Текст книги "Новая философская энциклопедия. Том четвёртый Т—Я"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 126 страниц)

235

/Ml TT ГГ^Г**ТЖ Cl TPVTTTII/IJ ФИЛОСОФИЯ ТЕХНИКИ – область философских исследований, направленных на осмысление природы техники и оценку ее воздействий на общество, культуру и человека. Философия техники возникла во 2-й пол. 19 в. Первоначально философские вопросы техники ставили инженеры – Э. Гар– тинг, И. Бекманн, Ф. Рело, А. Ридлер. Термин «философия техники» ввел Эрнст Капп, создавший одну из первых концепций философии техники. Существенную роль в формировании философии техники сыграли также А. Эспинас, Ф. Бон, Ф. Дессауер, русский инженер и философ П. К. Энгельмей– ер. В нач. 20 в. философия техники успешно развивалась в России, однако позднее эта дисциплина (как буржуазная наука) перестала разрабатываться в нашей стране. В 1960– 70-х гг. получил развитие ряд дисциплин, в которых изучались и обсуждались различные аспекты техники: история техники, философские вопросы техники, методология и история технических наук, методология и история проектирования и инженерной деятельности. Ныне эти области исследований развиваются не только самостоятельно, но и в рамках философии техники. В фокусе интересов философии техники стоит феномен и сущность техники. Как феномен техника выступает в виде машин и орудий, а сегодня также и в виде технических сооружений и даже технической среды (техносферы). К числу феноменов техники относятся также знания, используемые в технике. В отличие от феноменологических описаний, служащих в философии техники в качестве эмпирического материала, осмысление сущности техники – это попытки ответить на вопросы о природе техники; об отношении техники к другим сферам человеческой деятельности – науке, искусству, инженерии, проектированию, практической деятельности; о возникновении техники и этапах ее развития; о том, действительно ли техника угрожает нашей цивилизации; о влиянии техники на человека и на природу, наконец, о перспективах развития и изменения техники. Для философии техники характерно отсутствие единой философской системы; наряду с собственно философской она включает и другие формы рефлексии по поводу техники – историческую, аксиологическую, методологическую, проектную. Философский характер такого рода размышлениям придает направленность мышления на уяснение идеи и сущности техники, на понимание места техники в культуре и в социальном универсуме, в историческом контексте. Существует точка зрения, согласно которой философия техники – это скорее не собственно философия, а междисциплинарная область знаний, для которой характерно самое широкое рассмотрение техники. При этом опираются на то, что философия техники включает разные формы рефлексии и по языку далеко отклоняется от классических философских традиций. В целом философия техники ориентирована на две основные задачи. Первая – осмысление техники, уяснение ее природы и сущности – порождена кризисом не столько техники, сколько всей современной «техногенной цивилизации». Постепенно становилось понятным, что кризисы нашей цивилизации – экологический, антропологический, кризис культуры и другие – взаимосвязаны, причем техника (и более широко – специфически техническое отношение к миру) является одним из факторов, вызывающих это глобальное неблагополучие. Вторая задача – это поиск путей разрешения кризиса. К сфере философии техники относят и прикладные задачи, и проблемы, напр., такие, как определение основ научно-технической политики, разработка методологии научно-технических и гуманитарно-технических экспертиз, методология научно-технического прогнозирования и др. На заре формирования этой дисциплины (в кон. 19 – нач. 20 в.) в философию техники подобные прикладные, хотя и достаточно широкие, проблемы не включались. Важной методологической проблемой философии техники является проблема допустимых пределов ее редукции к таким реалиям, как деятельность, формы технической рациональности, ценности, те или иные аспекты культуры. Во многих основных определениях техники, которые даются в философии техники, происходит ее «распредмечивание», техника как бы исчезает, ее подменяют определенные формы деятельности, ценности, дух, аспекты культуры и т. п. С одной стороны, такая редукция является необходимым