Поэзия народов СССР XIX – начала XX века
Текст книги "Поэзия народов СССР XIX – начала XX века"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)
ВЗЯТКА БОГУ
В одной стране, где вечный недород,
Неграмотен и темен был народ.
Лахидж деревня прозывалась та, —
Слог «ла» – ничто, «хидж» – вовсе пустота
Однажды летом над деревней той
Не выпало ни капли дождевой.
Не знали люди, как им дальше жить,
И вздумали аллаха подкупить.
«Дадим мы богу взятку, он возьмет
И благодатный дождик нам пошлет!»
И в чаянье награды и добра
Собрали деньги с каждого двора,
Все по полушке, сколько каждый смог…
И старосте вручили узелок,
Чтоб он, который умудрен и стар,
Всевышнему вручил посильный дар.
Тот староста в нелегкий путь потек,
С надеждой восклицая:
«Где ты, бог?
О господи, явись!» – шептал моля,
Дорогой не торенною пыля.
Но тесен все же этот зримый мир:
В той стороне охотился эмир
Обличьем хлеще шаха самого.
Был ловчий сокол на руке его
И в золотых ошейниках два пса
Эмирской псарни слава и краса.
Узрев, опешил староста-простак.
Подумал он:
«Да это бог никак!»
И так сказал, склонившись до земли:
«Творец земного, смертному внемли.
К тебе, аллах, предвечный судия,
Толпою бедняков направлен я.
Все золотишко, собранное здесь,
Тебе, всевышний, должен в дар принесть.
Взамен тебя мы просим об одном:
Посевы наши окропи дождем.
Горит от зноя ширь родных полей,
Дождь милости своей на них пролей.
Архангел с клювом на твоей руке,
Два Азраила лают вдалеке.
Во имя этих ангелов святых
Не пожалей нам милостей своих.
Ты добротою к страждущим богат!»
Эмир смекнул:
«Старик придурковат!»
С седла нагнувшись, самозванный бог
Схватил проворно тяжкий узелок,
Сказав при этом:
«Дар угоден мне.
Ступай к односельчанам и родне,
А в пятницу я милость вам явлю
И благодатный дождь на вас пролью».
Наш простота, не чуявший обман,
Домой придя, созвал односельчан
И рассказал:
«Разверзлись небеса.
Я видел бога, с ним два лютых пса.
Два Азраила, чьи остры клыки.
Пернатый ангел не слетал с руки, —
Запястье вседержителя когтил
В нем мной святой угадан Гавриил.
Всевышний принял наш ничтожный дар
С ним ускакав, как будто на пожар,
Он крикнул мне:
«За дань благодарю
И в пятницу вам дождик подарю!»
И в пятницу вдруг схлынула жара
И ливень хлынул, словно из ведра.
Вода все прибывала и росла,
Не стало глинобитного села.
Все, что мычало, блеяло, увлек
В круженье пены яростный поток.
И рассудил народ, познавший страх:
«Сколь бескорыстен благостный аллах.
Он, тысячу туманов увидав,
Перестарался, разум потеряв.
А может, просто лишнего хватил
И нашу всю окрестность затопил!»
ГЛУПЫЙ СУДЬЯ
Жил кадий на свете, почтенный судья.
Однажды он книгу прочел Бытия.
И притча одна, повторенная вслух,
Смутила судьи незатейливый дух:
«Кто длиннобород, но мала голова,
Неумным того почитает молва».
Наш кадий подумал:
«Беда велика,
О, срам, я имею черты дурака,
Два признака глупости! Праведный бог».
В ту ночь на мгновенье заснуть он не мог,
А утром, чуть в дверь ученик постучал,
О притче учитель ему рассказал.
Но тот возразил:
«О достойный имам,
Себя не печаль по таким пустякам.
Всевышнему слава, ты мудр и богат,
Коран изучил и блюдешь шариат.
Хоть внешность – я тоже наслышан о том
Иные мужи сочетают с умом,
Но смысла я в этом не вижу ничуть!»
