Текст книги "Игра (СИ)"

Автор книги: Арип Пира

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 84 страниц)

«Стой, Арнав!». Что за? Звонкий голосок, раздавшийся неизвестно откуда, не сразу дошел до моего сознания, и я успел сделать два шага по казавшемуся обычным песку. Только казавшимся, прикрытым плотной коркой, на два шага выдержавшей мой вес. И только когда даже прыжком я не смог бы вернуться назад, ноги быстро, предательски быстро начали погружаться вглубь моего кошмара. Паника подступила, удесятерив силы, и я резким движением сумел вырвать одну ногу, однако вторая при этом ушла в зыбкую субстанцию почти до колена. Поставить же освободившуюся ногу было некуда, кроме как рядом с погружавшейся быстро, очень быстро ногой. Не удержав равновесия, я упал, скорее – сел, на песок. «Ляг и замри!» Поспешно откинулся на спину, не шевелился, действовал инстинктами, следовал командам ими же. Паника начала отступать, я лежал почти как на обычном песке, практически не погружаясь. «Вспоминай, ты читал!» Голос почти умолял, проясняя сознание. И я вспомнил… Медленно, без рывков, буквально по сантиметру, вытащил увязшую ногу на поверхность. Стопа ныла, так как все это время находилась в вывернутом по отношению к телу положении. Чуть оторвал голову, забывшись, чтобы взглянуть на ногу, и тут же почувствовал движение песка под собой. «Распредели вес!» Осторожно опустил голову обратно, стараясь равномерно давить телом на подвижную песчаную массу под собой. И, чуть двигаясь, елозя спиной по жестким и жадным песчинкам, пополз назад, стараясь не отрывать ни один дюйм тела от поверхности. Пот заливал глаза, в горле кололи неизвестно откуда взявшиеся крупицы песка, но я упорно «сдавал назад». Возможно, это было результатом моего воспалившегося воображения, но я чувствовал сзади влажную прохладу. Ощущение близкой тени от иссушающего зноя безжалостного солнца. Мираж? Но они же бывают видимые, не чувствуемые? Или? Я мало что знал о миражах, почти ничего, если честно. Но эта прохлада, тень, влага, они удерживали мое сознание ясным, не позволяя спешить. Даже когда я почувствовал под собой привычный твердый песок, я не встал, доверяя ощущениям тела, а продолжал ползти, пока не уткнулся головой во что-то твердое. Сквозь сухие песчинки на ресницах – роскошная крона огромного дерева, застилающая солнце, делая его всего лишь подсветкой для зеленого. Затихающее, родное, с мягкой улыбкой на любимых губах «Все хорошо…». Нежная тень, ощущение прохлады с легкой горчинкой и сладостью на губах, и я открыл неизвестно когда закрытые глаза. Она… ========== Глава 47.2. Сновидения. Часть 2. ========== Кхуши. … весело пляшет яркий огонь в камине, разгоняя остатки сырости в душе, так долго балансировавшей в болотной хмари. Тепло обнимает со всех сторон – жаром мужского тела. Кольцом самых надежных на свете рук. Пригреваясь, почти засыпаю, чувствуя себя защищенной, умиротворенной, счастливой, любимой… Стоп. Я вскидываю голову, которую сонно опустила на Его плечо. Нет! Резко расцепляю Его руки на своей талии, разворачиваюсь, стоя на коленях и, в один миг переполнившись боли, отползаю от него на пару шагов, пятясь к огню. - Стой, Кхуши! Обожжешься… - Его голос, звучащий так мягко, ранит, как острые ножи. - К-как?.. Откуда?.. – запинаюсь я, заполошно оглядываясь. Каминная нашего Лондонского дома. Нашего? – сердце сжимается пружиной, отдаваясь болью по всему телу. – Я сплю, да? – голос дрожит, обещая скорую истерику. - Relax… - Он просит. Но он не умеет просить. Я тру глаза, щипаю себя за запястье. Не помогает. Впиваю ногти в ладони. Он отвлекает меня от разрушительных действий, перехватывая мои руки. Нежно разглаживает на ладонях ямки от ногтей, проступившие ярким красным на ледяном белом. Я и не заметила, когда успела так замерзнуть – до белизны и прозрачности кожи. Завороженно наблюдаю за его движениями, за тем, как безжизненное белое, растворяясь, пропускает телесное розовое, отогретое. Руки, его руки… …Ты потерял право прикасаться ко мне! Плевать на контракт, на соглашение, на все плевать, больше никогда! – я думала, что кричу, но звуков не было, я молчала? Отняла руки, сжала в кулаки, теперь молчала, не доверяя своему голосу. Хотела