Текст книги "Поэзия народов СССР XIX – начала XX века"

Автор книги: авторов Коллектив

ГЕРОИЧЕСКИЕ ПЕСНИ

* * *

 
Ты руками в плен берешь
Волчьи стаи на степях,
Ловишь сокола конем
На подъемах Эндери.
 
 
Коль в пути застанет ночь —
Вся земля тебе постель,
Одеяло – небеса —
Серебром расшитый шелк.
 

* * *

 
Там, где конь стреножен твой,
Круглый год цветут цветы,
В светлой горнице твоей
Шахбагдадские ковры.
 
 
Твой неугомонный конь
Чистым кован серебром,
Сам ты в золото одет,
Мой прославленный герой.
 

* * *

 
Грудью своего коня
Ты укроешь караван,
Твоего оружья тень
Скроет войско под собой.
 
 
Ворочан переплывая,
Сух останется твой конь.
На Самур придя в грозу,
Ты уйдешь в сухой броне.
 

* * *

 
Нет, прославленный герой
На кладбище не лежит,
И надгробья храбрецам
Ставят на краю дорог.
 
 
Коротка героя жизнь —
Лет, примерно, двадцать пять:
Коль не сгубят чужаки,
Царь на каторгу сошлет.
 

ЛЮБОВНЫЕ ПЕСНИ

* * *

 
Если выйдешь ты за дверь,
Точно солнце из волны, —
Как над морем камыши,
Тело вздрогнет у меня.
 
 
Если выглянешь в окно,
Как луна в просвете гор, —
Точно птица в камышах,
Взор трепещет у меня.
 

* * *

 
Да не встретится любовь
Там, где ей не суждено,
Ибо жалости в любви
Нет, как в пасмурных лесах
Жалости у волка нет
К уворованной овце.
 
 
Да не будет страсть сильна
Там, где быть ей не дано.
Ибо беспощадна страсть,
Как к закованному в цепь
Горцу в каторжной тюрьме
Беспощаден белый царь.
 

* * *

 
Эта черная коса
Обвила Дербент вокруг,
Лоб, как месяц из-за туч,
Светит ночью городам.
 
 
Брови тонкие на лбу
В мудрецах рождают страсть,
А глаза из-под бровей
Ранят в сердце храбрецов
 

* * *

 
Я иль дом твой повалю,
Как гроза валит хлеба,
Или в жизнь твою ворвусь,
Как войска в Нарым-Калу.
 
 
Или я в Сибирь уйду,
Как на Астрахань корабль,
Иль сойду в могилу я,
Как солдат заходит в храм.
 
 
Но тебя, мой светлый рай,
Так иль этак я добьюсь.
 

* * *

 
Пусть сожжет наша любовь
Между нами перевал,
Чтоб, едва подняв глаза,
Нам друг друга увидать.
 
 
Пусть сровняет наша страсть
И ущелья и хребты,
Чтоб, едва заговорив,
Нам друг друга услыхать.
 

* * *

 
Ты со всяким говоришь,
Точно кадий. Может быть,
Для твоих учеников
Я гожусь в учителя?
 
 
Строй друзей имеешь ты,
Точно воин. Может быть,
В знаменосцы я гожусь
Для отряда твоего?
 

ИЗ ПЕСЕН О СЕБЕ

* * *

 
Ах, могу ль я песни петь,
Если мой высокий стан —
Стройный тополь средь кустов
Нынче клонится к земле,
Как под инеем трава.
 
 
Ах, могу ль я песни петь,
Если гордое мое
Сердце сокола в груди
Сожжено печалью дней,
Солью горестей мирских.
 
 
Ах, могу ль я песни петь,
Если меткий мой язык,
Как у мудрецов седых
Прежде острый, стал тупым,
Точно выщербленный штык.
Ах, могу ль я песни петь,
 
 
Если ясные мои
Очи-луны подо лбом
Нынче тускло видят мир,
Как в подзорную трубу.
 
 
Ах, могу ль я песни петь,
Если вольные мои
Жилы злого скакуна
Болью скованы теперь,
Точно Волга зимним льдом.
 
 
Ах, могу ль я песни петь,
Если волосы мои,
Как у Камалул-Баши,
Черный ус и борода Стали белыми как снег.
 
 
Я, бывало, песни пел,
Как была моя пора.
 
