Текст книги "Поэзия народов СССР XIX – начала XX века"

Автор книги: авторов Коллектив

ОБРАЩЕНИЕ К ЖИТЕЛЯМ ТАВРИЗА

 
О чернь Тавриза, о поток гнетущий городской!
Как злобен город, как жесток! Откуда край такой?
 
 
Ни праведников, ни людей, в науках изощренных,
Будь проклят он, прости мне, бог, гниющий край такой!
 
 
Не верят идолам, не чтят Христа из Назарета,
И Магомет им не пророк… что за народ такой?
 
 
По узким улицам брожу, толкаюсь по базару:
Как человек здесь одинок, как жить в толпе такой?
 
 
Три вида черни я встречал: ослы, моллы и ханы.
Узнай их вдоль и поперек – весь городок такой.
 
 
Тот носит яркую чалму, другой кичится джуббе,
А третий согнут и убог – осел всегда такой.
 
 
Осел – не в счет, плетется он под кладью еле-еле,
Видать, аллах его обрек для участи такой.
 
 
И только ханам и моллам весь гнев мой и насмешка!
О дармоеды! Где же срок всеобщей лжи такой?
 
 
Прекрасна мысль, и для нее иных прикрас не надо.
Кто наряжается не впрок – мужчина глуп такой!
 
 
А тут накрашенными хной кичатся бородами,
Повсюду здесь проход широк для бороды такой.
 
 
Так важный бородач – козел – краса и гордость стада.
Козлиной рыжей шерсти клок всегда в цене такой!
 

ПИСЬМО В СТИХАХ

 
Наслажденьями богатый,
Ты живешь в родном краю.
Я, приятель твой завзятый,
Для грузинских дев пою.
 
 
На чужбине отдаленной,
Злой печалью утомленный,
И больной, и не влюбленный,
К жизни охладев, пою.
 
 
Но вглядимся в этот праздник:
Столько тут красавиц разных,
Луноликих, нежных, страстных,
Чей же я припев пою?
 
 
И куда ни двинусь только,
Столько дев и женщин столько —
Я, как попугай, без толка
Что-то прохрипев, пою!
 
 
И, как солнышко сквозь тучи
Озаряет мир могучий,
Взор красавицы летучий
Уловить успев, пою.
 
 
Нравы города велят нам
Быть приветливым, приятным,
Но, придя к грузинкам статным,
Я, не осмелев, пою.
 
 
Вот, Кудси, мое решенье!
Чтоб не быть молвы мишенью,
Я приму их приглашенье
И, как храбрый лев, спою!
 

* * *

 
Сколько на небе устойчивых звезд и бегущих
светил золотых,
Столько в груди моей колотых ран от женских
причуд твоих!
Ты не звезда, не одна из тех, что на небе
огнем зажжены,
Но глаза мои, пьяные как вино, на тебя
лишь устремлены!
О, как жизнь теперь не мила, тяжела
и, как вечная ночь,
темна
Для того, кто отвергнут любимой своей,
кого позабыла она.
Как же кровь в моих жилах не закипит!
Пусть промчится она грозой,
Если плачут очи моей души, как фонтан ледяной
слезой.
Эту песню я написал, Вазех; в ней бушуют горе
и злость.
Во дворце из пурпурного мака сидит невеселый
и черный гость.
 

* * *

 
О ты, что живешь вместе с нами, одежду отшельника
сбрось,
Если ты крепок, иди к любви, все иное ведет вкось.
У меня, убитого горем, кроме любви, не спрашивай
ни о чем.
Если сердце свое потерял поэт, лишь любовь восхваляй
при нем.
О, с тех пор как в горячем сердце моем для нее
приготовлен приют,
Ясно вижу лицо ее всюду, куда взоры мои бегут.
Судьба поворачивается не потому, что звездами
укреплена;
Я хочу познать ее тайный ход, но в поисках меркнет
она.
Ныне всюду цветы, радость всюду, краса, идет молодой
апрель.
Ты палатку раскинь на речном берегу, пей вино,
подними свирель.
Лишь с порога любимой ветерок – и Вазех над землей
вознесен.
Лишь дыханье любви воскресит того, кто стрелою любви
пронзен.
 