Наш кадий вновь книгу решил развернуть
И снова, ту притчу прочтя до конца,
В себе обнаружил приметы глупца:
«Меня утешал лизоблюд-ученик,
Затем что малец к подхалимству привык.
Но я изучил роковые листы
И должен избыть две позорных черты.
Мала голова, но обитель ума,
Ее увеличить поможет чалма».
Огромный сумел навертеть он тюрбан,
И стала башка, как большой барабан.
С одной без ущерба расправясь чертой,
Наш кадий покончить решил с бородой.
«Отныне я стану короткобород
И глупым никто меня впредь не сочтет!»
Презрения полон судья к бороде,
А ножниц, на грех, не сыскалось нигде.
Он сунулся к лампе зажженной тогда —
И пламенем рыжим взялась борода.
Рукою лицо заслонить он не смог,
Едва не ослепший, он брови обжег.
На красном и голом лице, посмотри,
Как крупные сливы, блестят волдыри.
А что с бородою?
Сгорела дотла.
Так глупость судью до беды довела.
СЛУЧАЙ С МЕДЖНУНОМ
Меджнуна встретить путнику пришлось,
Печали пленник, он собаку нес.
И, ничего не видя впереди,
Он шел в слезах, прижавши пса к груди.
То лапы собачонке он лобзал,
То мокрый нос любовно целовал,
Так говоря:
«Лохматый, верный друг,
Ты исцеляешь тайный мой недуг.
Да буду жертвой я собачьих ног —
Ты преступал возлюбленной порог.
Рабом очей горящих стать вели —
Ты созерцал достоинства Лейли.
Лай днем и ночью, пес, не умолкай,
Бальзам для сердца – твой свирепый лай.
Шерсть источает амбры аромат,
Клыки, как жемчуг, ласково блестят.
Семь отроков тебе я в жертву дам,
Такого пса в раю не знал Адам!»
Меджнуну путник молвил:
«О, глупец,
Ты человек, создания венец,
Так унижаться перед псом – позор!»
Вздохнул Меджнун, слезами полня взор:
«Любить мне шелудивца надлежит,
Он двор Лейли надежно сторожит.
Счастливчик-пес, ему большая честь,
Он у порога милой может есть.
Беспечно спать, свернувшись колесом.
Зачем творец меня не сделал псом?
Различье наше лишь в одном, внемли,
Я псу служу, а пес слуга Лейли!»
УПРЕК МЕДЖНУНУ
Однажды Меджнуну невежда заметил:
«Вот ты осмеял всех влюбленных на свете,
Красавиц, что Лейли прекрасней бесспорно,
По-твоему, в сердце лелеять зазорно?
А так ли уж Лейли мила и прелестна?
Ведь есть и прелестней, мне точно известно!»
Меджнун не сдержал невеселого вздоха:
«Ты в деле любви, как я вижу, не дока!
Почтенный, на Лейли взглянуть ты попробуй
Моими глазами затем, чтоб до гроба
Ты помнил, как лик ее гордо сияет,
Какой он божественный свет излучает!
И ты, ослепленный божественным светом,
Узнаешь, что Лейли прекраснее нету!
Лишь к Лейли одной мое сердце стремится,
Она – среди роз богоравных – царица,
Я к ней устремляюсь – к земной, настоящей,
Святая любовь – мой напиток пьянящий!
Не будь на невежество ты обреченным —
Мой ум не казался б тебе помраченным,
Есть истина в мире обмана и праха,
Ей имя – любовь, ты служи ей без страха!
Ты тоже, Сеид, суете не поддайся,
Все брось и любовью одной наслаждайся!»
ОТВЕТ МЕДЖНУНА
МИРЗА – АЛЕКПЕР САБИР (1862–1911)
«Есть ночь и день. Что лучше, мне скажи?» —
Таков к Меджнуну был вопрос ханжи.
«Ты окосел от трезвости, бедняк!
Конечно, ночь! От веку было так!
Почти как «Лейли» слово «лейл» звучит,
А «лейл» есть ночь. Кто ж с днем ее сравнит?»
«О благородный! – снова вопрошал
Его ханжа. – Ты весь Коран читал?»