моментом и условием познания техники, с другой стороны, возникает опасность вообще утратить специфику техники как объекта изучения. «Распредмечивание» техники порой заходит так далеко, что техника представляется как глубинный и глобальный аспекты всякой человеческой деятельности и культуры, а не как нечто субстанциальное, что обычно мы интуитивно имеем в виду, говоря о технике. В связи с этим возникает дилемма: является ли техника самостоятельной реальностью, или же она есть инобытие чего-то другого, всего лишь аспект духа, человеческой деятельности или культуры и т. п. В последние годы возникла новая проблема – анализ культурно-исторических изменений в понимании и восприятии техники. Исследования показывают, что, напр., в архаической культуре орудия, простейшие механизмы и сооружения понимались в анимистической картине мира. Древний человек думал, что в орудиях присутствуют духи, помогающие или препятствующие человеку. Развитие же техники в культуре Нового времени привело к тому, что современный человек видит в технике действие законов природы и свое собственное инженерное творчество. И дело не сводится к той или иной трактовке техники – речь идет о ее культурном существовании и бытии. Понятая в качестве духа, техника живет по одной «логике», имеет одни степени свободы; понятая же как проявление божественного творчества (средневековая трактовка) – по другой «логике», понятая как процесс (сила, энергия) природы – по третьей. Философия техники находит применение в целом ряде областей, напр. в системе управления народным хозяйством (экспертиза научно-технических проектов, консультирование, прогнозирование и т. д.), в разных областях науки и техники, наконец, в гуманитарных дисциплинах (как момент рефлексии технической и технологической стороны гуманитарной работы и мышления). Лит.: Философия техники в ФРГ. М., 1989; Философия техники: история и современность. М., 1997; Горохов В. Г., Розин В. М. Введение в философию техники. М., 1998. В. М. Розин ФИЛОСОФИЯ ТОЖДЕСТВА —учение,разработанное Шеллингом в 1801—06 под влиянием идей Бруно и Спинозы. Основные положения изложены в «Изложении моей системы философии» (1801), «Бруно» (1802), 1-й части «Философии искусства» (1804), «Системе всей философии» (1806) и др. Исходным для философии тождества является понятие абсолюта как тождества противоположностей. Абсолют вводится как онтологический коррелят связки «есть» в суждении и обосновывается с помощью онтологического аргумента: бытие

236

«ФИЛОСОФИЯ ЧУВСТВА И ВЕРЫ» абсолюта непосредственно проистекает из его понятия. Абсолют, постигаемый в акте интеллектуальной интуиции, есть неразличимое тождество бытия и мышления, идеального и реального, универсальная связка, объединяющая в органическое целое все стороны и аспекты мироздания. Абсолютное как совпадение противоположностей (coincidentia oppositorium) есть всеобщее основание вещей. Мир мыслится в философии тождества как дифференцированный абсолют: единичные вещи суть различия, выступившие из неразличен– ности абсолютного тождества, конечные определения бесконечного. Первичное дифференцирование абсолюта осуществляется в акте его самопознания; продукт этого акта – мир идей как «противообраз» (Gegenbild) абсолютного. Однако так как в абсолюте идеальное непосредственно тождественно реальному, то идеи не могут не обрести воплощения. Непосредственный переход идеального в реальное – «вечная форма» абсолютного, или «абсолютность» (Absolutheit). Самопознание абсолютного – это «форма определенности идеального через реальное». В свою очередь реальное, определенное через идеальное, является здесь непосредственным следствием формы абсолютности. Согласно философии тождества, мир вещей есть выражение абсолюта, «облечение» абсолютного тождества. Т. о., происхождение мира предстает как своего рода логическая эманация: вечно изливаясь из абсолютного, мир в то же время вечно пребывает в нем. Мир построен в абсолюте как совершенное произведение искусства. Конечные определения абсолюта, формы его различенности Шеллинг обозначает как потенции. Для прояснения понятия потенций вводится категориальная модель дифференцирования абсолюта. Внутреннее раздвоение абсолютного на первообраз и «противообраз» есть выявление в нем идеального и реального, но не так, что они оказываются частями абсолютного (абсолютное не может быть сложным или составным), а так, что в каждом из них в свою очередь целиком содержится тождество, но уже модифицированное в соответствующую форму. В каждом из разделившихся относительных единств особым образом воспроизводится единораздельность абсолюта. Идеальное равно реальному, но в самом идеальном в свою очередь есть идеальное и реальное. Та же процедура имеет силу и для реального. Одно и то же тождество модифицируется под двумя разными онтологическими показателями. Благодаря тому, что в идеальном выявилось также и положенное в нем реальное, а в реальном – положенное в нем идеальное, имеется основа для полагания универсальной связи между обоими, т. е. третьей модификации тождества. Именно такие модифицированные единства Шеллинг называет потенциями. Они – следствия абсолютного, подобные логическим следствиям, аналитически выводимым из основополагающих понятий. Философия есть интеллектуальное созерцание этого следования. Опора на понятие абсолютного тождества при построении онтологии порождает серьезные трудности. Неразрешимыми становятся проблема происхождения материи и проблема зла. Попытка устранить затруднения, предпринятая Шеллингом в трактате «Философия и религия» (1804), привела к кризису философии тождества, который выразился в принятии им гипотезы о свершившемся спонтанном отпадении мира от абсолюта, и обозначила начало поворота Шеллинга к креационизму. Лит.: Линьков Е. С. Диалектика субъекта и объекта в философии Шеллинга. Л., 1973; Hartmann Е. von. Schellings philosophisches System. Lpz., 1897; Zeltner H. ScheUing. Stuttg., 1954. См. также лит. к ст. Шеллинг. П. Н. Резвых «ФИЛОСОФИЯ ХОЗЯЙСТВА. Ч. 1. Мир как хозяйство» – философский труд С Н, Булгакова. Впервые опубликован в 1912 в Москве в издательстве «Путь» и в этом же году защищен как докторская диссертация по философии. В 1913 переведен на немецкий язык, а в 1930 – на японский. Работа дважды выходила факсимильным изданием – в Великобритании (1971) и в США (1982). В России наиболее известны переиздания: в серии «Социологическое наследие» (М., 1990), и в качестве приложения к журналу «Вопросы философии» (Собр. соч., т. 1. М., 1993). По замыслу Булгакова, книга должна была иметь подзаголовок «Исследование религиозно-метафизических основ хозяйственного процесса» и служить 1-й частью философской системы, включающей в себя не только метафизику, но и эсхатологию хозяйства, однако 2-я часть книги – «Оправдание хозяйства, этика и эсхатология», объявленная как готовящаяся к печати издательством «Путь», опубликована не была. Два направления построения задуманной системы – это отношение Бога и мира как вещей, трансцендентных друг другу, и попытка оправдания жизни в мире, которая принимает у Булгакова форму хозяйства. Ключевыми понятиями книги являются понятия жизни и смерти как первичной антиномии существования. Формой преодоления небытия в бытии является хозяйство – «в нем выражается стремление превратить мертвую материю... в живое тело» (Философия хозяйства. М., 1990, с. 39). Сущность мирового процесса заключается в космогонической битве между Меоном и Бытием, и это именно процесс роста, становление; но даже меональное небытие несет в себе начатки жизни, тяготеет к органичности. Человек, преобразуя мир, актуально несет в себе программу, проект будущих преобразований. Трансцендентальным субъектом хозяйства для Булгакова является София – человечество в его метафизической связности, понятой «не только в эмпирическом или статистическом, но и в динамическом смысле, как мощь, как энергия» (там же, с. 95). Индивиды «суть копии или экземпляры, род их – идея, предвечно существующая в Божественной Софии, идеальная модель для воспроизведения» (там же, с. 104). В целом «Философия хозяйства» представляет собой попытку создания экономико– христианской метафизики, попытку соединения в единой системе экономического ощущения мира и религиозного миросозерцания. Подлинным завершением ряда философских тем, намеченных в «Философии хозяйства», явилась книга Булгакова «Свет Невечерний». А. И. Резниченко «ФИЛОСОФИЯ ЧУВСТВА И ВЕРЫ» (нем. Glaubensphilosophie) – иррационалистическое направление в немецкой философии 2-й пол. 18 в., связанное прежде всего с именем Якоби, а также Гамана и др. В основе «философии чувства и веры» – идея непосредственного знания, которое противопоставлялось у Якоби рациональному опосредованному, дискурсивному познанию. Согласно «философии чувства и веры», достоверность существования вещей реального мира дана в «чувствах» или «вере», причем уже Гаман смешивает понятия философии Юма faith – религиозную веру, и belief– определенное убеждение, мнение. «Философия чувства и веры»

