сообщить о нарушении
Текущая страница: 65 (всего у книги 84 страниц)
- Почему Кхуши Кумари Гупта? Ты не хотела пользоваться моим именем? Хотела достичь всего сама? – я с трудом собирал мысли, озвучивая вопрос, ответ на который уже не имел никакого значения. Не имел, пока не прозвучал ответ, не тот, который я ожидал. Она не сказала ничего нового, она повторила свои слова, снова ударив меня.
- Временная жена, Арнав, - помолчав буквально с полминуты, как будто выжидая для приличия время на официальном приёме, она закончила прохладно, - я пойду спать, день был тяжёлым, - и ушла, не дожидаясь моей реакции на свои слова. А я остался один… задыхаться от нестерпимой жажды и невозможности всё изменить…
Осознание того, что я должен сделать, словно сняло с меня невидимые оковы и я догнал Кхуши уже у лестницы, хватая за запястье, разворачивая, и практически швыряя в свои объятия. Коса, ничем не удерживаемая, распустилась и я с наслаждением зарылся во влажные волосы.
- Ты не временная жена, Кхуши. Поняла? – тряхнул её за плечи, требуя понять, поверить. – Не временная. Ты навсегда моя. Что бы ни произошло дальше, что бы ни случилось в прошлом, ты – моя жена, - говорил почти по слогам, стараясь уничтожить этим знанием её сомнения, а может, и свои? Замер, не дыша, ожидая ответной реакции. Она смотрела на меня, просто смотрела, но с каждой исчезающей секундой, её взгляд из пустого становился всё более живым, осмысленным, радостным… счастливым?
Путаясь в её эмоциях, схлестнувшихся с моими, послав к чёрту все препятствия, я подхватил жену на руки и ступил на лестницу. У нас впереди целая ночь наедине, последняя ночь наедине, и я больше не собирался неосторожными разговорами уничтожать своё… наше счастье…
========== Глава 55. Возвращение в Шантиван. ==========
Кхуши.
…Позади осталась упоительная ночь, полная тихой неги и яркой любви, в домике над озером Комо, в домике, так похожем на наше английское счастье. Позади остались шумные проводы в аэропорту. Когда я увидела, что провожать нас приехала вся моя итальянская семья - Тери с девочками, Дрэго с Росиной и даже Джонатан, я расплакалась. Шумные, тёплые прощания, суетливые благодарности, обещания, приглашения. Куча подарков на память. Почему то врезавшаяся в память картина, как Джонатан, с вызовом взглянув на сжавшего руку в кулак Арнава, преподнёс мне очередную, идентичную ранее подаренным, чайную розу, которую уже привычно втихушку утащила Мона, тут же спрятав ее в мини-клатче, шикнув на возмутившуюся было произволом сестру.
…и врезавшийся в память, впитанный сердцем прощальный шёпот Тери мне на ухо, перед тем, как Арнав увлёк меня в здание аэропорта, - он любит тебя...
Я плакала, не сдерживаясь, не зная, увижу ли когда-нибудь жизнерадостных и открытых людей, ставших на такое тяжёлое для меня время моей семьёй, ничего не выспрашивая, но во всём поддерживая малознакомого им человека.
…Позади остался долгий перелёт, который мы, измученные бессонной ночью и предыдущими насыщенными днями, просто проспали, проснувшись лишь затем, чтобы перекусить, и снова уснуть. Из-за этого прибытие в Дели, гостеприимно оглушившим звуками родной речи, оказалось таким резким, сумбурным, суетливым. Я безотчётно жалась к мужу, даже не пытаясь скрыть тревогу, нараставшую в моём сердце. В груди глухо стучало сердце, повторяя монотонным речитативом – всё закончилось, закончилось. И справиться с пугающей действительностью никак не получалось. Мы почти не говорили, но, казалось, нас невозможно оторвать друг от друга. Наплевав на приличия, Арнав прижимал меня к себе; не отпускал моей руки, пока оформлялись необходимые документы, пока шли к машине, возле которой, приветствуя, склонился в поклоне Мохан. Казалось, мы слились, стали одним целым, остро предчувствуя, что так, как было там, на другой земле, тут, на родине, уже не будет. Будет иначе, но как? Я оказалась совершенно не готова к этому. Даже в машине Арнав не выпускал моей руки, бездумно поглаживая мои пальцы, ладонь, глядя в окно ничего не видящим взглядом. Говорить не хотелось, мы оба готовились предстать перед семьёй, перед Шантиваном. Мы уезжали почти чужими людьми, а возвращались… Кем мы возвращались? Семьёй? Я плотнее прижалась к мужу, прикрыла глаза, желая насладиться сполна близким теплом любимого человека, отгоняя смутные предчувствия конечности нашего счастья.
