Текст книги "Новая философская энциклопедия. Том четвёртый Т—Я"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 126 страниц)

341

.. TT Л П Л у Л Г^АЪЛГ1ЛТА. средоточено на противоречиях технического прогресса (романы «Фабрика абсолюта» (Tovarna па absolution, 1922), «Кра– катит» (Krakatit, 1924)). Отвергая борьбу и насилие, Чапек утверждает, что любые попытки переустройства общества приведут к еще более печальным результатам. Противоречием между ощущением необходимости перемен и страхом перед ними проникнуто все его творчество. Сборники «Рассказы из одного кармана» и «Рассказы из другого кармана» (1923) несут в себе отголоски релятивистских нравственных представлений. В 1930-е гг. Чапек пытается найти опору в разуме, защищая его от гегемонии иррационального, выступая против культа подсознательного (романы «Гордубал» – Hordubal, 1932, «Метеор» – Povetron, 1934 и «Обыкновенная жизнь» – Obycejny zivot, 1934). Писатель активно участвует в философских дискуссиях тех лет: на конгрессах в Праге (1934), Ницце (1936), Будапеште (1937), заседаниях ПЕН-клуба в Париже (1937), отстаивает идею универсальной философии и свободы критики, призывает народы к объединению против фашизма. Роман-памфлет «Война с саламандрами» (Valka z mloky, 1935) – вершина творчества Чапека и шедевр европейской антифашистской литературы. Лит.: Бернштейн И. А. Карел Чапек. Творческий путь. М., 1969; Никольский С. В. Карел Чапек – фантаст и сатирик. М., 1973; Малевич О. М. Карел Чапек: критико-биографический очерк. М., 1989. M. H. Архипова «ЧАРАКА-САМХИТА» (санскр. «Carakasamhita») – трактат по медицине (аюрведа), начальные истоки которой восходят еще к магическим представлениям и практике ведийской эпохи. Ядро «Чарака-самхиты», приписываемой лейб– медику при дворе кушанского царя Канишки – Чараке, последователю североиндийской медицинской школы Таксилы (французский индолог Ж. Фийоза приводил буддийские предания, связанные с таксильской медицинской традицией), основавшему затем свою школу, сложилось, вероятно, ок. 2 в. Чарака рассматривает свое произведение как переработку наследия его предшественника Агнивеши. В 8—9 вв. текст был отредактирован и дописан кашмирцем Дридхабалой. Текст «Чарака-самхиты» представляет собой обширный свод текстов, написанных на классическом санскрите прозой с мнемоническими стихами, в восьми книгах (стхана), которые делятся на главы. Книга I – пролегомены к изложению конкретных предметов медицинской науки. Во введении рассматривается сама «наука долгожительства» (значение слова «аюр– веда»), в первой четверице глав – правила гигиены, затем четыре основания терапии, понятие болезни и ее четыре модуса (в контексте исцелимости), цели человеческой жизни как таковые, функционирование в теле космических элементов, диететика и ряд других тем. По наблюдению немецкого индолога А. Вецлера, предлагаемая здесь квадрилемма «болезнь – ее причина – терапия – средства терапии» воспроизводит четыре благородные истины в буддизме – о страдании, его причине, его устранении и средствах последнего. В книге II исследуются причины основных болезней: лихорадки, опухолей, болезней крови, мочевого пузыря, кожных, истощения, помешательства и эпилепсии. Книга III включает главы по процессу обучения медика теории аргументации, применявшейся в дискуссиях медицинских школ, кровеносным сосудам, диагностике и многому другому. Более цельная книга IV учение о человеке, эмбриология, анатомия, акушерство, а также детальный разбор составляющих индивида, при котором с позиций философии санкхъи проводится разграничение проявлений духовного (Пуруша) и материального (Пракрити) первоначал. Книга V посвящена органам чувств (индрии) в связи с их заболеваниями – начиная с глухоты и завершая галлюцинациями (болезни ума-манаса, также причисляемого к индриям) и диагностикой; здесь же перечисляются симптомы близкой кончины пациента. Книга VI, посвященная терапии (чикитса), наиболее объемная вследствие детального рассмотрения стратегии лечения всех основных болезней, перечисленных во второй книге. В фармакологической книге VII описываются отвары лечебных растений, лекарства, приготовленные из различных веществ. Книга VIII практически воспроизводит содержание предыдущих; в ней наиболее подробно расписано