* * *

 
Высокая ростом, стройная телом, ты идешь
перед взором моим.
Сердце мое и слезы мои – о чем мы с вами скорбим?
Не запрещай мне видеть, о шейх, прелесть ее лица,
Откуда ты знаешь, что может пройти перед вещим
взором певца?
О ты, проходящая предо мной, уничтожаешь меня,
Как солнце, встающее над луной в ярких лучах огня.
Если тело твое красоту свою так ревностно бережет,
Когда же короткая моя рука тебя, трепеща, обовьет?
Потому-то и сладок голос Вазеха в песнях его
и стихах,
Что язык певца о тебе говорит, о рубиновых,
сладких губах.
 

* * *

 
Ты, сидя в палатке, откинула косы, красу лица обнажив.
Искра истины засверкала из темноты лжи.
Глаза мои видят лицо любимой; стан я обвил рукой:
С одной стороны – мольба любви, каприз красоты —
с другой,
Глупец и невежда вовек не сумеет тайник души отпереть,
Но ты, отрешившийся от всего, продолжай, как свеча,
гореть.
В день суда из гробницы султана Махмуда будет услышан
стон.
В райских вратах не нуждается тот, кто саблей Аяза
сражен.
 

* * *

 
Из песен остается на века
Скорее песня та, что коротка.
 
 
Порой навечно людям остается
Короткая, но мудрая строка.
 
 
В коротком слове мудрость к нам пробьется,
Хоть век назад слетела с языка.
 

* * *

 
Сложна дорога жизни, но она
На лицах наших запечатлена.
 
 
Вот здесь любовь морщину начертала,
А рядом с нею ненависть видна.
 
 
На лицах ясно доброе начало,
И злая сущность тоже нам ясна.
 
 
И все ж мы друг о друге знаем мало:
Не каждый разбирает письмена.
 

* * *

 
Поднимет ветер пыль и до небес взметнет.
Но разве можно пыль возвысить до высот?
А между тем алмаз лежит, покрытый пылью,
И все же он алмаз, – возьми, и он блестит.
 

* * *

 
На тропках счастья, на дорогах бед,
Где ни шагнешь, останется твой след.
 
 
Останется твой след воспоминаньем
И вновь когда-нибудь всплывет на свет.
 
 
Всплывет уликой или оправданьем
На том суде, где всем держать ответ.
 

* * *

 
Одни из нас твердят, что бытие нетленно,
Другие говорят, что все земное бренно,
А ты выслушивай сужденья тех и тех
И знай, что каждый прав, но прав не совершенно.
 

* * *

 
Увы, проходит жизнь, что нам дана,
Прошедшего никто вернуть не может,
Пусть будет пред тобою цель ясна.
В том, что рожден ты, не твоя вина,
Твоя вина, что век напрасно проявит.
 

* * *

 
На звезды мы глядим в полночный час,
А солнце в полдень ослепляет нас,
Так темень лжи, что радость нам приносит,
Приятнее, чем правда без прикрас.
 

* * *

 
Я к свету шел, и путь мой был тяжел,
Но тьму ночную все ж я поборол.
Я через правду к песням приобщился,
Я через песню истину нашел.
 

* * *

 
Талант поэта – дар небес нетленный —
От неба к сердцу путь благословенный.
 
 
Жизнь – это поле, ты на нем цветок,
Ты озаряешь светом тьму вселенной.
 
 
Ты укрепляешь радость, лечишь боль.
Ты вечности крупица в жизни бренной.
 

* * *

 
Никто не знает, где родится чудо,
Как появились крылья у орла,
Явилась песня первая откуда,
Откуда первая любовь пришла.
 