Автомобиль плавно затормозил, и я с неохотой отстранилась от Арнава. Шантиван. Величественное строение грозно возвышалось, подавляя, наращивая напряжение. Слишком тяжёлыми были последние недели в этом здании. Язык не поворачивался назвать его домом. Да и есть ли у меня теперь дом? Дом моей тёти перестал им быть – родные не простили меня, не считая меня более родной. Да и считали ли когда-либо? Холод расползался по душе, и я вздрогнула. Прикосновение Арнава показалось ожогом. Он стоял рядом, глядя мне в глаза наполненным непонятными, тревожащими, отчаянными эмоциями. Взял за руку жёстко, словно удерживая на невидимой привязи, и широким шагом повёл меня к дому. Почему я иду как на эшафот? Первая ступень, вторая, следующая… Они предательски быстро закончились. Почему их так мало? Я стояла, внимательно глядя на входную дверь, виденную столько раз, но разглядывая – как в первый. Последний взгляд на меня Арнава, несильный рывок за руку, привлекая к себе, и его рука, как в замедленной съёмке, неохотно, тянется к звонку.
Громкий звон разнёсся по Шантивану. Я почему-то начала отсчитывать про себя секунды. В обратном порядке. Десять, девять… уши закладывает от грохота сердца… шесть, пять… я отчаянно цепляюсь за Арнава, но тут же расслабляю руку… два… Арнав сжал мою руку. Сердце словно замедлило биение… один. Дверь распахнулась, являя Анджали, лицо которой расплылось в счастливой улыбке, едва она увидела своего брата. Ну и меня.
- Чоте! – визг Анджали перекрыл эхо еще стоявшего в ушах звона. Она набросилась на Арнава, который раскрыл объятия, прижимая к груди сестру, животик которой уже стал настолько большим, что делать это пришлось на расстоянии.
- Кхуши! – вдоволь наобнимав брата, сестра переключилась на меня, что-то восклицая счастливым голоском про то, как я похорошела, и тут же сетуя, что похудела. Потом резко выпустила меня из объятий, и, крикнув на весь Шантиван – они вернулись! – наклонилась за подносом, собираясь провести приветственную молитву.
Я заторможено улыбалась, чувствуя какую-то отстранённость от происходящего. Что-то говорила, выражая не чувствуемую радость встречи. Когда Анджали посыпала зёрнышками риса меня и покорно замершего Арнава, завершая молитву, в холле уже собрались шумные домочадцы. Нас подхватили под руки, и, словно шумливым говорливым течением реки двух безвольных щепок, внесли в гостиную. Суета нарастала, нарастало и моё напряжение.
Бабушка звала Ом пракаша, требуя сервировать чай. Тётя выпытывала у Арнава, периодически эмоционально приговаривая «хелло, хай - бай, бай», какие подарки он ей привёз. Акаш порывался не то узнать подробности контракта с Тери, не то что-то рассказать. Дядя благоразумно присел на диван, с мягкой улыбкой наблюдая за суматохой. Не было Паяль, не было и Шьяма… И если по сестре я скучала, то, увидев отсутствие ненавистного человека, облегчённо выдохнула, перехватив пристальный взгляд Арнава. Он что-то рассказывал Анджали, но при этом так испытующе смотрел на меня, что я поёжилась, чувствуя пронзивший сердце холод. Почему он так на меня смотрит?..
