сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 273 страниц)
— Так у кого там был рост сто девяносто три сантиметра? — вопросил он, сунув все бумаги и папку обратно, в руки студента Рыбкина.
— У Эриха фон Краузе-Траурихлигена, — тихо сказал Иванков, который вздохнул свободнее, освобождённый от бумажного бремени. — Там, в папке, есть вся его антропометрия… — Хотя… — Иванков бросил быстрый взгляд на распотрошённую папку и на валяющиеся на полу бумаги, которые старательно собирал Рыбкин. — Вы там уже всё перепутали…
— Ничего, они починят! — Теплицкий кивнул растрёпанной башкой в сторону профессора Миркина и доктора Барсука, которые пристроились к тому столу, на котором лежали остальные папки Иванкова и шелестели там бумагами. — Да, Иванков, этот… внук… правнук… там случайно не погиб?
— Нет, — покачал головой Иванков. — Полицейские забрали его вместе с пилотом, конфисковали у него эту чашу, однако он от этого не умер…
— Плохо! — сделал кровожадный вывод Теплицкий, сдвинув брови к переносице. — Он может помешать мне сделать из герба эмблему для своей корпорации!
— Теплицкий, — влез в разговор Миркин и помахал в воздухе какой-то бумагой, что высыпалась из папки. — Ты не подумал о том, что присваивать чужой герб — это немножко неэтично?
— Он и так никому не нужен! — возразил Теплицкий и подбежал к столику, на котором высилась бутыль минералки, и пристроились одноразовые стаканчики. Он схватил бутыль, свинтил с неё крышку и начал наливать минералку в один из стаканчиков.
— Эрих фон давно крякнул, а этому слизняку внуку герб вообще до лампочки! — визжал Теплицкий, наливая и переливая воду за края стаканчика. Схватив стаканчик в кулак, он собрался осушить его залпом, но тут в кармане завопил мобильник.
— Чёрт! — выругался Теплицкий, потому что от неожиданности выплеснул всю воду на себя. — Блин подери, ну, кто тут ещё звякает, чёрт?
Теплицкий зарылся в свои карманы, выволок «Айфон» и глянул на экран, пытаясь узнать, кто его побеспокоил. «Скрытый номер» — нагло сообщил экран и Теплицкий едва не швырнул «Айфон» на пол.
— Козлы! — пробурчал Теплицкий, но любопытство взяло верх — он прислонил трубку к уху и раздражённо вопросил:
— Алё?
Свободной от телефона рукой Теплицкий снова наполнял минералкой свой одноразовый стаканчик.
— Привет, Теплицкий! — заговорил в телефонной трубке могильный голос. — Я подумал, что у тебя развелось слишком много денежных знаков. Поделиться не желаешь?
— С какой стати? — пискляво взвизгнул Теплицкий, столкнув локтем стаканчик и вывернув всю воду из него на пол.
— Ну, может быть, потому, что я так решил, — отозвался могильный голос и издал противнейший смешок.
— Держи карман шире! — отказался Теплицкий, наливая воду в другой стаканчик.
— Я даю тебе сроку две недели, — продолжал могильный голос, не теряя мертвецкого спокойствия. — Ты отстёгиваешь мне пять лимонов евро, а если не отстёгиваешь — завертится счётчик, и тогда тебе придётся отстегнуть куда больше!
— Шиш с дырой я тебе отстегну! — проявил скаредность Теплицкий, топая левой ногой. — И чем дальше — тем больше ты получишь шишей! — закончив разговор таким вот невежливым ответом, богач сбросил вызов и отключил мобильник.
— Шеф, всё в норме? — поинтересовался Геккон, видя осатаневшие глазки Теплицкого.
— Чёрт! — фыркнул мокрый Теплицкий, стряхивая воду с рубашки. — Всё настроение испортил, чёртов дундук! Ну, ничего, я с ним потом ещё поговорю! Ух, поговорю! — он фыркнул и снова потянулся за водой. — Иванков, давайте, дальше, про рулильщика!
Генрих Дитрихович вспомнил наполненные ужасом слова Миркина о том, что Теплицкий, стоит ему заполучить «брахмаширас», запросто может расколоть планету на астероиды. Иванкову умирать не хотелось — тем более, так — поэтому он решил хоть как-то испугать Теплицкого и сообщил ему такой устрашающий факт…
Комментарий к Глава 13. Повелитель "брахмашираса".
* Диктовал Кротик: Имя-фамилия взяты с могилы. История происхождения сложна, вдаваться не буду. Титул и герб получены от короля Фридриха 3 Барбароссы.