 
В шелк одевшись и в атлас,
Весь в оружья серебре,
Сидя на коне лихом
Из шахмальских табунов.
 
 
Был в поступках волен я,
Как на пастьбе жеребец,
Брал лишь то, что вровень мне,
Низкорослое давя.
Как на пастьбе жеребец,
Растоптал я этот свет.
 
 
Как же я спою теперь,
Если тягостный недуг,
Если смертная печаль
В угол бросили меня,
Точно шубу сироты.
 
 
Ой, Омара Батырай!
 

МАДАМ

 
Был в Париже я и там
Шил в отеле небольшом.
Как то раз ко мне мадам
Подошла на каблучках.
 
 
Показалось: с полотна
Весело сошла ко мне
Полуголая она,
Стройная, как кипарис.
 
 
Подмигнула и сама
Руку протянула вдруг.
Долго было ли с ума
Мне от этого сойти?
 
 
На охотника и тур.
Говорит «манжур» она.
Переводит друг «манжур»:
Это значит «я – твоя».
 
 
Есть на все своя цена.
Тут же заказал обед
И потребовал вина.
Ох и крепок был ликер.
 
 
И у пира есть конец:
Все изделия свои,
От браслетов и колец
До булавки, пропил я.
 
 
Горек был похмелья час:
Ни копейки за душой,
И гудела в первый раз,
Словно колокол, башка.
 
 
Не беда, что должником
Стал я друга своего,
А беда, что с кошельком
Инструменты загубил.
 
 
Из московской стали где
Пилки и резцы достать?
Чем работать? Я в беде,
Будто бы лишился рук.
 
 
А дорога далека
Из Парижа в Кубачи.
И сверлить взялась тоска
Душу грешную мою.
 
 
Белотелую мадам
Я оставил для мусье,
Посоветовал друзьям
Ум в Париже не терять.
 
 
Есть у нас свои мадам
В Дагестане среди гор.
И любовь не носят там
Для продажи на базар.
 

* * *

 
Да погибнет этот мир,
В коем правды ни на грош.
Десять шуб у одного,
У другого – ни одной.
 
 
Десять жен у одного,
У другого – ни одной,
Ни одной, как у меня.
Будь он проклят, этот мир!
 
 
Золото у одного,
Мастерская, мастера.
Я ж на медный перстенек
Блеск фальшивый навожу.
 

ПЕСНЯ МОЛОДЫХ КУБАЧИНЦЕВ

 
В путь-дорогу, молодцы,
Отправляться нам пора.
Молоточки и резцы,
Как всегда, возьмем с собой.
 
 
До чужих добравшись мест,
Пустим молоточки в ход,
Вспоминая про невест,
Что остались в Кубачи.
 
 
Персиянкам золотых
Мы наделаем колец
И в стамбульских мастерских
Не один скуем браслет.
 
 
Нам дойти не мудрено
До французских городов.
Мы в Париже не одно
Ожерелье смастерим.
 
 
Молоды у нас сердца,
И на весь прославлен свет
Почерк тонкого резца
Кубачинских мастеров.
 

РЕЗЕЦ

 
Друг ты мой с давнишних пор
Крепкий, как алмаз, резец,
Тонкий наносил узор
Я тобой на серебро.
 
 
Сам резцом хотел бы стать!
Что резьба по серебру?
Мне бы счастьем украшать
Человеческую жизнь.
 
 
Друг ты мой с давнишних пор
Крепкий, как алмаз, резец,
Ты уже не так остер,
Да и я уже не тот.
 

СТИХОТВОРЕЦ И МУЛЛА

 
Рад на свадьбе досветла
Петь я песни о любви.
Рад покойнику мулла
Нараспев читать Коран.
 
 
Друг от друга далеки
Стихотворец и мулла.
Никогда своей руки
Пламя не подаст воде.
 

АСХАРТАУ

 
Асхартау, горы нет сильнее тебя,
Дон-река, нет реки, что сильнее тебя,
Аргамак, нет коня, что стройнее тебя,
Эй, смельчак, нет людей, что славнее тебя.
 
 
Ты сильна, Асхартау, но птица сильней:
Пролетает легко над вершиной твоей.
 
 
Ты велик, синий Дон, – что мне в том, что мне в том,
Если даже и ты покрываешься льдом?
 