приготовление жидких лекарств. Чарака систематизирует представления ведийской эпохи о целительных функциях богов, предписывая помимо лекарств и соответствующие мантры. Обращение к дуалистической доктрине санкхьи позволяет понять его заботу о духовном начале: следует более всего опасаться грез, во время которых оно может покинуть тело. Французский исследователь Ж. Варенн правомерно говорит о гиппократовском характере отраженной в «Чарака-самхите» этики. Книга III содержит описание религиозной церемонии окончания учебы: будущий врач обещает хранить в тайне профессиональные секреты, трудиться только ради пациентов, не разглашать их болезней, не участвовать в приготовлении ядов (даже если ему повелит это царь) и быть по жизни образцом для других. Значительный интерес представляет помещенный в текст учебник по теории аргументации (III, 8, § 27—63), состоящий из теоретической части (половина включенных в нее топи– ков пересекается с категориями ньяи) и практических рекомендаций профессиональному диспутанту (среди которых нередки примеры «полемического макиавеллизма»). Параграф «Науки диспута» позволяет реконструировать начальные стадии теории аргументации найяиков (другие топики в нем заимствованы из категориальной системы вайшешики), в частности разработку семичленного силлогизма (см. Аваява) – к пяти членам добавляются обоснования тезиса пропонента и антитезиса оппонента, – в котором можно видеть попытку дальнейшей риторизации индийской логики, в известной мере преодоленной в «Ньяя-сутрах», составитель которой «догматизировал» начальную, пятичленную форму силлогистического умозаключения. Изд.: The Charakasamhita of Agnivesa Revised by Charaka and Drid– habala, ed. by Sahitya' Ayurvedacharya Pandit Taradatta Patna, pt. I. Benares, 1937. Лит.: Бонгард-Левин Г. М. Древнеиндийская цивилизация. M., 1993; Шохин В. К. Первые философы Индии. М., 1997. В. К. Шохин ЧАР ВАКА (санскр. carvaka) – материалистическая система индийской философии, которую по традиции возводят к мудрецу Брихаспати. Возможно, это и имеет какие-то основания, ибо в «Артхашастре» с этим именем соотносится школа, отрицающая (в отличие от других) за Тремя Ведами статус дисциплины знания, т. к., по мнению ее представителей, учение о них «для знающего житейский обиход только оболочка» (1.2). Начальные корни чарваки – материалистические учения шраманской эпохи (см. Аджита Кесакамбали). В классический период индийской философии чарвака отождествляется с lokayata (о причинах этой идентификации см. Лока– ятики). Собственные тексты чарваки до нас не дошли: надежды возлагались на трактат Джаярши «Таттвопаплавасин-

342

II А гГуТТТ1^Г»гГ1Л 1^ A xa» (7 в.), который оказался все же скорее скептическим, чем материалистическим. Основные источники по чарваке – посвященные ей главы компендиумов, излагавших основоположения всех систем своего времени: джайнская «Шаддарша– на-самуччая» (гл. 7), ведантийские «Сарвадаршанасиддханта– санграха» (гл. 1) и «Сарвадаршанасанграха» (гл. 1). Воззрения чарваки отличались цельностью, но не сложностью. Единственный достоверный источник знания – чувственное восприятие (на умозаключение полагаться не следует). Индивид есть единство четырех материальных элементов (земля, вода, огонь, ветер), которые, соединившись особым образом, производят сознание, подобно тому как из некоторых ингредиентов образуется алкогольный напиток (принципиальный недостаток этой аналогии в том, что указанные ингредиенты уже составляются носителем разума). Из этого следует, что сознание исчезает после разрушения тела, а потому единственная цель существования – земные радости, воздаяния за дела – выдумка, религиозные обряды – эксплуатация предрассудков, а священные тексты – средство обогащения жрецов. В. К. Шохин ЧАСТЬ И ЦЕЛОЕ – философские категории, выражающие отношение между некоторой совокупностью предметов и отдельными предметами, образующими эту совокупность. Понятия части и целого присутствовали в философии с самого начала ее возникновения. Одно из первых определений целого принадлежит Аристотелю: «Целым называется (1) то, у чего не отсутствует ни одна из тех частей, состоя из которых оно именуется целым от природы, а также (2) то, что так объемлет объемлемые им вещи, что последние образуют