========== Глава средняя "Война - это ад" 1. ==========
Место действия: д. Чижи, Украина.
Дата: Начало октября 1941. Время: день.
Жители деревни Чижи ещё вчера до последнего не верили в то, что началась война. Он успокаивали друг друга, говоря, что их просто пугают войной, что враги не прорвутся, повернут назад и всё закончится… Но в полдень из Еленовских карьеров приехал лейтенант Комаров. У него был автомобиль «ГАЗ-М1», перекрашенный в болотно-зелёный защитный цвет, на колёсах которого налипло столько грязи, что вообще удивительно было, как он проехал по раскисшей от дождей, глинистой грунтовке.
Катерина кормила своих кур, выгнав их из курятника на задний двор, когда в ворота к ней неожиданно постучали. Катерина удивилась: она никого так рано не ждала… Её муж Федор — в поле, и будет работать там до вечера, ремонтировать трактора…
Оставив кур клевать, она бросила ведёрко с остатками проса и побежала к воротам, чтобы увидеть того, кто так усердно колотил в них кулаком. Небо слегка развиднелось, и дождь перестал, превратившись в сырость, но с запада надвигалась новая туча — грозовая, похожая на высокую тёмную гору.
— Видчиняй, хозяйка! — крикнули за воротами, когда Катерина приблизилась — недобро как-то крикнули, страшно. Катерина поёжилась, отодвигая задвижку и открывая крепкую калитку.
— Доброго дня, Катерина! — незваный гость громко поздоровался, и Катерина тут же узнала его.
За калиткою, на пыльной дорожке стоял Петро, их с Федором кум, а за спиной его, над верхушками соседских яблонь, разрасталась эта туча, которую то и дело рвали острые молнии. В высоком небе летели клином журавли — летели на юг, покидая дом, чтобы переждать холодную и голодную зиму. Катерина с детства знала Петра, но в этот раз, увидав его, испугалась — зелёная гимнастёрка и пилотка, в которые был одет её кум означали только одно: до их мирной деревушки добралась война. Это не байка, а страшная правда, и Петра уже призвали на фронт, а к ним он пришёл совсем не в гости, а для того, чтобы увести с собою Федора. Навсегда. Катерина попятилась и в страхе решила прогнать Петра, но вдруг её остановил резкий окрик:
— Гражданка! — крикнул незнакомый голос, и Катерина застыла, часто моргая. Из-за Петра выдвинулся незнакомый человек в такой же гимнастёрке, только с какими-то нашивками, а на голове его низко сидела фуражка. — Лейтенант Комаров! — представился он, рубленым движением отдав солдатскую честь.
Катерина торчала на месте, не шевелилась и молчала — боялась, а лейтенант Комаров раскрыл свой чистый блокнот, провёл пальцем по строгим записям и поднял на Катерину свои суровые глаза.
— Гражданин Онопко Федор здесь живёт? — сухо осведомился он, а Петро около него виновато топтался в своих солдатских сапогах, будто извиняясь за то, что привёл Комарова к дому Катерины.
— З-здесь… — едва не задыхаясь, выдавила Катерина, а потом собрала всё своё мужество и громко крикнула прямо в лицо этому страшному лейтенанту:
— Я вам не отдам его! Уходите!
Петро подался назад — ожидал, что Комаров рассвирепеет и закричит на Катерину, но лейтенант только опустил глаза и тихо пробормотал:
— Извините, я уполномочен провести призыв.
— А… можно… можно Федора оставить? — Катерина поняла, что разум покидает её, забилась в истерике. — У нас дочь…
— Ничего не могу поделать, — лейтенант Комаров пытался казаться твёрдым, хотя по-настоящему едва заставлял себя выдавливать заученные фразы.
Из глаз Катерины сами собой полились слёзы, в ушах зашумело… Петро показал Комарову куда-то на дорожку, Комаров обернулся, и Катерина тоже посмотрела и увидала, что возвращается Федор — весь в машинном масле, одетый в рабочую робу. Он даже не переоделся, так спешил домой, а за ним едва поспевал местный парень Грыць, шестнадцати лет от роду. Грыць рвался в армию — Родину защищать, и за ним, кудахча, бежала его мамка — грузная баба Параска, хватала Грыця за руки и громко причитала, на всю деревню:
— Гой, сынку, та за що мени воно таке?
— Онопко Федор? — уточнил лейтенант Комаров, когда они приблизились.
— Я, — согласился Федор. — Здравия желаю.