237

ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА была тесно связана с характерным для духовной атмосферы Германии 1770-х гг. психологизмом, культом чувства, субъективизмом и явилась религиозно-философским обоснованием этих умонастроений. Разнообразное продолжение получила в философском интуитивизме 19—20 вв. Гегель во многих работах уделил большое место критике интуитивизма Якоби. Лит.: Кожевников В. А. Философия чувства и веры... ч. 1. М., 1897; Асмус В. Ф. Проблема интуиции в философии и математике. М., 1965. Ал. В. Михайлов ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА – исследовательская область философии, в которой не просто анализируется взаимосвязь мышления и языка, а выявляется конституирующая роль языка, слова и речи в различных формах дискурса, в познании и в структурах сознания и знания. Термин «философия языка» был предложен П. И. Житецким (1900), А. Марти (A. Marty, 1910), К. Фослером (К. Vossler, 1925), О. Функе (О. Funke, 1928), M. M. Бахтиным и В. Н. Волошиновым (1929). Классическая философия тематизировала проблематику языка под двумя углами зрения: 1) объяснения генезиса языка, где были выдвинуты две альтернативные концепции – возникновение языка по природе (концепции, развивавшиеся от софистов и стоиков до Просвещения) и по конвенции (от греческих атомистов до Т. Гоббса и Ж. Ж. Руссо) и 2) взаимосвязь языка и мышления, при всем многообразии концепций, обсуждавших этот круг проблем, их объединяло то, что язык рассматривался как пластичный материал выражения мысли, которая трактовалась как безличная, объективно-идеальная структура однозначных значений. Язык для классической философии – зеркало рассудка (Д. Локк, Г. Г. Лейбниц). Конечно, опосредованным образом специфическая структура языка задавала и перспективу категориального расчленения, поскольку категории выявлялись (Аристотелем, Кантом, Трен– дел енбургом и др.) как типы связки в суждениях, отождествлялись с предложениями, а типы связки субъекта и предиката весьма различны в различных языках. Так, в иврите не существует прямого аналога слову «есть», поэтому «весь строй еврейской мысли связан с реалиями, отличными от понятий бытия, сущности, объекта, предикации, доказательства и т. д.» {Дворкин И. «Существование» в призме двух языков, «Таргум», вып. 1. М, 1990, с. 124), а вещь оказывается встречей двух воль, скрещением действия и отношения. Но все же трансцендентализм стремился освободить мышление от сопряженности с языком и ориентировал философию на постижение структур чистого мышления вне языковой реальности. Гердер, Гаман и В. 1умбольдт, подвергнув критике трансцендентальную философию, поняли язык как органон рассудка, как способ существования и функционирования ума. В. Гумбольдт задал принципиально новую перспективу исследования языка, который был понят им как «самодеятельное начало» {Гумбольдт В. Избр. труды по языкознанию. М., 1984, с.49), не как мертвый продукт, а как созидающий процесс (там же, с. 69), не как продукт деятельности (Ergon), а как деятельность (Energeia). Статус языка после Гумбольдта в корне изменился – из пластичного материала выражения духа он стал постоянно возобновляющейся работой духа. Язык и образует тот мир, который лежит между миром внешних явлений и внутренним миром человека. И этот языковый мир не просто податливый материал для выражения мысли, он сам является энергичной активностью, задавая определенные диспозиции восприятию и мышлению, формируя установки и перспективы для усилий мысли. Несмотря на всю оригинальность лингвистической концепции Гумбольдта, она все же вплоть до 20 в. не оказала какого-либо существенного влияния ни на философию, ни на лингвистику. Философия по– прежнему стремилась очистить структуры знания и мышления от сопряженности с языком, повернуть в своей критической рефлексии от мышления, погруженного в неоправданные отождествления, в метафоры, в полисемичность, присущие естественному языку, к чистому