 
Строен ты, аргамак, ты подобен огню,
Но дорогу уступишь простому коню.
 
 
Эй, смельчак, разве совесть и честь ты сберег,
Если ты на пиру, в руки взяв свои рог,
На колени становишься пред подлецом
И его славословишь с умильным лицом?
 

ПЕСНЯ ПОГОНЩИКА ВОЛОВ НА ПАХОТЕ

 
Чужую землю пашем на равнине,
Чтобы арбузы выросли и дыни.
Мы страстно жаждем тихих дней, без ветра.
О, если б солнце глянуло отныне!
 
 
А ветер дует, дует неизменно.
На небе тучи. Скоро ль перемена?
Никак у нас не ладится работа,
И мокрое волам противно сено.
 
 
«Эй, эй», – кричим, но плуг волы не тянут,
Трава цветет, а на нее не глянут.
Мученья мы неслыханные терпим.
О, скоро ли нас мучить перестанут?
 

УДАЧА

 
Когда с преступником, судьбе наперекор,
За дело честное бедняк вступает в спор,
Пусть победит и жизнь отдаст он, – все равно
Ему ни почестей, ни славы не дано.
 
 
А кто богат, хотя с похмелья глупо врет,
Хотя позорит он себя и весь свой род,
И скудоумия он перешел предел, —
Всегда, во всем он прав, почет – его удел.
 
 
Хоть силою ума бедняк поборет льва,
О нем, как о глупце, везде идет молва.
Удача! Проклята твоя да будет ложь:
Ты подлость дураков за мудрость выдаешь.
 
 
С презренного лжеца удача смоет грязь,
Прославит подлеца, позора не стыдясь.
Проникнуть в суть вещей нам надобно, друзья!
Он плох или хорош, но вывод сделал я:
 
 
Коль важные дела приходится решать,
Кого, кого зовет заносчивая знать?
Того, кто бестолков, того, кто недалек,
Но лишь бы у него был полон кошелек,
Но лишь бы у него угодлив был язык,
Но лишь бы грубо льстить и подличать привык…
 
 
На сотню бедняков один едва ли есть,
Чья признавалась бы заслуженная честь,
Но и его удел печален и жесток,
Во всех своих делах он будет одинок.
 

ТРИ ГОДА – МОЙ СРОК

 
Я другу Батыру и зятю Акаю
Седого отца и жену поручаю.
В проклятой Сибири, где годы черны,
Три года я буду сидеть без жены.
Вернусь – так вернусь. Не вернусь я отныне
Пусть пропадом я пропаду на чужбине.
 
 
Три года пусть терпит супруга беду,
А если в назначенный срок не приду —
Я месяц даю благоверной сверх срока:
За низкого, созданного для порока,
Пусть выйдет она на четвертом году!
 
 
Когда Асхартау зеленые склоны
Услышат птенцов разговор оживленный,
Тогда возвращусь я в родимый приют.
Когда же зеленые склоны увянут,
Пусть к родичам люди чужие придут,
Несчастную душу в молитвах помянут.
 

ГЕЙ, ДЖИГИТЫ!

 
Гей, джигиты, заботы не знайте в горах,
Пусть пройдут ваши дни в наслажденьях, в пирах,
Пусть подобные вам, что в разлуке скорбят,
Позабудут тревогу, невзгоду и страх.
 
 
Где вы, дни без невзгод, где вы, дни без тревог,
Тяжко будет нам, братья, в руках палачей.
Для молитв мусульманских не создан острог,
Нам дышать не позволят тюремщики-псы, —
Будем бога молить, чтоб шамхал нам помог.
 
 
Гей, поля колосятся – волна за волной!
Веселятся ль товарищи наши теперь
Или горькою думой объяты одной:
«Сколько месяцев долгих бредет Атабай?
Не погас ли Казак за тюремной стеной?»
 
 
Пусть в черкесках, с разрезами на рукавах,
Наши горцы пройдут, не снимая папах!
А когда эту песню джигиты споют,
Пусть красавицы наши заплачут в горах.
 

МОЛИТЕСЬ ЗА НАС

 
Мы в бездне, мы в тисках, добыча тленья,
Уже не можем возносить моленья,
Ислам не принесет нам избавленья,
За нас молитесь, братья дорогие!
 
