Текст книги "Поэзия народов СССР XIX – начала XX века"

Автор книги: авторов Коллектив

О ПОЭЗИИ И ПОЭТИЧЕСКОЙ ГИПЕРБОЛЕ

 
О поэтах пишу я вот этот мой стих,
Рассказать я хочу в этом слове о них.
 
 
Хвалят благо, что явлено светом, они,
Звучным словом расскажут об этом они.
 
 
Где цветет на земле край – отрада сердец,
Где есть дивное зданье, прекрасный дворец,
 
 
Где раскинулся рощами благостный сад,
Посылающий людям блаженство услад,
 
 
Где широкие степи не знают конца
И просторами тешат людские сердца,
 
 
Где живет предостойный и мудрый народ,
В чьей душе человечности благо цветет, —
 
 
Обо всем возвестит добрым словом поэт,
А недоброго слова в стихах его нет!
 
 
Много видывал в жизни своей Саади, —
Сколько книг написал он о том, погляди!
 
 
Сколько в землях далеких сторон ни бывал,
И в каких городах только он ни бывал, —
 
 
Там на пеструю жизнь городов он смотрел,
В сущность зрелищ проникнуть готов, он смотрел.
 
 
Что б ни видел он в жизни людской – например,
Много разных законов, обычаев, вер, —
 
 
Обо всем он то прозой, бывало, писал,
То стихами – и много и мало – писал.
 
 
Лишь тому, кто не видел, чужое чудно, —
Лишь ему беспричинно дивиться дано!
 
 
Вот пример: разных стран мусульманский народ,
А прямее сказать – мы, ферганский народ.
 
 
Городов мы российских не знали вовек
И не видели, как там живет человек.
 
 
А ведь в пользу себе побывать бы смогли
В них пытливые люди из нашей земли!
 
 
Что и где на земле повидает поэт,
Будет вид этих зрелищ стихами воспет.
 
 
Благодатны краса и звучанье стихов,
Если вложен в них смысл сокровеннейших слов.
 
 
Мусульманским поэтам, чья слава жива,
Были ведомы тайны высот мастерства.
 
 
Ведь и Фирдоуси, и Хафиз с Саади —
Словно стяг всех времен, что несут впереди!
 
 
Скольких доблестных мыслей и слов благодать
Людям, внемлющим слову, смогли они дать!
 
 
Ведь у Фирдоуси прочитает любой,
Как в стихах «Шах-наме» он описывал бой:
 
 
«И от грома копыт вся пустыня окрест
В шесть земель превратилась и в восемь небес!»
 
 
В этот стих заключил он немало чудес:
Где ж он взял шесть земель или восемь небес!
 
 
Но ведь каждый из нас слышать рад этот стих,
И чудесной красою богат этот стих!
 
 
Мы в веселье и в счастье слагаем стихи,
И в беде и в напасти слагаем стихи.
 
 
Что бы ни было с нами – об этом и речь,
И богата такими приметами речь!
 
 
Но всегда добрым словом мы судим о том,
Возвещаем правдиво мы людям о том!
 

ГАЗЕЛИ

ЦВЕТЕНЬЕ ВЕСНЫ

 
Если розам весной хорошо средь цветущего луга,
Если каждый в любви обретает любимого друга,
 
 
Если каждой весной снова плещут вино и веселье,
А казалось, навек погубили их стужа и вьюга,
 
 
Если тучи полны, если душу так радует зелень,
Близ арыков – луга и зеленое пиршество юга,
 
 
Если воздух пригож, и прозрачны журчащие воды,
И, бурля в ручейках, волны бьются о берег упруго,
 
 
Если хмель, как рубин, блещет искрами в золоте чаши,
Если кравчий в пиру – луноликая дева-подруга,
 
 
А у роз – соловьи, стайки горлиц – в ветвях кипариса
Дивный облик и стан вспоминают, томясь от недуга, —
 
 
Что нам райский цветник, да и нужен ли он человеку,
Если этой красой так богата земная округа?
 
 
Но в мирском цветнике как Фуркату быть столь же счастливым,
Если дом его стал точно полная скорби лачуга?
 