мышлению в понятиях, имеющих объективное, надличностное и однозначное значение. Собственно классическую философию интересовал скорее всего мир идеальных значений, а язык представал либо как податливый материал выражения этого значения, либо как неадекватная форма выражения этого идеального значения, что присуще естественному языку, который должен быть критически проанализирован. Ситуация принципиально изменилась в кон. 19 и нач. 20 в. Уже Ф. Ницше связал все заблуждения с языком, с гипостазирова– нием и с онтологизацией слов-фикций. Немецкий идеализм он называл «метафизикой языка» (Sprachmetaphysik). Ф. Маугнер, отождествив мышление и речь, выдвинул программу критики языка как источника антропоморфизации, фетишизма и метафоричности. В языкознании возникли концепции, которые не просто возвращались к идеям Гумбольдта, но и развивали их. Так, Г. Штейнталь выделил в языке 1) речь, 2) способность к языку, 3) материал языка. К. Бюлер, стремясь реализовать замыслы Гумбольдта, выдвинул ряд аксиом нового языкознания – 1) язык как органон, 2) знаковая природа языка, 3) анализ языка как речевого действия и речевого акта, как языкового произведения и языковой структуры, 4) язык как система из слов и предложений (Бюлер К. Теория языка. М., 1993, с. XIX– XXII). Нео1умбольдтианство (Л. Вейсгербер, Г Г Шлет) раскрыло языковое понимание как миропонимание, поняло естественный язык как орган создания мысли и постижения мира и, обратившись к внутренней форме языка, рассмотрело образование форм духа благодаря языку и в языке. Одна из особенностей лингвистики 20 в. – соединение структурализма и семиотики. Основатель структурализма Ф. Соссюр провел различие между языком как структурой возможных и реальных норм и речью как совокупностью актов. Ч. Моррис предложил понять процесс семиозиса как процесс, совершающийся в трех измерениях: знак может быть осмыслен либо в своих взаимоотношениях с другими знаками или с совокупной знаковой системой, т. е. синтаксически, либо в своем отношении к предмету, который он обозначает, т. е. семантически, либо в отношении к говорящему, который использует те или иные знаки, т. е. прагматически. Философия языка окончательно складывается в 20 в. Она осуществила лингвистический поворот, который по-разному понимался и по-разному реализовывался. Необходимость формирования новой исследовательской области обусловлена рядом причин. Прежде всего дифференциацией самого языкознания. К нач. 20 в. сформировался большой корпус научных дисциплин, исследующих жизнь языка в его различных модусах, аспектах и формах. Для языкознания важен был интегративный образ языка, который позволил бы найти способы категориального и методологического синтеза разнообразных лингвистических дисциплин и теорий, различным образом характеризующих язык. Философия языка и призвана была обеспечить интегративные функции в постоянно дифференцирующемся языкознании. Интегративный образ языка вряд ли можно было построить, поскольку разноречье в лингвистике зашло весьма далеко и ее предмет конструировался

238

ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА совершенно различными методологическими средствами – от использования методов естественных наук до методов вживания и понимания, выдвинутых в т. н. «науках о духе». Вторая причина формирования философии языка – лингвистический поворот в самой философии, который привел к тому, что язык был понят как та реальность, которая задает категориальное расчленение мира, как то бытие, которое не только обладает своей спецификой, но и формирует бытие знания и сознания. Онтология языка развертывалась в различных направлениях философии – от диалогической философии Ф. Эбнера, М. Бубера и M, M. Бахтина, где язык был понят как интерсубъективная реальность, формирующаяся в диалоге между Я и Ты, до концепции лингвистической относительности К. Сепира и Б. Л. Уорфа, в которой подчеркивалась зависимость всех наших знаний от языковых средств (Уорф Б. Наука и языкознание, (1940).