сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 273 страниц)
В Бауме поднимался страх - сожжённый дьявольским пауком венгерский городок встал перед глазами... Какой жуткой смертью умерли эти люди, сейчас Баум рискует разделить их судьбу. Отодвинув заслонку, Баум выглянул в узкую щель и увидел, что они уже преодолели поле и въехали на лесную опушку, обламывая подрастающие деревца. Страх немного отступил: он успеет спастись. Испустив вздох облегчения, Баум ощутил вспотевшим носом движение воздуха, осознал, что по его спине бегут ручейки пота, промачивая мундир, что шлем его валяется на полу, под сиденьем механика-водителя, а волосы всклокочены и торчат на голове смешными рогами... Пригладив их кое-как пятернёй, Баум понял: оказавшись под прицелом "брахмашираса", он поддался всепожирающей панике и даже позабыл о своём взводе, боясь лишь собственной страшной смерти. Видя, что танк врубился в лес, слыша треск ломаемых стволов, он взял себя в руки, превратился в командира и принялся связываться со всеми своими танками, стремясь узнать, скрылись они от "брахмашираса" или нет...
***
Немцы вообще не стали драться - они разбежались, как зайцы - кто в лес, кто вообще неизвестно куда. Командир взвода лейтенант Волков удивился...
-Испугались, что ли, товарищ лейтенант? - хихикнул со своего места водитель по имени Макарка, по инерции продвигая танк вперёд... - Эй, гляньте, а? - он вдруг принялся шептать, прильнув к своему перископу, ещё сильнее удивляя лейтенанта Волкова.
-Куда? - Волков даже открыл смотровой люк и уставился в чистое поле через плечо Макарки... И тут же увидел, как прямо перед ними над зелёными всходами озимых одиноко возвышается некое сооружение, ни на что не похожее, не несущее ни единого опознавательного знака. Построенное будто из металла, оно имело несколько узких оконышек, наглухо закрытых абсолютно чёрными стёклами... и зачем вообще поставили посреди поля диковину такую??
-Они этой штуки испугались? - удивился заряжающий Смолкин, который даже покинул своё место и присоседился к Волкову, таращась.
-Смолкин, на место! - ругнул его Волков, подспудно чувствуя, что непонятная постройка таит опасность.
-Есть, - заряжающий вернулся на своё место, пожав плечами, Волков решил отдать приказ возвращаться к Еленовским Карьерам, где кипел страшный бой, но... Сооружение вдруг поднялось из озимых, оказавшись на восьми высоких ногах, словно гигантский паук из неизвестного металла, сверкая в лучах восходящего солнца. Это не просто сооружение - это машина, странная такая и... жуткая одновременно, непонятная... Чёртова таратайка какая-то из страшных баек, которые ходят по местным глухим деревушкам.
-Стоп, стоп, Макарка! - Волков, буквально, заорал, оглушив водителя и испугав его так, что тот навалился на тормоз всем своим весом. Танк ощутимо встряхнуло, гусеницы врезались в мягкий полевой грунт, наворачивая его двумя грудами.
-Что это такое? - удивился Макарка, едва застопорив прущий танк, хлопая своими мальчишескими глазами.
-Я не знаю... - выдавил Волков, который никогда в жизни ничего похожего не видал... Ноги эти... и у чего вообще бывают такие странные ноги??
-Что нам делать? - прошептал Смолкин, будто боялся, что этот сверкающий монстр его услышит...
-Обстрелять! - сурово решил Волков, не собираясь сдаваться. Ясно, что таратайка фашистская - кто ещё мог сделать такую уродину?
-А... каким? - Смолкин не знал, как подбить это чудо, поэтому на всякий случай спросил...
-Подкалиберный давай! - Волков подозревал, что чудище хорошо защищено, поэтому и выбрал для неё подкалиберный, чтобы наверняка пробить.
-Есть! - Смолкин принялся заряжать, а Волков высунулся в люк с красным флажком, замахал им, приказывая взводу остановиться и приготовиться обстрелять таинственную штуковину. Просигнализировав, Волков тут же спрятался назад, опасаясь, как бы в непонятной машине не "заговорил" пулемёт... Но странная штука молчала, будто бы и не была вооружена вообще, а может быть они, там внутри выжидали.
-Баум, отошли? - осведомился по рации Траурихлиген, который всё же не хотел потерять исполнительного Баума.
-Яволь! - ответ майора был лаконичен, а Траурихлиген, кивнув сам себе, проворчал:
-Баум, вы бы могли их сами перебить! Эти микробы до сих пор флажками машут!
Баум там, где-то в лесу замялся, не зная, что ответить, а Траурихлиген решил его помиловать:
-Ладно, не берите в голову, смотрите фейерверк! Сокол, отбой! - примирительно сказал он и отключил связь.
