, определяющий возможности существования вещей и явлений) и без-образности бесконечной в себе природы (Бруно—Ньютона) соответствует как раз техника экспериментального исследования: расформирование существующего для проникновения в сущность вещей. Особая логическая культура характеризует и средневековую опытность. Если в Англии 13 в. францисканцы Роберт Грос– сетест и его ученик Роджер Бэкон требуют дополнить схоластическую аргументацию прямым свидетельством опыта, то речь идет никак не об исследовательском эксперименте, а о том, чтобы усмотреть в опыте «внешнего» мира аналог «внутреннего» мистического опыта. Принципы и структуру эксперимента нельзя, т. о., понять вне метафизики, лежащей в основании научно-познающего мышления Нового времени. Основные характеристики экспериментальной стратегии, определяющей место и смысл разных (частных) видов эксперимента (исследовательский, проверочный, демонстрационный, качественный, решающий, модельный, мысленный), могут быть сведены к следующим: 1. Эксперимент исследует изменение состояния наблюдаемого объекта в зависимости от изменяющихся условий его существования, он ищет за природными «субстанциями» схему функциональной зависимости, рассматривая их как примеры действия единого закона, одной «природы». Эксперимент становится методом познания, когда саму природу понимают как метод действия. Начало ревизии аристотелевского (и схоластического) понятия формы в духе экспериментального метода положено в «Новом Органоне» Ф. Бэкона. 2. Изменение условий в эксперименте строится как ряд последовательных приближений к предельному состоянию, как своего рода предельный переход. В эксперименте происходит выход за предметный (опытный) горизонт исходной теории в мир новых (мыслимых) сущностей и одновременно опытное открытие этих сущностей как предельных (парадоксальных) форм опыта. Так, Галилей открывает существование ко– перниканского мира, экспериментируя с предельными формами мира аристотелианского. Сформулированный Н. Бором

425

ЭКСПЛИКАЦИЯ принцип соответствия лишь выявляет эту особенность развития теоретической мысли, которая всегда есть эксперимент над собой. 3. Поскольку в опыте видимое дано вместе с определенным образом видения и понимания, экспериментирование с предметом опыта преобразует и конструктивное воображение субъекта. Открывая новые объекты, эксперимент одновременно открывает на них глаза: создает, изобретает соответствующую им способность видеть. Подобно тому как аристоте– лик Симпличио в «Диалогах» Галилея научается видеть события с «точки зрения» бесконечной Вселенной, физик 20 в. научается видеть события в стереоскопии принципа дополнительности. Эту функцию эксперимента называют сократической (Л. Ольшки). 4. Эксперимент устремлен к пределу, в котором исследуемое явление (напр., падение тела, химическое превращение, жизнь популяции, реактивное поведение) выступает в «чистом виде», изолированно. Преобразующее действие эксперимента направлено к разделению сложной системы взаимодействий с целью выделить, изолировать элементарную связь причина– действие и, далее, – свободное от действий (инерциальное) бытие объекта. Идея предельной изоляции свободного состояния и элементарного взаимодействия определяет эксперимент как процедуру идеализации, как предельный переход к мысленному эксперименту с идеальными объектами (к которым только и относятся утверждения теории). Эксперимент весьма далек от какого бы то ни было натурального наблюдения. Специальными техническими средствами эксперимент создает условия, максимально приближенные к идеальным (абсолютная пустота, абсолютно твердое тело, идеальный газ, силовые линии электромагнитного поля, простой рефлекс, социальный тип, чистая фонема и др.). Вместе с тем он указывает путь «реализации» идеального – реальной интерпретации идеальных (теоретических) событий и причинного объяснения реальных явлений. Всякий реальный эксперимент имеет смысл только в горизонте мысленного эксперимента с идеальными объектами. Точно так же и всякий теоретический конструкт получает смысл реального понятия лишь в качестве идеального проекта реального эксперимента. Мысленный эксперимент в специальном смысле, т. е. принципиально нереализуемый, воображаемый эксперимент (который сыграл столь существенную роль в уяснении смысла квантовой реальности), лишь обнаруживает внутреннюю эксперименталь– ность самого теоретического мышления. 