Поэзия народов СССР XIX – начала XX века
Текст книги "Поэзия народов СССР XIX – начала XX века"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 37 страниц)
РУЧЕЙ
Что ты плачешь, прозрачный, журчащий ручей?
Пусть ты скован цепями суровой зимы, —
Скоро вспыхнет весна, запоешь ты звончей
На заре, под покровом немой полутьмы!
И, свободный от тяжких, холодных оков,
Ты блеснешь и плеснешь изумрудной волной,
И на твой жизнерадостный, сладостный зов
Вольный отклик послышится в чаще лесной.
И под шелест листка, ветерка поцелуй
Заволнует твою белоснежную грудь,
И застенчивым лилиям в зеркало струй
На себя будет любо украдкой взглянуть.
Вся земля оживится под лаской лучей,
И бесследно растают оковы зимы…
Что ж ты плачешь, скорбящий, звенящий ручей?
Что ж ты рвешься так страстно из темной тюрьмы?…
* * *
АКОП АКОПЯН (1866–1937)
Мрачна, темна душа моя!
Измучен безнадежным горем,
На берег моря вышел я —
Тоскою поделиться с морем.
О, беспредельной зыби даль!
Ты тоже мечешься, бушуя!
Тебе сродни моя. печаль,
Ты ропщешь, как и я, тоскуя.
Внемли же мне, поплачь со мной
И отзовись на голос друга!
Быть может, сблизившись душой,
Мы позабудем боль недуга.
Иль пусть, как сестры, навсегда
Печали наши и томленья
В волнах исчезнут без следа
И там найдут покой забвенья.
Мрачна, темна душа моя!
Измучен безнадежным горем,
На берег моря вышел я —
Тоскою поделиться с морем.
* * *
Велико наше горе, печаль беспредельна.
Подойди, и поделим их, страждущий брат!
Мы не трусы, к тому же и плакать бесцельно, —
Перед нами другие дороги лежат.
Станем рядом, тверды, как гранитные скалы.
Нет! Бояться не нам разразившихся гроз!
Вся душа у народа вконец исстрадалась, —
Только пользы ни разу нам плач не принес.
Велико наше горе, печаль бесконечна…
Так поделим их, брат, – и задышится легче.
Много горького терпит народ наш любимый, —
Примем горе народное в сердце свое.
У народа и нас скорбь да будет едина,
И единой слезой оросим мы ее.
Нашей лире народную вверим заботу, —
Пусть отважно добро отделяет от зла,
Чтобы смолк от той песни отчаянья ропот,
Чтоб душа горемыки воспрянуть могла,
Чтобы счастьем народная жизнь озарилась,
Чтобы сердце народа для битв укрепилось,
Чтобы песня в народе надежду зажгла!
Наше сердце широко, душа терпелива,
Словно губка набухшая, горя полна.
Что же! Выдержим всё, переждем молчаливо,
Перетерпим – иные придут времена.
А сегодня – у сердца иные волненья:
Жизнь кипит, призывают большие труды.
Возникают и скоро ждут разрешенья
Роковые вопросы насущной нужды.
Брат, настроим скорей нашу честную лиру,
Чтобы каждая песня, как пламенем, жгла!
С этой песней пройдем мы по скорбному миру,
Чтоб душа горемыки воспрянуть могла,
Чтобы счастьем народная жизнь озарилась,
Чтобы сердце народа для битв укрепилось.
Чтобы нам устоять под ударами зла!
1899
ПЕСНЯ КУЗНЕЦА
Товарищ, бей, ударь сплеча!
Ударь со всею силой,
Чтоб сталь, светла и горяча,
Согрела мрак унылый.
Чтоб не напрасно пот бежал,
Рождая крепость стали,
Чтоб день над тьмою ночи встал,
Чтоб искры солнцем стали!
Ударь, товарищ, крепче бей!
Смотри: уходят беды —
Навек уходит тьма ночей,
Куется день победы!
1905
РЕВОЛЮЦИЯ
Товарищ! Видал ли ты бурю на море?
Вот с пеною в пасти, как злые пантеры,
Могучие волны взлетают на шхеры,
Ревут, сшибаются, яростно споря,
И рассыпаются,
Как песок.
А после волна беззаботной улыбкой
Приветствует солнце, и небо, и свежесть,
Воркует, как флейта, смеется, как скрипка,
Вздыхает, как девушка, нежась
У ног.