«Конечно, весь – о, муки школьных лет!
И суру «Ночь» я знаю, друг аскет!»
«Какая ж сура лучше всех других?»
«Все та ж, «Ва-л-лейл», о, ночи славный стих,
Знай, вежливости бедный родничок,
Я суры этой помню каждый слог!»
К СОГРАЖДАНАМ МУСУЛЬМАНАМ И АРМЯНАМ
Когда идущий век единством осиян,
Когда благая цель не призрак, не обман
И в мыслях нет вражды, нет не отмщенных ран,
Кто родины сынов толкнет во вражий стан?
Откуда ж этот спор армян и мусульман?
Иль не рассеялся тот вековой туман?
Сограждане! Пора! Идем! Нам по пути!
Пора поддержку нам друг в друге обрести!
Когда один сосед нуждается в другом
И мощь родной страны в содружестве благом,
Какой же дьявол злой стучится в братский дом,
Всплывет ли косность вновь? Вот, оглянись кругом:
Резня по городам, убийства и погром…
Довольно! Пощади, аллах! Мы ждем, мы ждем…
Сограждане! Пора! Идем! Нам по пути!
Пора собратьев нам друг в друге обрести.
На сеть коварных дрязг, возникших вдруг, – взгляни!
То дело наших рук иль ваших рук? Взгляни!
Кто ссорит – друг армян иль наш он друг? – взгляни!
Все дело в косности в одной – вокруг взгляни!
Во всем виновен гнет – вот наш недуг, взгляни!
Сограждане! Пора! Идем! Нам по пути!
Пора нам спутников друг в друге обрести!
Н. Пиросманишвили. Ишачий мост.
Народу правду дать, унылый стон прогнать!
Невежества закон, тупой закон прогнать!
Все мужество собрать, всю мерзость вон прогнать!
Всех сеющих вражду, всех сплетен звон прогнать!
Сабир! Возьмись и ты тяжелый сон прогнать!
Сограждане! Пора! Идем! Нам по пути!
Пора нам родину друг в друге обрести!
1905
БАКИНСКИМ РАБОЧИМ
Колесо свое упрямо катит вспять судьба теперь!
И рабочий изгоняет из себя раба теперь!
Но нельзя позволить, чтобы рядовой рабочий стал
в жарком споре с богачами смелым, твердым, как металл,
чтобы вольно и открыто полной грудью задышал
и хозяина-владыку вдруг бояться перестал!
Колесо свое упрямо катит вспять судьба теперь!
И рабочий изгоняет из себя раба теперь!
Эй, рабочий! Неужели ты почтенье заслужил?
Неужели размышлять ты о своем пути решил?
Брось, любезный, эти штучки! Не жалей горба и сил!
И служи богатым с миром, как до сей поры служил.
Колесо свое упрямо катит вспять судьба теперь!
И рабочий изгоняет из себя раба теперь!
Не сплошай, богатый! Слышишь, ни на шаг назад, ни-ни!
Если даже прав рабочий, ты свою неправду гни!
Пусть бедняк на толстосума ночи трудится и дни,
как положено трудиться оборванцу искони.
Колесо свое упрямо катит вспять судьба теперь!
И рабочий изгоняет из себя раба теперь!
Ум рабочему несвойствен, и талант ему не дан,
ходит он босым по свету, жалок, голоден и рван.
Ни абы, ни шали нету, череп пуст, и пуст карман,
лишь чоху бедняк имеет да единственный кафтан.
Колесо свое упрямо катит вспять судьба теперь!
И рабочий изгоняет из себя раба теперь!
Если хочешь быть спокойным ты в своем родном краю,
не тужить, а жить богато и привольно, как в раю,
действуй запросто, согласно своему календарю,
относись всегда к рабочим, как к скотине и зверью.
Колесо свое упрямо катит вспять судьба теперь!
И рабочий изгоняет из себя раба теперь!
Если ты увидишь горе, устраняйся за версту,
не спеши вдову утешить, приголубить сироту.
Да еще смотри не вздумай, согревая бедноту,
провести по кругу жизни вместо зла добра черту.
