Текст книги "Западноевропейская поэзия XХ века. Антология"

Автор книги: авторов Коллектив

 
Пройди своей дорогой, не мешая
той жизни, что придет вслед за твоей,
тогда тебя возвысит жизнь меньшая
 
 
и повторит, небытия сильней.
Лишь в ней одной восполнятся потери
несбывшихся и пролетевших дней.
 
 
И каково бы ни было теперь ей,
она на завтра будет уповать —
не остужай, прости ей легковерье.
 
 
Дай ей побыть собой и миновать,
нетерпеливой, хрупкой, яснолицей,
несущей неизбежного печать.
 
 
В ней время с красотой соединится,
чтобы пройти и снова повториться.
 

София де Мелло Брейнер(род. в 1919 г.). – Изучала классическую филологию в Лиссабонском университете. Сотрудничала в различных отечественных газетах и журналах. Уже первая книга Софии де Мелло Брейнер Андресен «Поэзия», 1944, отличалась полным отсутствием риторики, органичным единством и цельностью гармонически сочетающихся образов, несмотря на то что иногда в ней чувствовалось влияние эстетических принципов сюрреалистов. Следующие книги – «День моря», 1947; «Хорал», 1950; «Новое море», 1958, – пронизаны языческим мировосприятием, ассоциациями с мотивами античной мифологии и в то же время исполнены щемящей тоски, проникнуты ощущением недолговечности всего земного.

Лучшее поэтическое произведение Софии де Мелло Брейнер Андресен – «Книга шестая», 1962, – свидетельствует об изменении творческой манеры, о более широком и объективном отражении жизни в ее конкретных проявлениях; многие стихи поэтессы отмечены острой критической, подчас сатирической направленностью. В 1968 г. вышел в свет том избранной лирики С. де Мелло Брейнер Андресен.

 
Были близкие, были друзья… Эти умерли, те далеко.
А иные о стену эпохи в кровь разбили лицо.
Возненавидела я все, что просто, и все, что легко,
и себя я ищу в свете дня, вое ветра, игре облаков.
 

 
Страна, где камень и ветра, страна,
где воздух так прозрачен, свеж и чист,
где стены белы, а земля черна;
 
 
где лица терпеливой тишины
полны: их нищета разрисовала
узором, въевшимся навеки в их черты
позорнейшим стигматом нищеты;
 
 
их ветер бьет, и солнце их палит…
Но в той стране речь для меня звучит
всегда с такою милой сердцу страстью:
весомы и окрашены слова,
внушительно и тяжело молчанье,
и суть вещей так явственно видна
в нагом и ослепительном звучанье
слов:
– Ветер, камень, дом, река,
рыданье, песня, день, дыханье,
даль, корень, дерево, вода, —
вот родина моя – там сердце и душа.
Мне больно от луны, от моря плачу я,
и в каждый день мой вписано изгнанье.
 

Папиниано Карлос(род. в 1920 г.). – Родился в Мозамбике. Живет в Португалии. Учился на инженерном факультете в университете города Порто, долгое время был журналистом, сотрудником наиболее радикальных газет и журналов: «Нотисиас де блокейо» («Вести из окружения»), «Вертиее» («Вершина»), «Сеара нова» («Новые всходы») и др. Опубликовал несколько сборников стихов – «Набросок», 1942; «Новая дорога», 1946; «Мать-земля», 1949; «Леса и ветер», 1952; «Пойдем, ясные духом», 1957; драматическую поэму «Звезда странствует по городу», 1958; книгу рассказов и книгу кровнк. В своей поэзии Папиниано Карлос продолжает и развивает традиция португальского неореализма, обличая царящие в мире наживы несправедливость и угнетение, ратуя за раскрепощение личности, – в частности, ва право африканских народов на самоопределение.

 
Свобода осталась там,
за проволокой колючею,
а тело мое, гниющее заживо,
а тело мое, изрытое язвами,
смотрело слепыми глазами во тьму дремучую.
 
 
Стражники цвета пепла
меня стерегли от света.
 
 
Но что мне стражники цвета пепла?
 