Товарищ! Слыхал ли ты грома раскаты?
Вот в небе пальба и слепящие взрывы,
И дикие молнии нетерпеливо
Мечами вонзаются в черные латы
Туч.
Мгновенье – и хлынул ликующий ливень,
Гроза умирает в стенаньях и реве,
И вот уже мир, голубой и счастливый,
И вот уж вплетается в кудри деревьев
Сияющий луч.
Товарищ! Слыхал ли ты вопль роженицы?
Когда, извиваясь и корчась на ложе,
Стенает она, как сраженная львица,
Стенает и хочет сдержать, но не может,
Неистовый крик.
Но муки проходят своей чередою, —
Вот вскрикнул впервые ребенок румяный,
И, полная счастья и негой покоя,
Мать встретила радостный миг.
Так было, товарищ мой, в час революции:
Два моря столкнулись, и буря взыграла.
Две силы столкнулись – и вот они бьются.
И молнии света стучатся в забрало
Тьмы.
Но вот отгремели и бури и грозы,
Нам ливень очистил небесные своды,
И в муках родился, и весел и розов,
Могучий ребенок – Свобода! Свобода! —
На прахе разбитой тюрьмы!
Товарищ, запомни, победа – в движенье.
Свобода – дитя. Революция – мать.
Товарищ, клянись же в борьбе и в сраженье
Грудью,
Грудью ее защищать!
1905
НАЦИОНАЛИСТАМ
На поэтов ваших любимых я не похож.
Жрецам вашим песнь моя чужда – звук неродной.
Я не желал угождать, вызывать сердец ваших дрожь
В вашем мещанском бреду, ядовитом и жалком заодно.
Воспел я завод, в черный труд его я проник,
Где над сталью треснувших спин – маховик;
Чудеса я воспел, рожденные в жестких руках,
Победной борьбы этих рук величавый размах.
Пел я бодрости песнь тем, кто духом упал,
Быть готовым ко дню пробужденья я призывал,
Потрясавшую землю я пел мировую грозу,
После грома и молний – мирных, тихих небес бирюзу.
Человечества веру воспел я в грядущий путь
Великого шествия жизни, цветами убравшего грудь.
Огонь я воспел, растопляющий насилья копье,
Красу новой жизни и чары ее.
Нет, на поэтов ваших любимых я не похож.
Жрецам вашим песнь моя чужда – звук неродной.
Я не желал угождать, вызывать сердец ваших дрожь.
В вашем мещанском бреду, ядовитом и жалком заодно.
1916
OBАНЕС ТУМАНЯН (1869–1923)ПРОЛОГ
О горы, я вами опять вдохновлен.
Ликует душа, несказанно я рад,
Заветные думы, как светлый мой сон,
Судьбе вопреки, к вам отныне летят.
О горы за облачной легкой грядой,
Из туч, чей туман надо мной поднялся,
Я вас призываю, объятый тоской,
И в дар приношу вам души голоса.
К тебе прихожу я, былая печаль,
Наставница давних младенческих дней, —
Отняв мой покой, ты влекла меня вдаль
И тайной томила тревогой своей.
И ночью и днем ты звала за собой.
В бессчетных мученьях, в жестокой борьбе,
На крыльях поэзии всею душой,
О гордая Родина, рвусь я к тебе.
Не песнями радости в долах земных,
Не цветом долин, где струятся ручьи,
А горестным стоном страданий моих
Хочу я наполнить ущелья твои.
О, эти ущелья, укрытые тьмой,
Подобные сердцу, чьи раны болят,
Вы тоже иссечены злобной судьбой,
Но к вам мои песни все так же летят.
Ответьте мне стоном глубокой тоски,
Померьтесь со мной темной бездной своей, —
Быть может, вы так же всегда глубоки,
Как страшная темень печали моей.
1890
ПЕСНЯ ПАХАРЯ
Паши, мой плуг, – до темноты
Должны мы пашню побороть,
Паши, сворачивай пласты,
Благослови тебя господь!
Тяни же, вол, пришел твой срок,
Паши, трудись, мой верный вол.
Эй, подхлестни кнутом, сынок,
Чтоб черный день от нас ушел!
Заимодавец вгонит в гроб,
И староста грозит избить,
Молебен отслужил нам поп,
Сказал, что мы должны платить.
Вчера за податью пришли,
А чем платить? Ведь я сам-друг…
Что снять могу с клочка земли?