НЕ СРАЗУ, НЕ СРАЗУ

 
Ты мне стала навеки мила, но не сразу, не сразу.
Ты в душе моей страсть родила, но не сразу, не сразу.
 
 
Ты в посланье дала мне понять: «Пусть горячим и чистым
Поцелуям не будет числа, но не сразу, не сразу.
 
 
Быстрота не поможет достигнуть пленительной цели,
Человек завершает дела, но не сразу, не сразу».
 
 
Как мне выдержать? Пламя мое все сильней и сильнее.
Ты покой у меня отняла, но не сразу, не сразу.
 
 
Ждал я встречи напрасно, себя утешая напрасно,
Что разлуки рассеется мгла, но не сразу, не сразу.
 
 
Успокой меня, весть о себе мне пришли, дорогая,
Чтоб забвенье она принесла, но не сразу, не сразу.
 
 
Но могу ли спокойным я быть без тебя, без любимой?
Дни чернеют мои, как смола, но не сразу, не сразу.
 
 
Обольщая глазами, в меня ты метнула ресницы, —
За стрелою пронзает стрела, но не сразу, не сразу.
 
 
Если пламя Фурката свиданья вином не зальешь ты,
Я погибну, сожженный дотла, но не сразу, не сразу.
 

НА ЛИКЕ РУМЯНОМ

 
То ль испарина хмеля на лике румяном,
То ль на розе роса рдеет блеском багряным?
 
 
Это – бровь или меч, почерневший от крови,
Иль небесная синь в этом цвете сурьмяном?
 
 
Это кудри ли вьются, твой лик обвивая,
Иль драконы красу полонили обманом?
 
 
А откроешь лицо – соловьи изнывают,
Млеют горлицы, словно объяты дурманом!
 
 
Прах с пути твоего люди жадно хватают,
Будто золото – нищие в рубище рваном!
 
 
Колдовские нарциссы глаза сеют смуту,
Сабли брови спешат на подмогу смутьянам.
 
 
О кокетка, оставь искушенье лукавством, —
Ведь под ним, как под ношей, сгибаются станом!
 
 
От очей и бровей твоих – гибель Фуркату, —
Месяц всходит над звездами, смуты даря нам!
 

СМИЛУЙСЯ!

 
Багряный тюльпан в степи – то тень твоего чела
Иль это в степях судьбы – кровавая пиала?
 
 
Хвалитель назвал твой стан подобьем райских дерев,
Ведь он кипарис сравнил с гнилой корягой ствола!
 
 
Хоть ты красотой – луна, увы, к тебе не дошли
Те стоны, что в муках слез разлука к небу взвила!
 
 
От горестей умер я, томясь в тоске по тебе,
А ты и этот недуг притворством моим сочла!
 
 
О память давних времен! Как счастлив с тобой я был!
Я дней разлуки не знал, не ведал такого зла!
 
 
И розам в садах дано твое превосходство знать:
Поникли они к земле, едва лишь ты в сад вошла.
 
 
Молва о твоих устах проникла и в медресе, —
Из каждой кельи неслась вослед тебе похвала!
 
 
О, смилуйся надо мной, нет сил разлуку терпеть,
И в сердце боль о тебе, и скорбь моя тяжела!
 
 
Истерзанный, изнемог в разлуке с тобой Фуркат, —
О, если б милость твоя ко мне снизойти могла!
 

ГДЕ Ж ТВОЯ ЛУНА?

 
Где ж твоя луна, о сердце, стонешь ты жестоко ночью,
Кровь вот-вот зальет мне очи струями потока ночью!
 
 
Дай хмельную чашу, кравчий, – я рабом послушным стану,
Наступает время пиршеств с девой черноокой ночью!
 
 
Нет конца и края горю, боль измен меня терзает, —
Ах, к чему печаль разлуки и слова упрека ночью!
 
 
В час, когда я, мучим жаждой, о твоих губах мечтаю,
Что устам вода живая, – даже в ней нет прока ночью!
 
 
Если всем моя красотка дарит взгляд, играя бровью,
Разве на меня не взглянет, хоть бы краем ока, ночью?
 
 
В час, когда, томя лукавством, луноликая выходит,
Диво ль, что душа навстречу выйдет к ней до срока ночью!
 