Колесо свое упрямо катит вспять судьба теперь!
И рабочий изгоняет из себя раба теперь!
1906
СВОБОДА
Мне горечь рот свела, хочу вкусить твоих щедрот, свобода!
Дай мне изведать: ты халва или сладчайший мед, свобода.
Приснился берег мне морской, пусть сон мой сбудется скорее!
На нем лежит гора горой, – в мешках отправки ждет свобода.
Свобода свалена в тюках, завязанных веревкой прочно,
Давненько я мечтал о ней, пусть мне перепадет свобода.
Я стал покорнейше просить: «Друзья, мне дольку уделите!
Кусочек только. Знать хочу, что беднякам дает свобода».
«Прочь! Руки коротки твои! – мне крикнул кладовщик сердито.
Тебе, чужак, не разрешит вкусить запретный плод свобода!
Не знаешь, что ли, простота, что суждена она Ирану?
Зачем красавице урод! Знай, на таких плюет свобода!»
Я, огорченный, отошел в сторонку, грустно ожидая,
Что, погрузившись на корабль, покинет нас вот-вот свобода.
Трель полицейского свистка… И двинулся корабль громоздкий,
В свободном море по волнам медлительно плывет свобода.
Но вдруг огромный черный флаг затрепетал на главной мачте.
И понял этот скорбный знак: там ждут – сейчас умрет свобода.
Нерасторопный капитан был смыт бушующей водою.
Что ж, должен потонуть корабль, с ним вместе пропадет свобода.
Кипят и пенятся валы, неумолимо наступая,
Истошный вопль услышал я и понял, что орет свобода.
Крик разбудил меня. Я встал и, на часы взглянув, промолвил:
«Ночь глубока. Усни, бай-бай, пока не рассветет, свобода!»
1907
НЕМЫСЛИМОЕ
– Не смей глядеть!
– Не смею, не гляжу.
– Молчи!
– Молчу, ни слова не скажу.
– Не слушай!
– Что ж, попробую и так.
– Не смейся!
– Смех могу зажать в кулак.
– Не думай!
– Стоп! Вот тут уж дудки! Нет!
На мысль, прости, не выдуман запрет!
Коль я живу в бушующем огне,
я вместе с ним пылаю наравне.
Спокойно тлеть немыслимо в пути,
и ты со мной бездарно не шути!
1907
СПИ, ЧЕЛОВЕК!
Не вставай, не вставай, спи пока, человек!
Ничему не дивись, спи века, человек!
Одеяло заткни под бока, человек,
Лишь бородку погладь и – пока, человек!
Не вставай, не вставай с тюфяка, человек!
Ты весь день провалялся без дела – вот так,
Обленилось во сне твое тело – вот так,
Ты не жаждешь иного удела – вот так,
Спать весь век тебе не надоело – вот так.
Не вставай, не вставай с тюфяка, человек!
Жизнь прошла, ты уже побелел, как мука,
Борода твоя стала, как шерсть ишака,
Зубы выпали, грудь твоя стала узка,
Но привычного яда все ищет рука,
Чтоб дурман тебя вновь превратил в дурака,
А затяжка кальяна крепка, человек,
Одуреешь совсем от дымка, человек.
Отдышись и покашляй слегка, человек,
И засни – не вставай с тюфяка, человек!
1908
ИСТИНА
Если б каждый правдой жил, лживый к слову был бы строг —
И растерянный народ что-нибудь понять бы смог.
Если б милая с другим не встречалася тайком,
Не пришлось бы жениху обходить ее порог.
Если б действия словам отвечали до конца,
То народ бы наш не знал подозрений и тревог.
Если б истиною ложь праведник не называл,
То от жгучего стыда лжец давно бы изнемог.
Если бы стяжатель-плут нам не напевал «бай-бай»,
Сон невежества никак не нашел бы к нам дорог.
Если б щеки раздувать перестали болтуны,
То у свечки бедняка не погас бы фитилек.
Если бы проклятий гром над правдивым не гремел,
Разве истину таить был бы у него предлог?!