нечто одно» (Метафизика, 1023 в25). Категории части и целого определяются посредством друг друга: часть – это элемент некоторого целого; целое – то, что состоит из частей. В каком отношении находятся целое и его части? В философии эта проблема формулировалась в самом общем виде: что является более фундаментальным, исходным, важным – целое или его части? Ее решения постепенно оформились в виде двух альтернативных позиций, противоположные исходные принципы которых образовали так называемые «антиномии целостности». Важнейшие из этих антиномий таковы: 1) тезис: целое есть не более чем сумма своих частей; антитезис: целое есть нечто большее, чем сумма его частей; 2) тезис: целое познается через знание его частей; антитезис: знание целого предшествует познанию его частей; 3) тезис: части предшествуют целому; антитезис: целое предшествует своим частям. Философская позиция, сводящая целое к его частям и рассматривающая свойства целого только как сумму свойств его частей, получила наименование меризма (от греч. «те– ros» – часть). Противоположная позиция, подчеркивающая несводимость целого к его частям, обретение целым новых свойств по сравнению с его частями, называется холизмом (от греч. «holos» – целый). Представители как той, так и другой позиции приводили немало примеров, подтверждающих обоснованность их исходных принципов суммированием свойств входящих в них предметов. В физике и биологии выражением этой позиции явились механицизм и редукционизм. Холистическая позиция проявилась в теории эмерджентной эволюции, в витализме, в гешталыпсихологии. В истории философии и познания практически все мыслители склонялись либо к меризму, либо к холизму, причем порой один и тот же мыслитель при решении одних вопросов отдавал предпочтение меризму, а при решении других – холизму. Платон и средневековые схоласты склонны были подчеркивать примат целого по отношению к его частям. Английские эмпирики 17—18 вв. и представители французского Просвещения под влиянием успехов ньютоновской механики полагали, что всякое целое может быть без остатка разложено на составные части и познание этих частей полностью раскрывает природу любой целостности. Немецкая классическая философия (напр., Шеллинг и Гегель) разработала идею о различии между органичной (способной к саморазвитию) и неорганичной целостностью. В современной науке соотношение части и целого получило более точную разработку в системном подходе. Выделяют т. н. «суммативные» и «интегративные» системы. К суммативным системам относят такие совокупности элементов, свойства которых почти целиком исчерпываются свойствами входящих в них элементов и которые лишь количественно превосходят свои элементы, не отличаясь от них качественно. Вхождение какого-либо элемента в такую совокупность ничего или почти ничего ему не добавляет, связи между элементами в таких системах являются чисто внешними и случайными. Интегративные системы можно назвать органично целым. Такие целокупности предметов отличаются следующими особенностями: 1) они приобретают некоторые новые свойства по сравнению с входящими в них предметами, т. е. свойства, принадлежащие именно совокупности как целому, а не ее отдельным частям; 2) связи между их элементами имеют законосообразный характер; 3) они придают своим элементам такие свойства, которыми элементы не обладают вне системы. Именно такие системы представляют собой подлинные целостности, а их элементы являются их подлинными частями. Л. JI. Никифоров ЧАТУШКОТИКА (санскр. catuskotika – четырехвершин– ная) – обозначение тетралеммы в индийской философии. Чатушкотика восходит к шраманскому периоду, эпохе Будды, но буддисты не были ее изобретателями (как полагали многие индологи), а лишь утилизовали ее. Так, среди брахманов и шраманов, обсуждавших границы вселенной, некоторые отвергали три трактовки, по которым она безгранична, ограничена, безгранична и ограничена одновременно, и предложили четвертую – что она ни та, ни другая (Дигха-никая 1.23– 24). Философы-паривраджаки, которые сформулировали набор основных мировоззренческих топиков, предлагали своим собеседникам выбор из тетралеммного решения проблем вечности мира, его бесконечности, идентичности или различия души и тела, существования рожденных сверхъестественным