сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 273 страниц)
Скоростные лифты отключились, и поэтому наверх, на улицу, на воздух пришлось выдираться по сотням крутых ступенек. Теплицкий пять раз упал и запыхался, прежде чем сумел преодолеть эту погибельную высоту, удрать от настигающего огня и дыма и вырваться на поверхность. Он так устал, что едва оказался на траве под чистым небом полным воздуха, так с размаху и повалился на эту свежую росистую траву и лежал лицом вверх, хватая животворящий воздух раскрытым ртом. Лишь отдышавшись, он начал что-то вокруг себя замечать и осознал, что его рука дико болит, а рядом с ним кто-то ещё пыхтит. Повернув голову на бок, Теплицкий заметил Миркина, который катался по земле и… пыхтел. Теплицкий сел, здоровой рукой схватил профессора за воротник запачканного копотью халата, прервав его движение, и подтянул к себе. Миркин перестал пыхтеть и вытаращил глазки.
— И ты дундук! — выплюнул Теплицкий. — Я — банкрот, — проревел он так, что волосы Миркина встали дыбом. — Нет, в тюрягу я тебя не вкину — будешь с бомжами чалиться до конца своих вшивых деньков!!! — Теплицкий тряс профессора, как тряпичную куклу, взрыкивал львом, вращал шалыми, красными от дыма и ярости глазами. — Нет, сначала отработаешь за бесплатно все деньги, которые я потратил на «бункер Х»!!!!! Будешь вкалывать на моём рыбозаводе — скрести ржавую селёдку, паршивый мерзавец! Протухший гриб, борзой тюле-ень!! — он швырнул Миркина в траву, схватил свою растрёпанную голову и залился горючими слезами, жалея, прежде всего, свои потерянные деньги, которые летали пеплом где-то в небесах…
«Бункер Х» выгорел почти полностью, уничтожив всё оборудование, превратив в серый пепел мечты Теплицкого о путешествиях во времени. Кроме того, рука у богача оказалась не ушиблена, а сломана, и он три месяца не вылезал из гипса.
Теплицкий забросил эксперимент с машиной времени и предпочитал о нём не вспоминать.
========== Глава 4. "Брахмаширас". ==========
Теплицкий дневал в найденном немецком бункере. Туда уже провели освещение, навесили под потолок яркие прожекторы, разогнав весь тот таинственный мрак, что царил тут десятилетиями и скрывал в себе… Мрак много чего скрывал: некоторые ящики вот в этом вот старинном шкафу, с резьбой и вычурными ножками, до сих пор не могли взломать. Теплицкий распорядился сломать сам шкаф, но когда от шкафа откололи первую дубовую доску, оказалось, что внутри он представляет собою стальной сейф.
— Режьте автогеном! — Теплицкий не жалел чужую мебель ради того, чтобы добраться до тайны, которую она скрывала.
Охранник притащил паяльную лампу, включил её, выпустив тугую струю грохочущего пламени и начал водить по блестящей стенке сейфа.
Теплицкий подпрыгивал, потирая ручки: с минуты на минуту стенка должна была отвалиться и отдать всё, что хранила за собой. Но вскоре надежды сменились горьким разочарованием: автоген оказался бессилен против металла, из которого кто-то когда-то сделал этот странный сейф. Да, металл покрылся чёрными разводами копоти, но разрезаться даже и не подумал.
— Чёрт! — Теплицкий чертыхался, футбольнул ногой ножку гадкого шкафа.
Ножка была стара, и от этого трухлява. Она с треском подломилась, шкаф, утяжелённый металлом сейфа, покосился, а потом начал валиться прямо на Теплицкого. Тот взвизгнул и приготовился быть задавленными, однако его спасло то, что охранники подоспели вовремя и успели со всех сторон вцепиться в накренившийся шкаф, удержать его от падения и оттащить в сторону от хозяина. Теплицкий перевёл дух, разлепил глаза, которые зажмурил, и приказал открыть упрямый сейф с помощью динамита. Динамита у Теплицкого имелось предостаточно. Охранники подхватили тяжеленный шкаф и впятером выперли на улицу. Теплицкий остался в бункере и стал ждать, когда подрывные работы закончатся, и ему принесут то, что окажется во чреве сейфа.