1908
Я – ПОЭТ
Призван я быть поэтом. Стих – честный голос мой.
Пишу о хорошей славе и о молве плохой.
День обвожу лазурью, ночь покрываю тьмой,
кривое кривым рисую, прямое – строкой прямой.
Зачем же ты так таращишь, читатель, глаза, скажи?
Иль в зеркале ты увидел себя целиком во лжи?
Едва только я печально раскрою свою тетрадь,
перо, как смычок послушный, придвину за рукоять,
едва побегут чернила по белой бумаге – глядь,
ты цап-царап мою руку! Язык норовишь связать!
Странно! С дороги правды ведь я свернуть не спешу,
о том, что воочью видел, и четверти не пишу.
И четверти не пишу я о том, что кричит: «Пиши!»,
а ты меня хлещешь бранью от всей своей злой души.
Суди о себе по чести, не подличай, не греши,
взгляни на свои поступки – чем они хороши?
Пойми свои недостатки, не злобствуй, других кляня,
и вместе с собою этим не огорчай меня.
Служители слова знают, каков твой живой портрет,
какою ты мерзкой жизнью живешь уже много лет.
Все знают писаки точно, но, ведая к правде след,
они и двадцатой доли про то не напишут, нет!
Они ведь себя считают, к небу воздев персты,
в тысячу раз превыше низменной суеты!
Как я даже четверть правды не пропускаю в стих,
так малой двадцатой доли ее не найдешь у них.
Вот если бы ты воскликнул: пиши, мол, чего затих! —
тогда б я тебя в натуре разделал без запятых.
Увидев себя без грима, ты б вздрогнул, уверен я,
и волосы встали б дыбом от ужаса у тебя!
1908
ПАРОДИЯ НА ЛИРИКОВ
Твой лунный лоб пленит меня, тревожа и маня,
джейраньи страстные глаза твои полны огня.
И, как колодцы в знойный день, две ямки на щеках,
и губы – мед, и тело – лен, и брови – тетива.
И шея блещет, как графин, и стан с чинарой схож,
и с плеч спадает ливень кос, как за змеей змея.
И, как пшеничное зерно, веснушка у виска…
Ха-ха! Ты чучела смешней, красавица моя!
1909
ОТШЕЛЬНИКУ
Эй, не пора ли нам, отшельник, раздеться догола?
Откроем людям наши думы, и души, и тела.
Пусть люди наконец увидят всё, что нам жизнь дала,
Пусть наконец рассмотрят наши поступки и дела.
Пусть выдававший зло за благо узнает горький стыд,
И пусть прозреет, пусть проснется тот, кто годами спит.
Давай отвергнем пустословье и всякий прочий вздор,
Пусть нашу истинную сущность людской увидит взор,
Пусть явным станет все, что было сокрыто до сих пор,
Пусть громко торжествует совесть и обнажит позор,
Пусть выдававший зло за благо узнает горький стыд,
И пусть прозреет, пусть проснется тот, кто годами спит.
Что, если мы от лестных прозвищ себя освободим?
Что, если без личин предстанем перед судом людским?
Друзьям и недругам покажем, далеким и своим,
Свой облик, нрав, расскажем честно, чего сейчас хотим.
Пусть пристыдит виновных список обманов и обид,
И пусть прозреет, пусть проснется тот, кто годами спит.
Мы наши жизнеописанья поведаем сперва,
Всю правду пусть о нас расскажет вслед за главой глава,
Пусть люди сравнивают наши деянья и слова,
Пусть наши чаянья узнают, – что мы за существа.
Пусть выдававший зло за благо почует горький стыд,
И пусть прозреет, пусть проснется тот, кто годами спит.
1910
МЕЧТА ОТШЕЛЬНИКА
Отшельник верит, что во сне при жизни рай он обретет,
Что он над бездной в райский сад, как тень крылатая, порхнет.
Едва уляжется, во сне – гылманы, гурии пред ним.
Проснется – вспоминает сон, молитва в голову нейдет.
По мненью этого балды, рай – что-то вроде Бухары,
Где на большом базаре он притон с гылманами найдет.