 
А когда прийти захочешь – от соперников укройся,
Милость не дари открыто – скрой ее глубоко ночью!
 
 
Сколько дней лежу во прахе я у твоего порога!
Сжалься! Милости молю я – хоть чуть-чуть, намека-ночью!
 
 
Ночь измен горька Фуркату – он, рыдая, ждет свиданья, —
Кто ж меня спасет от муки гибнуть одиноко ночью!
 

НА ТВОЕМ ПУТИ

 
Поутру стою несмело на твоем пути.
Все пред взором потемнело на твоем пути!
 
 
Достигают небосвода ропот мой и вздох,
А тебе до них пет дела на твоем пути.
 
 
Смерти ты моей желаешь? Что же, убивай,
Чтобы кровь моя зардела на твоем пути.
 
 
На коне с весельем скачешь, а моя душа
Под копытом онемела на твоем пути.
 
 
Камни клеветы встречаю грудью, как Меджнун,
Нет моей тоске предела на твоем пути.
 
 
О, приди же, как к Юсуфу Зулейха пришла, —
Горе мною овладело на твоем пути!
 
 
Если я, Фуркат, погибну от любви к тебе,
Ты мое увидишь тело на твоем пути.
 

ОЧИ ТВОИ

 
Кровожадным терзаньем мучат нечестиво очи твои,
Так и смотрят, где мусульмане – им пожива, очи твои!
 
 
Сонм сердец, как будто арканом, ловят кольца твоих кудрей,
Точат жала бровей-кинжалов горделиво очи твои.
 
 
«Уходи!» – угрожая гневно, гонят прочь острия бровей,
«Приходи!» – посылают нежно знак призыва очи твои.
 
 
Не подумай, что захмелевший стал мертвецки пьян от вина, —
Ты взглянула – и он увидел, что за диво – очи твои!
 
 
Рвет на мне одежды смиренья длань твоей жестокой красы,
И срамят меня перед всеми зло и лживо очи твои.
 
 
Если лик твой поверг в смущенье гладь жемчужную белых роз
Почему же не шлют нарциссам клич зазыва очи твои?
 
 
Почему бесприютным ланям суждено в пустынях бродить?
Взор их томный красой затмили прихотливо очи твои!
 
 
Погубили, сломив Фурката, и повергли его в недуг
Стан твой, родинки, чудный облик и два дива – очи твои!
 

НЕТ БЛАГОНРАВНОЙ

 
Нет в мире благонравной ни одной, – горю, твой раб!
Увидев пери, стал я диваной, – горю, твой раб!
 
 
Ты пери? Или гурия в раю? Иль серафим?
Ты прелестью пленила неземной, – горю, твой раб!
 
 
Я странник, я в развалинах живу, сосед совы,
Будь милостива, сжалься надо мной, – горю, твой раб!
 
 
Тебя увидев, другом верным стал твоей любви,
Пока не обезумел я, больной, – горю, твой раб!
 
 
Кто вправе хвастаться, что он влюблен, влюблен в тебя?
Один лишь я пленен, пленен луной, – горю, твой раб!
 
 
С печалью тайно связана душа, с тоской слилась,
Боль стала для меня сестрой родной, – горю, твой раб!
 
 
Я вспоминаю, розу увидав, твои уста,
И отнял кровь мою цветок степной, – горю, твой раб!
 
 
Ах, почему цветы к твоим ногам не упадут?
Когда в саду гуляешь ты весной – горю, твой раб!
 
 
Да станет мотыльком моя душа, а ты – свечой:
Приди же, озаряя мрак ночной, – горю, твой раб!
 
 
Эх, жизнь моя прошла, я не достиг своей мечты,
Несчастней всех, и в холод я и в зной горю, твой раб!
 
 
Из букв-жемчужин имя нанизав своей луны,
Фуркат поет: «К чему удел иной? Горю, твой раб!»
 

О, ДОКОЛЕ Ж?

 
О, доколе ж мне в разлуке будешь душу жечь пожаром?
Пощади же, если любишь, не предай жестоким карам!
 
 
Впрямь, зачем тебе павлином красоваться средь развалин?
Даже совы не летают над моим жилищем старым!
 