По команде Волкова взвод остановился, танки окружили эту невиданную штуку полукругом, заряжающие, потея, лязгая снарядами, готовили к бою пушки, наводчики крутили прицел.
Эрих Траурихлиген прекрасно видел, как на его чудо техники наводят пушки. Что ж, у них есть пара минут славы, пока их медлительные железяки приготовятся стрелять. "Брахмаширас" стреляет мгновенно, и русские даже не осознают, что уже на прицеле, и обречены вместе со своими банками!
Лейтенант Волков, вытирая со лба пот, слышал, как Смолкин со скрипом и щелчками наводит пушку на эту "таратайку". Видел, как фашистская машина топчется посреди озимых, а из-за её странной кабины выдвигаются какие-то штуковины, вроде бы пушки, только странные такие, без дул, а скакими-то непонятными остриями на концах... Их было всего три, но на конце одного из них жутко собирался шарик странного белого света. Свет становился ярче, напоминал какие-то разряды, которые потрескивали - громко так, жутко... На миг Волков осознал: фашисты не испугались, разбежавшись, они заманили их к этому паукообразному чудищу... И ушли, предоставив ему этот бой.
-Назад... - прошептал Волков водителю. - Назад... - только сейчас заметил он, какое странное поле лежит вокруг них - словно сожжённое, наполненное какими-то страшными чёрными развалюхами...
Водитель принялся разворачивать танк дрожащими руками, но не успел развернуть и полкорпуса, как их накрыло страшной волной...
***
Баум сразу понял, что "брахмаширас" выстрелил - он едва не ослеп от вспышки смертоносного света, зажмурился, но свет больно проникал сквозь веки, сквозь ладони... Он прямо слышал, как затрещала броня его танка, и почувствовал, как возвращается страх - а вдруг адская машина Траурихлигена дострелила до него, и он тоже погибнет, как русские??
-Герр майор! - Баум услышал, как его окрикнул водитель и решил вынырнуть из "пупка" - он всё-таки, командир, а не мышь...
-Да! - раздражённо проскрежетал он, досадуя, что водитель какой-то храбрее, чем он.
-Пожар, герр майор... - заявил водитель, а Баум всполошился, решив, что горит его танк.
-Где?? - Баум не заметил, что несолидно взвизгнул, а водитель показал рукой вперёд и сказал:
-Лес горит, герр майор...
Баум заставил себя посмотреть туда, куда указывал палец водителя, и с ужасом увидел, как верхушки ближних деревьев занялись неумолимым пламенем, которое пожирало их перекидываясь с дерева на дерево.
-Баум, не сидим, к городу езжайте! - рация зарявкала злобным голосом Траурихлигена, который требовал, чтобы оглушённый демоническим выстрелом Баум "подбирал сопли" и снова бросался в бой. - Кстати, я видел ваше "тактическое" отступление - расползались как тараканы, кто в лес, кто по дрова! Я бы вас расстрелял, если бы знал вас чуть похуже!
Баум заглох, проглотив мучительно глупое междометие "А..."...
-Бэ! - Траурихлиген сурово отрезал это несказанное словечко и снова зарявкал:
-Давайте, тащитесь, а то и правда расстреляю!
-Яволь! - Баум отчеканил, отрезвлённый возможной казнью, и принялся сам отдавать приказы по рации:
-Туча, я Сокол, двигаться в направлении семнадцать! Двигаться в направлении семнадцать, я Сокол, приём!
-Сокол, сменю вам позывной на "Слизень" - будете знать! Конец связи! - Траурихлиген ещё разок ругнулся и заглох, а Баум, видя, что водитель подавляет смешки, начал его ругать:
-Лейтенант, вы слышали приказ?? Двигайтесь в направлении семнадцать, или пойдёте под расстрел за невыполнение!
-Яволь! - водитель тут же убрал свою дурную улыбку и завёл мотор, направляя танк прочь из леса в сторону Еленовских Карьеров.