И в этом цель его молитв, и ведь уверен старый плут,
Что он молитвою своей людей и бога проведет.
Да если не во сне найдет, а наяву подобный рай,
Он мигом набожность свою продаст и глазом не моргнет.
Ты дай ему земной гарем, и вволю есть, и пьяно пить,
Забудет он поклоны бить и четки в угол зашвырнет.
И если бы ему внушить, что, мол, безбожье – эликсир,
Неверье с верою смешав, он в ересь новую впадет.
1910
В РОТ ВОДЫ НАБРАЛИ
Эпоха с нами говорит, а мы как в рот воды набрали.
Грохочут пушки, гром гремит… Проснуться все же не пора ли?
Других несет аэроплан, они по небу мчат, как птахи,
а мы узрим: автомобиль! – и шасть в кусты в священном страхе
Давным-давно, давным-давно моллы нам солнце заслонили,
и мы глядим на жизнь других сквозь полог тьмы и сырость гнили
1910
ПРАВОВЕРНЫЕ С БУЛЬВАРА
Ах, спишь ты, дядюшка молла, в краю грузин туманном.
Хоть раз пожаловал бы ты к почтенным мусульманам.
Ты б погулял у нас в Баку и гостем был желанным,
С гаджи сидел бы по ночам в беседе над Кораном.
Ты бы узнал, что и у нас есть тоже душки, дядюшка,
И что укромные места есть для пирушки, дядюшка.
Ты по бульвару бы гулял в передвечерний час,
Когда еще последний луч на небе не угас.
Узнал бы, сколько дивных жен и девушек у нас —
С челом Венер, с походкой пав, прекрасных без прикрас.
Они красавицы у нас, они болтушки, дядюшка.
Ты убедился б, что они такие душки, дядюшка!
Но ты решишь, что на бульвар выходит только сброд?
Здесь правоверные одни гуляют взад-вперед.
Они, как ты или как я, – солидный все народ,
Здесь и гаджи и мешади пошли в круговорот.
Они святые все от пят и до макушки, дядюшка.
И вера в господа для них – не безделушки, дядюшка.
У них в сто зерен четки есть, они творят намаз,
И молятся они весь день пред господом за нас.
Бог упаси, чтоб согрешить могли хотя бы раз,
Они на женщин и мужчин не поднимают глаз.
А ежели про их грешки твердят старушки, дядюшка,
Я б за подобные слушки не дал полушки, дядюшка.
Я их за то и не корю, что ходят на бульвар,
Не говорю, что ищут там они гнилой товар…
Но что там делают они, надев чужой наряд?
Да кто их знает! Ведь они про то не говорят.
Они не вынут свой секрет из-под подушки, дядюшка…
Я б мог сказать. Но верят мне одни пьянчужки, дядюшка.
1910
ЧТО МНЕ ЗА ДЕЛО?
Пусть грабят мой родной народ – что мне за дело?
Пусть он страдает от невзгод – что мне за дело?
Я сыт. Что мне за дело до других?
Я сыт. Мне просто наплевать на них!
Пусть пухнет с голоду весь мир – что мне за дело?
Тсс! Не шуми! Пусть люди спят. Я не желаю,
чтоб спящих подняли, глаза им раскрывая.
А если кто проснется, пусть мне бог
устроит так, чтоб я лишь не был плох.
Пусть грабят мой родной народ – что мне за дело?
Не говори о судьбах мира мне ни слова.
Да хлеба принеси, чтоб я покушал снова.
Зачем, зачем тревожить мне века,
ведь жизнь, я знаю, очень коротка!
Пусть грабят мой родной народ – что мне за дело?
Пусть он страдает от невзгод – что мне за дело?
Сыны отчизны пусть на дне клоаки
бродяжат в страшной нищете, как те собаки,
а вдовы носят пусть позор тряпья,
лишь был бы славен всюду только я!
Пусть грабят мой родной народ – что мне за дело?
Пусть он страдает от невзгод – что мне за дело?
Любой народ не может жить без интереса,
в своей стране шагает он путем прогресса.