 
Язык обрубленный
с трудом повернулся
в губах распухших и черных,
когда я крикнул,
услышанный всюду,
что я СВОБОДЕН!
И задрожали от крика этого
все тираны на свете.
 
 
Стражники цвета пепла
унесли мое мертвое тело.
 

Карлос де Оливейра(род. в 1921 г.). – Родился в Бразилии. Переехав в Португалию, окончил историко-филологический факультет Коимбры. Еще будучи студентом издал в неореалистической серил «Новый кансионейро» первый сборник стихов («Туризм», 1942), а через год роман «Дом на дюнах». В своих стихах Карлос де Оливейра воспевает людей и пейзаж родной земли, с большой силой отображая трагическую судьбу народа (сб. «Бедная мать», 1945; «Потерянный урожай», 1948; «Земля гармонии», 1950).

Карлос де Оливейра обратился к самой древней и плодотворной традиции португальской поэзии – к использованию фольклора, истоки которого восходят к средневековью. Основным жанром стихотворных произведений эн избрал народную частушку – шакару; он обращается и к излюбленной народом редондилье. При этом поэт опирается и на достижения современной ему европейской художественной мысли.

Чтобы мысль подрубить под корень, нет такого мачете на свете.

Народная песня

 
Чтобы мысль подрубить под корень
нет такого мачете на свете:
никому не покорен ветер,
никому не покорен.
 
 
Если смерть погасить сумеет
свет возлюбленный мысли, —
значит, жизнь не имеет смысла,
смысла жизнь не имеет.
 
 
Свет любви и мысли из штолен
вырвется, глубочайших на свете,
потому что он волен, как ветер,
потому что он волен.
 

 
О жизнь, ты мать совершенства,
прекрасного ты сосуд,
в котором и скорби цветут,
и брезжит рассвет блаженства.
И, смерти твоей под стать,
в которой родишься ты снова, —
звезды погибнуть готовы,
чтоб день мог скорей настать.
 

Эжито Гонсалвес(род. в 1922 г.). – Основатель и директор ряда литературно-общественных журналов радикального направления – «А серпенте» («Змея»), «Нотисиас не блокейо» («Вести из окружения»), возродивших социальную поэзию большой обличительной силы. Стихи Эжито Гонсалвеса привлекают гуманизмом, умением затронуть наиболее серьезные проблемы общественной жизни, сочетанием проникновенного лиризма с язвительной иронией (сб. «Стихи для товарищей по острову», 1950; «Возможное бегство», 1952; «Обезглавленный бродяга», 1957; «Воспоминания о сентябре», 1959, и др.).

 
Я полагаюсь на твою нейтральность,
на непреложность красоты твоей, —
ты передашь друзьям на континенте
известья из блокадного кольца.
 
 
Ты им расскажешь о мученьях наших,
о буднях, убеливших наши головы,
и передашь ту боль, что контрабандой
мы спрятали в твои густые косы.
 
 
Ты расскажи о ненависти нашей —
единственной опоре обороны,
единственном укрытии в ночи,
в ночи, цветущей голодом и скорбью.
 
 
Тебя нейтралитет перенесет
через барьер таможен пограничных,
ты пронесешь в планшете фотоснимки
и карты, два письма, одну слезу…
 
 
Ты расскажи, как мы работаем в молчанье,
как мы едим молчанье, пьем молчанье,
как мы захлебываемся молчаньем
и гибнем, пораженные молчаньем.
 
 
Иди и возвести, как яркий факел,
о мире, где мы дышим и живем —
о скудном мире, где поэзия убита,
где в изобилии один лишь страх.
 
 
Иди и людям возвести в газетах
иль вытрави на стенах кислотою
все, что увидела и от меня узнала
за время от бомбежки до бомбежки.
 
 
Но ты скажи им – нерушима тайна
высоких наших башен, и на них
пылает огненный цветок и выкликает
свое сверкающее, праведное имя.
 
 
Скажи, что в изуродованном городе
истерзанные люди не сдаются,
и если уменьшаются припасы,
то ярость и надежда все растут.
 