 
Где бы я тебя ни вспомнил – облик твой, подобный розе,
Там мне сад и там – цветник мой, розы рая рдеют жаром.
 
 
Сколько ты меня ни мучишь, о жестокая шалунья,
Никогда не станет силы притерпеться мне к ударам.
 
 
От моих ночных стенаний даже небо пооглохло,
Ты ж меня не хочешь слышать, хоть кричу в терзанье яром!
 
 
Усмири поток стенаний, крик услышь, будь справедлива, —
В странах красоты султаном ведь зовешься ты недаром!
 
 
О, к твоим кудрям прильнуть бы, – и тогда мои ресницы
Послужили б вместо гребня их красе и дивным чарам!
 
 
Не сдержала ты посулов, вдребезги обет разбила, —
Эх, Фуркат, свои надежды ты растратил, видно, даром!
 

ПЫЛАТЬ МЕНЯ ТЫ НАУЧИЛА

 
Пылать меня ты научила в огне разлук по вечерам,
Но ты светильником свиданий сияешь радостным пирам.
 
 
Нет, не тюльпанами – скорбями усеяла ты грудь мою,
И стала садом степь страданья и уподобилась коврам.
 
 
Жестокости вонзила жало ты, солнцеликая, в меня,
Окрашен мир моею кровью, как жарким солнцем по утрам.
 
 
Ресницы стрел в меня метнула, лук натянув своих бровей, —
По воле собственной я гибну, грудь подставляя остриям.
 
 
Не так была война сурова меж христиан и мусульман,
Как у тебя – с моей любовью: мучительнице стыд и срам!
 
 
О сердце, сердце, ты страдаешь у стройной лилии в плену.
Где кипарис? Где ирис нежный? Где путь к пленительным дарам?
 
 
В сеть превратилась грудь Фурката: шалунья подняла свой меч, —
Да будет эта сеть как панцирь, что надобен богатырям!
 

ЛИШЬ ВСПОМНЮ

 
Как вспомню пушок благовонный, которым пленен,
Увижу тотчас и газель из хотанских сторон.
 
 
Я сердце и душу оставил в обители той,
Где был твоим розовым ликом мой взор восхищен.
 
 
Напиток приязни твоей разливая, судьба
Мне чашу пустую вручила, – я был обделен.
 
 
Едва ты вошла, вслед за горлинкой смолк соловей.
В смятении роза дрожит, кипарис посрамлен.
 
 
Твой ротик, о пери, настолько пленительно мал,
Что спорят премудрые – впрямь существует ли он?
 
 
С тех пор как узрел полумесяцы этих бровей,
И сам полумесяцем стал я, судьбою согбен.
 
 
Как только услышишь от вестника имя «Фуркат»,
Явись, умоляю!.. Ты слышишь предсмертный мой стон!
 

ЯЗЫК

 
Знанье души народа – знанье его языка,
Только обменом речью —
связь меж людей крепка.
Юноши, изучайте не только родной язык, —
Станет вам, как родная,
чужая страна близка.
Матери, посылайте в дома науки детей,
Радостно черпать мудрость
из братского родника.
Знанье делает мудрым, – учившиеся всему
Гордостью века стали, и слава их велика.
Да не узнают дети обиды, что знал Аваз,
Вечно его томила по речи чужой тоска.
 

МУСУЛЬМАНСКИМ УЧЕНЫМ

 
Власть суеверия в мире святыней сделали вы,
Народ угнетенным и нищим ныне сделали вы,
 
 
Вы, судьи, законоведы, кем писан такой закон,
Что целый народ обреченным кручине сделали вы!
 
 
Затем, чтоб людей обезволить, в рабстве держали их,
Родную землю подобной чужбине сделали вы.
 
 
Настанет время – создатель к ответу вас призовет
И спросит: что с человеком, в гордыне, сделали вы?
 
 
Его ничему не учили, жил невеждою он,
Своей докукой заботу о чине сделали вы.
 
 
Не люди мы, что ли? Мы тоже песен хотим и книг,
Людей же стадом в безводной долине сделали вы.
 
 
Когда-нибудь, пробудившись, как я, вас спросит народ,
За что его жизнь и душу пустыней сделали вы?
 

