Текст книги "Игра (СИ)"

Автор книги: Арип Пира

сообщить о нарушении

Текущая страница: 83 (всего у книги 84 страниц)

- Как бы тётя Манорама не пригласила на праздник какую-нибудь девушку на роль невесты Нанке, - пробормотала я вслух. На что-то такое та намекала на последнем семейном ужине в Шантиване, где мы присутствовали всей семьёй. – Боюсь, если так случиться, и Лилу это поймёт, отдирать от предполагаемой невесты это неуправляемое создание Богини я не возьмусь, - смешок вышел неуверенным, но я точно знала, что за нежной внешностью и показным равнодушием к Нанке скрывалась по уши влюбленная в своего супруга девушка. Причём девушка с совершенно иным менталитетом. Для неё не было зазорным отстаивать права на своего мужчину даже физическими методами. Увидев меня впервые, она уже через полчаса нашего с Нанке дружеского общения увела меня «на разговор» в беседку, где прямым текстом заявила свои права на моего почти брата. Я только недоуменно хлопала ресницами, пока всё более заводившаяся девушка раскрашивала новыми и новыми эпитетами сцену того, что она сделает с посягнувшей на её мужчину. Меня спас Арнав, сразу почуявший неладное, когда Лилу попросила меня прогуляться с ней. Внезапно выросший на пороге беседки муж показался мне истинным спасением. Он увёл Лилу в сад, а когда спустя полчаса они вернулись, выглядевшая пристыженной девушка искренне попросила у меня прощения. Надо сказать, что я охотно ей дала его, потому что её видная невооруженным взглядом любовь к Нанке покорила моё сердце, а не сводящий с неё горящего взгляда друг вызывал в памяти только одну такую же беззаветно влюблённую пару. Я вспомнила, как перевела взгляд с сумасшедшей парочки на Арнава и натолкнулась на понимающий взгляд мужа. «Навсегда?» - спрашивал его взгляд. «Навсегда», - отвечал мой… …громко хлопнула входная дверь и я, бросив взгляд на часы, заметалась по комнате, - Арнав приехал за мной. Удостоверившись, что я ничего не забыла, я почти выбежала из комнаты, и легко сбежала вниз по лестнице, влетая с размаху в раскрытые объятия своего мужа… Арнав. Я смотрел на бегущую вниз по ступеням изящную девушку, сиявшую солнечной улыбкой, и снова чувствовал это. Сердце замирало, в очередной раз подтверждая осознание своего бесконечного счастья, и снова начинало ровно биться, словно убедившись – реальность не изменилась. Не стала призраком, не исчезла сладким утренним сном, а продолжала одаривать меня лучистым светом любимых глаз. Кхуши расцветала всё больше и больше. Несмотря на то, что у нас уже два собственных солнышка, она в чём-то до сих пор оставалась беззаботным ребёнком, искренним и чистым, влюблённым в мир, от изнанки которого я уберегал её всеми силами. В обращённых на меня глазах не было видно и следа усталой житейской мудрости, которая старила раньше времени столкнувшихся в одиночку с миром невинных девчонок. Значит, у меня получалось... Я улыбнулся, подхватывая в объятия любимую девушку. - Готова? – спросил я совсем не то, что хотел спросить, вглядываясь в сияющие глаза. - Я люблю тебя, - ответила она мой незаданный вопрос. Я уже давно не удивлялся тому, как Кхуши чувствовала меня. Возможно, потому, что я никогда больше не закрывал от неё своих чувств. Иногда бы и хотелось не дать ей увидеть что-либо, например, проснувшуюся на одной из вечеринок ревность, когда молодой красавец, глядя на неё влюблённым взглядом, достаточно вольно вёл мою жену в танце. Но даже на расстоянии она оставалась моей половинкой. Едва я почувствовал злой укол неприятного чувства, Кхуши, не обращая внимания на этикет, прервала танец, и, найдя меня взглядом, подошла ко мне с предложением сбежать с празднования юбилея компания моего близкого друга. Что мы и сделали, извинившись перед коллегой. В груди стиснуло при воспоминании о том, как Кхуши попросила меня заехать в безлюдный парк и, заблокировав двери, требовательно потянулась ко мне за поцелуем, уничтожив даже отголоски пережитого чувства ревности своей любовью и страстью. - Идём, - поспешно взял её за руку и направился к выходу из дома, одёргивая себя от желания подхватить жену на руки, и отправится совсем иным маршрутом. - А Нанке с Лилу? – Кхуши издала сдавленный смешок, явно поняв причину моей торопливости. - Сами доберутся, - буркнул я, - водитель их ждёт. Обхватив мою руку своими