образом существ и существования или несуществования «совершенного» после смерти (Маджджхима-никая 1.230—233 и т. д.). Их современники, выразительно названные буддистами «скользкими угрями» (см. Амаравиккхепики), одним из которых был Санджая Белаттхипутта, предложили модель «ан– титетралеммы» – отрицания всех четырех возможностей решения этих проблем. Очевидное продолжение этой диалектической модели обнаруживается в знаменитом «молчании Будды» в ответ на те же вопросы. Виднейшим преемником шраманских философов и Будды был Нагарджуна, основное сочинение которого «Муламадхьямака-карика» открывается отвержением четырех возможностей происхождения вещей – от себя, от чего-то другого, от того и другого вместе и ни от себя, ни от другого (1.1), тогда как в одной из последних глав

343

игтт/лпп/– отрицается предикация существования, несуществования, того и другого вместе и ни того, ни другого по отношению к нирване (XXV.4—16). После Нагарджуны чатушкотика в ее «отрицательном» варианте стала широко применяться в полемике классических систем-даршан. В. К. Шохин ЧЕЛОВЕК – существо, наиболее известное самому себе в своей эмпирической фактичности и наиболее трудно уловимое в своей сущности. Способ бытия человека во Вселенной столь уникален, а его структура составлена из столь разнородных и противоречивых элементов, что это служит почти непреодолимой преградой на пути выработки какого-либо краткого, нетривиального и в то же время общепринятого определения таких понятий, как «человек», «природа человека», «сущность человека» и т. п. Можно разграничить по меньшей мере четыре подхода к определению того, что такое человек: 1) человек в естественной систематике животных, 2) человек как сущее, выходящее за рамки живого мира и в известной мере противостоящее ему, 3) человек в смысле «человеческий род» и, наконец, 4) человек как индивид, личность. Как показывает многовековой опыт, возможны по крайней мере три способа ответа на вопрос о том, что такое человек, каковы его отличительные особенности, его differentia specifica. Условно эти способы можно обозначить как 1) дескриптивный, 2) атрибутивный и 3) сущностный. В первом случае исследователи концентрируют внимание на тщательном выделении и описании всех тех морфологических, физиологических, поведенческих и других признаков, которые отличают человека от представителей всех других видов живых организмов, в т. ч. и от ближайших в таксономическом ряду. Этот подход с особой строгостью реализуется именно в естественно-научной («физической») антропологии, где перечисление признаков, отличающих homo sapiens от всех других представителей рода homo, занимает порой несколько страниц и включает в себя все – от формы черепа до морфологии зубов и строения нижних и верхних конечностей. Но иногда как в исследовательских, так и в популяризаторских целях, особенно в работах по общим вопросам антропогенеза, делаются попытки выделения кластерных признаков, таких, как прямохождение, большой объем и сложное строение головного мозга, использование и изготовление орудий труда и защиты, развитая речь и общительность, необычайная пластичность индивидуального поведения и др. Но уже в наше время, столкнувшись с реальной проблемой необходимости регулирования экспериментов с человеком (как в чисто научных, так и в медицинских целях), даже ученые– естественники вынуждены констатировать в качестве признаков, определяющих человека, и такие, как его уникальность во Вселенной, способность мыслить и осуществлять свободный выбор, выносить моральные суждения и тем самым брать ответственность за свои действия. Дескриптивный подход к определению человека, свойственный также и философам, включает, напр., такие признаки, как биологическая неприспособленность человека, неспеци– ализированность его органов для какого-то определенного чисто животного существования; особое анатомическое строение, необычайная пластичность его поведения; способность производить орудия труда, добывать огонь, пользоваться языком. Лишь человек обладает традицией, памятью, высшими эмоциями, способностью думать, утверждать, отрицать, считать, планировать, рисовать, фантазировать. Только он может знать о своей смертности, любить в подлинном смысле этого