* * *

 
Эй, громче ударив по струнам, спой песенку нам, певец.
Не место печали средь пира, дай радость сердцам, певец.
 
 
В силки своих песен волшебных любовников замани,
Чтоб стало не жалко с душою расстаться гостям, певец.
 
 
Вина ему дай, виночерпий. Пусть, чашу выпив до дна,
Поет нам газели. Мы рады певучим стихам, певец.
 
 
Пусть щеки твои заалеют, подобно розам в саду,
Пусть песня твоя понесется к ночным облакам, певец.
 
 
Ты душу зажег мне, играя, ты мертвого воскресил,
Своею целительной силой ты равен богам, певец.
 
 
Ах, если б на пиршестве этом твоя подруга, Аваз,
Такую бы песню запела, что смолкнул бы сам певец!
 
 
Воскрешающим мертвых речам животворным – хвала!
Убивающим смертных – очам твоим черным – хвала!
 
 
Все красавицы мира склонились бы ниц перед ней,
Восклицая смиренно: чертам не повторным – хвала!
 
 
Ночь разлуки прорезал лица ее тоненький луч,
Стали горы светиться, – вершинам тем горным – хвала!
 
 
Роза спрячется в землю, дурнушкой считая себя,
Скажет: пальме живой в одеянье узорном – хвала!
 
 
Ты влюбленным несешь с каждым шагом обиды и боль, —
Луноликая! Мукам и горестям вздорным – хвала!
 
 
Покрывало откинув, войдешь ты к поэту на пир, —
Скажут: верной любви, что горит жарким горном, – хвала!
 
 
Какова у поэта душа – таковы и стихи,
Слава сердцу Аваза. Трудам стихотворным – хвала!
 

ИЗ КАРАКАЛПАКСКИХ ПОЭТОВ

КОМУ НУЖЕН?

 
О, если есть еще края,
Где не слыхали соловья,
В таком глухом краю, друзья,
Кому цветок пахучий нужен?
 
 
Когда бегущий с гор поток
Не в силах напоить росток,
Не разольется в должный срок, —
Кому поток могучий нужен?
 
 
Коль сокол, высмотревший дичь,
Не испускает гордый клич
И не желает дичь настичь, —
Кому подобный сокол нужен?
 
 
Коль не мелькает пес, как тень,
Не перескочит и плетень,
Увидит зайца – гнаться лень, —
Кому брехун подобный нужен?
 
 
Коль не послушен конь узде,
Коль неразборчив он в еде,
Ленив на скачках и в езде, —
Кому скакун подобный нужен?
 
 
Нет перед дедами заслуг,
К врагу бежит, как лучший друг,
А дело валится из рук, —
Кому урод подобный нужен?
 
 
Не копит гнева с каждым днем,
Не победит в борьбе с врагом,
Ни силы, ни упорства в нем, —
Кому боец подобный нужен?
 
 
Душа за ближних не болит,
Людей в беде не защитит,
Все голодны, один он сыт, —
Кому вожак подобный нужен?
 
 
Несправедлив к народу он,
Не слышит страждущего стон,
От бедствий прячется за трон, —
Кому такой правитель нужен?
 
 
Суд справедливый не по нем,
Лицеприятен он во всем,
Чужак на празднике людском, —
Кому такой советчик нужен?
 
 
Скота в загоне – не сочтешь,
А людям пользы – ни на грош,
На волка жадного похож, —
Кому такой стяжатель нужен?
 
 
Шумит ручьем, а не рекой,
Бесстыдно хвастает собой,
А для врага – лишь звук пустой, —
Кому такой воитель нужен?
 
 
Не слушает отца и мать,
Их не желает почитать, —
Что старикам от сына ждать?
Кому такой наследник нужен?
 
 
Не видишь солнечных лучей,
Не слышишь, как звенит ручей,
Сам не поешь, как соловей,
И так всю жизнь… Кому ты нужен?
 

БОЗАТАУ

 
Суждено уйти нам в неизвестный край.
Мы должны расстаться, славный Бозатау.
Слезы наши льются… Ты прощай, прощай,
Мы должны расстаться, славный Бозатау.
 