* * *

 
Коль хочешь мир познать, что скрыт в тени,
Ты в собственное сердце загляни.
А если сам себя познать захочешь,
Смотри собой себя не заслони.
 

* * *

 
– Мирза-Шафи, заладил ты одно —
Все про любовь поешь да про вино.
А это нам наскучило давно:
Все, что чрезмерно, то надоедает.
 
 
– О чем же петь, подайте мне совет.
Здесь на земле, где столько зла и бед,
Любовь и хмель – единственный просвет,
А светлое чрезмерным не бывает.
 

НЕСРАВНЕННЫЙ

 
Атлас рассыпанных кудрей и дивный лик ему был дан,
Так солнце вешнее сквозит сквозь ранне-утренний туман.
 
 
Аллах, как эта бровь темна, каким огнем полны глаза,
Они то ранящий кинжал, то умоляющий джейран.
 
 
Как пламенеет этот рот, а зубы словно жемчуга —
Так блещет бадахшанский лал, в ларце из чужедальних стран.
 
 
Как эта родинка сквозит – приманка, малое зерно,
В тенетах локонов твоих, таящих мускуса дурман.
 
 
О, эти кудри до плечей, они клубком сплетенных змей
Хранят сокровище мое верней, чем стражи ятаган.
 
 
Росинки пота на челе под черным облаком волос,
Как звезды мелкие, блестят, и лик твой светом осиян.
 
 
Аллаха дивное дитя, ты проявленье высших сил,
Пленил цветник моей души твой стройный и высокий стан.
 
 
Перл красноречья твоего способен мертвых воскресить,
Оно дыхание Исы, благочестивей, чем Коран.
 
 
Мы, возлюбившие тебя, в огне сгораем красоты:
Одна – несчастный мотылек, другая – горькая Хейран.
 

ПОСМОТРИ

 
Как будто вспыхнула луна в небесной сини, посмотри,
Великий путь вершит она – небес шахиня, посмотри.
 
 
Забилось сердце у меня, услыша милого шаги.
Свиданье чувствуя с тобой, ликую ныне, посмотри.
 
 
Твой собеседник на пиру чернит бессовестно меня,
На изолгавшегося пса, лихого злыдня, посмотри.
 
 
Мучитель сердца моего, словам хулящим не внимай,
Зла не твори, на небосвод, смирив гордыню, посмотри.
 
 
И на соперницу мою, что, стыд и совесть потеряв,
Клубится на моем пути змеей в пустыне, посмотри.
 
 
Ограблен бедный разум мой, а если мало для тебя,
На кровь, что из отверстых жил рекою хлынет, посмотри.
 
 
И днем и вечером Хейран напрасно молит о любви,
Ты на забытое лицо своей рабыни посмотри.
 

НЕ ПО НРАВУ

 
Бадахшанский лал, хоть странно, мне влюбленной не по нраву.
И весной устам багряным цвет бутона не по нраву.
 
 
И тому, кто видел зубы, приоткрытые в улыбке,
Жемчуг блещущий в ракушке потаенно не по нраву.
 
 
Созерцавшему воочью лунный лик своей любимой
Месяц, что сияет ночью в дреме сонной, не по нраву.
 
 
Восхищенному жасмином черных локонов душистых
Базиликов и нарциссов легионы не по нраву.
 
 
Кто увидит стройный облик этой ласковой голубки,
Кипарис, слепой гордыней вознесенный, не по нраву.
 
 
Тому, кто встретится с желанной на резном ее пороге,
Всех властительниц вселенной будут троны не по нраву.
 
 
Зулейха моей шахини лик увидит совершенный
И забудет про Юсуфа, станет он ей не по нраву.
 
 
Тем, кто рабски подметает пыль дорог своей любимой,
Падишахов и престолы и короны не по нраву.
 
 
Я – Хейран, приют сыскала у твоих ворот, любимый,
Мне теперь Эдем цветущий, рай зеленый не по нраву.
 