— Феденька… — всхлипнула Катерина, заливаясь слезами и подалась к нему, но Федор отстранил её, понимая, что от призыва не уйдёт. Кум его, Петро жил в соседней деревне Нижинцы, которую уже заняли немцы.
— Гражданин Онопко, вы призваны в ряды Красной Армии, — лейтенант Комаров сообщил Федору новость, которая для него давно уже была не новость. Федор догадался, что его заберут в армию в тот день, когда забрали Петра.
— А я у вас есть? — спросил Грыць, надеясь на то, что и его тоже призовут — мамке на зло.
— А как же вас звать-величать? — осведомился лейтенант Комаров, как показалось Грыцю, насмешливо, будто видел его насквозь, и знал, сколько ему по-настоящему лет.
— Коваленко Григорий, — ответил Грыць, а баба Параска дёргала его за рукав и за жилетку, причитая, чтобы он домой топал, и на рожон не лез.
— Так, Коваленко Григорий… — забормотал лейтенант Комаров, выискивая в своём списке фамилию и имя Грыця. — Нет! — сообщил он, не найдя. — Лет вам сколько?
— Шестнадцать… — пробормотал Грыць, догадываясь, что его не включили список потому что ему лет маловато, не дорос…
— Зелен ты ещё, сынок! — заключил лейтенант Комаров и подмигнул бабе Параске.
— А я…, а я в партизаны пойду! — обиделся Грыць, топнув ногой. — До батьки Василя в отряд!
— Додому пошли! — баба Параска ухватила Грыця под локоток и насильно поволокла по тропинке, к своему двору, чтобы посадить его в хате на лавку и пирогами пичкать. У них есть рыжий кот Васька, и Катерина видела его, как он сидит на крыше их хаты, помахивая толстым полосатым хвостом. Баба Параска уволокла Грыця и захлопнула за ним ворота, а лейтенант Комаров протянул Федору какую-то свою бумагу и чернильницу-непроливайку.
— Распишитесь! — потребовал он от Федора, а Катерина слышала его слова как через тёмную холодную воду — приглушённо, жутко… Как она скажет дочке о том, что папку на войну забрали, и он… Нет, Катерина гнала от себя плохие мысли… эта война ненадолго, и Федор через недельку вернётся.
— Я неграмотный… — признался Федор лейтенанту Комарову, глядя на носки своих грязных сапог.
— Хоть корючку какую нарисуй… — буркнул Комаров, протягивая Федору ручку с пером.
Федор взял ручку неуклюже своими толстыми замаранными пальцами, попытался что-то нарисовать в маленькой клеточке и тут же спустил с пера кляксу…
И это был последний раз, когда Катерина видела его… как в тумане, призрачно так, как не по-настоящему. Федор обнял её на прощание, а Катерине казалось, что это происходит не с ней, или это сон такой, она откроет глаза, и всё будет по-прежнему. Она даже и не вспомнила, что не закрыла кур, и не видела, как куры выскакивают мимо её ног и разбегаются по сторонам — Катерина всё смотрела вслед лейтенанту Комарову и Петру, как они уводят Федора, и скрываются за поворотом. И журавли в небе кричали так протяжно, так жалобно…
Место действия: городской посёлок Еленовские Карьеры, Сталинская область, Украина.
Дата: Начало октября 1941 года. Время: Конец ночи.
…На исходе ночи утихли ночные птицы, наполнив лес почти мистическим молчаньем. Луна зашла, покинув сереющее небо, и прекратился ветер, сделав сырой воздух неподвижным, словно стеклянным. Ходила туманными тропами мрачная тишина, пожухшие листья, медленно кружась, опадали с мокрых ветвей, ложились на холодную землю рыжим ковром. Над острыми вершинами высоких елей блекли недобрые звёзды, туман покидал бескрайнюю степь, отползал обратно, в болотистую лесную глушь. Среди жухлых ковылей занимался холодный рассвет.
За наполненным непролазными болотами лесом, за степью и полем стоял городской посёлок Еленовские Карьеры, тихий в своё последнее мирное утро. В сизой дымке дремали дома и магазины, новый театр, который только что построили, пустые торговые ряды и высокое здание райкома. Но напуганные люди не спали. Все жители этого городского посёлка, несмотря на холод и дождь, собрались у западной границы, у самого страшного леса, из которого вот-вот придёт беда. Им раздали лопаты и мешки и приказали строить баррикады — насыпать в мешки тяжёлую, мокрую землю и укладывать их друг на друга, отгораживая город от тёмного поля, за которым поднимались к ночным небесам острые верхушки лесных деревьев. Мирные песни сверчков, крики ночных птиц и шорох листвы тонули в гомоне голосов и топоте многочисленных ног. Здесь было много людей: жители Еленовских Карьеров, которым всё не разрешали эвакуацию и солдаты Красной Армии. Одни из них, потея, рыли окопы, строили укрытия из брёвен и земли, одни — пихали тяжёлые страшные пушки, из которых бьют по танкам.