 
Век земля с народом, при земле народ.
Горе нас в изгнанье безземельных ждет.
Не избудем боли, захиреет род.
Ты кормильцем был нам, славный Бозатау.
 
 
Здесь на свет явился, рос я и взрослел,
Скакуном арабским век свой мчать хотел,
Жизнью наслаждался, хлеб твой сытный ел…
Мы должны расстаться, славный Бозатау.
 
 
Я к беседе доброй первым делал шаг,
Первый был затейник, первый весельчак.
Но тебя покинуть вынуждает враг,
Мы должны расстаться, славный Бозатау.
 
 
Сад был соловьиный – стал вороний стан.
Изболело сердце, в голове туман.
Разорен врагами и Кийсык Порхан.
Вытоптан, разграблен, славный Бозатау.
 
 
Мать в Гургане чья-то, – страшный был набег,
Чьи-то братья, сестры угнаны в Атрек,
Чья-то дочь в Хаджаре проживет свой век,
Многие в неволе, славный Бозатау.
 
 
Вопли раздавались громкие окрест:
Больно отрываться от родимых мест.
Всадники пленили плачущих невест,
Гнали, разлучали с милым, Бозатау.
 
 
Вот юнец чубатый смотрит на отца:
В Шам, в Ирак ли в рабство продадут юнца —
Навсегда разлука, нет на нем лица!..
Гурд ли, Тегеран – все рабство, Бозатау.
 
 
Чья-то дочь в тончайший облеклась атлас,
Схвачена злодеем, так и не спаслась.
Свет луны и солнца для родных погас,
Дева твой разделит жребий, Бозатау.
 
 
Сотни их, приятных мягкостью речей,
Стройных, цветоликих, с теменью очей,
Волею аллаха, властью палачей
Где-то на Балканах будут, Бозатау.
 
 
Тех, что равны были красотой Лейли,
Чьи зарей румяной щеки расцвели,
Гордых, крутобровых, – в плен их увели,
Век им жить в неволе тяжкой, Бозатау.
 
 
Слышал, пред рассветом началась пальба.
Вольным спал – проснулся с участью раба:
Руки мне связали – где уж тут борьба…
Был врасплох захвачен сын твой, Бозатау.
 
 
Многие хлебнули горя от туркмен:
Тех они убили, тех угнали в плен.
Разоренье – целых не осталось стен,
Плач стоял повсюду громкий, Бозатау.
 
 
Тот в сраженье сделал свой последний вздох
Тот, скота лишившись, жив, но нищ и плох
Тот, с детьми расставшись, от тоски иссох
Это не конец ли света, Бозатау!
 
 
Все-таки причина наших бед – Кунград,
Сейилхан жестокий также виноват.
Где ашамайлы и где теперь кыят?
Без людей, без пастбищ ныне Бозатау.
 
 
Храброго джигита участь тяжела.
Нет людей… Сгорело, что горит, дотла.
В сердце мне вонзилась жгучая игла —
Всеми ты покинут, славный Бозатау.
 
 
Связанный, плененный, ухожу в слезах.
Нет защиты – только ты один, аллах.
Полное безлюдье на твоих дворах,
Всеми ты покинут, жалкий Бозатау.
 
 
Был главою здешним ты, мулла Пирим,
Дорожат кунградцы именем твоим.
Будь же, муж ученый, ты защитой им.
Всеми ты покинут, бедный Бозатау.
 
 
За спиной остался разоренный рай.
Зийуар льет слезы и твердит: прощай!
Будет жив – вернется он в любимый край.
Всеми ты покинут, скорбный Бозатау.
 

ПРОСНИСЬ

(Мухаллес)

 
Пришел к тебе и стал у ног: любимая моя, проснись.
У изголовья свет зажег: любимая моя, проснись.
Луна, нетленный огонек, свет глаз моих, проснись, проснись.
Тоски не молкнущей исток, желанная моя, проснись.
Пришел я, не прийти не мог! О сжалься, милая, проснись!
 