***
От танкового корпуса русских не осталось и следа - только стеклянные поля, рыжий песок и воспоминания. "Брахмаширас" остался на поле боя один, Эрих Траурихлиген не слышал вокруг себя ничего, кроме зловещей, смертельной тишины. Баум постарался на славу, выманив за собою все их глупые танки, и теперь путь к городку был открыт - заходи, хоть пешком и без оружия, никто не помешает! Траурихлиген был весьма доволен своей машиной - пара выстрелов и победа в кармане. Ухмыльнувшись, он завёл фантастический двигатель и его гигантский "паук" поскакал прямо к городу, всё набирая скорость, кроша лапами стеклянные поля, перескакивая через овражки и сгоревшие чёрные остовы подбитых танков. Вскоре он увидел городские строения, окружённые полосами глубоких рвов и "ежей", которые задержат любой танк. Кроме "брахмашираса". Да, они готовы, хорошо укрепились - не приготовились только к тому, что к ним сейчас приедет Эрих Траурихлиген! Годок был неподвижен: оставшиеся в нём люди, чуть живые от страха, прятались в подвалах домов, а на баррикадах остались только солдаты, которым некуда было бежать и нельзя было спрятаться. На баррикады вышел и лейтенант Комаров, покинув райком после того, как полковник Соловьёв улетел на самолёте, который за ними прислали. Суровый полковник на поверку сам оказался трусом, влез в самолёт, скорчив жалкую мину, и исчез, переложив бремя командования на плечи двадцатитрёхлетнего Комарова. Лейтенант засел в окопе, у самого поля, с которого, ревя, неслись к городскому посёлку фашистские танки. Пыль стояла столбом, дышать было почти невозможно, а где-то далеко всё горело, пылало, как сплошная стена огня. В руках Комарова было противотанковое ружьё - он был готов стрелять из него и подбивать танки до тех пор, пока у него не закончатся боеприпасы, или пока вражеская пуля не настигнет его самого. Кроме Комарова в окопе сидели солдаты, призванные в армию из Еленовских Карьеров - разных возрастов, разных профессий, разные люди, которых объединило общее горе. Они так же как и Комаров, ждали врага, сжимая оружие в своих руках.
Лейтенант зорко всматривался в горящий, затянутый пылью и дымом горизонт, чтобы не пропустить первый танк, который войдёт в зону поражения его ружья. Его задержат рвы и укрепления, позволив Комарову прицелиться, выстрелить и подбить вражескую машину. И вдруг, разрезая пыль и дым небывалым корпусом, выдвинулась некая очень странная машина, вовсе непохожая на танк, без гусениц, без пушки... Широко шагая на удивительных и жутких лапах, которых у неё было целых восемь, как у паука, она очень быстро приблизилась, оказавшись перед полосой "ежей", сваренных из железнодорожных рельс.
-Что это такое? - спросил у Комарова один юный солдат, повернув к нему своё испуганное лицо, усаженное подростковыми прыщиками.
-Танк у них такой, наверное... - ответил лейтенант Комаров, который боялся так же, как и этот юный солдат, но не мог никому показать свой страх, чтобы не деморализовать войска. - Оно не пройдёт, мы хорошо укрепили... - негромко прибавил он, надеясь, что эта странная машина не преодолеет рвы...
Сжимая в грязной и потной руке противотанковое ружьё, лейтенант Комаров видел, как чудовище приблизилось к первому рву, ломая лапами "ежи" и баррикады... Недалеко от него стояла пушка "ЗИС-2", но солдаты возле неё почему-то не стреляли в эту штуку, а таращились на неё, как на писаную торбу...
-Стреляй, стреляй в него чего торчишь?? - закричал Комаров, подскочив и схватив за воротник сержанта, который командовал расчётом. - Наводи!! - заорал он наводчику, который таращился так же, как и командир, не моргал даже...
Выпав из ступора, наводчик бешено закрутил ручку, наводя орудие на странного врага... А сержант так и остался торчать, брошенный Комаровым... Комаров прыгнул обратно в окоп, схватив брошенное своё ружьё и пригнулся за бруствер, чтобы в него ничего не угодило, надвинув каску почти на самый нос, он смотрел, как наводчик целится, чтобы не промахнуться... И в тот же миг чудовище широко прыгнуло, перемахнув рвы, и жёстко приземлилось, смяв лапами и "ЗИС-2", и всех солдат, которые находились возле него. По земле под его жуткими, когтистыми ногами потекла кровь растоптанных, а окоп к Комарову скатилась жестоко отрубленная голова. Лейтенант бы побежал отсюда, как ошпаренный, потому что страх съел его с потрохами, но его держал на месте приказ "победить или погибнуть", который Комаров, как настоящий коммунист, всё ещё соблюдал, едва борясь с леденящим кровь страхом. Сжав противотанковое ружьё обеими руками, он попытался прицелиться в невозмутимо шагающее чудовище, которое сминало, давило и убивало всё, на что наступит.
Комаров мог бы отсидеться в пустом окопе, ведь паук прошёл мимо, удаляясь по городским улицам, выворачивая куски асфальта и не переставая убивать, но он всё-таки, выстрелил, видя, как другие выжившие солдаты тоже пытаются стрелять. Комаров был уверен, что попал в фашистскую машину, но его снаряд просто отскочил от её сверкающего бока, даже не поцарапав её. Паук пёр вперёд, широко переступая лапами, он был сделан из чего-то такого, что не могли пробить снаряды, которые отскакивали и отскакивали, высекая ужасные искры. Страшная машина уже вклинилась в город, шла мимо нетронутых артиллерией домов.