Он постоянно находил в бункере бумаги: то какие-то письма, то чертежи, то странные рисунки в виде треугольников, заключённых в круги. Теплицкому не терпелось прочитать, что же там написано, но из языков он знал только русский. Английский — со словарём и с переводчиком. Поэтому сам справиться с таинственными записями он не смог, ведь некий автор, обожавший чертить и малевать странные картинки, писал не по-русски и даже не по-английски, а не известно по-какому… Теплицкий отправлял «письмена» на перевод своему личному переводчику, который знал сорок два языка и брал за свою работу немалые деньги. Личный переводчик ездил с Теплицким во все его экспедиции, и переводил египетские папирусы, шумерскую клинопись, средневековые пергаменты, просил продавца в магазине показать понравившийся Теплицкому товар и спрашивал, который час.
Сейчас переводчик корпел над тетрадью, которую Теплицкий случайно обнаружил под шкафом-сейфом. Когда шкаф вынесли на подрыв — Теплицкий заметил на том месте, где он стоял, нечто вроде тайника: углубление в полу, прикрытое истлевшей деревянной крышкой. Очистив тайник от остатков крышки, Теплицкий выявил в нём толстую тетрадь в переплёте из коричневой кожи. Он сейчас же выхватил её, распахнул… И обнаружил записи на непонятном ему языке и море всяческих рисунков средней корявости.
Динамит сделал своё дело, и шкаф-сейф развалился на четыре стенки, крышу, дно, полки, и доски. Как только взрыв прогремел — Теплицкий взял тетрадь под мышку и выскочил из бункера на улицу, чтобы посмотреть, что получилось. Сейф хранил в себе слитки золота. Высыпавшись на песок, они сверкали на солнце и притягивали к себе взгляды. Теплицкий подошёл поближе и взял один слиток в руки. Тяжёлый, килограмм точно есть — определил он, взвесив на ладони дорогую находку. Перевернув слиток, Теплицкий увидел герб: точно такой же лев с двумя головами и двумя хвостами, который был привешен к стене бункера. Интересно, чей же всё-таки это герб? Ответ на этот вопрос из Донецка пока не пришёл… В тот же день переводчик получил задание в срочном порядке перевести всё, что написано в этой тетради. Он отложил всю работу, которую до этого выполнял, взялся за тетрадь и пыхтит над ней уже третью неделю…
Теплицкий стоял перед странным прибором, который высился в самом дальнем помещении бункера и размышлял над тем, на что эта здоровенная штуковина могла бы походить. Невольно вспомнились циклопические «осциллятор» и «флиппер», которые соорудил пройдоха Миркин в погибшем и убившем деньги «бункере Х». Ну уж нет, ни на осциллятор, ни на флиппер эта громадина ни капельки не похожа, она похожа на… Теплицкий не мог понять, на что. Миркин бы понял, он физик. Доктор Барсук бы понял, он — тоже физик. А Теплицкий — не физик, Теплицкий — лирик, романтик, искатель! А что, если попытаться включить этот невиданный прибор? Такая сумасшедшая идея уже давно сверлила Теплицкому мозги, он пытался представить себе, что тогда будет. Представить особо не выходило, ведь Теплицкий не знал, для чего этот техномонстр вообще нужен. Машина выглядела так: нечто среднее между гигантской антенной, старинным фотоувеличителем, автопогрузчиком и… чёрт знает, чем неизвестным… летающей тарелкой, черти бы её подрали! И кроме всего прочего, она имела длинные суставчатые «лапы», словно здоровенный механический паук. Лапы — поджатые, согнутые, словно бы сейчас машина «сидела» — оканчивались острыми крючковатыми «когтями», которыми она прочно вцепилась в пол. Да, эта штуковина выглядит даже пугающе, особенно, лапы. Действительно, что фашистская вещица… хотя с таким же успехом можно сказать, что перед Теплицким изыск инопланетного разума. Ясно только, что он работает: раз гудит, значит работает… А что, если простить Миркина? Не такой уж он и плохой…
Теплицкий смотрел на диковинный технический «прикол» снизу вверх, как суслик мог бы смотреть на джип «Чероки». Мигание зелёной лампочки, которую пристроили на корпус на уровне глаз, завораживало, как взгляд гипнотизёра. Теплицкий пытался определить, из чего сделана эта невиданная машина, перебирал в памяти сплавы, из которых когда-то строили его личные самолёты. Понятно, что это не железо — слишком уж ярко он сверкает в свете «лампочек Ильича», и не никель — в сверкании неизвестного металла ясно различим благородный жёлтый оттенок золота. И вдруг в кармане куртки у Теплицкого заиграла песня:
— «Вспоминаю — умираю: чёрные глаза. Я только о тебе мечтаю…»! — попсово? Ну и ладно, Теплицкий всё равно так и не научился ставить другую, потому что давно перерос игры с мобильником и интересовался более значительными и глобальными вещами. Например, что же это такое перед ним тут высится на лапах? Или он, Теплицкий, перед «этим» ползает? — иногда закрадывается и такой робкий вопросик…
— Алё? — Теплицкий взял трубку.