пальчиками, жена только согласно качнула головой, спрятав улыбку в уголках глаз. «Ничего, сегодня вечером ты будешь только моя…». Я усмехнулся, не став сообщать жене о сюрпризе – я договорился с Акашем и Паяль, что сегодня дети переночуют у них. Собственно, Шаан и Эша давно просились к Шанти и тёте Паяль – они были покорены детским бассейном, который устроил для своей дочки безумно любящий её Акаш. Рабочие только приступили к установке аналогичного бассейна у нас, а мои дети не знают слова «подождите», явно унаследовав мамину нетерпеливость. Мои дети… я до сих пор не верил, что бегающие по дому солнышки, как две капли воды похожие на меня в детстве, принадлежат только нам. Я и не думал, что в моём сердце может вместиться столько любви… К горлу подступил комок и я торопливо сел за руль, старательно пытаясь спрятать поглубже некстати напомнившую о себе сентиментальность. *** «Всё-таки Иша молодец» - удовлетворённо подумал я, оглядев закрытую часть парка. Огромный тент создавал освещённую нежно-желтым, проходившим через плотную золотистую ткань, светом, тень. Множество пледов, на которых были прихотливо разбросаны цветные подушки, разложены корзины с едой и стояли мини-холодильники с напитками, позволяли устроиться со всеми удобствами. Лёгкая, весёлая мелодия вместе с композициями из ярких воздушных шаров и флагами создавали праздничную атмосферу. Пока Кхуши радостно здоровалась с Анджали и Ишей, целовала в румяные щёчки Тришну и дарила ей гору привезённых подарков, я подошёл к позвавшему меня Акашу. - Брат, - заговорщицки прошептал он мне, увлекая в сторону от почему-то покрасневшей Паяль, – у меня к тебе просьба. - Говори, - усмехнулся я, начиная подозревать, в чём дело. - Через пару дней мы с Паяль хотим съездить на неделю в Мумбаи, - чуть помявшись, сообщил брат. - Опять Мумбаи? – перебил я его. – Да ты совсем не романтичен, друг мой, - я развеселился, взглянув на обиженное лицо Акаша. - Ты не понимаешь, - пробурчал тот. – Паяль очень понравилось там тогда… - И ты хочешь повторить те мгновения, - снова перебил я его, став серьёзным. Мы много где были с Кхуши, особенно в последние два года, но самым любимым местом для нас оставался наш английский домик. И раз за разом при выборе места, куда ехать, мы с трудом отказывались от желания в очередной раз навестить наше поместье в туманной Англии. Вот когда дети подрастут, тогда мы вместе с ними поедем в Лондон, я ведь так и не показал Кхуши вид на город с известного London eye. А Арнав Сингх Райзада держит свои обещания... - Да, - подтвердил мою мысль Акаш, - и я хотел попросить тебя… - Шанти поживёт у нас, - махнул я рукой. Собственно, наши дети уже давно жили на три дома – редко в Шантиване, но зато часто друг у друга. – Даже не переживай, она и не заметит вашего отсутствия, сосредоточившись на любимой тёте Кхуши. Но имей в виду, ты мне будешь должен, - сдвинул я брови, притворно хмурясь, - потому что в эту неделю я жену не увижу. – Шанти была по характеру копией Кхуши и безмерно обожала её, следуя за ней хвостиком, куда бы она ни направлялась. Так что остаться наедине с женой в это время можно будет только мечтать. - Не вопрос, брат, - широко улыбнулся Акаш, - у вас скоро годовщина с Кхуши, так ведь? Вот и… - он подмигнул, не договорив, и я расхохотался, ударяя ладонью по раскрытой навстречу моей ладони брата. Став отцами, мы научились выкраивать любую возможность побыть наедине с жёнами, и немало помогало нам в этом то, что наши дети обожали друг друга, и им было неважно, в чьём доме играть и спать – у нас с Кхуши, или у Паяль с Акашем. Брат, напоследок заговорщицки улыбнувшись, вернулся к Паяль, которая раскладывала закуски на огромном блюде, присматривая одним глазом за весело копошившейся на соседнем пледе среди гор игрушек ребятнёй. Я обвёл взглядом наше большое семейство. Очень удачно сложилось, что Акаш купил соседнее поместье, и они жили рядом с нами. И всё же я был безмерно счастлив, что мы живём отдельной семьёй – я, Кхуши, Шаан и Эша. Мой замкнутый мир был абсолютно и бесповоротно счастливым, и я, как скряга, трясся над своим сокровищем, оберегая его от чужой зависти, равнодушия и злобы. Моё решение покинуть Шантиван и жить в отдельном доме не вызвало, вопреки ожиданиям, ажиотажа. Анджали, узнав, что мы с Кхуши собираемся пожениться согласно