Шантиван, словно злая, старая колдунья высасывал из меня силы, лишая энергии, и я отвела взгляд, не в силах выносить холодный ветер, наполненный ранящим ледяным крошевом, веявший от мужа. Улыбнулась Акашу, который, поняв, что к брату его пока не подпустят соскучившиеся женщины, требующие ответить на кучу вопросов, одновременно вываливая не меньшую кучу малозначимых новостей, подошёл ко мне с вопросом – как долетели. Я ответила, спросив о единственном, что меня волновало – где Паяль. Впрочем, я догадалась еще до того, как он ответил. Паяль навещала родителей. Но услышанное дальше словно выдернуло меня из состояния бесчувствия, куда усердно загонял меня Шантиван, - папа только сегодня вернулся с лечения, и к нему частично вернулась подвижность – он мог двигать руками, и речь – отдельные слова уже формулировались в предложения, и его хорошо понимали. Слёзы радости, облегчения выступили на глазах. Я, услышав только, что клинику нашёл Арнав и он же оплатил лечение, едва найдя в себе силы поблагодарить Акаша, и получить разрешение нани пройти в комнату, взбежала по лестнице, почти влетая в комнату Арнава. Застыла посреди комнаты, закусив губу, сдерживая плач. Арнав… папа… он даже не сказал мне, что помог моему отцу. Благодарность и грусть затопили меня, выплёскиваясь наружу горячими слезами. Я так хотела сейчас обнять мужа, прижаться к нему, спрятать лицо у него на груди, почувствовать его тепло. Поблагодарить. Но теперь он больше не принадлежал мне, как это было в Лондоне, как это было во Фьезоле, как это было в Милане. Теперь он принадлежал им – своей семье, которая словно и не заметила моего ухода. Нежеланная, прощённая, но так и не принятая до конца невестка семьи Райзада.
Я растеряно огляделась. В этой комнате не было ни одного уголка, куда можно забиться, ни единого места, которое принесло бы мне покой и утешение, ничего, прошептавшего бы, – эй, привет, ты дома! Помнишь меня? Я твой любимый плед, всегда уютно согревающий тебя прохладными вечерами. А я – твоё любимое кресло, с удовольствием принимающее тебя в свои объятия. А мы – твои любимые звёзды, проводники к душам твоих родителей. Ни-че-го. Я всхлипнула. Вышла к бассейну и присела на его бортик. Вот оно, моё место в этом доме… Печаль накрыла меня плотным покрывалом. И только лучики радости за отца пробивались сквозь него, оставляя оседавшую лёгкую горечь – я даже не могу его увидеть, тётя меня и на порог не пустит; но в то же время даря счастье – главное, что папа выздоравливает. Обида плеснулась в душе. Арнава встречают родные и любимые, делятся теплом и радостью своих сердец, по нему скучали. А моя семья… Я вскочила, не желая так думать, не желая это чувствовать.
Прошлась по периметру бассейна, пытаясь вызвать радостные воспоминания. Получалось плохо, но я не сдавалась. Погружалась в самые светлые, детские воспоминания о родных маме, папе, уходя в мир, где меня искренне любили. Минуты текли, воспоминания становились ярче, обрастая цветом, звуками, запахами, становясь трёмерными, унося меня в далёкое детство, в мамины и папины руки, бережно, с абсолютной любовью обнимающих меня – малышку. Слёзы струились по щекам, но я их не чувствовала, не существуя здесь и сейчас.
…Я видела дом – наш дом, большой, красивый. Затейливую резьбу деревянного изголовья широкой кровати. Красивый розоватый мрамор гостиной, по которому бежали маленькие ножки, издавая маленькими каблучками джутти смешные звонкие звуки. Вот хозяйка ножек замерла, подпрыгнула несколько раз, и заливисто рассмеялась, наслаждаясь пением мрамора. Мама выглянула из кухни, тепло улыбнулась, увидев свою дочку, скрылась и снова показалась, держа в руке солнечное сладкое чудо – хрустящее и тающее одновременно – джалеби. Девочка бросилась к маме, но не за аппетитной сладостью, ждала, когда подхватят и прижмут к груди родные руки, как и случилось. Как и всегда случалось…
Резкий стук двери в комнату заставил меня вздрогнуть, вынырнув из счастливых воспоминаний. Я обернулась со страхом, не вполне вернувшись в реальность, и наткнулась на взгляд своего мужа. Страх медленно отступал, слишком медленно, словно совершая пируэт, возвращаясь обратно, подпитываемый сурово глядящими на меня глазами мужа.
Арнав.