— Брахмаширас! — визгливо выкрикнули ему в ухо, и Теплицкий даже отдёрнул трубку подальше, чтобы не оглохнуть — и так в несчастном ухе зазвенело.
Голос принадлежал переводчику. Это он потревожил раздумья Теплицкого, решив сообщить ему некую сногсшибательную новость.
— Чего? — переспросил Теплицкий, который никогда и ни от кого раньше не слышал настолько мудрёного слова.
— Алексей Михайлович, я расшифровал записи в тетради, — тараторил переводчик. — Но это не телефонный разговор…
Перевёл! Ну, наконец-то, не прошло и века! Теплицкий аж подпрыгнул от радости: этот переводчик хоть что-то перевёл.
— Е́ду! — постановил Теплицкий, покинул бункер, и спустя десять минут уже мчался в своём джипе «Хаммер» в Донецк, к переводчику.
========== Глава 5. Таинственная тетрадь. ==========
Переводчика звали очень вычурно: Генрих Дитрихович. Подкачала лишь фамилия, простецкая такая: Иванков. Вместо мозгов в его голове сидела карта памяти на биллионы гигабайт: он в совершенстве владел сорока двумя языками, в том числе девятнадцатью древними и мёртвыми. Раньше он, как и любой человек науки постперестроечных времён, жил бедно, даже нище: ютился в коммунальной клетушке с тремя алкашами-соседями. Но, как только его заметил толстосум Теплицкий, дела Генриха Дитриховича Иванкова сразу же пошли в гору. Из клетушки он быстренько перепрыгнул в коттедж в престижной части Калинкино, соседей-алкашей сменил на соседей-депутатов.
Теплицкий и переводчик Иванков сидели в кожаных креслах в просторной гостиной в коттедже переводчика, пили «Шардене» и вели беседу. Перед Теплицким на хрустальном низком столике лежала пресловутая кожаная тетрадь, и из огромного окна, что занимало в гостиной весь простенок, на неё падал солнечный луч. В аквариуме, расположившемся у другой стены, вальяжно помахивая широкими хвостами, чинно плавали экзотические арапаймы.
— Я перевел практически всё, — говорил переводчик, глядя мимо Теплицкого, на не горящий камин, на статуэтку Пегаса из слоновой кости, что одиноко торчала на каминной полке. — Там говорится об астрономии, о наблюдениях за Сириусом через подзорную трубу с сетчатой линзой, об обычаях африканских народов, а так же, об изобретении, о той машине, которую вы обнаружили в бункере.
— Да? — вспрыгнул Теплицкий, перебил основательную речь переводчика и едва не выплеснул своё вино себе на светлые брюки.
— Да, — кивнул переводчик, допив всё из своего бокала, ожидая, что Теплицкий сейчас выскочит из кресла и набросится на него, схватит за воротник, примется трясти и так далее. Теплицкий всегда так делал, когда рьяно желал что-либо от кого-либо узнать. Вот и сейчас уже нацелился, глазки загорелись… Того и гляди, вцепится. — Изобретатель сначала называл машину «Красотка Гретхен», позже — «брахмаширас», что означает «стрела Брахмы». Если верить индийскому эпосу — герой Арджуна едва не разбил Землю, когда случайно применил «брахмаширас». Автор тетради писал, что с помощью этого прибора можно победить любую армию. Это — оружие, Алексей Михайлович. Возможно, оно небезопасно. Не советую вам находиться близко от него.
Теплицкий сидел неподвижно, моргал, и его бокал медленно выскальзывал у него из кулака. Тогда Теплицкий зажимает ножку бокала в кулак — он ошеломлён.
— Как его включить? — выдохнул Теплицкий, когда бокал вывалился-таки на пушистый персидский ковёр, но не разбился, потому что ковёр был очень толст и мягок. Тот час же подоспел дворецкий Иванкова, ловко нырнул вниз, подобрал уроненный бокал и исчез вместе с ним в лабиринте комнат.
— К сожалению, автор не упомянул об этом, — огорчил переводчик Иванков. — Возможно, он скрывал «брахмаширас», или сам скрывался. Об этом он тоже не упомянул, но я сам пришёл к такому выводу, потому что все его записи оказались тщательно зашифрованы. Он писал по-латыни, выводя буквы в зеркальном отображении. Скажу вам, Алексей Михайлович, далеко не каждый человек так может. Я считаю, что мы с вами имеем дело с гением. Некоторые его сокращения и обозначения я до сих пор не могу прочесть… — Иванков раскуривал трубку, выточенную из цельного куска зеленоватого агата. — Только не говорите, что я — дундук, — дальновидно заключил он, выпустив облако табачного дыма.