СУТЬ ЯВЛЕНИЙ

 
Мне суть явлений, десять их, непостижима до конца:
Молитва нечестивых уст, подарок алчного скупца.
 
 
Влюбленных мелочный раздор, дурнушки чванной хвастовство,
Слепой, что тщится подмигнуть, трель безголосого певца.
 
 
Трус, что посмел повелевать, скупец, что вздумал пировать,
Подлец, решивший другом стать, ученость мнимая глупца.
 

ЭТО СЕРДЦЕ

 
Боль разлуки, груз печали все вмещает это сердце.
Радость, бывшую в начале, избывает это сердце.
 
 
Но свободному так странно окрутить себя арканом,
Словно пленник чужестранный, изнывает это сердце.
 
 
Разлучение – мытарство, от разлуки нет лекарства:
И, не выдержав коварства, погибает это сердце.
 
 
Быть с возлюбленным желало, единения искало,
Но в горах Фархадом стало, там страдает это сердце.
 
 
Не легко мне, умудренной, красотою быть сраженной,
Трудно в жизни разлученной, – изнывает это сердце.
 
 
О Хейран, ты вся пыланье, непомерно испытанье.
Молот бьет по наковальне, разбивает это сердце.
 

ГАЗЕЛЬ

* * *

 
Утром, пьяный и беспечный, я бродил у кабака,
И нежданно я заметил дивный лик издалека.
 
 
Вились кудри повителью, бусы солнечно алели,
И глаза ее блестели из-под красного платка.
 
 
Ты мой ангел безобманный, я тебе не знаю равной,
Мой цветок благоуханный, словно сахар, ты сладка.
 
 
Не встречал такой ни разу, ты стройна и кареглаза,
Вся исполнена соблазна, ты и радость и тоска.
 
 
И упал я опьяненный, светлым жаром опаленный.
Понял, разума лишенный, – жизнь мне стала не легка.
 
 
Видя то, что натворила, та, что сердце мне разбила,
Рядом сев, заговорила, став нежнее ветерка.
 
 
Та, что всех на свете краше, поднесла с вином мне чашу,
Выпил я за счастье наше до единого глотка.
 
 
И сказал Лейли я юной: «Я безумным стал Меджнуном,
Ты терзаешь сердца струны, только чудом жив пока!»
 
 
Я в своей земной юдоли, как Меджнун, исполнен боли.
Мне бродить еще доколе диким зверем средь песка?
 
 
Набати, хваленье богу, сам избрал себе дорогу.
Быть Меджнуном слишком много – честь такая велика!
 

ГОШМА

* * *

 
Ограбили душу любимой глаза,
Ресницы – мгновенно разящий стилет.
Попавший в тенета душистых кудрей
Живым и свободным не выйдет на свет.
 
 
В кашмирской серебряной шали она,
Нахмурила брови, притворно скромна.
Эй, кравчий, налей поскорее вина, —
Спаси нас, аллах, от мучительных бед.
 
 
Румянцем ты розу решила затмить
И мускусом локонов амбру смутить.
Ох, зубки – жемчужин мерцающих нить,
А губы – бутон и медвяный шербет,
 
 
Глаза – два нарцисса, бровь – ранящий меч.
Ланиты – тюльпаны и кудри до плеч.
Для слуха приятна сладчайшая речь,
Уста и рубины и утра рассвет.
 
 
Цветенье кругом, погляди, Набати,
Стони соловьем, о любимой грусти.
Встань, кравчий, чтоб к жертве своей подойти.
Налей мне вина, больше радости нет.
 

МОЙ ЕЩЕ НЕ КОНЧЕН ПУТЬ

 
Улететь я не сумел,
Мой еще не кончен путь.
Рано телом ослабел, —
Мой еще не кончен путь.
 
 
Я не врач и не больной,
Я не друг, не ворог злой,
Не сойти с дороги той, —
Мой еще не кончен путь.
 
 
Рот мой жаждущий засох,
Я, блуждая, сбился с ног,
Спорить с недругом не смог,
Мой еще не кончен путь.
 