5. Воспроизведение реального события в идеальном пределе предполагает исключительные, искусственно созданные условия эксперимента. Поскольку же идеализация в эксперименте устремлена к выявлению элементарных действий (как причин и как следствий), эксперимент находит опору в технике. В опытной основе экспериментальной физики лежит не наблюдение естественной природы, а исследования полета снарядов, действия инженерных и гидротехнических механизмов, законов теплообмена и т. д. Экспериментальная наука делается в лабораториях. Эксперимент рассматривает технику как форму открытия сущностных законов природы и заранее открывает природу как возможную технику. Экспериментальная техника (метод) однородна с воспроизводимым явлением (предмет), она представляет собой звено, через которое теоретическое открытие становится техническим изобретением, а достижения техники позволяют продвинуться в исследованиях. Фундаментальные исследования являются и наиболее техноемкими (напр., современный ускоритель), и наиболее технически эффективными (ядерная энергия, генная инженерия). 6. Однородность технического средства и исследуемого предмета в эксперименте сказывается в том, что теоретическое открытие сразу же приводит к совершенствованию экспериментальной техники. В экспериментальной установке, построенной на базе теории, последняя утрачивает характер объект– ности, объективной картины мира, она как бы отслаивается от мира, приобретает форму инструмента исследования, направленного на мир. Она совершенствует орудийную оснащенность экспериментатора, т. е. субъекта познания. В форме эксперимента теоретическое знание вновь выталкивает мир из его «объективной» картины как непознанный и бесконечный в себе предмет. 7. Неклассическая физика 20 в. (релятивистская и квантовая механика) обнаруживает внутренние фаницы эксперимента как метода познания. Принципы наблюдаемости, неопределенности, дополнительности фиксируют неустранимое участие познавательного действия в определении бытия познаваемого «объекта» (т. е. его не-объектность). Намечается существенно новое понятие бытия – бытие-событие, бытие-возможность (онтология виртуальности), новая идея разума, архитектонически отличного от разума объективно познающего, и соответственно новое, неэкспериментальное понимание опыта. Лит.: Бэкон Ф. Новый Органон, пер. С. Красилыцикова. Л., 1935; Галилей Г. Избр. труды в 2 т. М., 1964; Мах Э. Механика. СПб., 1909; Ольшки Л. История научной литературы на новых языках, т. 3. М., 1933; Гук Р. Общая схема, или идея, настоящего состояния естественной философии.– В кн.: Научное наследство, т. 1. М– Л., 1948; Борн М. Эксперимент и теория в физике.– В кн.: Он же. Физика в жизни моего поколения. М., 1963; Дынин Б. С. Метод и теория. М., 1968; Биб– лер В. С. Творческое мышление как предмет логики (проблемы и перспективы).– В кн.: Научное творчество. М., 1969; Он же. Кант – Галилей – Кант. М., 1991; Макаревичюс К. Место мысленного эксперимента в познании. М., 1971; Налимов В. В. Теория эксперимента. М., 91\АхутинА. В. История принципов физического эксперимента: от Античности до XVII в. М., 1976; Он же. Понятие «природа» в Античности и в Новое время. М., 1988; Вовк С. Н. Математический эксперимент и научное познание. К., 1984; Dingier H. Das Experiment, sein Wesen und seine Geschichte. Munch., 1928; Mittelstrass J. Die Moglichkeit von Wissenschaft. Fr./M., 1974. A. B. AxymuH ЭКСПЛИКАЦИЯ (лат. explicatio – объяснение, развертывание) – в широком смысле разъяснение, уточнение позиции, понятия, значения слова. В более узком и точном смысле, сформулированном Р. Карнапом в его концепции логической семантики, – замещение представления обыденного сознания точным научным понятием. Экспликация обычно выступает как разработка исходных научных понятий в процессе формирования первоначальных концептуальных структур – типологий, первичных объяснительных схем и т. д., при использовании смыслового содержания обыденного сознания. Экспликация в этом смысле выступает как исходная для всякого теоретического сознания процедура рефлексии над смыслом и значением представлений обыденного сознания, предполагающая концептуально-теоретический ответ на вопрос: «Что это такое?» В философии этот вопрос звучит так: что такое знание, что такое истина, бытие, добро, зло и т. д.; в физике – что такое сила, или скорость, или газ; в биологии – что такое жизнь; в социальных науках – что такое общество, социальная структура; и т. п. Именно такого рода вопросы своим собеседникам, представлявшим позицию обыденного сознания,