 
Нас гнали в пропасть, как солдат под пули,
Мы кровь свою глотали, спины гнули,
Нас крепко кипятили, как в кастрюле, —
За нас молитесь, братья дорогие!
 
 
Когда команду мы не понимали,
Нас били и дерьмом нас обзывали,
Поймете наше горе вы едва ли,
За нас молитесь, братья дорогие!
 
 
Мы пишем вам пером тоски и муки,
О братья, к вам простерты наши руки.
Не дай вам бог страдать, как мы, в разлуке, —
За нас молитесь, братья дорогие!
 
 
Услышьте, братья, братьев стон глубокий:
Ваш близкий родич страждет, друг далекий!
Казак вам посылает эти строки, —
За нас молитесь, братья дорогие!
 

ИЗ СИБИРСКИХ СТИХОВ

 
Для чего нам упреки,
Если мы одиноки?
Далеко ты, отчизна, —
Трон алмазный, высокий!
 
 
Здесь о нас не тоскуют ли дни и недели?
Здесь весной, как зимой, не шумят ли метели?
Мы дождемся ли дня, чтобы синие очи,
Чтобы родины очи на нас поглядели?
 
 
До любимого Дона, до края родного
Семимесячный путь нам пройти надо снова.
Много здесь батраков, здесь невольников много,
Их печаль бесконечна, их доля сурова.
 
 
Тяжело наше время, легло на нас бремя,
Здесь, в снегах, прорастет ли надежд моих семя?
Умоляю творца, чтобы людям открыл он
Тихий Дон голубой, бурно мчащийся Терек,
Мы, к плоту привязавшись, достигнем отчизны,
Переплыв мелководье, мы выйдем на берег.
 
 
Братья, высохли наши сердца от недуга,
Не погреться на солнышке – стужа да вьюга.
Нашим горьким словам на дворах будет тесно,
Если станем рассказывать мы друг яро друга.
 
 
Дагестанец Казак, ослабевший от боли,
На тебя, Райханат, не надеюсь я боле.
Я в ловушку попал из-за хитрости лисьей,
Обещала помочь – не спасла из неволи.
 
 
В кандалах мои ноги, я в клетке ужасной,
Не вернусь я, с сестрой не увижусь несчастной.
Думал я, что княжна за меня похлопочет,
Шел я вдаль, озираясь назад ежечасно.
 
 
Иль надежды людей оказались обманом?
Ждали всходов, земля же оделась туманом.
Я блуждаю в тумане, мечусь я в капкане,
Слышно горе мое в каждом вздохе и стоне.
Эй, Казак, мы в такую ловушку попали,
Что не вызволят нас и крылатые кони.
 

ПЕРВАЯ ПЕСНЯ ИЗ «КУМЫКСКОЙ СВАДЬБЫ»

 
Не все мужчины мужественны нравом,
Не все слывут мужами с полным правом.
 
 
Среди мужчин такие люди есть:
Не скажут необдуманно ни слова,
А вымолвив, – хранят мужскую честь;
Пусть даже смертью им грозит сурово
Сам Азраил – они себе верны,
Ведь разумом слова их рождены!
 
 
Пускай они обречены мытарствам
Иль предаются радостям земным,
Повелевая сами целым царством,
Но честь мужчин всего дороже им.
 
 
Ты, Азраил, все это зришь воочью, —
Ходатаем за нас пред богом будь.
Проси, чтоб не был жизни краткий путь
Для истинных мужчин еще короче.
 
 
Смерть лучших делает слабей народ,
Плохие мрут – живет вольней народ.
Чтоб добрым людям дней продлить остаток,
За одного – бери злых душ десяток.
 
 
Проси, чтоб плута не равнял аллах
С мужчиной честным, с тем, кто знает цену
Земному миру, миру в небесах
И в дружбе не способен на измену.
 
 
Пускай господь не жалует господ,
Таящих зло под дружелюбьем внешним,
И языком завистливым и грешным
Между родными сеющих разброд.
 
 
Всевышнего посланец самый чтимый,
Ты расскажи ему, чего хотим мы;
И если он преклонит слух к мольбам,
Скорей с ответом возвращайся к нам.
 

О ЩЕДРОСТИ И ЧЕСТИ

 
Никому из смертных дважды
Бог здоровья не дает.
Пусть аллах не тех, кто страждет, —
Жадных баев приберет.
 