 
Мой пытливый взор потух,
Притупился острый слух,
Ловких рук не стало двух,
Мой еще не копчен путь.
 
 
Я не грустен, не смешлив,
Я не тишь, не ветра взрыв,
Я таюсь, себя явив, —
Мой еще не кончен путь.
 
 
Не вином я опьянен,
Не бедою я согбен,
Не огнем я обожжен, —
Мой еще не кончен путь.
 
 
Я – бутон, не стал цветком,
Боль не прячу под замком,
Я со славой не знаком, —
Мой еще не кончен путь.
 
 
Не звезда я, не луна,
Я не бог, не сатана.
У меня стезя одна, —
Мой еще не кончен путь.
Не силен я и не слаб,
Я не шах, и я не раб.
Отдохнуть давно пора б, —
Мой еще не кончен путь.
 
 
Я не низок, не высок,
Не лачуга, не чертог.
От всего пока далек, —
Мой еще не кончен путь.
 
 
Я не ангел и не джин,
Не слуга, не господин,
Я во множестве – един, —
Мой еще не кончен путь.
 
 
Я не лето, не зима,
Не огонь я и не тьма.
Я, мудрец, лишен ума, —
Мой еще не кончен путь.
 
 
Я не черен и не бел,
Я не меч, не посвист стрел.
Я не стар, не поседел, —
Мой еще не кончен путь.
 
 
Я не перл и не кремень.
Я не ночь, и я не день, —
Не сиянье и не тень, —
Мой еще не кончен путь.
 
 
Я пока не Набати,
Не легки мои пути.
Где мне истину найти?
Мой еще не кончен путь.
 

НА СМЕРТЬ ПУШКИНА

 
Я сердцу говорил, глаз не сомкнув в ночи:
– Хранитель тайников, свой жемчуг расточи!
 
 
Зачем твой соловей умолк в саду весеннем,
Не разглагольствуют, как прежде, турачи,
 
 
Не прогремит поток речений превосходных?
Встань, скороход-мечта, в далекий путь умчи!
 
 
Смотри, пришла весна. В полях и на ложбинах
Цветы, как девушки, под солнцем горячи.
 
 
Бутоны алых роз пылают сладострастно.
Фиалки ждут любви. Запенились ручьи.
 
 
Вселенная полна желаньями до края.
На самоцветы гор ударили лучи.
 
 
А в сердце цветника, как падишах венчанный,
Зеленый кипарис торжественно возрос.
 
 
И в честь властителя пьют лилии и маки,
Сверкают в чашечках тюльпанных капли рос.
 
 
Поля украшены жасмином, и влюбленный
Нарцисс глаза раскрыл, бессонные от грез.
 
 
И в клюве соловья для всех гостей подарки, —
Несет он лепестки ему внимавших роз.
 
 
Разбухли облака, хотят пролиться ливнем.
Зефир предутренний мне запах трав принес.
 
 
Все птицы на заре поют, щебечут, свищут:
– Земля, зазеленей! Пришла твоя пора!
 
 
Все принесли дары на торжище природы:
У каждого нашлась хоть пригоршня добра.
 
 
Тот блещет красотой, другой вздыхает томно.
Повсюду пляски, смех, веселая игра.
 
 
Все празднуют весну, блаженствуют, ликуют —
Так беспечальна жизнь, так молодость щедра.
 
 
Или не в силах ты от сна очнуться, сердце,
Лишилось радости, не ценишь красоты.
 
 
Не хочешь на земле прославиться стихами,
Желанья погребло, забыло все мечты?
 
 
Бывало, в поисках заветных рифм-жемчужин
В бездонные моря ныряло смело ты,
 
 
Ты украшало мысль сравненьем драгоценным,
И ожерелья строк низать умело ты.
 
 
Откуда же сейчас твой беспросветный траур,
Так онемело, так окаменело ты?
 