426

ЭКСТЕНСИОНАЛЬНОЕlb задавал Сократ в диалогах Платона, формулируя отправную рефлексивно-рациональную установку теоретического сознания (напр., известный вопрос о природе прекрасного в диалоге Платона «Гиппий Большой»). Специфика процедуры экспликации по сравнению с формированием вообще конструктов в науке состоит в том, что, преодолевая нерефлексивность позиции обыденного сознания по отношению к эксплицируемому понятию, рационально-теоретическое сознание в то же время считается с обыденным смыслом и стремится не столько отбросить его, сколько увидеть за его многозначностью и символичностью реальную проблему, которая должна быть решена собственными средствами рационально-теоретического сознания. Т. о., в ситуации экспликации дотеоретическое или внетеоретическое сознание задает рамки, «краевые условия» той проблемной ситуации, в которой движется рационально-теоретическое сознание. В известном смысле всю его конструктивную работу как в философии, так и в научных дисциплинах можно представить как некую многоплановую и многослойную экспликацию исходных познавательных смыслов. В. С Швырев ЭКСТАЗ (от греч. екотаац – смещение, перемещение, исступление, восторг) – термин древнегреческой философии, заимствованный из области религиозных мистерий; выход человека из рамок вещественно-психической данности. Различались гнетущий, болезненный экстаз («гибрис», страсть, опьянение) и «облегчающий» экстаз (в котором человек приобщается к трансцендентной «истине» бытия). Плотин употребляет слово «экстаз» при описании сверхумного созерцания, когда душа, отбросив все чувственное и интеллектуальное, возвышается над сферой бытия-ума (нуса) и в некоем восторге и воодушевлении непосредственно соприкасается со сверхбытийным единым («Эннеады» ГУ 9, 11, 23). Экстаз предполагает предварительное очищение души (катарсис), прошедшей все этапы добродетельной жизни и возвысившейся над «хороводом добродетелей» (VI 9, 11, 17). Пло– тиновское понимание экстаза было воспринято последующими неоплатониками (Порфирий, Прокл), а также патристикой (Псевдо-Дионисий Ареопагит, Августин). Однако для ортодоксальной христианской мистики «обожение» верующего в миг экстаза остается лишь виртуальным («энергийным»); идея сущностного единения с богом обычно решительно отвергалась (ср. осуждение катаров и богомилов, Иоанна Скота Эриугены, Экхарта). В Новое время понятие экстаза постепенно утрачивает религиозный смысл. Романтики понимают экстаз как поэтический восторг, Ницше связывает его со стихийным, оргиастически– иррациональным началом в человеческой душе и культуре (см. Аполлоническое и дионисийское). Наконец, в экзистенциализме «экзистенция» трактуется как экстаз, исступление из лож– нодостоверного существования Man в напряженную безос– новность, которая хотя и не обеспечивает обретения высшей истины, однако является главным условием ее достижения. В. В. Бибихин, Ю. А. Шичалин ЭКСТАЗ – доходящее до исступления состояние восхищения или восторга, если рассматривать его чисто этимологически. Хотя и можно говорить в делом об экстатических практиках и состояниях, известных с момента зарождения культуры и связанных поначалу с ритуалом, а позднее – с религиозным откровением, однако как понятие «экстаз» принадлежит уже нашему времени, ибо из способа существования – ограниченного определенными нормативными рамками (экстатические практики в качестве локальных зон самой культуры) – он переводится в разряд категории и шире – языка, на котором формулируются новейшие проблемы. Так, для современного французского мыслителя