 
Честью уздени богаты,
Все иное прах и ложь.
Ты с собой в могилу злата
Все равно не заберешь.
 
 
И достойны те почета,
У кого щедра рука,
Кто готов открыть ворота
Для любого кунака.
 
 
Нынче баев, кто спокойно
Продает отца и мать,
Девушки от нас, достойных,
Перестали отличать.
 
 
Девушки деньгам в угоду
Отдают красу и честь
И выходят за уродов,
У которых деньги есть.
 
 
Пусть же почернеют лица
Тех, кто совестью черны,
Кто бесчестья не боится,
Были б сундуки полны.
 

* * *

 
Князь – не муж, рожденный князем.
Муж, рожденный честным, – князь.
Кто с седла свалился наземь,
Тот ногами месит грязь.
 
 
Не пятнай, мужчина, чести,
Не сберег ее – беда.
Честь – цветок, на грязном месте
Не цветущий никогда.
 
 
Знай, уздень, лишь в чести сила.
Честь – оружье и броня,
А бесчестие – могила
Для джигита-узденя.
 

ОБЫЧАИ КУМЫКОВ

 
Деды с женами дружили,
Словно кровь и молоко.
Вместе ели, вместе пили,
Вот им и жилось легко.
 
 
А теперь закон старинный
Нам внушает стыд и страх.
За столом сидят мужчины,
Жмутся женщины в углах.
 
 
За столами все усаты,
Миски на столах полны.
Словно робкие ягнята,
Сбились жены у стены.
 
 
Наполняют парни чашки,
Продолжают пить и есть.
Смотрят девушки-бедняжки,
За столы боятся сесть.
 
 
Девушки с парнями рядом
Сесть, быть может, и хотят,
Но недобрым, хмурым взглядом
Старики на них глядят.
 

О ТЕХ, КОГО НЕ СПАСАЕТ ЧАЛМА

 
Вспомни деда и отца:
Лжи не знали их сердца,
Потому-то и сбывались
Их желанья до конца.
 
 
Верили они, любя,
В друга так же, как в себя.
 
 
Мы теперь живем не так.
Кто б ты ни был: друг иль враг, —
Никому не доверяем:
Честности цена – медяк.
 
 
Нынче в нашем крае гор
Негодяй в чести и вор.
Были б деньги! Для богатых
Даже кража не позор.
 
 
Слушай, ты, хаджи и князь,
На твоем богатстве грязь,
И оно не станет чистым,
Как его ты ни укрась.
 
 
Ты, хаджи, даешь взаймы,
Не стесняешься чалмы.
Обобрав единоверцев,
Их доводишь до сумы.
 
 
Людям ты твердишь давно:
«Пить вино, курить грешно!» —
Не греха страшась, а траты
На табак и на вино.
 
 
Правду люди говорят:
«Тот безгрешен, кто богат».
Ты продашь родного брата:
Четвертак нужней, чем брат.
 

ВИНО

 
К полной пиале с опаской
Руки тянутся всегда.
Ты, вино, вгоняешь в краску
Тех, кто не лишен стыда.
 
 
Я б порвал с твоим соседством,
Дружбы мне с тобой не жаль, —
Если б не было ты средством,
Заглушающим печаль.
 
 
Ты умеешь подольститься
В горький и в веселый час.
Завлекая, как блудница,
Ты опутываешь нас.
 
 
Ты, погрязшее в разврате,
Возбуждаешь нашу кровь.
Ты в тебя влюбленным платишь
Гибелью за их любовь.
 
 
Ты – предвестие позора
И предвестие беды,
Ключ и лестница для вора,
Спутник горя и беды.
 
 
Ты толкнешь на путь обмана
Тех, кто у тебя в плену,
Чтоб им поздно или рано
Каяться в любви к вину.
 

* * *

 
Мой сокол желанный!.. Прощай, дорогой!
Мы счастьем сполна насладились,
Всю чашу любви мы испили с тобой,
Хотя мы и не поженились.
 
 
Мой милый, хочу, чтоб ты помнил добром
Со мной проведенное время,
Когда мы любовным пылали огнем,
Надеждами тешились всеми…
 
 
В душе у меня он горит до сих пор
Во всю свою прежнюю силу —
В дни юности нашей зажженный костер…
А как же давно это было!
 