Паши, паши, мой верный плуг!
Уходят силы день за днем,
Здоров ли, нет, – трудись, как вол,
А малолеток полон дом,
И каждый голоден и гол…
Паши, мой плуг, – до темноты
Должны мы пашню побороть,
Паши, сворачивай пласты,
Благослови тебя господь!
Март 1887
АРМЯНСКОМУ СКИТАЛЬЦУ
Счастливый путь, скиталец наш!
Блажен ты, о скиталец наш!
Идешь с любовью, грустно-рад,
Вдали сияет Арарат.
Благоуханьем ветерка —
Добрей, чем отчая рука, —
Гегамы шлют тебе привет
И Арагац, травой одет.
А там, как одинокий глаз,
Блеснет Севан, в горах таясь,
Резвясь, играя с тенью скал,
Шумя, вздымая синий вал.
Мерцает, блещет и горит,
Волной сверкает и гремит,
А то печален и угрюм,
Чернее тучи, полон дум.
И та гора, гигант-шатер,
Гора из гор и царь всех гор,
Седой поникнув головой
К небесной груди голубой,
Встает, торжественно скорбя,
Вдали – ив сердце у тебя.
ПРЕДКАМ
Поистине, предки, блаженны вы были,
Вы песни слагали на утре времен,
Вы в сердце мечту золотую хранили,
Вы верили: будет народ наш спасен.
Вы родину в песнях своих прославляли
Величье и славу пророчили ей.
И лиры торжественной струны звучали
Лучистою радостью будущих дней.
Но вживе растерзана родина наша,
И боль ее смертная – в наших сердцах.
Мечты золотые виденьем миража
Бесследно исчезли в пустынных песках.
На жизненном утре, в преддверии мира
Бледны, без надежд, мы минуем порог.
И падают руки, и падает лира,
И рушатся в сердце и песня и бог.
1902
ПРОРОЧЕСТВО
– Теперь приду я! – судия сказал. —
В борьбе своей и тягостной нужде
Опорою бедняк меня назвал,
И он – не одинок в своей беде!
О, горе вам, владыки сей земли,
По чьей вине бедняк слезами сыт!
Вы в беззаконии своем рекли,
Мол, бог давно на землю не глядит.
Не видит разве и не слышит тот,
Кто создал ваши уши и глаза?
Воспрянет он и вас судить придет,
Не вечно будет спать его гроза!
Вы глухи к чести, к свету и стыду,
Но от меня ваш темный путь не скрыт.
Полна терпенья мера. Я иду,
И молния в руке моей блестит.
Я в души угнетенных свет пролью,
Пусть вас разит и жалит их язык!
Рукам несчастных дам я мощь свою.
Я – с ними, в них, я гневом их велик!
1902
АРМЯНСКОЕ ГОРЕ
Армянское горе – безбрежное море,
Пучина огромная вод;
На этом огромном и черном просторе
Душа моя скорбно плывет.
Встает на дыбы иногда разъяренно
И ищет, где брег голубой;
Спускается вглубь иногда утомленно,
В бездонный глубокий покой.
Но дна не достигнет она в этом море
И брега вовек не найдет.
В армянских страданьях – на черном просторе
Душа моя скорбью живет.
1903
ПОЭТАМ ГРУЗИИ
Шота! Огонь твоих стихов
Поныне не потух!
Неукротимый гнев веков
Не сокрушил тот дух.
Та лира славная гремит
Под новою рукой,
И новых песен звон разлит
По Грузии родной.
О мужественные друзья,
Вам всем поклон и честь!
Несу от Арарата я
Вам братской песни весть!
Над рубежом былых годин —
Заря грядущих дней!
Споем же вместе, как один,
Гимн ликованья ей!
Да будет песня та светла,
Пускай гремит вдали —
Да заглушает голос зла
Во всех углах земли.
И пусть, Кавказ, твои сыны
На голос наших лир
Справлять сойдутся с вышины
Многоязычный пир!
Эй, брат и друг, сестра и мать
И с нами кяманча,
Сзывайте всех – и стар и млад —
Тот новый день встречать!
Да, много, много слез текло, —
Будь каждая урок,
Что на земле отныне зло
Уж не найдет дорог!
Что ноешь, умник, заносясь?
Мечте не в небе цвесть!
Мы люди, мы живем, для нас
Жизнь – это то, что есть.