 
– Мой друг единственный, – мне сердце отвечало,
Оставь меня в тоске, не говори со мной!
 
 
О, если бы забыть, как мотыльки забыли,
Что зимний ураган не медлит за весной, —
 
 
Вручило бы я меч наезднику-поэту,
Благословило б в путь за славою земной.
 
 
Увы, я знаю все о вероломстве рока,
Я чувствую конец неотвратимый мой.
 
 
Так пташка видит сеть и знает, что погибнет,
И все ж, безумная, несется по прямой.
 
 
Что нашей славы гул, что похвалы за доблесть!
Проглочен отзвук их бездонной быстриной.
 
 
Не думай о мечтах! С мечтателями круто
Рок расправляется. Он судия дурной.
 
 
Ты помнишь Пушкина, забывчивый! Ты слышал,
Что Пушкин всех певцов, всех мастеров глава.
 
 
Ты помнишь Пушкина, о чьих могучих строфах
Из края в край неслась стоустая молва.
 
 
Ты помнишь Пушкина. Как жаждала бумага,
Чтоб он чертил на ней крылатые слова!
 
 
Сверкающий узор той речи переливной
Изменчив, словно крыл павлиньих синева.
 
 
Чертог поэзии украсил Ломоносов,
Но только Пушкин в нем господствует один.
 
 
Страну волшебных слов завоевал Державин,
Но только Пушкин в ней державный властелин.
 
 
Он смело осушал тот драгоценный кубок,
Что наполнял вином познанья Карамзин.
 
 
Пусть Николай царит от Волги до Китая,
Но покорил весь мир лишь Пушкин-исполин.
 
 
Как дорог лунный серп для путников Востока,
Так дорог лик его для северных равнин.
 
 
Ни небесам семи, ни четырем стихиям
Такой неведом был необычайный сын.
 
 
Но, как родившие жестоко поступили
С любимым первенцем, – в отчаянье внемли!
 
 
Смертельною стрелой в избранника прицелясь,
Путь крови огненной нежданно пресекли:
 
 
Одною градиной по их приказу туча
Роскошный сбила плод, и он лежит в пыли.
 
 
Подул смертельный вихрь и погасил светильник,
И кости бренные в подземный мрак легли.
 
 
Своим кривым ножом садовник старый срезал
Побеги мощные под корень у земли.
 
 
И в череп, в дивную сокровищницу мысли,
Как в черное гнездо, ехидны заползли.
 
 
Весь соловьиный сад был в розовых бутонах —
Там иглы-тернии из праха проросли.
 
 
И птица вольная из клетки улетела.
Потоки слез из глаз печальных потекли.
 
 
Вся русская земля рыдает в скорбной муке, —
Он лютым палачом безжалостно убит.
 
 
Он правдой не спасен – заветным талисманом —
От кривды колдовской, от козней и обид.
 
 
Он в дальний путь ушел и всех друзей покинул.
Будь милосерд к нему, аллах! Он крепко спит.
 
 
Пусть вечно плачущий фонтан Бахчисарая
Благоуханьем слез две розы окропит.
 
 
Пусть в бейтах Сабухи Кавказ сереброкудрый
Справляет траур свой, о Пушкине скорбит!
 

* * *

 
Откуда этот шум и крики, о чем галдит вокруг народ?
Как будто два батмана корма молле сейчас недостает.
Он крик тот поднял из-за денег, дошел тот голос до небес
Быстрей, чем трубы Исрафила, – во славу таинств и чудес.
О господи, он просит деньги? И потому-то – неспроста! —
Повсюду ныне беспорядки, повсюду ныне суета.
Мы с жалобой на эту жадность, не только мы, не мы одни —
Все ангелы теперь в тревоге; о, как печалятся они!
И зной, и засуха, и голод – с одной посмотришь стороны.
Моллой раздутая тревога – с другой посмотришь стороны.
Во всех углах земного шара, в Иране больше, чем везде,
Народы облачились в траур, молла вещает: быть беде!
На свете том однажды Страшный свершится суд, один лишь раз!
Для нас же суд на этом свете – и каждый год, и каждый час,
Как месяц махаррам подходит – молла виновен – судят нас.
 