Кхуши уходила, стремительно покидала меня. Оставаясь рядом, прятала в себе что-то родное, необходимое как воздух. Я это почувствовал сразу, как только выпустил её руку из своих, открывая дверь машины. Отдалялась, становясь невыносимо чужой, пока я вёл её к двери Шантивана, держа похолодевшую ладошку крепче, чем нужно, подтверждая её присутствие для себя. Радостный гомон встречающих нас членов семьи опахнул сердце теплом, привычным осознанием дома. Круговерть вопросов и ответов закружила меня, переключая внимание с события на событие, с вопроса на вопрос, и я не сразу заметил, что Кхуши ушла. Тихо, молча, незаметно.
Сознание выбрало именно это мгновение, чтобы отметить отсутствие зятя. Нет, я не думаю, ни о чём не думаю. Просто… Тепло – ушло. Говорливая суета с этого момента утратила всё своё очарование, и я с трудом вырвался из нежных, но удушающих объятий родни. Отговорился усталостью, и, пообещав спуститься через час к ужину вместе с Кхуши, широким шагом направился в комнату.
Распахнул дверь, не рассчитав силы, отчего она звучно ударилась, закрывшись за мной с громким стуком. Её нет в комнате… Шаг, ещё шаг. Биение сердца показалось слишком громким и частым – Кхуши, съёжившись, сидела возле бассейна. Обернулась, окинула меня испуганным взглядом. Что за? Что случилось за несколько минут, что мы провели врозь?
- Кхуши, ты… - я не успел договорить. Жена вскочила, отвернулась, пытаясь незаметно вытереть мокрые щёки. Непонимание стучалось в виски. Шаг, ещё шаг. Почему сознание так концентрируется на этом?
Кхуши взяла себя в руки, повернулась ко мне, пытаясь улыбнуться. Шаг. Я подошёл к ней впритык, она не отстранилась. Мокрые стрелочки ресниц взлетели вверх – она не уклонялась от моего взгляда. Боль?
Я осторожно стёр незамеченную ей слезинку. Её боль отдавалась болью во мне. Взял её лицо в ладони, дунув на ресницы, сгоняя очередную непрошенную слезинку. Лёгкое дуновение словно прорвало завесу между нами.
- Что случилось, Кхуши? – почти прошептал. Я снова чувствовал её, но боялся спугнуть.
Она шмыгнула носом и смутилась от такого детского проявления, попыталась отстраниться, но я не отпустил, не требуя, но предлагая – объяснить.
- Ничего, Арнав, - она наконец-то заговорила, сдавшись. – Просто ваша семья… Вы… Они так счастливы, что вы вернулись. Кхуши замолчала, всё же отстранившись от меня. Но тут же обернулась и продолжила, - вы не думайте, ничего, я в порядке. Я хотела поблагодарить вас. За папу, - голос задрожал, но она всё-таки договорила, - за то, что он снова может говорить. И что руки уже действовать начали… - она замолчала, слёзы душили её, не давая закончить мысль. Отвернулась. Но я понял, про что она говорила, и нахмурился. Понял обе причины. Кто успел сказать ей, что я помог её отцу? Я не хотел, чтобы она знала об этом. Не удивлюсь, если с её характером она решит мне и это в «долг» записать. А второе… надо что-то делать с её семьёй. Это дурацкое отлучение от семьи должно закончиться, слишком много боли оно причиняет моей жене.
- Кхуши, - я развернул её к себе, - во-первых, не за что. Помощь твоему отцу – мой долг. И на этом закончили! – я повысил голос, видя, что она собирается возразить. – А во-вторых, с твоей семьёй… мы что-нибудь придумаем, хорошо? Не переживай. – Она смотрела на меня с такой беспросветной тоской, что мне стало не по себе. Вина царапала душу в попытках выбраться на свободу, теребила с готовностью отзывавшуюся совесть.
Я обнял жену, привлекая её к себе.
- Я всё решу, - прошептал ей на ухо, - всё будет хорошо. Убаюкивал, не спеша размыкать объятий, чувствуя, как её руки обвились вокруг моей талии, а голова тяжелеет на моей груди. Слёзы забрали у неё остатки энергии, и она просто засыпала под монотонное укачивание. Я подхватил уже почти уснувшую жену на руки, отнёс её в постель, уложив и укрыв что-то благодарственно пробормотавшую девушку.