Под лиру славного Шота
Мы песнь свою споем,
И всем понятна песня та —
Достойным воздаем.
Гремит напевами страна,
Предела песням нет;
Тех песен тысяча одна —
И в них его завет!
Привет вам, новые друзья,
Былым поклон и честь.
Несу от Арарата я
Вам братской песни весть!
1 апреля 1919
ЛЕВОН ШАНТ (1869–1951)ФИЛОСОФЫ
Под полной и яркой луной
На груди равнинной вдали,
Друг к другу склонясь головой,
Горбатые горы легли.
О нет! То не горы. Там ряд
Морщинистых старцев седых.
Согнувшись, прижавшись, стоят.
Окутали саваны их.
Мрачны, бессловесны, одни,
Ушли они в думу свою…
Быть может, находят они
Разумнейший смысл бытию…
ПОЧЕМУ?
АВЕТИК ИСААКЯН (1875–1957)
– Почему я пишу? – этот странный вопрос
Задавали мне люди не раз и не два;
Почему, ударяясь о гордый утес,
Воют волны, грозней разъяренного льва?
Почему тихоструйный, хрустальный ручей
Наполняет журчание томной тоской,
Унося непорочную воду ключей
На свиданье со все повидавшей рекой?
Почему, низвергаясь со скал, водопад
Шумно двигает камни упругой водой,
И ревет, пробивая тропу наугад,
И трясет белопенной своей бородой?
Посторонний спросить не посмеет всерьез,
Где нашел я для просьбы о хлебе слова?
В чем таится причина улыбок и слез?…
Но – зачем я пишу? – этот странный вопрос
Задавали мне люди не раз и не два.
* * *
Уж солнце за вершиной гор,
И даль лугов мутна.
Умолк уснувший птичий хор,
А я – не знаю сна.
Сквозь крышу месяц заглянул,
Весы приподнялись,
Прохладный ветер потянул
К звездам, в ночную высь.
О нежный ветер, звездный свет,
Где яр мой в эту ночь?
О звезды, вас прекрасней нет,
Где бродит яр всю ночь?
Рассвет настал и в дверь вошел,
Туман и дождь идет.
Ал-конь пришел, один пришел,
Ах, яр домой нейдет!
Эчмиадзин, 1891
* * *
Ночью в саду у меня
Плачет плакучая ива,
И безутешна она,
Ивушка, грустная ива.
Раннее утро блеснет —
Нежная девушка-зорька
Ивушке, плачущей горько,
Слезы кудрями отрет.
Александрополь, 1892
* * *
Певец я – птица в вышине,
Земных богатств не надо мне,
Люблю цветы и милых дев
В благоухающей весне.
И нежный шепот я люблю
И песню горя в тишине.
Александрополь, 1893
* * *
Издалека в тиши ночной
До сердца песнь дошла.
Чья тихая душа тоской
Мне душу облекла?
В печальной песне – аромат
Баюкальной мечты.
Прибой любви священной, брат.
Услышь, безвестный, ты!
Александрополь, 1895
* * *
Мечтой я на дальних бродил берегах,
Кружил одиноко на вольных крылах,
И звезды улыбок, и мрачная тень
Раздумий меня окружали в ночах.
На мелях пустынных, под кручами скал
Кипела пучина, прибой бушевал.
И ветер холодный мне лоб овевал
и нес облака…
Шумели дубравы густою листвой,
И в шуме их былью вставали живой
былые века.
А в небе, в лазурной его глубине,
Как солнце, горела душа в вышине.
И пламени море там виделось мне…
Там думы мои оживали в стихах,
Что я, словно звезды, рассыпал в ночах
на тех берегах…
И создал чудесный я мир, где мечта,
Где мощь, где величие и красота,
Как звезды, бессмертно сияют в веках,
Так я на далеких запел берегах,
как дух-исполин,
свободен, один…
Харич, 1897
* * *
Шумно та звезда упала
С неба на земную грудь,
Но земля в ответ молчала,
Смертью кончен звездный путь.
Я к тебе ворвался с нежной
Песней, жаркою, как кровь.
Ты нема и безмятежна,
Но… жива моя любовь.
Александрополь, 1897
* * *
Я спал, и море снилось мне,
Был кроток синий вал.
Один лежал я и во сне
От раны изнывал.
Дышало море тишиной
В раздумье без конца.
Язвила рана болью злой
Живого мертвеца.