– В кн.: Новое в лингвистике, вып. 1. М., 1960) и до фундаментальной онтологии М. Хай– деггера, где язык был понят как дом духа и человеческой экзистенции, а философия языка как выявление изначальных смыслов, содержащихся в языке. Онтологизм в понимании языка был характерен и для философии имени (А. Ф. Лосев, С. Булгаков, П. А. Флоренский), которая интерпретировала имя как реальность, как действенность, как фактор и познания, и самой действительности. Онтология языка стала одним из вариантов герменевтического подхода к языку, который нашел свое воплощение в этнометодологии Г. Гарфинке– ля, этнографии речи и этносемантике (Д. Хаймз и др.). Неопозитивизм, отталкиваясь от работ Г. Фреге, вначале стремился понять язык как средство общения и ориентировался на построение синтаксиса языка (Р. Карнап и др.), в котором задача логики и философии интерпретировалась как логический анализ языка и как языковая терапия (Б. Рассел, Дж. Айер). Эта линия, связанная с различением языка-объекта и метаязыка и с ориентацией на анализ структур языка науки, нашла продолжение в генеративной грамматике Н. Хом– ского. Л, Витгенштейн, который в «Логико-философском трактате» усматривал задачу философии в прояснении слов, позднее в «Философских исследованиях» выдвигает понятие «языковой игры» (см. Языковые игры), в котором подчеркивается, что значение слов обусловлено словоупотреблением, т. е. обращает внимание на прагматический характер языковых значений, а использование языка трактуется им как вид языковой активности. Интерес к прагматике языка характерен как для инструментализма и прагматизма (Д. Дьюи, К. И. Льюис, У. В. О. Куайн), так и для анализа обыденного языка (Д. Уиздом, Д. Райл, Д. Л. Остин, П. Ф. Стросон), где философия понимается как анализ употребления языка и как выявление смыслового богатства естественного языка. Если в 1950—60-е гг. господствовал структурализм и семиотический подход к языку как системе знаков, то в 70-е гг. и в самом языкознании, и в философии языка произошли существенные сдвиги – в центре внимания оказались не только искусственные языки и их семантика, но и естественные языки, синтаксические аспекты языка анализировались в единстве с семантическими, а семантика была понята как экспликация истин и логического следствия (ср. с идеей Л. С. Выготского о смысловом синтаксисе внутренней речи). Это направление в философии языка нашло свое развитие в теории речевых актов, где языковые выражения были поняты не как предметы, а как действия (Д. Остин, Сёрл). Лингвистика в 70-е гг. обратилась к исследованию единиц более крупных, чем предложение (лингвистика текста, анализ дискурса), что существенно трансформировало и ее предмет, и методы. Предметом ее внимания стали уже не понятия с объективностью и однозначностью их значения, а концепты (см. Концепты), формирующиеся вербальным мышлением в актах речи, практического употребления языка, в различных формах концептуализации людьми мира (концептуальный анализ А Вежбиц– кой, Н. Д. Арутюновой, приведший к формированию программы семантики культуры). Поворот лингвистики к риторике и философии к неориторике, начатый А. А. Ричардсом в «Философии риторики» (The philosophy of rethoric. Oxf., 1936) позволил не только вьывить новые аспекты функционирования языка (письменность и речь, структура диалога, речь и язык, речевая коммуникация), но и показать связь принципов логики с процедурами речевой аргументации, расширить область значений до универсального континуума смыслов, выражающихся в концептах, в системе общих топосов (мест), обратить внимание на специфические процедуры как понимания текста, так и достижения взаимопонимания и консенсуса. Анализ речевого дискурса привел к построению нарратоло– гии и различных концепций рассказа и устной речи, к осознанию эвристической функции метафор (М. Фосс, М. Хессе, П. Рикер), связи языка и стиля (Г. Винокур, Д. Лайонз). Тем самым предмет и языкознания, и философии языка существенно расширился к концу 20 в. – предметом их изучения стал не просто язык как активность мышления, но и речь, речевая коммуникация и все формы использования языка, понятые как способы действия, формирующие континуум смыслов, обладающих полисемичностью и омонимией, не редуцируемых к однозначным и идеально-объективным значениям и предполагающих в качестве способов своего выражения фигуры речи, метафоры и тропы. Наряду с логическим анализом языка в философии языка развиваются концепции герменевтической интерпретации языка (Г. Г. Гадамер и П. Рикер), трансцендентальная прагматика К. О. Апеля, теория коммуникативного действия Ю. Хабермаса, структурный психоанализ Ж. Лакана, которые делают предметом своего исследования речевые высказывания, языковые коммуникации, прагматику и семантику языка. Лит.: Житецкий П. И. Гумбольдт в истории философского языкознания.