Текст книги "Игра (СИ)"

Автор книги: Арип Пира

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 84 страниц)

Выскочил в коридор, заполошно озираясь, собираясь позвать ее, когда увидел. Увидел огонь в камине и замершую около него съежившуюся фигурку. Она не шевелилась, я тоже. Я стоял, пытаясь подобрать слова, пока не осознал, что, поиском слов, растягивая время, ничего не изменить. Медленно, как на казнь, я спустился к ней и сел перед Кхуши, чуть сбоку, не закрывая ей вид на огонь. Она никак не отреагировала на мое появление, глядя на огонь, не моргая, не шевелясь. - Кхуши… - Я осторожно взял ее руку, пытаясь привлечь внимание. Она молчала, делая вид, что не замечает, или действительно не замечала меня, унесшись мыслями куда-то далеко. Её лицо было мокрым от слез. Я нерешительно протянул руку, боясь, что она оттолкнет меня, но она по-прежнему не шевелилась, и я аккуратно вытер ее щеки. - Кхуши, я хотел извиниться… - Собравшись с духом, начал я. - Арнав, – перебила она меня. – Я хочу задать вам вопрос. Вы можете пообещать, что ответите честно? Я не раздумывал ни секунды. Все, что угодно, лишь бы она ожила. Пусть спрашивает что хочет, только пусть исчезнет эта ужасная пустота из глаз. - Да. – Я сказал это и я сделаю это, что бы она ни спросила. Только не о причине нашего брака. - Как вы ко мне относитесь? – Тихий, спокойный голос требовал правды и я ответил именно то, что чувствовал. – Кхуши, я люблю тебя. И я ненавижу тебя. – Так же тихо, как она. И так же твердо. Кхуши впервые с начала нашей беседы оторвала глаза от огня и устремила на мое лицо удивленный взгляд. – Любите? – Недоверчиво, неуверенно и… радостно? - Да, люблю. Очень люблю. – Я смотрел ей прямо в глаза, открывая себя до дна. Выворачивая наизнанку измученную болью душу. Не скрывая ни одного уголка. – И ненавижу. – Я не стану ей врать. Не сегодня. Кхуши отвела глаза и пошевелилась, плотнее закутываясь в плед. – Любите и ненавидите. – Она как будто пыталась связать эти два чувства воедино, соединить несоединимое. Не получится, Кхуши. Я все время пытаюсь, но не получается. Поэтому и прорывается во мне то любовь, то ненависть. Повозившись немного, Кхуши снова подняла на меня глаза. – Вы поэтому меня то притягиваете, то отталкиваете? – И, не дожидаясь ответа, сама ответила на свой вопрос. – Да. Поэтому. Могу я еще спросить кое-что? – Она опустила глаза и, заметив нетронутую чашку чая, некстати спросила: – Будете чай? Я с трудом сдержал истерический смешок. Она точно сумасшедшая. – Да, Кхуши. Я отвечу на твой вопрос, только если это не касается причины нашей свадьбы. И да, я буду чай. Сиди, я сам сделаю. Кстати, ты можешь задать еще два вопроса. Я отвечу. – Я снял с подноса тарелку с джалеби, поставил их на пол около Кхуши, и ушел на кухню готовить свежий чай. Спустя десять минут я устроился около Кхуши, скрестив ноги по турецки, и ждал ее вопроса, глядя на то, как она греет руки о бокал с чаем. Кхуши искоса глянула на меня и задала свой второй вопрос. - Как вы относились ко мне до свадьбы? Я снова ответил, не раздумывая: – Любил. Было легко отвечать ей, глядя на огонь, сидя рядом, накрывшись кусочком пледа, которым она поделилась со мной и пить горячий чай с молоком, корицей, кардамоном и гвоздикой. – Я давно люблю тебя, Кхуши. Просто осознал это не так давно. Когда испугался потерять тебя, до ужаса испугался. Мы молчали. Мне почему-то казалось, что мои слова залечивали раны, бездумно и жестоко, незаслуженно нанесенные ей мною сегодня вечером. Я не видел ее лица, не чувствовал ее тела, но с каждым моим словом возникало ощущение, что сидящая рядом девушка оживает, возвращается, воскрешает. - Третий вопрос, – сказал я. - Третий вопрос, – повторила она. – Почему вы меня ненавидите? Ведь для ненависти должна быть причина, да? Я хочу знать. Расскажите мне, объясните. - С каждым ее словом в ее интонациях появлялось все больше эмоций – нетерпеливости, требовательности, все больше… Кхуши. Да, я не заслуживаю прощения, она и не простит, но, по крайней мере, она не похожа больше на сломанную куклу, по крайней мере, она ожила. - Кхуши, этот вопрос связан с причиной нашего брака. Я не могу ответить. Спроси что-нибудь другое. Она задумчиво замолчала, а я встал, пошевелил догорающие дрова кочергой, добиваясь, чтобы на прощание они подарили еще немного света и тепла. Угли нехотя озарили ярким красным цветом свою почти уже завершенную черноту. - Кхуши? – позвал я ее, сев рядом. - Арнав. – Она немного помолчала, а потом повернула мое лицо к себе и, удерживая его в своих потеплевших ладошках, глядя мне прямо в глаза, спросила: – А вы сможете