Лишь голос нежно пел, звеня,
Из сердца глубины:
То пела мать, звала меня
С родимой стороны.
Одесса, 1898
* * *
Глухим, неясным, призрачным порывом
Куда-то рвется существо мое.
Как мглистой ночью моря забытье
Лишь плеском выдает себя тоскливым, —
Душа, как сон: то есть, то нет ее.
Александрополь, 1899
* * *
От жгучего горя сердце мертво,
И жизни моей иссяк родник.
Мои слезы должны океаном стать, —
Только б скорби моей не узнала мать.
Я буду скитаться один в горах,
Буду биться о камни головой,
Суждено мне волчьей добычей стать, —
Только пусть не узнает об этом мать.
Цюрих, 1900
* * *
Моя душа объята тьмой полночной,
Я суетой земною истомлен.
Моей душой, безгрешной, непорочной.
Владеет дивный и великий сон.
Лазурнокрылый ангел в небе реет,
На землю дева сходит, и она
Дыханьем звезд, лобзаньем неба свеет
С моей души ночные чары сна.
И день и ночь ее прихода жду я, —
Вот-вот она покинет небосклон,
Рассеет ночь души – и, торжествуя,
Я воспою мой дивный, вещий сон!
Баку, 1902
* * *
Да, я знаю, всегда есть чужая страна,
Есть душа в той далекой стране.
И грустна и, как я, одинока она,
И сгорает, и рвется ко мне.
Даже кажется мне, что к далекой руке
Я прильнул поцелуем святым,
Что рукой провожу в неисходной тоске
По ее волосам золотым…
Александрополь, 1905
* * *
В разливе утренних лучей
Трепещет жаворонок страстный,
Не знает мрака и скорбей,
Поет любовь и свет прекрасный.
Душа, окутанная тьмой,
Глядит с тоской на мир несчастный,
А над склоненной головой
Ликует жаворонок страстный!
1905
* * *
В далеких горах Гималайских сейчас,
Хребты затопив от вершин и до пят,
Дыханием моря смятенного мчась,
Клубясь, необъятные тучи кипят.
Гроза на грозу громоздится в горах,
Грохочут грома, повторяясь стократ,
И молнии бешено блещут сквозь мрак,
Но горы не дрогнут – бесстрашно стоят.
Лишь там, в их грохочущей дикой борьбе,
Мятежное сердце, – там место тебе…
1905
* * *
В тоске я шел вдоль горного кряжа,
Своей любви оплакивая долю.
Те вздохи ветер подхватил, кружа,
И, крыльями шумя, умчал в раздолье.
С тех пор свой голос где-то на краю
Я часто ночью узнаю нежданно.
Как я, стучится ветер в дверь твою,
Но, как ко мне, глуха ты к урагану.
Александрополь, 1906
* * *
Я увидел во сне: колыхаясь, виясь,
Проходил караван, сладко пели звонки.
По уступам горы, громоздясь и змеясь,
Проползал караван, сладко пели звонки.
Посреди каравана – бесценная джан,
Радость блещет в очах, подвенечный наряд…
Я – за нею, палимый тоской… Караван
Раздавил мое сердце, поверг меня в прах.
И, с раздавленным сердцем, в дорожной пыли,
Я лежал одинокий, отчаянья полн…
Караван уходил, и в далекой дали
Уходящие сладостно пели звонки.
* * *
Безвестна, безымянна, позабыта,
Могила есть в безжизненной степи.
Чей пепел тлеет под плитой разбитой,
Кто, плача, здесь молился: «Мирно спи».
Немой стопой столетия проходят;
Вновь жаворонка песнь беспечна днем,
Вновь ветер волны травяные водит…
Кем был любим он? Кто мечтал о нем?
1909
* * *
Ветер бьется о мой порог,
За дверьми уныло поет.
Но теперь я не одинок —
Голос милый меня зовет, —
Это шум ваш, струи водяные,
Это, сын мой, лепет твой счастливый,
Изумрудные воды родные,
Сын мой ясный, бесценный, красивый!
1911
ШУШАНИК КУРГИНЯН (1876–1927)ПАНИХИДА
ВААН ТЕКЭЯН (1877–1945)
Ни надгробия, ни креста над ним,
Вдалеке от всех он один лежит
недвижим.
На груди его алых пятен ряд,
И глаза, что нам озаряли путь,
не горят.
И не слышит он, что его зовут,
И не знает он, что опять в цепях
нищий люд.