Эуженио де Андраде(род. в 1923 г.). – Получил образование в Лиссабоне и Коиыбре. Активно сотрудничает в прогрессивных периодических изданиях: «Сеара нова» («Новые всходы»), «Куадернос поэтикос» «Поэтические тетради»), «Вертисе» («Вершина»). В 1946 г. опубликовал в своем ереводе книгу стихов Ф.-Г. Лорки. Эуженио де Андраде стремится сочетать овременные способы художественного выражения (в его творчестве заметно влияние столь разных литературных направлений, как португальский неореализм, испанское барокко, сюрреализм) с вековой традицией отечественной поэзии. В стихах Э. де Андраде часто возникают образы четырех стихий – земли, воды, воздуха и огня, передающих ощущение первозданной полноты жизни. Тонкий психологизм, богатство и точность поэтического языка, постоянные поиски новых изобразительных средств делают Эуженио да Андраде одним из виднейших поэтов Португалии. Основные сборники его стихов: «Руки и плоды», 1948; «Возлюбленные без гроша в кармане», 1950; «Запрещенные слова», 1951; «Сердце дня», 1958; «Море в сентябре», 1961; «Притоки молчания», 1968.

На русский язык переводится впервые.

 
На лице твоем утро
лучом зажигается ранним,
разливаясь по розам прозрачным
и влажным сияньем.
 
 
И мелодия черт твоих
так глубока и ясна,
словно теплой землею,
родящею хлеб, рождена.
 
 
И в глазах твоих море,
и берег, уснувший в тиши.
Свежесть листьев и хвои.
Надежда моей души!
 

 
На свете есть корабли и лицо твое, что уплывало,
прильнув к лицу кораблей, уплывавших вместе с тобой.
Стоят, бесцельно качаясь, они у причала,
уходят с ветром, приходят с речной волной.
 
 
На белом песке, где зачинается время,
к морю спиною, дитя одиноко бредет.
Темнеет. Сомненья нет, опускается темень.
Пора уходить или остаться черед?
 
 
Ночь опускается. Пеплом покрылись больницы.
Волны теней разбиваются по углам.
Люблю тебя… и сквозь окна струится
первый свет, подаренный холмам.
 
 
Не возвратятся слова, что тебе посылаю,
их остановит годов уходящих дым,
если одно и вернется – я уже не узнаю
линий, что связаны с именем дорогим.
 
 
Больно от этой воды, от этого воздуха ночи,
больно от этой пустынности черных
камней и от рук тишины, что удержать хочет
дни разбитые жизни моей…
 
 
А ночь все растет, нагружается тайной.
И средь голых, пустынных ее берегов
перед людьми – горизонт бескрайный
бомбардированных городов.
 

 
В настоящем нужна любовь.
И корабли в ночи.
 
 
Нужно разрушить несколько слов:
«ненависть», «одиночество», «зло»,
и многие стоны,
и разящие все мечи.
 
 
Нужно выдумать радость,
умножить колосья, приветы,
первооткрыть водопады,
цветы и рассветы.
 
 
На плечи падает тишина
в свете мутном, почти давящем.
В настоящем любовь нужна,
нужно выстоять в настоящем.
 

Алешандре О’Нейл(род. в 1924 г.). – Учился в мореходном училище, был торговым служащим, библиотекарем. Входил в первую сюрреалистскую группу португальских поэтов (1947 г.). Однако, разделяя эстетическую программу сюрреализма, Алешандре О’Нейл близок и к старейшей национальной традиции – лирическому сарказму; в его эмоционально насыщенной поэзии родство с отечественной поэтической школой ощущается сильней, чем связь с канонами сюрреализма. Основные сборники стихов: «Время призраков», 1951; «В Датском королевстве», 1958.