слова, лгать, обещать, удивляться, молиться, грустить, презирать, быть надменным, зазнаваться, плакать и смеяться, обладать юмором, быть ироничным, играть роль, познавать, опредмечивать свои замыслы и идеи, воспроизводить существующее и создавать нечто новое. При атрибутивном подходе исследователи стараются выйти за рамки чистого описания признаков человека и выделить среди них такой, который был бы главным, определяющим в его отличии от животных, а возможно, и детерминировал бы в конечном счете все остальные. Наиболее известный и широко принятый из таких атрибутов – «разумность», определение как человека мыслящего, разумного (homo sapiens). Другое, не менее известное и популярное атрибутивное определение человека – homo faber – как существа по преимуществу действующего, производящего. Третье, заслуживающее быть отмеченным в этом ряду – понимание человека как существа символического (homo symbolicus), созидающего символы, наиболее важным из которых является слово (Э. Кас– сирер). С помощью слова он может общаться с другими людьми и тем самым делать значительно более эффективными процессы мысленного и практического освоения действительности. Можно отметить еще определение человека как существа общественного, на чем настаивал в свое время Аристотель. Существуют и другие определения, во всех них схвачены, безусловно, какие-то очень важные, сущностные свойства человека, но ни одно из них не оказалось всеохватывающим и в силу этого так и не закрепилось в качестве основания развитой и общепринятой концепции природы человека. Сущностное определение человека – это и есть попытка создания такой концепции. Вся история философской мысли и есть в значительной мере поиск такого определения природы человека и смысла его существования в мире, которое, с одной стороны, полностью согласовывалось бы с эмпирическими данными о свойствах человека, а с другой – высвечивало бы в будущем перспективы его развития. Одна из древнейших интуиции – истолкование человека как своеобразного ключа к разгадке тайн универсума. Эта идея получила отражение в восточной и западной мифологии, в античной философии. Человек на ранних ступенях развития не отделял себя от остальной природы, ощущая свою неразрывную связь со всем органическим миром. Это находит свое выражение в антропоморфизме – бессознательном восприятии космоса и божества как живых существ, подобных самому человеку. В древней мифологии и философии человек выступает как малый мир – микрокосмос, а «большой» мир – как макрокосмос. Представление об их параллелизме и изоморфности – одна из древнейших натурфилософских концепций (космогоническая мифологема «вселенского человека» – пуруша в Ведах, скандинавский Имир в «Эдде», китайский Пань-Гу). Философы античности усматривают уникальность человека в том, что он обладает разумом. В христианстве рождается представление о человеке как созданном по образу и подобию Божьему, обладающем свободой в выборе добра и зла, – о человеке как личности. «Христианство освободило человека от власти космической бесконечности» (Н. А. Бердяев). Возрожденческий идеал человека сопряжен с поиском его своеобразия, с утверждением его самобытной индивидуальности. В европейском сознании возникает идея гуманизма, прославления человека как высшей ценности. Трагизм человеческого существования находит выражение в формуле провозвестника постренессансной эпохи Б. Паскаля «человек – ЧЕЛОВЕК мыслящий тростник». В эпоху Просвещения господствуют представления о неисчерпаемых возможностях независимой и разумной личности. Культ автономного человека – развитие персоналистской линии европейского сознания. В центре немецкой классической философии – проблема свободы человека как духовного существа, 19 век вошел в историю философии как антропологический век. В трудах И. Канта родилась идея создания философской антропологии. Критика панлогизма была сопряжена с изучением биологической природы человека. В романтизме возникло обостренное внимание к тончайшим нюансам человеческих переживаний, осознание неисчерпаемого богатства мира личности. Человек осмысляется не только как мыслящее, но и прежде всего как волящее и чувствующее существо (А. Шопенгауэр, С Кьерке– гор). Ф. Нищие называет человека «еще не установившимся животным». К. Маркс связывает понимание