Ж. Батая экстаз становится синонимом «внутреннего», или «вне-рассудительного», опыта, такого, при котором самость, утрачивая объект восхищенного созерцания, постигает собственные пределы. Это растворение контуров самости, обретение «я» принципиально иного порядка приравнивается им к ситуации «незнания». Экстаз связывается Батаем в первую очередь с эротическим желанием, которое, понимаемое как преодоление отдельным человеком своей «прерывности», или оторванности от других, в конечном итоге неотделимо от смерти. Возвращаясь к самим основам функционирования культуры, философ показывает, что она держится не только системой запретов, но и, казалось бы, совершенно посторонней им «трансгрессией», которая на деле лишь завершает их. В интерпретации С. Эйзенштейна экстаз превращается в эстетический принцип построения кинокартины. Исследуя проявления пафоса как своеобразной композиционной структуры в различных видах искусств (живопись, литература, кинематограф и др.), а также мистические техники Игнатия Лой– олы, Эйзенштейн фиксирует свое внимание на безобразном состоянии сознания, когда, свободное от каких-либо понятий, образов и представлений, оно погружено в сферу «чистого» аффекта. Этому состоянию сознания и должен соответствовать новый кинематограф, который, наподобие офортов позднего Пиранези, покадрово и в целом складывается из столкновений пространств «разной качественной интенсивности и глубины». Фактически речь идет о том, чтобы полностью завладеть зрительским вниманием, в основе чего лежит формализованная схема «эк-стазиса». Добиваясь подобного выхода зрителя из себя, иначе говоря «из состояния», Эйзенштейн стремится захватить образующуюся «пустоту», атакуя ее серией нарастающих по интенсивности кинообра– зов. Следовательно, экстаз оказывается и своеобразным проектом формирования самой зрительской аудитории, готовой к восприятию по-новому отснятых фильмов. Для Эйзенштейна как режиссера теория пафоса накрепко соединена с его кинематографическим экспериментом. Такому пониманию экстаза близок и «театр жестокости» Ан– тонена Арго, пытающийся восстановить в правах «вещественный смысл» аффективности («магические трансы») в противовес тотальному господству в европейском театре слова. Лит.: АртоА. Театр и его двойник. М., 1993; БатайЖ. Внутренний опыт. СПб., 1997; Эйзенштейн С. Неравнодушная природа.– В кн.: Избр. произведения в 6 т., т. 3. М., 1964; Bataille G. L'Erotisme. P., 1957. E. В. Петровская ЭКСТЕНСИОНАЛЬНОСТЬ (отлат. extensio – протяжение, расширение) – заменяемость равных (синонимичных) выражений применительно к контекстам и языкам. Контексты, удовлетворяющие правилам замены равных, названы экстенсиональными; так же названы и языки, все контексты которых экстенсиональны. В противном случае говорят о неэкстенсиональности (или интенсиональности) языков и контекстов. Экстенсиональность не является абсолютным лингвистическим свойством, а предполагает ту или иную абстракцию отождествления языковых выражений, материализованную в соответствующих правилах замены равных. Если определяемое правилами равенство является внутренней характеристикой

427

экстенсиональный контекст языка (независимой от внеязыковых фактов), то замена равных не имеет ограничений и допустима в любых контекстах. Таковы, в частности, графическое равенство выражений или синтаксическая синонимия, по отношению к которым каждый язык экстенсионален. Если же понятие о равном вводится с учетом подразумеваемой (хотя, быть может, и произвольной) модели как референциальная эквивалентность, то экстенсиональность сохраняется не для всех контекстов. Ограничения на применение правила замены равных в этом случае возникают оттого, что референция, являясь функцией смысла, может измениться в результате замены равных по предметному значению, но неравных по смыслу. Поэтому к экстенсиональным естественно относить лишь такие контексты, в которых смысл не управляет референцией, а к интенсиональным, – напротив, такие, в которых референция управляет смыслом. В число последних включают обычно некоторые модальные и все эпистемические контексты, контексты мнения, а также прямую и косвенную речь; в число первых – все контексты, лишенные какой-либо «личностной окраски». Хотя экстенсиональность придает языку некоторые преимущества исчисления (и изящество симметрии истинностных значений его выражений относительно преобразований синонимии), экстенсиональные языки, конечно, по своим выразительным возможностям беднее интенсиональных, т. к. в них абстрагируются от психологических и прагматических аспектов сообщений. Лит.: Карнап Р. Значение и необходимость, пер. с англ. М., 1959; ТондлЛ. Проблемы семантики, пер. с чеш. М., 1975; Фреге Г. Смысл и денотат, пер. с нем.