 
Ненавижу иные дни
как оскорбленья на которые не отвечаю
опасаясь прикосновений
оставляющих на ладони
гнойную жижу миазмов
 
 
Эти дни не должны выходить
из чрева застывшего времени
подстерегающего нас за стеной
Эти дни настают чтобы нас оскорблять
швырять в нас каменья страха стекляшки лжи
и медяки смиренья
Дни точно окна над лужей
отражающей век
Дни из газет Поезда
увозящие недосмотренный сон на работу
 
 
Сон вековой
кой-как одетый и еле прокормленный
Молота звон в голове
и плюгавая злобная смерть
которая прячется в заводских сиренах
и свистит
 
 
Эти дни проводил я на свалках снов
где грязь подает
свою руку величью
Там нужду я увидел и понял
лишь вместе с людьми и лишь ради них
стоит мечтать
 

Франсиско Мигел(род. в 1907 г.). – Выходец из крестьянской семьи, всю свою жизнь посвятил борьбе против фашизма. Еще в юности вступил в Коммунистическую партию Португалии, двадцать лет провел в салазаровских застенках. Лишь после героического побега Франсиско Мигеле с товарищами из крепости Кашиас, о котором узнал весь мир, он оказался на свободе. В настоящее время Франсиско Мигел – член ЦК КПП, депутат Учредительного собрания от провинции Бежа.

 
Когда ты проходишь по нашей земле,
вослед тебе камни кричат:
Останься с семьею в родимом селе,
не езди в Анголу, солдат!
 
 
Ведь жадность затеяла эту войну,
кровавый фашистский разврат;
ты славой свою не покроешь страну,
не езди в Анголу, солдат!
 
 
Ты раб и трудишься здесь за грош,
и хлеба нет для ребят.
Зачем за хозяев на смерть идешь?
Не езди в Анголу, солдат!
 
 
И вовсе не землю свою защитить
преступники эти хотят,
а цепью потуже тебя окрутить.
Не езди в Анголу, солдат!
 
 
Подумай: с кем встретишься ты в борьбе?
Народ Анголы – твой брат.
И, к счастью, победа придет не к тебе.
Не езди в Анголу, солдат!
 

 
О, какое счастье
из темного застенка выйти снова,
увидеть солнце, небо в облаках,
узнать товарищей, их братское участье,
и, взяв их за руки, путем суровым
идти, неся грядущее в руках.
 
 
Какое счастье с высоты холмистой
родную даль увидеть пред собой,
увидеть тех, чей героичен труд,
кто в бой готов идти с душою чистой,
кого за то безумцами зовут,
тех, кто желает твердою рукою
своею новой управлять судьбою.
 
 
Какое счастье, если в ярком свете
поднимется, могуча и тверда,
рука, что остановит даже ветер
и зло разрушит навсегда!
 

ТУРЦИЯ

Назым Хикмет(1902–1963). – Родился в Салониках. Учился в Коммунистическом университете трудящихся Востока в Москве. После возвращения на родину работал в газетах и киностудиях. В 1938 г. за свои политические убеждения был осужден на двадцать восемь лет тюремного заключения. Под давлением мировой прогрессивной общественности в 1950 г. был освобожден и приехал в СССР.

Назым Хикмет – автор многочисленных поэтических книг: «Песня пьющих солнце» (1928), «385 строк» (1929), «Джоконда и Си Я-у» (1929), «Почему Бенерджи покончил с собой» (1931), «Письма к Таранта Бабу» (1935) и др.

 
Я – поэт.
Мой свист, как сталь,
вонзает молнии
в стены домов.
 
 
Мои глаза
на двести метров вдаль
различают двух
сцепившихся жуков.
 
 
И этим ли глазам
сквозь ночи мрак и холод
не разглядеть,
что мир двуногих
надвое расколот?..
 
 
Если ты спросишь,
из какой я части света,
где я жил и что я видал,
загляни в мой портфель:
тебе ответят на это
черный хлеб – мой обед
и книга: Маркс, «Капитал».
 
 
Я – поэт,
понимаю поэзии дело,
не развлекаюсь разговорами о лазури.
Моя самая любимая газелла —
«Анти-Дюринг».
 