сущности человека с общественно-историческими условиями его функционирования и развития, с его сознательной деятельностью, в ходе которой человек оказывается и предпосылкой, и продуктом истории. По определению Маркса, «сущность человека... в своей действительности есть совокупность всех общественных отношений». Подчеркивая значение общественных связей и характеристик человека, марксисты не отрицают специфических качеств личности, наделенной характером, волей, способностями и страстями, равно как учитывают сложные взаимодействия социальных и биологических факторов. Индивидуальное и историческое развитие человека – процесс присвоения и воспроизведения социокультурного опыта человечества. Марксово понимание человека получило дальнейшую разработку в 20 в. в трудах представителей Франкфуртской школы, отечественных философов. Они раскрыли особенности философско-антропологической концепции Маркса, показав, что для него развитие человека одновременно есть процесс растущего отчуждения: человек становится пленником тех социальных институтов, которые он сам и создал. Русская религиозная философия 19—20 вв. характеризуется персоналистическим пафосом в понимании человека (см.: Бердяев Н. А. О назначении человека. М., 1993). Как «символическое животное» трактует человека неокантианец Касси– рер. Труды М. Шелера, X. Плеснера, А. Гелена кладут начало философской антропологии как специальной дисциплины. Понятие бессознательного определяет понимание человека в психоанализе 3. Фрейда, аналитической психологии К. Г. Юнга. В центре внимания экзистенциализма – вопросы смысла жизни (вина и ответственность, решение и выбор, отношение человека к своему призванию и к смерти). В персонализме личность предстает как фундаментальная онтологическая категория, в структурализме – как отложение в глубинных структурах сознания прошедших веков. В. Брюнинг в работе «Философская антропология. Исторические предпосылки и современное состояние» (1960; см. в кн.: Западная философия. Итоги тысячелетия. Екатеринбург—Бишкек, 1997) выделил основные группы философско-антропологических концепций, созданных за 2,5 тысячи лет существования философской мысли: 1) концепции, ставящие человека (его сущность, природу) в зависимость от наперед заданных объективных порядков – будь то «сущностей» или «норм» (как в традиционных метафизических и религиозных учениях) либо законов «разума» или «природы» (как в рационализме и натурализме); 2) концепции человека как автономной личности, разделенных субъектов (в индивидуализме, персонализме и спиритуализме, в дальнейшем – в философии экзистенциализма); 3) иррационалистические учения о человеке, растворяющие его в конечном счете в бессознательном потоке жизни (философия жизни и др.); 4) восстановление форм и норм, вначале – только как субъективных и интерсубъективных (трансцендентальных) установлений, затем – опять-таки как объективных структур (прагматизм, трансцендентализм, объективный идеализм). Собственно научное в строгом смысле слова исследование человека начинается со 2-й половины 19 в. В 1870 И. Тэн писал: «Наука наконец дошла до человека. Вооружившись точными и всепроникающими инструментами, доказавшими свою изумительную силу на протяжении трех столетий, она направила свой опыт именно на душу человека. Человеческое мышление в процессе развития своей структуры и содержания, его корни, бесконечно углубленные в историю и его внутренние вершины, вздымающиеся над полнотой бытия, – вот что стало ее предметом». Этот процесс необычайно стимулировала теория естественного отбора Ч. Дарвина (1859), оказавшая большое влияние на развитие не только учения о происхождении человека (антропогенез), но и таких разделов человековедения, как этнография, археология, психология и др. На сегодня не существует ни одной стороны или свойства человека, характеризующих его как автономного индивида (или автономную личность) или вытекающих из его отношения к природному миру и миру культуры, которые не были бы охвачены специальными научными исследованиями. Накоплен огромный массив знаний, касающийся всех сторон жизнедеятельности человека и как биологического, и как социального существа. Достаточно сказать, что все связанное с генетикой человека – целиком детище 20 в. Характерно