себя простить, если окажется, что причины для ненависти нет? Если вы ошиблись? Я замер, глядя в ее такие чистые глаза. Я обещал ей правду. И я представил себе, что, если я ошибся? Да, я видел все сам. Да, я слышал все сам. Но если я ошибся… Страх холодными щупальцами обвил мое сердце, сковывая его льдом, наполняя, заменяя собой кровь и материю. Я не отводил взгляда от нее, и боялся. Боялся, что это может оказаться правдой. Надеялся, что это правда. Ее глаза требовали ответа и я ответил. – Нет, Кхуши. Я никогда не смогу себя простить. Она смотрела и смотрела мне в глаза, а я дышал через раз, боясь услышать что-то… Что разобьет мою жизнь. Медленно она опустила руки, покидая мое лицо. Медленно встала, уходя от меня, лишая себя и своего тепла. Я не сводил с нее глаз. И она обернулась уже у самой лестницы. – Арнав, я не знаю, что вы считаете причиной, но я знаю одно – этой причины нет. Вам не за что ненавидеть меня. Я говорю правду, в моих поступках и моей жизни нет того, за что вы меня можете ненавидеть. – И, грустно улыбнувшись, Кхуши медленно пошла вверх по лестнице, оставив меня собирать мой разлетевшийся на осколки правды и лжи мир. ========== Глава 24. Наши сердца - одно целое. ========== Кхуши. Я поднималась по лестнице, чувствуя невероятную усталость от этого бесконечного тяжелого дня. Но, несмотря на то, что произошло… Я шла, чувствуя весну в своей душе. Капельки росы на травинках ранним утром. Первый солнечный луч после длительного муссона. Такое нужное, такое важное, такое невозможное, такое желанное «я люблю тебя». Эти слова перекрывали все. И боль, и жестокость, и ненависть. Они летали где-то в животе щекочущими волшебными бабочками, которые, сталкиваясь, стряхивали со своих крылышек волшебную пыль, невесомыми искорками радости разносившуюся по моему телу, душе, сердцу. Я поднималась, а они - летали, я укладывалась в кровать, а они – летали, я засыпала, уносясь в мир снов, а они летали, летали, летали, и их волшебная пыль не кончалась… Я просыпалась с трудом, с неохотой, чувствуя сильную жажду и голод. Бросив взгляд на часы, я удивилась, увидев, что стрелки подходят к 12. Хотя с таким насыщенным днем мой долгий сон не был удивительным. Я все еще не чувствовала себя выспавшейся, но желания тела требовали удовлетворения, поэтому я поплелась в душ. Сделав его прохладным и встав под тугие струи воды, я почувствовала, как оживает мое тело, а с ним и воспоминания. Чудесные воспоминания… Мне хотелось и смаковать их, и спрятать поглубже, касаясь тайком, как скряга – своего сокровища. Я боялась, что они потускнеют, потрутся, исчезнут. «Я люблю тебя». Все остальное – потом, когда-нибудь, не сейчас. Я подставила раскрытую ладонь под душ, наблюдая, как разбивающаяся о неё вода сверкающими хрусталиками разлетается в разные стороны, и улыбалась. Улыбалась, улыбалась, улыбалась… Внизу вкусно пахло овощной запеканкой. Как хорошо, что наша экономка уже приготовила обед. Если честно, мне нравилась ее невидимость. Она все делала по дому тогда, когда нас не было, и я иногда забывала, что в этом доме появляется кто-то еще, кроме нас с Арнавом. Медленно и вкусно съев просто огромную порцию запеканки и выпив две чашки чая со вчерашними джалеби, я снова почувствовала сонливость, и направилась наверх, без зазрения совести завалившись в кровать. Я не гнала от себя мысли, и слова Арнава, то тише, то громче звучавшие в голове, спровоцировали поток воспоминаний. Наших моментов. Не тех, больных и злых, ранящих, уничтожающих… а тех, когда мы уже… Мы уже влюбились друг в друга. В больнице. Ранголи. Гирлянды. Дивали. Они ласковыми облаками проплывали передо мной, убаюкивая и лаская своей теплотой меня, ужасно уставшую взлетать вверх и вниз на качелях неизвестности, меня, не готовую ни на минуту отказаться от того, кто качал на этих качелях. «Я люблю тебя». Его глаза, искренние, открывшие наконец-то свою душу, повторяли эти слова снова и снова, каждой искоркой кофейного цвета, сверкавшей в глубине, каждой золотистой крапинкой, сиявшей для меня, обволакивая своей нежностью, невесомостью, притягивая, маня, кружа в солнечном вихре… Сон гостеприимно принял меня в свои объятия. Арнав. Я еще долго сидел перед погасшим камином, на углях которого лишь изредка мерцали красные всполохи, пытаясь понять, осознать, позволить себе задуматься над тем, что сказала мне Кхуши. Смогу ли я простить себя, если она не виновата. Если представить, что у тех объятий, у тех слов был другой смысл? Если предположить это… Предположить, что моя любимая, та, к которой я шел отдавать свое сердце навеки в тот чёртов должный стать самым счастливым