– «Вопр. философии и психологии», 1900, кн. 1; Волошины В. Н. Марксизм и философия языка. М.—Л., 1929; Козлова М. С. Философия и язык. М., 1972; Смирнова Е. Д. Формализованные языки и проблемы логической семантики. М., 1982; Постовалова В. И. Язык как деятельность. Опыт интерпретации концепции В. Гумбольдта. М, 1982; Жоль К К Мысль, слово, метафора. Проблемы семантики в философском освещении. Киев, 1984; Донских О. А. Происхождение языка как философская проблема. Новосибирск, 1984; Философия. Логика. Язык. М., 1987; Язык и когнитивная деятельность. М., 1989; Язык и структура знания. М., 1990; РуденкоД. И. Имя в парадигме «философии языка». Харьков, 1990; Жоль К К. Язык как практическое сознание. Киев, 1990; Петров М. К. Язык, знак, культура. М., 1991; ХайдеггерМ. Время и бытие. М., 1993; БибихинВ. В. Язык философии. М., 1993; Витгенштейн Л. Философские работы. М., 1994; Философия языка: в границах и вне границ, вып. 1—2. Харьков, 1993—95; Логический анализ языка: истина и истинность в культуре и языке. М., 1995; Язык и наука конца 20 века. М., 1995; Веж– бицкаяА. Язык, познание, культура. М., 1996; Она же. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999; Неретина С. С. Тропы и концепты. М., 1999; Marty А. Zur Sprachphilosophie. В., 1910; Vossler К. Gesammelte Aufsatze zur Sprachphilosophie. В., 1925; Funke О. Studien zur Geschichte der Sprachphilosophie. В., 1928; VendlerZ. Linguistic in philosophy. Ithaca, 1967; CookD. J. Language in the Philosophy of Hegel. Mouton, 1973, MoravcsikJ. Understanding Language – A Study of Theories of Language in Linguistics and in Philosophy. Mouton, 1975, Kutschern F. Philosophy of Language. Dordrecht, 1975,

239

rf T* TT ГП ГЯЛЛ О QQUITA Cunningham S. Language and the Phenomenological Reductions of E. Husserl. The Hague, 1976; VierzJbickaA. Semantics, culture and cognition. N. Y., 1992. А. П. Огурцов ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА (В Индии) – идеи индийских мыслителей о природе языка (его структуре, функциях и происхождении) и семантические теории (о соотношении языка и значения, о лингвистической единице смысла и т. п.). Особый интерес индийцев к языку, способствовавший его превращению в один из важнейших объектов философского исследования, восходит к Ведам, где речь (Вач) обожествлялась как высшая космотворческая сила, вечная, не сотворенная ни богами, ни людьми. Это предопределило первостепенное внимание к форме звучания священных текстов, сохранение которой стало задачей ведант – шикша (фонетики), пратиша– кья (руководства по правильному чтению отдельных Вед), чхандас (метрики). «Правильно» произнесенное слово Вед в ритуале отождествлялось с «правильным» функционированием космоса и общества. Этим объясняется огромная значимость устной традиции (письменность в Древней Индии использовалась гл. о. для хозяйственных и юридических целей) и развитие мнемоники – методов запоминания. 1рамматика (вьякарана), также являвшаяся ведантой и наряду с этимологией (нирукта) обслуживавшая нужды ритуала, предполагала уже более сложный лингвистический анализ – разложение языка на значимые элементы и исследование отношений между ними. Признано, что индийская лингвистика является самой первой в истории мировой мысли наукой о языке, достижения которой не имели аналогов в других культурах ни в древности, ни в Средневековье, ни даже в Новое время и близки развитию лишь современной лингвистики. Хотя «отцом» индийской лингвистики считается Панини, очевидно, что он опирался на традициию, сложившуюся до него (в его труде «Аш– тадхьяи» упоминается десять имен авторитетных грамматистов и этимологистов). Считается, что Яска, автор трактата «Нирукта» («Этимология»), жил раньше Панини. Его этимологический метод состоял в подчеркивании важности контекста для определения значения слов. Панини же отказался рассматривать грамматические явления с точки зрения значения и подходил к их описанию чисто структурно. Если в Древней Греции интерес к грамматическим категориям зародился после учения о категориях Аристотеля, то в Индии, наоборот, философские категории возникли под влиянием грамматических и в