Что ж, коль прогресс в дремоте вспомню я,
немедля совершу его, друзья!
Пусть грабят мой родной народ – что мне за дело?
Пусть он страдает от невзгод – что мне за дело?
* * *
Муж сказал: «Я раз в году вижу в зеркале себя
И рыдаю оттого, что уродлив я ужасно».
А жена: «Эх, ты, урод! Мне-то, мне-то каково!
Вижу каждый день тебя, – я воистину несчастна!»
* * *
Нет, я не стоек в убежденьях, мне честь и совесть не указ.
Я – тот арык, что каждодневно меняет русло сорок раз.
Зачем мне знать, где ложь, где правда? Я жить хочу и так и сяк,
То по гвоздю я ударяю, то по подкове бью подчас.
* * *
Отцовский долг еще не в том, чтоб сыновей рождать,
А сколько есть таких отцов – бездумных, беззаботных!
Отцовский долг – в том, чтоб умно воспитывать детей.
Не то мы, люди, упадем до уровня животных!
* * *
АББАС СИXXАТ (1874–1918)
Мерило горя – ум, лишь умных горе гложет
А кто лишен ума, несчастным быть не может.
И мера горести, и глубина страданий
Зависят от ума, и ум несчастья множит.
БУДУЩЕЕ ПРИНАДЛЕЖИТ НАМ
Брат мой, любимый товарищ и друг,
Горе и беды ты видишь вокруг!
Пусть же душа не томится твоя,
Знай – разожмутся тиски бытия.
Не ужасайся и, глядя вперед,
Верь в свою силу и в этот народ.
Пусть обнимает тирана тиран.
Мир изнемог от бесчисленных ран.
Пусть зацветет он рассадником зла,
Пусть попирают святые дела,
Пусть нас приказов железо сечет,
Пусть наша кровь по дорогам течет,
Пусть тирании неправедный гнет
Мудрых поносит, правдивых гнетет,
Знаю, поверь мне, что время придет —
Шедший к свободе свободу найдет.
Земли в один обратятся цветник,
Только любовь будет царствовать в них.
Полною чашей станет страна,
Горе и гнет уничтожит она.
В мире не станет ни зла, ни вражды,
В счастье и в солнце утонут сады.
Высохнет слез многолетний ручей,
Не будет виновных и палачей.
Брат мой, ты сказкой надежд не считай.
В будущем правду о них прочитай.
Взглядом окинь мирозданье. Оно
Тяжких мучений и пыток полно.
Темень со всех наступает сторон.
В черную кровь человек погружен.
В распрях, несчастьях народ изнемог —
В жизни он вытерпел больше, чем мог.
Очи подняв, наш печальный народ
Ищет весну эту, ищет и ведет.
ОГОНЬ
О, работай перо, огонь извергай,
Суеверья, невежества тьму разгоняй!..
Эй, встряхнись, кто застыл, у кого сонный вид
Посмотри: чудеса наука творит.
Чушь внушали тебе, ты выслушивал вздор, —
Рок, судьба – это все пустой разговор.
Ты надеялся: счастье тебе принесут, —
Оттого-то и пуст твоей жизни сосуд.
Надо волю иметь, надо сильно желать,
Надо за руку будущее хватать!
Невозможного в мире сегодня нет,
Все пробьет, все осилит науки свет.
Каждый сможет сегодня достичь своего,
Коль усвоит, что знание – сила его.
Потому, добиваясь цели своей,
Для науки ни дней, пи труда не жалей.
На земле или в небе – где бы ни был ты,
Не отказывайся от дерзкой мечты.
Будь усерден – и будешь властен, могуч.
В суть вещей углубись, это к подвигу ключ.
Ты за счастье борись, а не верь судьбе!
Даст наука широкие крылья тебе,
Чтоб, как птица, летал, чтоб, исполнен сил,
Всем владел ты, все тайны природы раскрыл.
Жизнь на свете лишь силе подчинена,
Все, что слабо, что хило, губит она.
Будешь счастлив, науку, как мощь, любя.
А иначе, поверь, уничтожат тебя.