ритуалам, легко согласись отпустить меня с ней в новый дом. Остальные, немного повозмущавшись для приличия, приняли сложившееся положение вещей. Поэтому, пройдя все ритуалы, мы с Кхуши начали семейную жизнь с чистой страницы в нашем и только нашем доме. И сколько же счастья мне это дарило… - Арнав! – позвала меня выглядевшая абсолютно счастливой Анджали, о чём-то весело переговаривающаяся с моей женой. – Иди к нам! Не успел я исполнить её желание и встать рядом с Кхуши, как жена ткнула меня локтем в бок, кивнув на приближающуюся парочку – Нанке и Лилу. Переглянувшись втроём и синхронно вздохнув, мы приготовились защищать молодожёнов – привставшая при виде них Манорама уже сузила глаза, а бабушка воинственно поправила на носу очки, которые начала носить совсем недавно. Я улыбнулся – родственники уже знали о заключенном браке, но упустить своё и не отчитать Нанке и Лилу они просто не могли. Оставалось только тихо радоваться, что энергия двух женщин сегодня будет направлена не на нас с Кхуши. Праздник продолжался… Шьям. Они почти не изменились. Изрядно увеличившаяся семья Райзада праздновала день рождения моей дочери, моей Тришны. Пять лет и два месяца. Пять долгих безмолвных лет. Я опёрся на ограду, обрамляющую небольшой пруд, отделяющий с двух сторон закрытую на сегодня для всех посетителей часть парка и улыбнулся – Арнав Сингх Райзада был в своём репертуаре, проявляя свой снобизм в незаметных им самим мелочах. Охрана, стоящая по периметру огороженной зоны, бдительно посмотрели на незнакомца, но, убедившись в том, что я не собираюсь пересекать незримую черту, не стали подходить и выяснять мою личность. Я грустно усмехнулся. Старая неприязнь давала о себе знать. Наверняка, он поступил так из соображений безопасности. Мне ли не знать, насколько коварны могут быть окружающие… Издалека было сложно разглядеть лицо дочери, которая в этот момент в компании ещё троих ребятишек ползала по огромному пледу, расставляя кубики для какой-то игры. Степенная женщина присматривала за малышней, устроившись на краю пледа в окружении бутылочек и корзинок с едой, а также целого склада игрушек. Я смотрел, запоминая свою малышку. Именно ради этого я и пришёл сегодня в парк – увидеть то, чего лишил себя. Вот какой-то мужчина – явно новый муж моей бывшей жены – предложил сидящей на другом пледе Анджали руку, и та, легко поднявшись, пошла с ним по тропинке, прихотливо вившейся среди ярких цветников, обрамляющих поляну с противоположной от пруда стороны. Я удивлённо поднял брови, поняв, что меня смутило в моторике бывшей жены – Анджали практически не хромала. Видимо, Иша Джутхани всё-таки смог вылечить её ногу. Несмотря на это, он бережно придерживал её за руку, и вся его фигура излучала любовь и заботу – всё то, что я не смог ей дать. Да и не хотел. Что же, она это заслужила. Мой взгляд, как я ни пытался запрещать себе, всё-таки переместился на Кхуши. Солнечную девочку. Подавил тяжёлый вздох – я любил её. И тогда, и сейчас. Ветер донёс счастливый смех ставшей потрясающе красивой женщиной любимой – она запрокинула голову на плечо Арнава и искренне радовалась, выплёскивая своё счастье миру. Я не видел их лиц, но видел счастливую Кхуши в крепких объятиях Арнава. Сердце снова кольнуло застарелой болью. Она любила его. И никогда не полюбит никого другого. Почему я не понимал этого пять лет назад? Почему верил в иллюзии? Я пнул небольшой камень, который перекатывал под стопой, глядя на чужое счастье. Чего я хотел, глядя на эту идиллию? На чужую шумную и радостную семью? Извиниться. Сейчас и здесь стоял совсем иной Шьям. Изменившийся. Осознавший. Раскаявшийся. Но моё появление нарушило бы выстраданную ими гармонию, поэтому я просто смотрел, запоминая своё прошлое, тоскуя по не сложившемуся будущему. Пять лет – долгий срок... Первый год был годом злобы и ненависти. Я ненавидел всех и всё. Показное смирение давалось тяжело. Днями я работал в ашраме, старательно сторонясь людей. Они тоже не спешили общаться со мной, все как один. Не знаю, что сказал им пандит, но отношение ко мне было даже не настороженное – на меня смотрели как на пустое место. Мы с моими охранниками занимали две стоящие в отдалении от основных домов лачуги – судя по всему, и выстроенные поспешно именно для нас. Охранники жили по две недели, сменяя друг друга. Дюжие