целом лингвистика как наука предшествовала логике и философии. Основные проблемы философии языка были сформулированы комментатором Панини – Патанджали во 2 в. до н. э., но философская полемика по ним развернулась с начала нашей эры. Одной из важнейших ее тем была проблема существования и достоверности шабды (санскр. «слово», «звук»), слова Вед. С точки зрения мимансы, слово Вед вечно, что обусловлено вечностью фонем санскритского алфавита. Напр., в разных словах фонема «а» остается той же самой, а не создается при их произнесении. Речь, воспринимаемая слухом, рассматривается в мимансе как преходящая манифестация вечной шабды. В полемике с мимансой ньяя и вайшеши– ка отстаивали чисто физическую природу шабды, трактуя ее как невечный звук, качество акаши (пространства, эфира). Вечности шабды в мимансе соответствовала вечность обозначаемого ею объекта (артха – в Индии не различали смысл и значение). Еще Панини упоминает две основные позиции по вопросу о значении слова. Согласно первой из них, приписываемой грамматисту Вьяди, слово обозначает индивидуальную вещь (дравьл); согласно второй, ассоциируемой с грамматистом Ваджапьяной, его значением является родовая форма (акрити). Патанджали попытался синтезировать эти позиции, определяя объект слова и как индивидуальную вещь, и как родовую форму. Последователи мимансы придерживались только одного значения – родовой формы, а сторонники ньяи – трех: индивидуальной вещи (вьякти), родовой формы (акрити) и универсалии (джати). Если миманса считала язык своего рода вечной реальностью, ньяя видела в нем продукт общественного соглашения между людьми, поэтому связь слова и значения была для нее конвенциональной и зависимой от субъекта. Если бы, рассуждали найяики, отношение обозначения было вечным, то одни и те же слова должны были бы повсюду значить одно и то же, но практика опровергает это утверждение. Индийские лингвисты, начиная с Патанджали, задавались вопросом об основе неизменности смысла речи при разном произношении, что привело к созданию теории спхоты (букв. – вспышка) – того, посредством чего смысл проявляется, подобно вспышке. В противоположность звуку, относящемуся к физическим явлениям, спхота представляет собой чисто лингвистический элемент речи, помещаемый в уме. Однако познается она не дискурсивно, а чисто интуитивно. Если большинство брахманистских школ придерживались реалистических позиций и верили в то, что слова обозначают не только единичные реальные вещи, но и универсалии, то буддисты считали слова ментальными конструкциями, не имеющими никаких реальных денотатов, что отразилось в их концепции апоха-вада – конструирование значения методом исключения. В то же время реалистический принцип соответствия языка и реальности был отвергнут Бхартрихари, утверждавшим, что слова соответствуют не внешним вещам, а ментальным смыслам. Важным предметом полемики в индийской лингвофилософии был вопрос о единице смысла. С точки зрения Бхартрихари, подлинной единицей смысла является фраза (вакья), которая постигается интуитивно как неделимое целое; смысл же составляющих ее слов носит чисто условный характер. Ку– морила Бхатта рассматривал значение фразы как слияние индивидуальных значений слов при учете их сочетаемости, смежности и взаимном соответствии. Согласно Прабхакара Мишре, главной целью ведических предложений являются предписания к действию, поэтому смысл каждого элемента предложения становится ясным только через анализ его связи с предписываемым действием. Предложения в изъявительном наклонении не считались осмысленными фразами, поскольку не выражали действия. Противоположность позиций этих учителей мимансы позиции Бхартрихари можно охарактеризовать как разногласия между «конструктивистами» и «интуиционистами»: с точки зрения первых, смысл не дан, а имплицитно задан и поэтому его еще надо рационально конструировать (ср. понятие потенциальной бесконечности), вторые, отрицая возможность рационального познания, утверждают, что смысл есть нечто данное, постижимое только интуитивно. Новый этап развития индийской семантики начинается в эпоху школы навья-ньяя (с 15 в.) в связи с попытками формализации суждения. Фундаментальный трактат по семантике «Шаб– дашактипракашика» («Объяснение силы слова») создан в 17 в. логиком Джагадишу. Философия грамматики стимулировала