смотреть в сторону, но взгляд притягивался к его глазам. Боль? Его боль, моя отраженная? Не знала, что может так раздирать душу – в клочья - лишь только взгляд. - Кхуши, я должен объяснить…- проникновенный тон, тихие слова, глядя в глаза. - Вы ничего мне не должны. – перебила его, с удивлением вслушиваясь в свой такой же тихий, но царапающий горло, треснутый голос. Все уже закончилось, закончилось. Я больше не хочу, не могу. Встала, отошла к камину. Привычным движением поворошила жизнерадостный огонь, заставив его вспыхнуть еще ярче, расцвести роскошным цветком, ослепить слезившиеся глаза бликами. Что угодно, лишь бы не видеть, не слышать, не чувствовать. Арнав. … Огонь снова стал живым. Я, прищурившись, смотрел на него, отводя глаза от фигурки жены – в одном белье. Не хочет слушать, видеть? Вырвалась из рук, отодвинулась, отошла. Но ей придется меня выслушать. Она должна. Я встал, подошел к издалека казавшейся угольной фигурке на фоне яркого пятна камина. Разве такое большое расстояние от дивана до камина? Чем ближе подходил, тем больше оживала она. Отсветы озаряли кожу, наполняя холодный кремовый нежным розовым, теплым оранжевым, мягким желтым. Отступавшая темнота обнажала чувства. Обнял сзади, держа крепко, не давая вырваться. Развернул к себе, стараясь поймать взгляд сквозь прикрытые ресницами глаза. Делая ударение на каждом слове, произнес: - Кхуши, у меня ничего не было. Ни с кем. – Ресницы дрогнули, чуть приподнимаясь. В ее эмоциях что-то мелькнуло, но веры – доверия не было. Я это чувствовал. Я должен это вернуть. И, все также, не отводя от нее взгляда, позволяя читать свою душу, рассказал ей все. Про снотворное. Про фотографии. Про Эльзу. Про Зару. Говорил – и становилось легче. Я видел таявший лед в ее сердце. Видел, как что-то возвращалось в них. Возможно, доверие? Как будто - любовь?.. Кхуши молчала, я тоже. Молчание давило, ресницы снова прикрыли глаза, пряча ее чувства, но она не вырывалась из моих рук, склонив голову, словно прислушиваясь к чему-то в себе, во мне. Я рассказал правду, но что теперь? Она молчит. Она не верит? Я вспомнил про флеш-карту с видеозаписью и воспрял духом. - Кхуши, у меня есть доказательства тому, что я говорю правду. Эльза отдала мне… - Доказательства? – она перебила меня, голос полон недоумения. – Разве я просила у вас доказательства, Арнав? – на лице искреннее удивление. - Но ты… - я пытался сказать, что просто хочу, чтобы у нее не было сомнений, но она снова перебила меня, перед этим мягко сняв с себя мои руки. Я позволил – я видел, не для того, чтобы уйти. Кхуши отошла еще ближе к огню и сказала, глядя на него. - Вы знаете, почему я ушла, Арнав? – я невнятно качнул головой, и она продолжила, хоть и не видела моего жеста. – Не из-за того, что некто прислал мне те фотографии. Не из-за того, что вы напомнили мне правду о том, что между нами только контракт и только соглашение. А из-за того, что вы признали – тогда – глазами… Если бы вы сказали мне, что не были с другой женщиной – я бы не ушла. Я бы показала вам фотографии и попросила разобраться с этой ситуацией, но не ушла. Я бы поверила вам. - Как так получается? – продолжила она, помолчав с минуту. – Вы не врали тогда, и не врете сейчас? Кхуши обернулась, вопросительно и, наконец-то, прямо глядя мне в глаза требовательным взглядом. - Снотворное, Кхуши. Я не помнил, что было ночью. Вернее, помнил обрывками, и эти куски, вырванные из контекста, не дали мне ответить на твой вопрос. Я не хотел лгать тебе. Она кивнула, словно сама себе. Следующие ее слова огорошили меня, разозлили, заставили действовать. - Я пойду. – и она направилась к дверям. Не отпущу! Кхуши. Я чувствовала себя заторможенной. Эмоциями никак не получалось осознать то, что сказал Арнав. Я приняла это сразу, поверила. Сердцем и разумом, но чувства – они спали. Или ушли? Может быть, потрясение было слишком сильным? Или осознание того, что вся боль, которую мне пришлось пережить за последние пару дней, была ложью, злой ложью? Я смотрела на огонь и во мне боролись два желания – кинуться к нему на шею и сбежать от него. Я выбрала второе. Мне надо побыть одной, мне надо отпустить всю боль, что накопилась за это время, надо вытравить ее