ГОШМЫ

* * *

 
Творец тебя создал в прекраснейший день,
Мечты о тебе я на сердце ношу,
От жажды сто ран на груди у меня,
О, вылечи мне хоть одну, я прошу!
 
 
В гранат твоих персей влюблен я давно,
Мне днем от рыданий, как в полночь, темно.
Как фениксу – жаждать огня мне дано,
Сычей вместо соколов не выношу.
 
 
Так плачь, Алескер, никого не виня.
Я вижу, как феникс встает из огня.
Глаза твои в горе ввергают меня,
Лицо мое блекнет, я горько грущу…
 

* * *

 
Я выглянул как-то случайно в окно.
Красавица тонкая мимо прошла,
Подняв свои брови, пустила стрелу —
И в кровь мне ресница любимой вошла.
 
 
Увидел глаза голубые твои,
И старые раны открылись мои.
Я душу бы отдал во имя любви,
Но ты, нетерпеньем томима, прошла.
 
 
Едва лишь успел на тебя я взглянуть —
И книгою горестей сделалась грудь.
Просил Алескер: «Обо мне не забудь!» —
Ты все-таки неумолимо прошла.
 

* * *

 
Желтеет колос, и краснеет мак,
Ковром цветов весну встречали горы.
Шах или раб, купец или бедняк —
Их никогда не различали горы.
 
 
Есть на вершинах снег для всех больных.
Горят цветы, и мед томится в них.
Все родники слились в живой родник,
Тоску убьют в ее начале – горы.
 
 
Весной в горах вода ключей светла.
Народ пирует. Пляска весела.
Для нас сыры, янтарные масла
И мед цветов предназначали горы.
 
 
Весной они – как щедрый, славный хан,
А осенью – как зреющий баштан.
Но первый зимний приходил туман —
Свои одежды с плеч роняли горы.
 
 
Порой дожди, порой туман седой —
И путники дрожат перед бедой.
Порой обвал смешает кровь с водой…
О многом страшном умолчали горы.
 
 
Парчу на холст сменивши в эти дни,
Курились молча в вышине, одни.
Пред шахами не гнули шей они, —
Природной крепостью стояли горы.
 
 
Сойдут кочевники с нагорий вниз.
Завянут розы, и умрет нарцисс.
Ты, Алескер, от грез любви очнись, —
Иди, неси свои печали в горы.
 

* * *

 
Мне этой встречи не забыть. У родника
На синеокую ханум упал мой взгляд.
Пронзила стрелами ресниц мне грудь она,
Краса ее вошла мне в кровь, как сладкий яд.
 
 
Я дал ей знак, что не могу владеть собой,
Что нежностью ее пленен и красотой.
Смеясь глазами, покачала головой…
Ее глаза! Как душу мне они томят!
 
 
«Красавица, я Алескер… Скажи, как быть?
Что делать мне?…» Она в ответ: «Меня забыть!
Просватана, другого я должна любить».
И тут я руки опустил, тоской объят.
 

* * *

 
Перед тобой повинен я:
Что было правдой, ложью стало,
И вот пуста душа моя, —
Дорога бездорожьем стала.
 
 
Взгляни – и мрак очей рассей!
Сгораю от вины своей.
Забудь обиды прошлых дней, —
Ты ближе мне, дороже стала.
 
 
Жизнь Алескер готов отдать
Тебе, чтоб сердца не терзать!..
Где ж соколу теперь летать?
И с куропаткой что же стало?
 

БЫЛО БЫ ХОРОШО

 
Мой бог, как было б хорошо не знать, какой нам жребий дан
Когда бы не было меня, познавшей горе и обман.
 
 
Не знать, что нас с тобою ждет, каким огнем разлука жжет,
Что страсть обоим принесет похмелья тягостный дурман.
 