Вместо свеч над ним сонмы звезд горят,
А кадит ему полевых цветов
аромат.
И не нужен поп там, где день-деньской
У всевышнего ветры требуют:
«Упокой!»
Храма нет над ним, но свой крест донес
Ради нас, живых, до Голгофы он,
как Христос.
ВСЕВЫШНЕМУ
О Всевышний, даров не хочу я твоих,
Все назад забери… Ты когда-то мне дал
Много разных семян, я выращивал их,
Но, увы, урожай удивительно мал.
У меня в кулаке он, о боже, зажат,
А раскроешь кулак – так и там пустота,
Ибо горстку пыльцы и ее аромат
Ветры мигом умчат, не оставив следа.
Семена твои, Господи, плохо взошли,
А корысти в тех, что я выходил, нет, —
Их ползучие стебли мой дом оплели,
Расцвели и увяли, и сплошь пустоцвет.
Верно, дело во мне, верно, я виноват,
Что сегодня на чашу весов не кладу
Ничего кроме горечи, слез и утрат,
Но уж так уродилось в минувшем году.
Я принес тебе, Боже, все, чем жив и богат.
КРАСАВИЦЫ
Останется прекрасной навсегда
Та, что была отрадою для глаз,
Но радовала взоры только раз
И сгинула потом бог весть куда.
Прекрасной будет до скончанья лет
И та, что рядом девочкой жила,
Пока не расцвела и не ушла,
В душе оставив неприметный след.
И та, господь ее благослови,
Что полюбить воистину могла,
Но, оробев, сама не подошла
К не смевшему просить ее любви…
Вовек прекрасны те, что мимо нас
Прошли и манят издали сейчас!
ИТОГ
СИАМАНТО (1878–1915)
На что я тратил жизнь?… Каков итог?…
Со мною то, что я дарил когда-то,
Поддержка друга, ласковый упрек
И все, что отдавалось без возврата.
Толпой явились добрые дела,
Чтоб у меня дежурить постоянно.
Любовь вернула все, что встарь брала,
И жизнь перед концом – благоуханна,
Но горестям былым наперекор
И радостям нахлынувшим в упрек
Я пьян парами старого вина…
Проходит жизнь, но важен ли итог?…
Лозу и дуб сечет один топор, —
А счастье в том, чтоб солнце пить до дна.
ГОРСТЬ ПЕПЛА-РОДНОЙ ДОМ
Увы! Ты, как дворец, велик был и богат,
И с плоской высоты твоих беленых крыш,
Звездоточивой лишь настанет ночи тишь,
Внимал я, как внизу, шумя, бежит Евфрат…
Я плакал, плакал я, узнав, что ныне ты —
Развалина, лежат обломки лишь одни…
То был день ужаса, и крови, и резни…
А около тебя цвели в саду цветы.
Теперь спаленная, там комната была
Вся голубая. В ней я ползал на ковре.
Там детство проводил в веселье и в игре,
И за спиной росли два радостных крыла.
Увы, то зеркало разбито, чей кристалл,
Сиявший золотом, в своих лучах таил
Мои мечты, любовь, и чаянья, и пыл,
Где воля красная, где разум мой блистал.
Ах, умер ли родник, поющий во дворе?
Ах, ива сломлена ль и мой зеленый тут?
И под деревьями ужели не текут
Источника струи, стекая по горе?
И клетку помню я, и куропатку в ней…
Напротив – розы куст… Когда горел восток,
На утренней заре журчащий голосок
Дремоту с глаз сгонял мне песенкой своей.
О, дом мой, верь! Едва засну я вечным сном,
Душа свободная к развалинам родным,
Как голубь, прилетит, чтоб волю дать своим
И песням и слезам. О, верь, родимый дом!
Но кто, когда умру, кто принесет с собой
Святого пепла горсть от пепелищ твоих
И бросит на парчу покровов гробовых
И с ним смешает прах певца земли родной?
Горсть пепла, отчий дом! О, с прахом горсть твоим,
Горсть пепла из немой развалины твоей,
Из прошлых дней твоих, от горя и скорбей
Горсть пепла, чтоб мое осыпать сердце им!..
МОИ СЛЕЗЫ
Я с грезой один меж родимых долин проводил свой младенческий день.
Был легким мой шаг, как на горных лугах белокурый прекрасный олень.
Я, радостный, бегал, была моя грудь от лазурного неба пьяна.