из сердца, которое спрятало любовь в плотный кокон, накрыв ее печалью, отчаянием, страхом. Я не могла просто достать ее оттуда, отряхнуть и вернуть ей прежнюю форму и краски, беззаботность и легкость. Мне нужно было время – оживить ее. Сердце не могло радоваться вот так, сразу, слишком пропитавшись отчаянием. Возможно, это было эгоистично по отношению к Арнаву. Возможно. Но даже эта неправильность и моя вина перед ним – за то, что ушла - не могли прорваться сквозь пелену безразличия, владевшего мной сейчас. Я уходила. Но кто бы мне позволил… Рывок за руку, разворот лицом к лицу, вихрь волос, впившаяся в спину дверь. Арнав почти приподнял меня, припечатывая к двери. Яростный поцелуй, глубокий, подчиняющий. Больно-больно… Долго-жарко… Первые удары сердца, проснувшегося, и вот так – разом – захлебывающегося в любви, выплескивающего любовь… Я думала, понадобятся дни, недели, месяцы, чтобы воскресить ее. Нет – один поцелуй… Слезы хлынули потоком, вымывая кажущееся равнодушие, уничтожая безразличие, ломая барьеры… Я целовала, жадно, страстно, оживая на глазах. Вцепилась, как он, крепко, удерживаясь в реальности его прижимающимся к моему телу, сминаемая рвущимися наружу чувствами. Ревела, даже не понимая, что реву. Громко, взахлеб. Чувствуя только его губы, блуждающие по лицу, собирающие мои слезы. Руки, гладящие волосы. Бессвязный шепот, успокаивающий, нежный. Опустились на пол, где были, одним целым. Убаюкивал в руках - тепло. Я успокаивалась, медленно, но успокаивалась. Я дома, я с ним, я дома. - Ты вернешься? – его внезапный шепот прозвучал громко, разрушив такую сладкую иллюзию. Вернусь? Чтобы по окончанию соглашения, контракта, снова собирать разлетевшееся на кусочки сердце? Я слишком сильно его люблю… выдержу ли снова? Я в очередной раз высвободилась из его рук и снова подошла к камину. Дом тонул в абсолютном мраке. А был ли дом? Я видела лишь край дивана и цветущий дивным цветком живой огонь. Ясным пятном света камин очерчивал небольшой круг возле себя, и оттого все вокруг казалось иллюзорным. «Ты вернешься?» Я спрашивала себя, спрашивала… но для моего ответа мне нужен его ответ. Арнав. Я ждал ответа на свой вопрос, будучи практически уверенным в ее согласии. Она поверила, какие еще проблемы могли быть? - Арнав, вы расскажете мне о причине нашей свадьбы? – вопрос как удар под дых, вопрос как шаг назад. Время превращалось в пространство, отдаляя от меня Кхуши с каждой убегающей секундой. - Кхуши, дай мне время. – Рациональный мозг заглушил слабый вскрик сердца. Мне нужен отчет детектива, прежде, чем я смогу окончательно прояснить наши отношения. Но об этом я ей сказать не мог. Поэтому просто просил – дать время. - Время? – Ее голос снова стал бесстрастным. Огонь в камине расстроенно и затухающе выбрасывал снопы искр, а мы снова молчали. Время опять раздвигало пространство. - Арнав, тогда и вы дайте мне время. У нас контракт, и я вернусь, но не сейчас. Вам – вам надо разобраться… с чем-то… - Последняя вспышка погибающего огня высветила ее лицо, ее фигуру, ставшую почти прозрачной, и когда от вспышки не осталось и следа - все исчезло, она ушла… ========== Глава 48. Изменения. ========== Пять недель спустя. Италия, Флоренция, Фьезоле. Кхуши. … Я устало откинулась на спинку такого удобного и привычного кресла-качалки, обведя взглядом начинающую грустить листву. День был пасмурным, но я чувствовала всецелое удовлетворение. Я сделала это! Учла незначительные правки, скорее, пожелания Тери, по переводам двух последних описаний образов на английский, и завтра с утра каталог пойдет в печать. Через неделю состоится представление новой коллекции Тери, и мой контракт закончится. Тери внесла правки в контракт, согласно которым у оформителя каталога появились обязанности представлять коллекцию наряду с главным дизайнером и ее ведущими моделями на церемонии представления. Я была очень удивлена и долго не соглашалась, но Тери умела убеждать… Единственное, я согласилась при условии, что везде буду фигурировать в качестве Кхуши Кумари Гупта. Я строила свое имя… Работа съела эти недели, поглотила меня целиком. Я работала иногда целыми сутками, прерываясь на сон лишь часов на пять. Она стала моим