– В кн.: Семиотика и информатика. М., 1977, вып. 8; Крипке С. Загадка контекстов мнения, пер. с англ.– В кн.: Новое в зарубежной лингвистике. М., 1986, вып. 18; Рассел Б. Исследование значения и истины, пер. с англ. М., 1999. M. M. Новосёлов ЭКСТЕНСИОНАЛЬНЫЙ КОНТЕКСТ – см. Интенсиональная логика. ЭКУМЕНИЗМ, экуменическое движение (от греч. cnfcouuivn – обитаемая земля, вселенная) – движение за сближение и объединение различных христианских церквей (конфессий), один из механизмов межхристианских отношений. Цель современного экуменизма – межконфессиональное общение, единение и сотрудничество для выработки совместных принципов и действий, «служение единству человечества». Проблемы христианского единства связываются в движении с решением общечеловеческих проблем. Существуют противоречивые подходы к оценке экуменической деятельности (от принятия до резкого отрицания). На экуменическом движении сказываются сложные, противоречивые процессы, происходящие в мире: всемирное развитие хозяйства и политическая напряженность, нивелировка и одновременно взаимное отчуждение отдельных культур, глобализация проблем, от которых зависит судьба человека и т. д. Все это отражается в религиозной жизни: с одной стороны, активизируются процессы обособления, дифференциации (появление новых религиозных направлений и национальных церквей), с другой – объединения, интеграции. В последнее время экуменизм все чаще рассматривается как способ поиска синтеза различных культур, в т. ч. религиозной и светской. Экуменизм проявляется в различных формах. Прежде всего это движение за объединение христианских конфессий (1-й уровень), которое координирует Всемирный совет церквей (ВСЦ), созданный в 1948 в результате слияния трех протестантских движений: «Вера и порядок», «Жизнь и деятельность» и «Международный миссионерский совет». В Совет вошли Русская Православная церковь, Грузинская Православная церковь, Армянская апостольская церковь и др. церкви и объединения. 2-й уровень – деятельность международных протестантских организаций (Всемирная лютеранская федерация, Всемирный баптистский союз и др.), а также взаимные контакты автокефальных православных церквей. 3-й уровень – деятельность религиозных объединений в масштабах региона, целого ряда стран (Всеафриканская конференция церквей и др.). 4-й уровень – деятельность религиозных объединений в масштабах одной страны, типа «национальных советов церквей» (напр., Национальный совет церквей Христа в США). В экуменическую деятельность активно включился Ватикан. II Ватиканским собором (1962—65) был принят «Декрет об экуменизме». Представители Ватикана присутствуют в качестве наблюдателей на многих форумах ВСЦ. Христианский экуменизм испытывает также на себе воздействие процессов интеграции и дифференциации, происходящих в нехристианских конфессиях (деятельность Всемирного братства буддистов, Всемирного исламского конгресса и др.). Наиболее активную роль в экуменизме продолжает играть ВСЦ, членами которого в 1990-х гг. состояло свыше 300 религиозных объединений. Хотя внутри ВСЦ сохраняются определенные противоречия (различия в протестантских и православных традициях, внутрипротестантские разногласия, неодинаковые социально-политические ориентации), его руководство отстаивает свое понимание глобальных проблем и предлагаемых путей их решения. Оно сформулировано в программе ВСЦ «Справедливость, мир и целостность творения», где представлен вариант глобальной этики, основанный на библейском понимании целостности сотворенного мира, аксиологической оценке его сегментов и ответственности за их состояние. Многие