В глазах было золото, в сердце – надежда, душа была богом полна.
Пришел и роскошный, дарующий блага румяного лета закат,
И мне и земле за корзиной корзину дарил плодородный наш сад.
И молча я срезал со стройного стана ветлы, из прекрасных ветвей,
Одну – для свирели, для тайной свирели, для будущей песни моей.
Я пел, и ручей, адаманта светлей, и знакомые птиц голоса,
И ропот источников с чистой волной, и шумящие вечно леса,
И утренний ветер, зефир легковейный, нежнее, чем ласка сестры, —
Мне все отвечало на лепет певучий, на звуки свирельной игры.
Сегодня во сне я коснулся рукой сладкозвучной свирели моей.
К губам трепетавшим прильнула она поцелуем утраченных дней, —
Но память проснулась, прервалось дыханье, и, скрытая тьмою ночной,
Не песня лилась, а катилась слеза, а катилась слеза за слезой.
УМЕРЕТЬ МНЕ ХОЧЕТСЯ С ПЕСНЕЙ
Терзаясь надеждою и тревогой, я в тот вечер был одинок,
Легли на весы судьба моей родины, мужество и страдание…
Внезапно снаружи, из ужаса тьмы, резко толкнули дверь,
Вошел он – красивый, родной, как брат, и все-таки чем-то страшный.
Был он молод, во мраке его зрачков небесные звезды цвели,
Торс мускулистый его казался высеченным из гранита,
Изнемогала душа от жажды справедливости и добра,
Дышало лицо добротой и болью, ароматными, как цветение.
Усевшись у лампы, мы говорили о муках родной земли,
И разум его полыхал, как сердце закованного титана,
В глазах друг у друга нашли мы сразу отсвет одной судьбы,
И горечь улыбок из сердца в сердце свободно переливалась.
Подолгу молчали и он и я, лишь память рыдала в нас,
Да свет моей лампы казался алым, да в комнате пахло кровью.
Я потускнел, как предутренний сон, предчувствующий рассвет,
Но тут он, прекрасный и гордый, встал и, сжав мою руку, молвил:
«Этот вечер – вечер прощанья, друг! Мой конь уже под седлом,
Он жаждет кровавых погонь и сеч, он ржет за дверью твоею,
А сам я отныне – лишь длинный меч, горем вырванный из ножен,
Склонись, дай коснуться губами лба, этот вечер – вечер прощанья.
О муках и гневе народа греми, без устали бей в набат,
Чтоб приняли в душу песнь о былом те, что придут в грядущем…
А я только воин и сирота, мне б только своих мертвецов найти…
Лучшую песню в дорогу дай, умереть мне хочется с песней.
О НАДЕЖДЕ
Из долины каких размышлений придешь, когда воссияешь, надежда?
Ответь, чтоб успел я руки свои, дрожащие от нетерпенья и муки,
Протянуть к шафрану твоей зари и глаза свои, алчущие свободы,
Распахнуть навстречу ее лучам, ибо я жажду тебя и жизни.
Из каких океанов шальную волну ты плеснешь в наши утлые души?
Сколько морщин твоя ласка сотрет со впалых, выцветших щек?
Сколько улыбок на лица людские опустятся словно ангелы?
Сколько слез, сколько крови не будет пролито? Сколько вздохов не прозвучит?
Из пепла, покрывшего нашу землю, поднимется райский сад,
И будут не плакать, а петь родники, близ которых бродят стада,
И небо забудет о том, что шли дожди из гаснущих звезд,
И овцы привыкнут рожать ягнят на заливных лугах.
И дева, прекрасней которой нет, рассыплет у ног твоих
Ладан дымящийся и лепестки благоуханных цветов.
Мы старые храмы свои разберем, чтоб храм для тебя возвести,
Научится вновь улыбаться народ, а траур оденет палач,
И наша земля, что стоит на костях, станет пухом для легших в нее.
И я, даже я свой мечтательный лоб украшу нарядным венком,
А ветру позволю мои рукава взметнуть, как орлиные крылья.
В душу живую вдохну я свирель, я лире бессмертие дам,
А сам буду пить из бесценного кубка – вечный напиток богов…
Народ мой, языческой факельной пляской твой светлый приход почтим,
Симфония наших лесов и скал прогремит во славу твою!
А там, о колено сломав мечи, мы в былое обломки швырнем,
И лопнут от рева победного гимна медные трубы войны.