* * *

 
Как в обойме тесной – пули,
Думы – в сердце день и ночь.
Грянет залп – умчатся пули,
Думам вырваться невмочь.
 
 
Сердце – круче вешней почки,
Но из почки по весне
Все же выбьются листочки,
А печаль всегда при мне.
 
 
Сердце! Что ты онемело?
Или ждешь, покуда тело
Не угаснет в свой черед,
Тихо в землю не сойдет?…
 
 
Очи! Что вы слез не льете?…
Плачьте! Плачьте!.. Или ждете
Вы минуты черной той,
Как придавят вас плитой?
 

* * *

 
Как выйду с рассвета
В зеленое поле,
Всей грудью, свободно
Вздохну на приволье.
 
 
Как вечером в дом
Ненавистный вернусь —
Слезами горючими
Я обольюсь.
 

* * *

 
Чем быть нелюбимого
Горькой женой,
Уж лучше бы маяться
Болью зубной!
Чем с просьбами кланяться
Мужней родне,
Уж лучше бы в трауре
Плакать – по мне…
 

* * *

 
Сверкающий снег на зеленом лугу
На солнце белеет и блещет с утра.
Сверкающий снег на зеленом лугу
Мне кажется белым куском серебра.
 
 
Стонала душа, когда боль ее жгла,
Но разум твердил: «Потерпи! Потерпи!»
В терпенье вся юность моя протекла,
Вся жизнь у терпенья была на цепи.
 
 
Кремневка твое охраняет жилье.
Пускай разобьется она на куски!
И сердце твое, точно сердце мое,
Пускай разорвется от жгучей тоски.
 

* * *

 
Ранней юности любовь,
Видно, точно цепь, куется.
Как ни рвут ее потом —
Цепь нигде не разорвется.
 
 
Веру первых, ранних лет
Серебром, как видно, кроют.
Как ни трут ее потом,
Серебра вовек не смоют.
 

ЕСЛИ ВЕТЕР ПОДУЕТ

 
Если ветер подует
По зеленому полю,
Людям кажется, будто
Поле крыльями машет.
 
 
Если крыльями машет
Даже мертвое поле,
Можно ль сдерживать сердце,
Что дано для полета?
 
 
Если ветер подует
По зеленому саду,
То и розы роняют
Слезы крупных росинок.
 
 
Если плачут от горя
Даже розы немые,
Как же сдерживать людям
Слезы истинной боли?
 
 
Если я поднимаюсь
На высокую гору, —
Что я вижу в дороге?
Только серые камни.
 
 
Но когда поднимусь я
На высокую гору,
То весь мир необъятный
Пред моими глазами.
 
 
Под высокой горою
Злые ветры гуляют,
Над высокой горою
Светит яркое солнце.
 

СТАРУХАМ СПЛЕТНИЦАМ

 
Прошу, предупреждаю вас,
Не лейте сплетен яд, старухи!
Не за горами смерти час,
А все еще грешат старухи.
 
 
Я, лгуньи, одного б хотел,
Чтоб шах жестокий повелел
Вам души вытрясти из тел, —
Когда же замолчат старухи?!
 
 
Хочу, чтоб брань – не похвала —
Вас и в могиле обрела.
Чем хуже у меня дела,
Тем веселее взгляд старухи.
 
 
Одни наветы вам милы.
Душой черны, коварны, злы,
Меня – искусницы хулы —
Поносят и бранят старухи.
 
 
О силе ваших сплетен слух
Мне каждый день тревожит слух.
Умрете – бог к вам будет глух,
Он вас низвергнет в ад, старухи!
 
 
На вас, проклятых, смерти нет.
Устав от сплетен и клевет,
Раскрыл свои уста поэт,
Уста одно твердят: «Старухи!»
 
 
Вы лгали милой обо мне.
Грустит от милой в стороне
Етим Эмин по чьей вине?
Кто в этом виноват? – Старухи!
 

О СЧАСТЛИВАЯ!

 
С подружками до родника
Идешь в траве ты, о счастливая,
Твоя походка так легка,
Звенят браслеты, о счастливая!
 
 
Как сокол ты летишь ручной,
Твой смех что плеск воды речной;
Но ты смеешься надо мной,
Мне счастья нету, о счастливая!
 