-Умри!! Умри!! - солдат выскочил на балкон, на котором сохранились ещё цветочные горшки, вскинул свой ППШ и принялся сурово гвоздить по машине, в чёрные окошки, чтобы разбить их и пристрелить того, кто её вёл.
-Ванька назад, засунься, дурак! - из-за стены на него кричал сержант, опасаясь вылезать чудовищу в пасть, но его голос тонул в рокоте выстрелов.
-Умри!! - Ванька кричал, срывая голос, а паук двинул передней лапой, сбив балкон, и непутёвый Ванька оказался наколот на сверкающий коготь, задёргался, умирая.
-Ай-ай-ай... - покачал головой Эрих Траурихлиген и тут же заставил своё чудовище разорвать беднягу на части и сбросить вниз, на выбитую мостовую.
У русских нет шансов, войска уже вошли в этот городишко, и Эрих Траурихлиген слышал, как его переводчик надрывается, пища в мегафон:
-Русский есть сдаться! Ви - сдаться, ми - вас щадить! Подумать хорошо: если ви не сдаваться - ми вас сжигать! Сдаваться, русский! Ви не иметь танк и пехот! Ви быть мёртв, если не сдаться!
-Та я вам никогда не сдамся, гады! - негромко рыкнул Комаров, и тут же с ужасом увидел, как оставшиеся в живых солдаты выходят, подняв над головами пустые руки. Лейтенант Комаров понял, что Еленовские Карьеры обречены, как и он сам, неудачный горе-командир. Полковник Соловьёв оставил его тут одного, и он теперь за главного, потому что все старшие офицеры убиты. Бросив противотанковое ружьё, Комаров выглянул из окопа и увидел, как отовсюду змеюками ползут серые немцы, и их столько, что всё казалось серым.
-Хэндэ! - каркнул один из них в лицо Комарова, и лейтенант послушно подал ему руки. Фашист хищно закрутил их у него за спиной, и лейтенант Комаров едва не вскрикнул от боли - так сильно закрутил.
-Фораус ! - рявкнул он прямо в ухо, и лейтенант Комаров послушно поплёлся "фораус" - туда, куда толкали его и его пленённых солдат.
Лейтенант понял, что их ведут к райкому, а потом один немец кинул в него что-то и грубо рявкнул:
-Кляйден!
Комаров поймал... тряпку какую-то цветастую, принялся мять её в руках.
-Напялить, русиш швайн! - фашист снова рявкнул, наставив пистолет-пулемёт, а лейтенант Комаров понял, что это - женская юбка.
-Давай! - заставлял фашист, и лейтенанту Комарову пришлось натащить эту юбку поверх формы.
***
Небольшая площадь перед зданием местного райкома была запружена людьми - солдаты согнали сюда всех выживших еленовцев, которых из трёх тысяч осталось всего пятьсот человек. Они не поленились и полазали по всем развалинам, щелям, подвалам, нашли всех, кто пытался спрятаться, и выгнали на открытое место. Люди смешались в унылую толпу - в основном, женщины, дети, старики и... председатель райкома Кошкин, которого волоком вытащили из-под его стола и притащили сюда, заломив руки. Люди плакали, пытались найти лазейку и убежать, но повсюду встречали оскаленных солдат, которые, кивая автоматами и толкаясь, заставляли бедняг выстраиваться в шеренгу. Им приходилось подчиняться, ведь тех, кто проявлял упрямство, просто расстреливали. Когда несчастные жители образовали неуклюжую, топчущуюся и шаткую шеренгу, ёжась под прицелом страшных солдат - вперёд выдвинулся жирный обер-лейтенант, с помятым и грязным от копоти лицом, прошёлся взад-вперёд, потрясая пузом и на ходу откусывая от куска сала, который прочно сжимал в левом кулаке. Бросая на людей недобрые взгляды своих маслянистых глазок, обер-лейтенант довольно хрюкнул, будто и не человек вовсе, а свинтус, и громко, пискляво, заорал, подкатив заплывшие глаза:
-Фсем стоять ф строй! Нихт шпрехен, нихт бежать, нихт сесть, или капут! Прикас: ждать герр группенфюрер!
Женщины рыдали, заливаясь слезами, пытались прижимать к себе детей, однако свирепые солдаты отгоняли их друг от друга суровыми окриками, а то и тычками.
-Никто не стоять друг с друг! Фсем стать ф строй! - покрикивал обер-лейтенант, заметно нервничая, из-за чего откусывал сало огромными шматами и жевал, давясь.