 
Я – поэт,
я ронял стихотворные темы
больше, чем капель осень роняла,
но, прежде чем запеть
мои марксистские поэмы,
я должен стать
знатоком «Капитала»…
 
 
Я – старый волк футбола…
Когда форварда Уругвая
(еще в начале нашего века)
были ордой ребятишек веселых,
я на землю бросал
самых тяжелых,
самых огромных хавбеков…
 
 
Я – старый волк футбола.
И когда мяч из центра
несется в лоб,
я его отбиваю:
гоп!..
 
 
И он, пролетая под штангой ворот,
попадает в разинутый
от удивленья рот
голкипера,
влетает в его желудок…
Это мой метод защиты.
Мы – поэты…
Ну…
Мы сказали уже об этом.
 

 
Возвратиться к морю хочу.
В необъятном зеркале моря
Отразиться хочу.
Возвратиться к морю хочу.
 
 
Плывут корабли к черте горизонта, плывут корабли.
О, если б печалью моей паруса напрячься могли!
Весь день стоять бы на вахте и берег видеть вдали!
За это жизни не жаль, и уж если уйти с земли —
Я, как луч, прежде чем в глубине исчезнуть,
Засветиться в волне хочу.
Возвратиться к морю хочу.
Возвратиться к морю xo4yt
 

 
Из горизонта в горизонт
бежит лиловых волн орда,
бежит каспийская вода.
И Каспий говорит с песком
ветров знакомым языком,
он говорит и весь кипит…
Кто сказал, черт возьми,
что Каспий – озеро, что в нем вода мертва,
морская праздная вода,
где волн лиловая орда?
В Каспийском море друг плывет…
Э-э-эй, враг плывет…
Волна – гора,
челнок – джейран,
волна – арык,
челнок – ведро.
Подлетит челнок,
отлетит челнок,
упадет с хребта
одного коня
и опять взлетит
на коня челнок!
И туркмен-рыбак,
скрестив ноги, сидит, за рулем следит,
на башке папаха черным-черна,
не папаха, нет, —
взял барана он и, вспоров живот, на себя надел…
Шерсть барана черна,
на бровях она…
Подлетит челнок,
отлетит челнок,
и рыбак в челне, как туркменский божок,
скрестив ноги, сидит, за рулем следит,
но не думай, что волнам покорен он,
он уверен в себе,
он – как идол каменный в челноке,
как божок, сердит, за рулем сидит,
на волну не глядит,
в борт челна
волна, расколовшись, стучит…
Подлетит челнок,
отлетит челнок,
упадет с хребта
одного коня
и опять взлетит
на коня челнок…
«Эй, гляди, как вихрь подгоняет челн!
Берегись коварства каспийских волн,
ты смотри, чтоб ветер не наделал бед!..»
Черт с ним, с ветром, – пусть!
Нам один закон!
Пусть злит ветер орду оголтелых волн —
кто на море рожден,
в нем погибнет он!
Подлетит челнок,
отлетит челнок,
подлетит челнок…
отлетит челн…
вверх…
          вниз…
                    челн…
 

 
Здесь воздух давит, как свинец.
Кричу,
кричу,
кричу:
– Идите! —
людям
я кричу, —
Свинец
расплавить
я хочу!—
Он говорит:
– Зачем кричишь?
Себя ты в пепел превратишь!
Вот, как Керем,
сгоришь, сгоришь!
Здесь много бед.
Подмоги нет.
Оглохли
уши у сердец.
Здесь воздух давит, как свинец. —
Я говорю
в ответ ему:
– Пусть, как Керем,
сгорю,
сгорю!
Ведь если я гореть не буду
и если ты гореть не будешь,
и если мы гореть не будем,
так кто же здесь
рассеет тьму?
Здесь воздух, как земля, тяжел.
Здесь воздух давит, как свинец. —
Кричу,
кричу,
кричу,
кричу:
– Идите! —
людям я кричу. —
Свинец
расплавить
я хочу!
 

 
Был великан с голубыми глазами,
он любил женщину маленького роста.
А ей все время в мечтах являлся
маленький дом,
где растет под окном
цветущая жимолость.
Великан любил, как любят великаны,
он к большой работе
тянулся руками
и построить не мог
ей теремок —
маленький дом,
где растет под окном
цветущая жимолость.
 