спасением, забвением, удовлетворением, всем. Впрочем, Тери воевала со мной, напирая на то, что вдохновению нужен источник, а моя работа не заключалась всего лишь в переводе ранее созданных описаний, коллекция была большой, и в Лондоне я успела оформить лишь малую ее часть. В конце концов, я сдалась, и в мою жизнь вошла-таки Италия. В сопровождении веселой парочки - Росины и Дрэго - я на один день выбиралась в Венецию, Рим, Милан. По одному дню на такие великие города – это было катастрофически мало. Все равно как судить об огромной наполненной смыслом книге по паре-тройке изученных, сопровождавших ее, гравюр. Никакие знания, никакая история архитектурных и культурных памятников не могли осесть в голове за такой краткий промежуток времени. Поэтому я следовала зову сердца – впитывала красоту как губка, вбирала ее чувствами, впускала в душу, оставляя на потом осмысление, осознание, понимание. Мои шумные сопровождающие как на буксире водили меня по самым необычным и частенько скрытым от толпы туристов местам, рассказывая на смеси итальянского и английского забавные истории, которые я умудрялась понимать. Росина – высокая красивая итальянка, моя ровесница – была ведущей моделью Тери, а Дрэго – на голову ниже ее бесшабашный мальтиец - нескромно именовал себя творцом красоты. Впрочем, в чем-то он был прав. Он был личным тренером Росины по дефиле и развитию пластики. Они любили друг друга, были парой, жили в одной комнате на вилле Тери, но не были женаты. Для моего воспитания это было дикостью, но… Но такой короткий срок в другой среде, не в родной благовоспитанной и традиционной, бесконечно любимой, но немного зашоренной, с точки зрения Европы, индийской, на многое открыл мне глаза. В частности, на то, что каждый волен сам выбирать себе жизненные принципы, установки, границы добра и зла. Я оставалась собой, но гармонично смотрела на других людей и их менталитет. Не желала и не могла одевать других людей в свои ценности, свою культуру. Все это воспринималось бы излишне тесной одеждой. Зачем? Даже один человек многогранен, а уж нации… И я, каким-то глубинным знанием, приняла однажды сказанную мужем Тери фразу в один из редких дней, когда он присутствовал дома – моя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека. Поэтому я не ставила себе цели одобрять или не одобрять, и даже не пыталась понимать живущих своей жизнью людей, просто принимала другой мир таким, каким он был. Мысли об этом заполняли редкие минуты отдыха, когда я отрывала усталые глаза от монитора или каталога и рассматривала вечно разное, меняющееся небо, облака, пролетающих птиц, или же, опуская глаза ниже – пышную зелень деревьев и ароматных трав. Моим любимым уединенным местом стал участок сада, с крошечной беседкой на одного – маленький столик и удобное кресло. Вокруг расположились затейливые клумбы с красиво подобранными сочетаниями пряных трав. Ближайшая ко мне каскадная группа вазонов была наполнена лавандой разных оттенков сине-голубого. Долетавший до меня аромат действовал умиротворяюще, возможно, поэтому я так полюбила это место... - Счастье! – два детский голоска вразнобой кричали мое английское имя и я, непроизвольно улыбнувшись, обернулась к озорницам, бегущим ко мне с привычным стаканом молочного коктейля и ягодным пудингом. Моника и Симона. Чудесные девчушки, последние пару недель взявшие надо мной шефство. Тери пропадала в Милане, сутками работая в авральном режиме, подгоняя дизайнеров, вносивших завершающие штрихи в коллекцию, и не могла контролировать прием мной пищи. Да, Кхуши Кумари Гупта позабыла о своем завидном аппетите… Я ела только тогда, когда мне напоминали, просто растворившись в работе. И, как ни старались домашние Тери накормить меня, я часто пропускала обед или ужин, совсем не чувствуя голода. Это отразилось на моей внешности – я похудела, пропала детская округлость щек. На лице ярко выделялись скулы. Удивительно, но исчезла и моя способность вспыхивать ярким румянцем по любому поводу. Даже когда я смущалась, мои щеки оставались бледными, словно кто-то ластиком раз и навсегда стер красную краску с моего лица. Впрочем, не совсем– я загорела, проводя много времени в саду, так что моя бледность не бросалась в глаза.