появление многих наук, в названии которых присутствует само слово «антропология», – культурная антропология, социальная антропология, политическая антропология, поэтическая антропология и др. Все это сделало обоснованным и постановку вопроса о создании единой науки о человеке, предметом которой был бы человек во всех свойствах и отношениях, во всех своих связях с внешним (как природным, так и социальным) миром. В качестве рабочего определения человека, выработанного в отечественной литературе, такая единая наука могла бы исходить из того, что человек – это субъект общественно-исторического процесса, развития материальной и духовной культуры на Земле, биосоциальное существо, генетически связанное с другими формами жизни, но выделившееся из них благодаря способности производить орудия труда, обладающее членораздельной речью и сознанием, нравственными качествами. В процессе создания единой науки о человеке предстоит огромная работа не только по переосмыслению богатого опыта философских антропологии, но и поисков сопряжения этих исследований с результатами конкретных наук в 20 в. Однако даже в перспективе своего развития наука вынуждена останавливаться перед рядом загадок духовного мира человека, постигаемых иными средствами, в частности с помощью искусства. Ввиду угрожающего человечеству напора глобальных проблем и реальной антропологической катастрофы создание единой науки о человеке предстает сегодня не только теоретически актуальной, но и практически важнейшей задачей. Именно она должна выявить возможность реализации подлинно гуманистического идеала развития человеческого общества. Лит.: Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания. М., 1977; Григорьян Б. Т. Человек: его положение и призвание в совре-

345

«ЧЕЛОВЕК-МАШИНА» менном мире. М., 1986; Проблема человека в западной философии. Сб. переводов. М., 1988; Современная наука: познание человека. М., 1988; Агацци Э. Человек как предмет философии.– «ВФ», 1989, № 6; Биологическая эволюция и человек. М., 1989; Биология в познании человека. М., 1989; Фролов И. Т. О человеке и гуманизме. Работы разных лет. М., 1989; Человек в системе наук. М., 1989; О человеческом в человеке. М., 1991; Бубер М. Философия человека. М, 1992; Фромм Э. Концепция человека у К. Маркса.– В кн.: Он же. Душа человека. М., 1992; Хенгстенберг Г. Э. К ревизии понятия человеческой природы.– В кн.: Это человек. Антология. М., 1995; Молодцова Е. И. Традиционное знание и современная наука о человеке. М., 1996; Адлер А. Понять природу человека. СПб., 1997; Совершенный человек: теология и философия образа. М., 1997; Bollnow О. F. Die philosophishe Anthropologie und ihre methodischen Prinzipien.– Philosophische Anthropologie heute, 1972; Rensch B. Homo sapiens: from man to demigod. N. Y, 1972; Biosocial Anthropology. L., 1975; Poirier F. E. Understanding Human Evolution. N. Y, 1993; Groves С. Р. The origin of Modern Humans. N. Y, 1994. См. также лит. к ст. Философская антропология. И. Т. Фролов, В. Г. Борзенков «ЧЕЛОВЕК-МАШИНА» (L'homme machine) – трактат Ж. О. Ламетри. Впервые анонимно издан в Лейдене в 1747 (во Франции он сразу же был запрещен). В 18 в. переиздавался не менее 10 раз и приобрел общеевропейскую известность. Основные идеи трактата: 1) «Во Вселенной существует всего одна только субстанция и человек является самым совершенным ее проявлением» (Соч. М., 1976, с. 236); 2) «Все способности души настолько зависят от особой организации мозга и всего тела, что в сущности представляют собой не что иное, как результат этой организации...» (там же, с. 226); 3) «Душа является только движущим началом или чувствующей материальной частью мозга, которую... можно считать главным элементом всей нашей машины...» (там же, с. 232); 4) «Все составные части души могут быть сведены к одному только образующему их воображению» (там же, с. 210). Человеческое тело – это самозаводящаяся машина, а состояния души всегда соответствуют аналогичным состояниям тела. Человек и животные повинуются одному и тому же «естественному закону» – не делай другому того, чего не желаешь себе; однако преимущества человека – организация его мозга и воспитание. Русский перевод В. Констанца (1911), В.