 
Мне ночью выпало шагать – перед рассветом кончил путь,
Чтоб слово данное сдержать, себя пришлось мне подхлестнуть.
Ты продолжаешь сладко спать, застежки не стесняют грудь…
Душе моей чего желать? – В твоих объятьях прикорнуть.
Не заставляй меня страдать, открой глаза, скорей проснись.
 
 
К серпу, что в небесах повис, ты не тяни напрасно рук.
Войти, любимая, не тщись в тот недоступный смертным круг.
В полет безумный не стремись – одни препятствия вокруг,
Сорвешься ненароком вниз – в грязи окажешься ты вдруг.
У изголовья ждет твой друг. Проснись, любимая, проснись.
 

МОРЕ РЫБЫ СВОЕЙ НЕ ДАЕТ

 
Снова в море закинул я сеть.
Море рыбы своей не дает.
Боже мой, нету силы терпеть,
Что в груди твоей: сердце иль лед?
 
 
Обезлюдел мой род, приуныл,
Поплелись мы, лишенные сил,
От родимой земли и могил…
Море рыбы своей не дает!
 
 
И меня захлестнула нужда,
И пошел я, не зная куда,
Но везде нас встречает беда,
Море рыбы своей не дает.
 
 
Путь тяжелый и длинный у нас.
Ни зерна, ни скотины у нас.
Есть ли выход, мужчины, у нас?
Море рыбы своей не дает.
 
 
В злобном море бушует волна,
Словно жизнь, холодна и черна.
Жизнь мрачна, без просвета она.
Море рыбы своей не дает.
 
 
Вам, друзья, не желал я беды,
Я желал за любовь и труды
Много счастья, как в море воды,
Лет на сто или двести вперед.
 
 
Но, увы, нас окутал туман,
Правят миром лишь зло да обман,
Злой богач и блудливый ишан,
Им и счастье, и мясо, и мед.
 
 
Ну, а мы – простота, беднота,
Дверь удачи для нас заперта,
Бьет аллах нас, и лжет нам мечта,
Море рыбы своей не дает.
 
 
Я бедняк, я собрат ваш Бердах,
Я правдив и в словах и в делах,
И меня обездолил аллах,
Адским пламенем сердце мне жжет.
 

МНЕ НУЖНЫ

 
Цветок, к моим ногам склоненный,
Поющий соловей влюбленный,
Мир, светом солнца озаренный,
Дни радостные – мне нужны.
 
 
Гора, чтоб издали дымилась,
Верблюдица, чтобы доилась,
Красавица, чтоб ночью снилась,
Для счастья моего нужны.
 
 
Мне нужен конь нетерпеливый,
С подстриженным хвостом и гривой,
Крепкокопытный и красивый…
Лихие кони мне нужны.
 
 
Есть у меня еще забота:
Мне соколиная охота,
Мне птицы, ждущие полета,
Лихие соколы нужны.
 
 
Джигиты, чья рука готова
В бою сразить врага любого,
Держать умеющие слово,
Для дела правого нужны.
 
 
Друзья, борцы, что за свободу
Готовы и в огонь и в воду,
Сочувствующие народу,
Для дела правого нужны.
 
 
Кто сеет хлеб и воду ищет,
Кто с бедняками делит пищу,
Кто помогает людям нищим —
Такие люди мне нужны.
 
 
Борцы, насупившие брови,
С оружьем правым наготове,
Те, что не пожалеют крови
В борьбе за счастье, мне нужны.
 

МОЯ ПОДРУГА

 
Брови, брови, как в горах осока,
Брови, брови подняты высоко,
А под ними, как у ланей горных,
Пара глаз, испуганных и черных.
 
 
Ты пришла – ответь мне, ради бога, —
Из каких краев на белый свет?
Здесь тебя такую сглазить могут,
Вот, надень на шею амулет.
 

РОЗА С БУТОНОМ

 
Ох, роза с бутоном,
Ох, роза с бутоном,
Смеясь, ты играешь
Со мною, влюбленным.
 
 
Как долго ты вовсе
Со мной не была,
В пожаре разлуки
Сгорел я дотла.
 
 
Ты, роза с бутоном,
Не хочешь склониться…
Как трудно влюбленным
Желанных добиться.
 
 
Мы платим за счастье
Нелегкою данью,
Чем больше желанье,
Тем горше страданье.