 
Был великан с голубыми глазами,
он любил женщину маленького роста.
А она устала идти с ним рядом
дорогой великанов,
ей захотелось
отдохнуть в уютном домике с садом.
– Прощай! – сказала она голубым глазам.
И ее увел состоятельный карлик
в маленький дом,
где растет под окном
цветущая жимолость.
 
 
И великан понимает теперь,
что любовь великана
не упрятать в маленький дом,
где растет под окном
цветущая жимолость.
 

* * *

 
Самое лучшее море:
то, где еще не плавал.
Самый лучший ребенок:
тот, что еще не вырос.
Самые лучшие дни нашей жизни:
те, что еще не прожиты.
И самое прекрасное из сказанных тебе слов:
то, что я еще скажу…
 

 
Рыцарь бессмертной юности
В пятьдесят расслышал разум, что бьется в груди,
И в июльское утро пошел воевать
За истину, красоту и добро.
 
 
Перед ним – мир, полный глупых, зазнавшихся чудищ,
Под ним – Росинант, печальный и храбрый.
Я знаю, если тебя одолела тоска,
Если сердце весит кило и тысячу грамм,
Ничего не поделаешь, друг Дон-Кихот, все равно
отправишься к ветрякам.
 
 
Ты прав, Дульцинея прекраснее всех,
И ты это крикнешь в лицо торгашам,
И тебя швырнут наземь и оттузят,
Но, рыцарь нашей жажды, ты непобедим,
Ты будешь гореть в своих тяжелых латах,
И станет Дульцинея прекраснее во сто крат.
 

 
Листья и ветки – ало и зелено,
милая, нам расставаться не велено.
Зеленое – алому, листья – плодам,
я больше тебя никому не отдам.
 
 
ЯПОНСКИЙ РЫБАК
 
 
Японский рыбак был молод и смел,
был облаком в море убит рыбак.
Его земляк эту песню мне спел.
…Был желтый вечер. Зажгли маяк.
 
 
Поймали рыбу, кто съест – умрет,
и кто коснется нас – умрет.
Как черный гроб, плывет баркас,
кто вступит на баркас – умрет.
 
 
Поймали рыбу, кто съест – умрет,
умрет не сразу, нет, – на нем
гнить будет мясо день за днем…
Поймали рыбу, кто съест – умрет.
 
 
И кто коснется нас – умрет,
коснется наших рук простых,
омытых солью волн морских.
 
 
И кто коснется нас – умрет,
умрет не сразу, нет, – на нем
гнить будет мясо день за днем.
И кто коснется нас – умрет.
 
 
Любовь моя, меня забудь!
Как черный гроб, плывет баркас,
кто вступит на баркас – умрет,
упало облако на нас…
Любовь моя, меня забудь!
Не обнимай – ношу змею,
она вкрадется в грудь твою…
Любовь моя, меня забудь!
 
 
Как черный гроб, плывет баркас,
любовь моя, меня забудь!
Наш сын родится без отца,
гнилей протухшего яйца…
Как черный гроб, плывет баркас,
качая мертвую траву…
О люди! Где вы? Вас зову!
Я вас зову!
 

* * *

 
Я устал, капитан, и меня ты не жди,
а в журнал судовой пусть пишет другой.
Минареты, чинары и порт впереди.
Не со мной приплывешь ты в порт голубой.
 

* * *

 
Растет во мне дерево, – вы увидеть его могли бы, —
оно происходит от солнца и к солнцу стремится,
качаются его листья, как огненные рыбы,
а плоды щебечут, как веселые птицы.
 
 
На звезду, которая плавает во мне,
давно спустились путешественники из ракет,
говорящие на языке, что снится во сне,
на котором приказа и просьбы нет.
 
 
Во мне есть белая дорога,
муравьи волочат зернышки и палки,
по ней праздничных машин проезжает много
и не встречаются катафалки.
 
 
Во мне время стоит, как вода,
благоухает, как цветок на груди,
а мне наплевать, что сегодня – пятница или среда,
что большее позади, а меньшее впереди.