Теплицкий не сказал, что переводчик Иванков — дундук. Он изумлённо похлопал веками, пошевелил нижней челюстью, а потом выдавил из себя такой вопрос:
— Кем он был?
— Он нигде не подписывался, — ответил Иванков, ожидая, что сейчас его определят в дундуки. Теплицкий уже не раз определял переводчика в дундуки, когда тот не мог сиюминутно разгадать какой-нибудь жуткий лингвистический ребус. — Только один раз, вот тут, — переводчик взял в руки тетрадь, полистал и раскрыл на той странице, где торчала закладка. — Здесь, — он подсунул тетрадь под нос Теплицкого, и тот её сейчас же выхватил, немного смяв листы, и приблизил к глазам.
— Где? — выплюнул Теплицкий, ничего не понимая в том, что увидел на предложенном развороте. Видел он следующее: чёрными чернилами начертан ровнёхонький круг — такой, будто бы его чертили циркулем, или под лекало. А в этом круге вписано несколько равносторонних треугольников. Под кругом и по бокам от него нацарапаны непонятные короткие слова, а в конце страницы тоже непонятное короткое слово.
— Ну, и что это? — не унимался Теплицкий, борясь с одышкой, которая наваливалась на него всякий раз, когда его захлёстывало сильнейшее волнение пред очередной сенсацией.
— Он начертил «тригон великих перемещений» — это из мифологии одного африканского племени, догонов… — Иванков пытался объяснить Теплицкому смысл ровнёхонького круга, но не смог.
— Как он подписался?! — не выдерживал Теплицкий и всё больше сминал тетрадь.
— Дайте сюда! — переводчик отобрал тетрадь у Теплицкого, чтобы тот не превратил её в мятый шар. — Вы же портите её!
-Упс… — виновато пискнул Теплицкий, который не хотел портить тетрадь, которая, кажется, была драгоценной. Он не понимал ничего в мифологии, особенно, африканских племён, о которых никогда в жизни не слышал. Ему было интересно лишь то, кто же построил «ногастую» машину.
— Он подписался «Номмо», — сказал переводчик, откладывая тетрадь подальше от Теплицкого, который в сердцах мог её испортить.
— Ка-ак? — протянул Теплицкий слегка разочарованно, так как ожидал услышать какое-нибудь историческое имя, например: Жуков, Гитлер, Бисмарк, Сталин, Николай Второй…
— Не спешите записывать меня в дундуки, — предупредил переводчик Иванков, вынув трубку изо рта, чтобы не шепелявить. — Номмо — это бог, эквивалент Иисуса в мифологии догонов, которых вы забраковали. Тут есть даты — от тридцать седьмого года до сорок первого, в это время о догонах в Европе никто не знал. Надо было побывать у них, чтобы так точно описать их быт.
— Мне это не интересно! — отрубил Теплицкий. — Вы лучше скажите мне, как его включить! — он так разошёлся, что не заметил, как зарядил кулаком по хрустальному столику, сломал его ножку, из-за чего столешница шлёпнулась на пол.
Генрих Дитрихович был абсолютно не жаден. Лишись он сейчас всего, что имел и переселись назад в коммуналку к соседям-алкашам — он бы и об этом не пожалел. Он лишь покачал головой, пожурив Теплицкого за неаккуратность, и подумал о том, что завтра поедет покупать новый столик. Завтра, потому что сегодня до вечера не удастся отделаться от Теплицкого.
— Алексей Михайлович имейте терпение, — мягко отказывался переводчик Иванков от ответа на животрепещущий для Теплицкого вопрос. — Я ещё не дошёл до конца тетради, это раз. И автор пока не упомянул об этом ни разу, это два. Возможно, дальше он пояснит…
— Мне ваше «дальше» до лампочки! — взвился Теплицкий и рубанул кулаком по воздуху, потому что столика поблизости уже не оказалось. — Я вам плачу — значит, вы должны работать! Если вы не найдёте мне, как включить этот… как его… компрессор… я вас уволю! Дундук Миркин, вон, уже рыбу скребёт! Вы тоже хотите? — Теплицкий выскочил из своего удобного кресла и навис над Иванковым, заставив того выронить трубку. Трубка бухнулась на светлый ковёр и испачкала его табаком и чёрным пеплом.