молчаливые парни, которые, тем не менее, были уважаемы в деревне. То один, то другой из жителей обращался к ним с различными просьбами, касающимися «большой земли», и, как я понимал, те им не отказывали, исправно доставляя большие баулы, которые с радостным гомоном разбирали заказчики в день их приезда. Меня не морили голодом – продукты доставляли даже сверх необходимого количества – всё простое, но сытное. И всё это должен был готовить я сам. Одежда тоже была простой, но добротной. Никаких благ цивилизации в моей лачуге не было – ни телевизора, ни газет, ни книг, ни даже радио. В первый же день я устроил погром, разметав ту минимальную мебель, которая была у меня, и разодрав все вещи. Зашедший утром за мной охранник, хмыкнув, ничего не сказал по этому поводу, просто предложил жестом следовать за ним. И отвёл меня в храм, на удивление большой и добротно построенный. Именно его я должен был убирать. Я сдался не сразу, даже не пытаясь начать уборку в первый день. Умостившись на скамейке, расположенной неподалёку от храма, я рассматривал входящих и выходящих из храма людей – единственное развлечение, которое быстро приелось. Но вечером, придя домой, я обнаружил, что все продукты пропали, а все остальные вещи так и остались разбросанными. Стиснув зубы, я сходил за водой к общественному колодцу, и улёгся спать голодным прямо так, в бардаке. Мне не спалось всю ночь, и уже под утро я решил изобразить показное смирение, каковое решение и претворял в жизнь весь следующий день. Вечером я обнаружил дома продукты… Второй год я тщательно планировал побег, изучив в течение первого все подступы к деревне на час пути, пытаясь отследить направление, куда улетал доставлявший охрану и продукты вертолёт. Несколько раз я уходил, но спустя несколько часов возвращался – страх, который поселился во мне после единственного разговора с Аманом, вкупе с неприветливым лесом, гнали меня домой. Да, тогда я уже считал свою лачугу домом… Один лишь раз, последний, мне удалось перебороть страх смерти и углубиться в чащу в правильном, как мне казалось, направлении, на сутки пути. Но, казалось, что-то свыше просто посмеялось надо мной – нога угодила в незамеченную расщелину, а я слишком поздно осознал, что в ловушке. Только спустя несколько часов я смог вытащить онемевшую конечность. Наступать на неё было невозможно, но, соорудив из толстой палки подобие костыля, я упрямо попрыгал вперёд – жить той, оставленной жизнью, казалось невыносимым. Я поморщился, вспомнив свою глупую упёртость. Ещё через сутки я взвыл, когда, с огромным трудом доковыляв до просвета в деревьях, я увидел ту же самую деревню… Третий год я почти не запомнил, сдавшись. Пришедшее на смену умершим злости, ненависти и азарту опустошение вычищало меня изнутри словно скребком, безжалостно сдирая все застарелые ценности, когда-то накиданные в меня самомнением, превосходством, эгоизмом. Я опустился, почти не моясь, не прибирая дом, не следя за своим внешним миром. Запомнилось только, что я с каким-то трепетом помогал пандиту в храме. Говорить мне уже давно не хотелось, даже с собой, чем я упрямо занимался второй год своей новой жизни, страшась сойти с ума и забыть, как звучит мой собственный голос. Но мне нравилось слушать беседы пандита с Дургой, они напоминали мне разговоры Кхуши с Богиней. Он разговаривал с ней доверительно, делясь бедами и радостями жителей деревни, никогда не сетуя, но всегда прося помощи для них. Сквозь пустоту пробивалось удивление и непонимание – я видел, что он был искренен, прося за чужих для себя людей. Даже когда он жестоко простудился, он продолжал выполнять свой долг, разговаривая с Богиней о ком угодно, но не о себе… Четвёртый год. Четвёртый год меня ломало. Понимание и осознание входили в душу неспешно, ясно подсвечивая всю тяжесть моих грехов. О, я мог перечислять их раз за разом, что и делал, оставаясь наедине с Дургой в храме. Я не запоминал, что кричал ей, чем клялся, что обещал, умоляя избавить меня от пыток воскресшей совести. Казалось, сама Дурга посвятила этот год моему уничтожению – я казнил себя за тех, кого обманывал, за тех, кого оскорблял, за тех, кого презирал. Но больше всего я казнил себя за Анджали – девушку, которая любила меня. Девушку, которая была лишь орудием для достижения цели. Девушку, которую я пытался убить…