 
Я б не ослепла, дорогой, ты не стремился бы к другой,
Не стал бы согнутой дугой мой, с кипарисом схожий, стан.
 
 
Хочу, чтоб мне не довелось стирать росу горючих слез, —
Им, став потоком, не пришлось впадать в соленый океан.
 
 
Как хорошо не знать цветов, ни аромата, ни шипов,
Не слышать вовсе соловьев в саду, что светом осиян.
 
 
Как хорошо, чтоб я могла б не знать про Миср и про Кинап
Не ведать, как Якуб ослаб, страдая от незримых ран.
 
 
Не знать грядущей жизни ход, сырых зинданов мрачный свод
Не видеть, как в пески уйдет, бренча, последний караван.
 
 
Юсуфу, чья судьба тиха, чтоб не встречалась Зулейха,
Не познавать вовек греха, которым век наш обуян.
 
 
Жить не печалясь и стеня, а в озарении огня…
Но это все не для меня, не для скорбящей Натаван.
 

РОЗА

 
Ты восхитительно свежа, полна благоуханья, роза.
Непостоянная душа, неверное созданье, роза.
 
 
Шип в сердце соловья проник, певцом оставлен был цветник.
Бутон не дрогнул, не поник, вновь будишь ты желанье, роза.
 
 
Но осень подошла в свой срок, был сорван каждый лепесток.
И соловей стерпеть не смог, узрев твое терзанье, роза.
 
 
Не слезы на лице моем, кровь жарким вспыхнула огнем, —
И ночью думаю и днем я о твоем пытанье, роза.
 
 
Я все о розе расскажу, но нужных слов не нахожу.
Цветок я строго не сужу, – ты боль и трепетанье, роза.
 
 
Бутон мучительно алел, он всех разжалобить хотел.
Творец, терпенью есть предел, за что твое страданье, роза?
 
 
В томленьях смертных соловья мне участь видится твоя, —
Себя с певцом соединя, обречена заране роза.
 
 
Ты кровь, что хлынула из ран, восхода розовый туман,
Цвети всегда для Натаван, дари свое сиянье, роза!
 

НЕ УХОДИ

 
Превратив в руины сердце, так не в срок, не уходи.
Тяжела с тобой разлука, путь далек, не уходи!
 
 
Не могу с тобой расстаться, жертвой стать твоей вели.
Стан мой сгорбила разлука, видит бог, не уходи!
 
 
Мне светло с тобою было, тихий свет моих очей.
Без тебя не видит солнце мой зрачок, не уходи!
 
 
Милый, пусть твои несчастья на меня одну падут.
Покидать меня не надо. Дай зарок – не уходи!
 
 
До последнего дыханья буду плакать по тебе.
Ум с тобою в разлученье изнемог, не уходи.
 
 
Как я нянчилась с тобою! Я баюкала тебя.
Я молю: теперь ты вырос, стал высок, не уходи!
 
 
Я родных своих забыла, в небрежении друзья.
Без тебя пустынны стали лес и лог, не уходи!
 
 
При тебе светилась жарко роза сердца моего.
Без тебя бутоны сникли, сад поблек, не уходи!
 
 
Не смежай глаза, любимый, посмотри разок на мать,
Застит меркнущее зренье слез поток, не уходи!
 
 
Не ввергай в пучину скорби, пожалей меня, прошу,
Натаван изнемогает. Мой сынок, не уходи!
 

* * *

 
Как небеса, ты расцвела, фиалка,
Ты все поля себе взяла, фиалка.
 
 
Зачем ты роскошь цветников отвергла,
Зачем поля ты предпочла, фиалка?
 
 
Ты шелестишь, как будто боль и старость
Ты в юности перенесла, фиалка.
 
 
В тебе весна влюбленность пробудила —
Любовь всегда была грустна, фиалка.
 
 
Мне кажется, что локонов любимых
Ты нежный запах донесла, фиалка.