в моей жизни день, не виновна. То как будут выглядеть мои действия после? Я вздрогнул, изо всех сил цепляясь за реальность, боясь заглянуть за грань. Я помнил все – и первую брачную ночь, и утро после, и мой почти удар, и оскорбления, которыми я осыпал ее. Помнил отказ от Кхуши ее семьи, холод и отчужденность своей семьи. Помнил, не хотел, не желал, но помнил пустоту в ее глазах. И то, что я сделал с ней сегодня. Это было страшно, панически страшно так думать. Если она невиновна, то все это время я просто уничтожал свою любимую, уничтожал ее свет, солнечность, беспечность, живость. Она пока держалась. Она все еще держалась, по-прежнему оставаясь самой собой, умудряясь воскресать после каждого удара, который я ей наносил. Но как долго она еще продержится? Если она окончательно сломается? Я дал ей правдивый ответ – я не смогу простить себя. И она не простит. Просто потому, что такое не подлежит прощению. Для этого надо было бы любить. Любить так сильно, так беззаветно, так всецело… Как никто и никогда не полюбит Арнава Сингх Райзада. Потому что его не за что так любить. Особенно ей. Той, которую с первого вечера нашей встречи я оскорблял, унижал… боялся. Не признаваясь себе ни на миг, до ненависти боялся того зародившегося чувства невыносимой необходимости, изматывающей потребности в человеке. Стараясь уничтожить его в себе. Но оно, это чувство, было точь-в-точь как Кхуши. Неуничтожимое. Воскрешающееся. Бесконечное. Кряхтя, как старик, я с трудом расцепил затекшие ноги из непривычной позы и поднялся из уютного гнездышка, которое соорудила Кхуши. Нужно идти спать. Завтра будет трудный день. Один из многих. И завтра мне предстояло посмотреть Кхуши в глаза, после всех моих признаний. Поймет ли? Простит ли? Завтра… Кхуши спала, закутавшись в одеяло, на самом краю кровати. Вздохнув, я аккуратно переложил ее ближе к центру, чтобы случайно не упала во сне, и тихонько лег рядом, опасаясь нечаянно разбудить маленького ангела. Одну руку она выпростала из-под одеяла и я, воспользовавшись этим, накрыл ее своей ладонью, обхватывая тоненькие хрупкие пальчики. Покой, который дарили мне ее прикосновения, не заставил себя ждать, и спустя несколько минут мой измученный разум отправился в страну снов. *** Рабочий день начался отвратительно. Сначала секретарь принесла мне ужасный растворимый сладкий кофе. Пришлось доходчиво объяснить, что такую бурду я не пью, в результате чего выяснилось, что в офисе даже нет кофе-машины, кроме автомата, который и выплевывал ту поданную мне жидкость. Черт, как они это пьют! Дав задание в течение часа приобрести аппарат своей любимой фирмы, я перечислил заикающейся от страха девушке сорта зернового кофе, который я пью. Потом выяснилось, что на рабочем месте у меня нет таблеток от диабета, которые всегда должны быть в правом верхнем ящике стола! После очередной головомойки еще более заикающаяся девушка умчалась в аптеку и магазин, а я с раздражением занялся срочными бумагами. Чувствуя, что доверять в этом бедламе я могу только себе, я внимательно изучал каждый документ, который приносили мне на подпись. В итоге под выговор попадал каждый второй сотрудник. Черт, я в Англии или где? Как можно совершать столько ошибок в простейшей деловой переписке, ведущейся, ко всему прочему, на их родном языке?! Как же мне не хватало Амана, отсеивающего низкокачественные документы еще на этапе подхода к моей приемной. Ткнув пальцем на кнопку вызова секретаря, я, наливаясь злостью, как бродяга – бесплатным виски, с минуту слушал трель звонка, на который никто не торопился ответить. Неужели секретарь не сообразила посадить вместо себя кого-нибудь в приемную? Вызвав Вишала, выдал ему ручку с блокнотом и заставил не в меру удивленного директора филиала записывать свои требования по организации рабочего места. Спустя пять минут и пару исписанных страниц, Вишал пулей вылетел из кабинета, отправляясь выполнять мои распоряжения. Надеюсь. Через час мой секретарь все же соизволила появиться в офисе с кружкой чудесного ароматного напитка и таблетками. Отпустив преданно поедавшую меня глазами девушку на рабочее место, я неторопливо выпил кофе и снова принялся за работу. Юристы подготовили проект договора купли-продажи здания под офис, а также участка земли, на котором он расположен. Кроме того, на предварительные переговоры были приглашены руководители компаний, предлагавшие контракты по поставке швейного оборудования, тканей, фурнитуры и прочего. День был расписан по часам, но это была моя стихия, мой привычный ритм жизни, и я влился в него ровно, невзирая на то, что был в Англии, а не в Индии. Кхуши.