Левицкого (1925). Лит. см. к ст. Ламетри. О. В. Суворов ЧЕЛОВЕК ПОЛИТИЧЕСКИЙ – термин политической антропологии, означающий доминанту сознания и поведения, связанную с политикой, на которую возлагаются надежды в решении наиболее значимых проблем человеческого бытия. Хотя определение человека как существа политического принадлежит Аристотелю, современный смысл этого понятия далеко расходится с представлениями античной классики. У Аристотеля политический человек выступает как синоним общественного человека – существа, реализующего свою естественную сущность жизнью в полисе – городе-государстве. Для античного полиса характерен синкретизм общественных функций гражданина – хозяйственно-управленческой, политической, культурной. Этот синкретизм в значительной мере был унаследован средневековьем, когда представители первого сословия выступали и организаторами хозяйственной жизни, и держателями власти, и носителями функций культурной элиты. Эта целостность начала распадаться на заре европейского Нового времени. Обособление бюргерства как носителя торгово-предпринимательской активности и его тяжба с сеньорами выступали как конфликт экономического человека с человеком политическим, ревниво относящимся к сужению своих прерогатив. Этот конфликт продолжается по сей день, породив на Западе ситуацию «двух культур» (Ч. Сноу, Д. Белл). В рамках понятия производства общественного экономический человек выступает носителем производительной функции, а политический человек – перераспределительной. Антагонизм этих функций породил противоречие между демократией свободы, связанной с ничем не ограниченной гражданской самодеятельностью бюргерства, и демократией равенства, связанной с деятельностью политического человека как перераспределителя национального богатства в пользу экономически неэффективных членов общества, заинтересованных в патерналистском государстве. Соответственно сталкиваются два европейских мифа: миф саморегулирующегося рыночного общества, не нуждающегося в каких бы то ни было вмешательствах политики, и миф тотального государственно-политического регулирования, преодолевающего стихии рынка, как и все другие иррациональные стихии. Характерно, что оба мифа апеллируют к идеалу рациональности: экономический человек обвиняет в иррациональности политического человека, а последний в свою очередь осуждает иррациональность нерегулируемой частной воли. Со времен зарождения европейской социал-демократии и кейнси– анства антагонизм экономического и политического человека получил форму институционализированного конфликта, породив чередование фаз левого—правого (монетаристско– кейнсианского) цикла: нахождение у власти социал-демократов олицетворяет доминанту политического человека с его перераспределительными интенциями; приход к власти правых (монетаристов) означает реванш экономического человека, критикующего расточительность социального государства и его инфляционистские эффекты. Начиная с 70-х гг. 20 в. холодная война между двумя «мировыми лагерями» – социалистическим и капиталистическим – развертывалась как соперничество между политическим и экономическим человеком. Идеологией первого был дряхлеющий коммунизм, второго – набравший силу либерализм в обличье чикагской школы. Реванш экономического человека над политическим – волюнтаристом и перераспределителем, нарушающим «законы рынка», мог бы казаться «окончательным», если бы не сокрушительные неудачи новейшего либерального эксперимента в России. На новом витке исторического цикла можно ожидать новой активизации политического человека, собирающего под свои знамена всех обездоленных и недовольных. А. С. Панарин ЧЕЛОВЕК СПОСОБНЫЙ (l'homme capable) – понятие, служащее антропологическим введением для философии и политики, для анализа структуры индивидуальной, или личностной, идентичности. Прояснение структуры идентичности достигается в серии ответов на вопросы, которые включают в себя местоимение «кто»: «Кто именно говорит?», «Кто совершил то или иное действие?», «О ком повествует эта история?», «Кто несет ответственность за данный проступок или причиненный ущерб?» Ответы на вопросы, содержащие слово «кто», образуют пирамиду, которую венчает этическая способность субъекта, которому лишь и могут быть приписаны действия, оцениваемые с помощью предикатов «хороший» или «плохой».