экуменические организации участвуют в различных акциях гуманистического характера, что, несомненно, способствует становлению нового «планетарного сознания», сближению и взаимозависимости культур в современном мире. Лит.: Проблемы экуменизма и миссионерской практики. Сб. научных трудов. М, 1996; A History of the Ecumenical movement, ed. by R. Rouse, S. Nell, vol. 1. L., 1967; The Ecumenical advance. A History of the Ecumenical movement, ed. by H. Fey, vol. 2 (1948—68). L., 1970. Ю. В. Крянев ЭКХАРТ (Eckhart), Мейстер Экхарт Иоганн (ок. 1260, Хох– хайм, близ Готы – конец 1327 – начало 1328, Авиньон) – немецкий теолог, проповедник, мистик; монах-доминиканец. Около 1277 учился в Париже, позднее изучал в Кёльне у Альберта Великого теологию. В 1293—94 читал лекции в Сорбонне, комментировал «Сентенции» Петра Ломбардского, впоследствии – приор Эрфурта и викарий Тюрингии. В 1302—03 вновь преподавал в Париже как magister actu regens (отсюда прозвище «Мейстер»). В 1311—13 – в Париже, затем в Страсбурге, с 1323 руководил «Studium Generale» доминиканцев в Кёльне; проповедовал по-немецки. В 1326 кёльнский архиепископ назначает комиссию для проверки правоверности воззрений Экхарта, через год материалы направляются в Авиньон; туда же, чтобы защитить себя, едет Экхарт. В «Оправдательной речи» он отвечает на примерно 80 вьщвинутых против него обвинений. В 1329, после его смерти, папа Иоанн XXII объявляет еретическими 28 его высказываний, добавляя, что перед

428

ЭЛЕЙСКАЯ ШКОЛА смертью Экхарт подчинился этому приговору и отказался от еретических мыслей. Наибольшую известность Экхарту принесла его богословская и проповедническая деятельность. Главное его произведение на латинском языке «Трехчастный труд» (Opus Tripartitum, издан в 1924). Бог есть абсолютное бытие, а творение либо идентично с божественным бытием, либо есть «чистое ничто» (purum nihil). Поскольку вне Бога бытия нет, а образы мира не находятся в отношении подобия к Богу, необходима отрешенность и последовательное освобождение от всего, созданного в пространстве и времени: быть «пустым» (или «нищим») значит быть «полным Бога». Сложились две традиции толкования этих воззрений Экхарта. Первая, воспринимающая Экхарта как мистика, видит в нем продолжателя традиции неоплатонизма, в «отрешенности» (Abgeschiedenheit) его воспроизводится негативное отношение неоплатонизма к чувственному и материальному миру. Оставление душой самой себя («смерть души»), своей тварности есть одновременно отказ от созданного человеком образа Бога и тем самым – освобождение самого Бога. Экхарт различает «Бога» и «Божество» (Gottheit), которые так же несхожи, «как небо и земля» (Духовные проповеди и рассуждения. М., 1991, с. 29—30). Единство с Богом возможно только там, где царят единство и простота (нищета духом и «отрешенность»). Сторонники второго подхода (К. Флаш, Б. Мойзиш и др.) считают термин «мистика» неадекватным для характеристики Экхарта, отмечая, что у него нет речи о переживании «эк– стазов», «видений», «особых состояний» и способов «единения с Богом»; Экхарт рассматривается как один из (наряду с Бертольдом Моозбургским иДитрихом Фрейбергским) представителей аристотелевской традиции понимания ума-иусв (интеллекта). Экхарт отождествляет Бога с разумом-интеллектом: «Бог есть разум и разумное познание... есть основа Его бытия» (Lateinische Wferke, Bd. V, S. 40). В парижский период деятельности (1302—03) он заявляет, что более не придерживается мнения, будто Бог познает, потому что существует. Наоборот: «Бог есть, потому что познает». Утверждая, т. о., приоритет разума по отношению к любому бытию (в т. ч. бытию Бога), Экхарт освобождает разум от всего, что ограничивает его абсолютность: поскольку разум есть не соотнесенное ни с чем «не-бытие», то в своей абсолютной отделенно– сти (Geschiedenheit) от любого бытия он может познавать все бытийное и служить ему основой. «Интеллект как интеллект» всегда един и различается только как «божественный» (intellectus agens) и «человеческий» (intellectus possibilis), так что причастность Богу дана уже онтологически. Единение человеческого интеллекта с божественным предполагает «смерть души» и «отрешенность», которые могут быть истолкованы и как требование свободы божественного ума-интеллекта. В 1267 проповедникам Доминиканского ордена было вменено в обязанность заниматься духовным воспитанием слушательниц женских монастырей: это потребовало перехода с латинского языка на немецкий. Проповеди Экхарта на немецком языке сыграли видную роль в становлении немецкой богословской и философской терминологии. Учениками Экхарта были Таулер, Сузо, он оказал влияние на Николая Кузанского. К идеям Экхарта обращались представители русской религиозной философии (В. С. Соловьев, С. Н, Булгаков, К А. Бердяев, С Л. Франк). Соч.: Die Deutschen und die Lateinischen Werke: Die Deutschen Werke, Bd. I—III, V, hrsg. v. J. Quint. Stuttg., 1958—76; Die Lateinischen Werke, Bd. I, IV. Stuttg., 1956; Meister Eckhart und seine Junger. В., 1972; Проповеди и рассуждения. M., 1912; Книга Божественного утешения.– «Диалог. Карнавал. Хронотоп». М., 1998, № 2; О человеке высокого рода.– Там же, № 3; Речи и наставления.– Там же, № 4. Лит.: Haas А. М. Geistliches Mittelalter. Freiburg (Schweiz), 1984; Moj– sisch В. Meister Eckhart. Hamo., 1983. И. А. Михайлов ЭЛЕЙСКАЯ ШКОЛА – одна из основных раннегречес– ких философских школ (кон. 6 – 1-я пол. 5 в. до н. э.); традиция метафизического монизма, объединяющая Пармени– да, Зенона Элейского и Мелисса (принадлежность Ксенофа– на к Элейской школе сомнительна, хотя его монотеистическая теология могла оказать влияние на монизм Парменида). Сложилась на Западе, в фокейской колонии Элея на тирренском берегу Италии. Эпистемология Элейской школы отмечена последовательным рационализмом и панлогизмом, онтология – строгим монизмом, известным в древности как учение о iv mi tkxv (букв. – «одно и все» или «едино-целое»). Непроходимая пропасть между чувственным и умопостигаемым выражается в жестком противопоставлении мнения (докса), основанного на чувственных «явлениях», «истине», или «знанию», основанному исключительно на разуме-нусе и проверяемому логическим рассуждением. Все рациональное реально; все иррациональное (противоречивое) ирреально; законы бытия и законы мышления тождественны. Основной аргумент Элейской школы: если нечто есть, то оно должно обладать такими-то свойствами (одно, непрерывно, вечно и т. д.), выводимыми из самого понятия бытия (и семантики глагола «быть»). Однако явления чувственного опыта, принимаемые обыденным сознанием за вещи («сущие»), не обладают этими свойствами. Следовательно, о них нельзя сказать, что они «есть»: они появляются и исчезают, перемещаются, меняют цвет и температуру, но не «есть». Но нечто по необходимости должно «быть», т. к. в противном случае мышление (voeiv) было бы невозможно: нельзя помыслить «то, чего нет». А поскольку есть то, что есть, то оно тождественно самому себе, следовательно, не различно, следовательно, одно. И это «одно» есть «все», т. е. предметный и независимый от нашего субъективного восприятия Универсум (то raxv): абсолютно однородный неделимый континуум, исключающий всякое дробление на части, всякую пространственную и временную множественность, и притом – универсум «полный» (т. е. лишенный всякой «пустоты», отождествляемой с «тем, чего нет») и объемлющий «сразу всю» целокупность бытия в вечном «теперь» и в границах идеальной сферы (у Парменида). Это интегральное целое бытия (ср. неделимую пифагорейскую единицу-монаду) дробится чувственным восприятием на множество псев– дообъектов, которым присваиваются условные «имена»: так порождается конвенциональный мир множества и движения, роста и убыли, жизни и смерти и т. д. Вера в реальность множества вещей – результат логической ошибки, допущения, что наряду с «тем, что есть», есть и «то, чего нет», т. е. провалы в бытии, делающие его дискретным, а также допущение, что об одном и том же субъекте (сущем) могут сказываться контрарные предикаты (физические противоположности). Стоит сорвать с «сущего» ярлыки «имен», как иллюзорный мир множества растворится в недифференцированной «глыбе» бытия. Насмешки здравого смысла над монизмом Парменида были встречены Зеноном Элейским, взявшимся показать в своих апориях, что допущение существования множества приводит