 
Все говорят, кому не лень,
Что очень близок свадьбы день,
А я – как раненый олень,
Поймешь ли это, о счастливая?
 
 
Етим Эмин твой приуныл,
Душа печальна, свет не мил,
Но я тебя не осудил,
О, как пригожа ты, счастливая!
 

НЕ ВЕДАЮЩЕМУ О МИРЕ

 
Разве с книгой не ведя знакомства,
Можно стройность мирозданья знать?
Можно ли, не заводя потомства,
Радость брачного слиянья знать?
 
 
Не познав, что хорошо, что худо,
Можно ль истины увидеть чудо?
А слепорожденному – откуда
Солнца и луны сиянье знать?
 
 
На равнине – зной, в горах – прохлада,
Добрый – мягок, злой – иного склада.
Разве может разоритель сада
Плодосбора ликованье знать?
 
 
Верьте были – не пустому сказу!
Тот, кто чая не пивал ни разу —
Сахара, подобного алмазу,
Сладость разве в состоянье знать?
 
 
Речь твоя, Эмин, людей тревожит.
Берегись – а вдруг властям доложат?
Кто не странствует, тот разве может
Радость дальних расстояний знать?
 

В СМЯТЕНЬЕ МИР…

 
В смятенье мир. Безумьем все объято.
Любой плешивец – ханом в этом мире.
Все люди – или волки, иль ягнята.
Кто честен – жертва в странном этом мире.
 
 
Но дружба есть! В согласии желанном,
Пастух, чабан стоят единым станом, —
И жизнь уже не кажется обманом,
Не застлан день туманом в этом мире!
 
 
Не нужен друг, что может срезать пятку.
Он жжет, как уксус, хоть болтает сладко.
Друг другу будем жертвой без остатка,
Рабеу и Салманом в этом мире.
 
 
Етим Эмин – друг верный, неизменный,
Все этот мир покинут, люди – бренны,
Лишь добрые слова о них нетленны
Живут в непостоянном этом мире.
 

СЛОВО УМИРАЮЩЕГО ЭМИНА

 
Пусть, когда я умру, проститься со мной
Только добрый придет, кто, как я, страдал,
Кто обижен судьбой и забыт родней,
Кто устал от забот, кто, как я, страдал.
 
 
Кто родным обедневшим открыл свой дом,
Кто, от них пострадав, живет бедняком,
Кто с нуждой и бедой хорошо знаком,
Кто вино скорби пьет, кто, как я, страдал.
 
 
Кто такой же узнал от родни урон,
Кто заклеван родней, как стаей ворон,
Кто ограблен родными и разорен,
Кто несчастья клянет, кто, как я, страдал.
 
 
Кто двоюродных братьев обул-одел,
Кто, найдя в них врагов, потом пожалел,
Кто увидеть бы в доме своем хотел
Благородных сирот, но, как я, страдал.
 
 
Ты, Эмин, воспитал молодых людей,
Но не стали они опорой твоей.
Пусть придет справедливый, а не злодей,
Пусть придет только тот, кто, как я, страдал.
 

ПРОШУ – СООБЩИ!

 
К тебе издалёка шлю просьбу свою:
Ответь, как живется в родимом краю?
Коль бедный, как встарь, не прокормит семью
О муках его, о слезах сообщи!
 
 
Ведет ли беседу бедняк с богачом,
Иль бедного гонят с порога бичом?
Как можно прожить?… Что иа рынке почем?…
О ценах на все, о делах сообщи.
 
 
Как брынзу да сыр на базар привезут,
Кружатся ль, как встарь, перекупщики тут?.
На прежнем ли месте мошенник и плут?…
Ты мне о старинных врагах сообщи!
 
 
Какие приказы услышал народ?
Властям старшина воздает ли почет?
С живого иль мертвого суд наш дерет?
Решенья суда в двух словах сообщи!
 
 
Всему джамаату поклон от меня!
Как братья и сестры мои?… Вся родня?
Как прежде ль не видят спокойного дня?
Все ль мучит их голод и страх?… Сообщи!
 
 
Домой возвратиться надумал Гаджи.
Уеду!.. Хоть весь мне Баку предложи!
Ты вправду ли, друг, занедужил?… Скажи!
Чем лечишься? – в первых строках сообщи!