— Насыпаем, насыпаем! — во всё гороло орал лейтенант Комаров, а люди поспешно наполняли землёю крепкие мешки. Их передавали из рук в руки и поспешно укладывали друг надруга, строили баррикады.
В небе над городом висели тяжёлые тучи, иногда срывался мелкий моросящий дождик. Сырой ветерок шевелил волосы людей, иногда прохватывал до косточек, но люди продолжали работать: мужчины таскали мешки, а женщины лопатами рыли противотанковый ров. Они были здесь все, кроме немощных стариков, лежачих больных и маленьких детей — жители Еленовских Карьеров вышли на защиту своего города от страшного врага и готовились принять сметрельный бой, любой ценой отстоять свою родину. Войска Красной армии собирались недалеко от города — работая на баррикадах, люди видели не только солдат, как те строят блиндажи, копают окопы, занимают боевые позиции, но и страшные броневые машины, которые собирались прямо в поле, разворотив зелёные всходы своими тяжёлыми гусеницами. Значит, беда близко, и это — страшная беда, раз они так мечутся в своих зелёных гимнастёрках, устанавливают пушки, заряжают ружья… Только вчера в Еленовских Карьерах прошёл призыв — приехали суровые армейские офицеры и силой увели тех, кого посчитали годным воевать. Их просто поставили в строй и повели по мощёным улицам неизвестно куда… в никуда. Матери бежали вслед за молодыми своими сыновьями, проливая слёзы, жёны не пускали мужей…, но их просто отогнали и пригрозили расстрелом. За измену Родине.
На баррикадах здоровых мужчин не было — трудились лишь старики, женщины, мальчишки да калеки, которые не могли бежать в атаку.
— Говорят, эта война ненадолго, до нас не дойдёт… — проскрежетал соседу худой лысый мужик с редкой бородёнкой непонятного цвета, который не очень-то стремился рыть тяжёлую и вязкую от воды глинистую землю — отлынивал потихоньку, думая, что этого никто не замечает.
— Та на нас танки прут, дурачина! — свирепо одёрнул его лейтенант Комаров, залепив тумака. — Работай давай, не стой!
— Та ну тебя! — буркнул лысый мужик, который едва отрывал полный мокрой глины тяжёлый мешок от грязной, раскисшей земли.
— Ты чего не в армии? — заметил его сосед — однорукий калека, потерявший руку свою ещё в Германскую войну. — Руки-ноги то целы!
— Дык больной я… — прокряхтел лысый, дымя цигаркой вместо того, чтобы строить баррикады.
— Трусливый! — плюнул однорукий, который набрал мешков больше, нежели лысый своими двумя руками…
— Глядите-ка! — лысый вдруг перестал спорить с одноруким и уставился куда-то вдаль, в поле, тыкая своим пальцем, будто желая что-то показать.
— Ну и что там? Вши? — недовольно буркнул однорукий, не переставая насыпать. — Давай-ка копай, а то лейтенанта позову!
— Та нет, гляди: бежит! — это подошёл охромевший дядька Антип, который накануне просился в армию, но его не взяли из хромой его ноги.
Лысый не соврал — через поле, оступаясь, спотыкаясь и падая временами, действительно, нёсся человек — в плохоньком каком-то плащике, в шляпе грязной да в замаранных клетчатых брюках. За ним тянулся полосатый шарф, а потом этот шарф сорвался да так и остался лежать на земле, потому что этот странный беглец не стал его подбирать.
Как сумасшедший, перепрыгнул он через заготовку окопа, толкнув молодого солдатика со смешной фамилией Сергунчик, а потом — забежал на неготовые баррикады, встал прямо на мешки и принялся громко орать панически маша руками:
— Убегайте! Убегайте! Эвакуация! — вереща, он брызгал слюной, пускал «петухи», едва не срывая свой писклявый голос.
— Ты что, чёрт? — лейтенант Комаров подбежал к этому паникёру, схватил его за руки, принялся стаскивать. — Чего орёшь, дьявол?
Не хватало ещё, чтобы эти гражданские побежали и устроили давку вместо того, чтобы возводить баррикады.
