сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 273 страниц)
Чёрт, как же Иванков забыл-то? Ведь его фонарик вдребезги разнёс паршивый топор! Делать нечего — Иванкову пришлось пролезть за дверь, ведь он всё-таки, человек, а не филин, и видеть в темноте не умел…
Пространство за этой увесистой дверью оказалось обширным, наполненным странно холодным и сырым воздухом. Генрих Дитрихович дышал, и из его носа вылетал лёгкий пар. Ещё Иванков видел нескладную фигуру Иоганна Риттенхоффера, курсирующую из стороны в сторону с фонарём. И луч его мощного геологического фонаря не в силах был достать ни потолка, ни стен, свет рассеивался и терялся в липком мраке. Риттенхофферу удалось осветить лишь небольшой кусочек пола с испорченной дырами мозаикой и огромный круглый колодец, который непонятно зачем сделали тут, под недосягаемой крышей просторного зала…
Генрих Дитрихович заметил свет лишь одного фонаря — фонаря Риттенхоффера… А куда же девался Алекс?
Иванков поглазел на невысокие борта колодца, так же, как и пол, украшенные мозаикой — изображениями каких-то чудищ с длинными щупальцами. Изнутри борта обуглены — света фонаря Иоганна Риттенхоффера хватало для того, чтобы переводчик смог разглядеть на камне пятна копоти. Значит, в этом колодце нет воды — из него когда-то вырывалось пламя…
— А где Алекс? — дрожащим голосом проблеял Иванков, пятясь подальше от неуклюжего Риттенхоффера, который здесь, в этом зловещем зале, тоже казался зловещим, словно демон.
— Алекс первым пошёл смотреть на машину дедушки Эриха! — елейным голоском пропел Иоганн Риттенхоффер и кивнул в сторону колодца. — Дедушка спрятал своё изобретение там!
— Я… боюсь высоты! — выкрикнул Иванков, догадываясь, что Риттенхоффер уже успел сбросить Алекса в проклятый колодец, а сейчас — наступила очередь его, Иванкова.
— Там совсем невысоко, — настаивал Риттенхоффер, подходя всё ближе и ближе. Его улыбка превратилась в оскал настоящего вервольфа, в глазках за толстыми стёклами очков сверкал огонь безумия… Ещё чуть-чуть — и потомок Траурихлигенов обрастёт серой шестью и превратиться в волка…
Генрих Дитрихович Иванков содрогнулся, ему показалось, что Риттенхоффер собрался слопать его живьём. И тут же у переводчика родилась идея: отобрать у «монстра» фонарик и бежать, пока не загремел в колодец, или в верволчий желудок…
— Хорошо, я посмотрю, — Иванков сделал вид, что согласен заглянуть в колодец и двинулся вперёд, стараясь ничем не выдать своего плана «врагу».
Риттенхоффер хохотнул (а может быть, просто издал отрыжку?). Генрих Дитрихович поравнялся с ним и тут же — прыгнул так быстро и так неожиданно, как только мог, нацелившись на фонарик. Иоганн Риттенхоффер не ожидал, что переводчик вздумает на него напасть, поэтому никак не защитился. Генрих Дитрихович сбил «вервольфа» с коротеньких ножек и выбил у него фонарик. Фонарик со звоном покатился по полу, выхватывая у вечной темноты некие обломки и камни.
— Пустите! Пустите! Вы чего? — ныл, вырываясь Риттенхоффер, но Иванков не выпускал. Он уткнул Риттенхоффера лицом во влажный, заплесневелый пол и уселся ему на спину.
— Вы с ума сошли! Вы меня задавите!! — кряхтел Риттенхоффер, и вяло ворочался, прижатый весом переводчика.
— Я понял, что это вы запустили ловушки, — сказал ему Иванков, переводя дух после непривычной для него драки. — И пытались заманить меня в западню. К тому же — вы сбросили лётчика в колодец, и меня тоже хотели сбросить. Машина вашего дедушки не могла стоять здесь, потому что вы ни за что бы не открыли эту дверь в одиночку.
— Да вы спятили! Какая западня?! — запротестовал Риттенхоффер и заворочался интенсивнее, задёргался, пытаясь сбросить Генриха Дитриховича со своей спины. — Лётчик слез в колодец по лестнице! Из колодца — единственный путь к изобретению дедушки Эриха! Другой путь завален камнями! Когда я был тут впервые — дверь открывал специальный механизм, а сейчас он сломался, поэтому пришлось толкать! — Иоганн Риттенхоффер бесновато взвизгивал поросячьим фальцетом и, кажется, пускал слезу. — А за ловушки… вы меня извините… — «граф» прекратил визжать и перешёл на смущённый полушёпот. — Я случайно наступил на «булыжник с сюрпризом», и вся эта гадость включилась сама!! — сокрушённо проблеял Иоганн Риттенхоффер и заглох, ожидая реакции Генриха Дитриховича.
Иванков не слезал со спины Риттенхоффера и не верил ни его визгу, ни его шёпоту, ни его сокрушённому блеянию. Специально, бандит, мозги пудрит, чтобы Иванков потерял бдительность! Тогда он сможет вскочить на ноги и… Генрих Дитрихович не удивится, если этот «фашист» выхватит пистолет из-за пазухи!
— Хорошо, — сказал Иванков, не двигаясь с места. — Допустим, я вам поверил. Но откуда вы знаете про ходы в колодце, когда вы здесь всего лишь второй раз? Не наугад же вы их нашли?
Иванков уже решил, что припёр Риттенхоффера к стенке, но тот всё равно нашёл, как выкрутиться и промямлил следующее:
— Бабушка Эльза дала мне карту! — он сипел, потому что начинал задыхаться под Иванковым. — Она лежит у меня в кармане куртки… Я не могу дотянуться до неё, потому что вы на мне сидите! Да слезьте вы, наконец! — взбунтовался «граф» и снова задёргался, словно дикий рысак, на которого навалили сразу и седло, и седока. — Вы точно меня задавите! У вас с головой что-то не так… Да и весите вы, как Берлинская стена!
Иванков не слезал. Он разыскал у себя в кармане мобильный телефон и гадал над тем, сможет ли он отсюда вызвать полицию? На телефоне Генриха Дитриховича работал роуминг… вот только на замок Траурихлиген не распространялось покрытие телефонной сети. «Только 112» — возвещал с экрана мобильный телефон. Всё, Генрих Дитрихович никуда не дозвонится. Придётся ему справляться с «фашистом» в одиночку…
— Ну, чего вы? — возмущался Риттенхоффер и колотил кулаками в пол. — Выпустите меня, наконец!! Я скоро умру, вы переломаете мне все рёбра!!
— Бра! Бра! Бра!.. — под невидимыми во мгле сводами зала носилось дьявольское визгливое эхо, казалось, что от него дрожали высокие стены и где-то сыпался мокрый песок.
Иванков ещё не придумал, как ему выпутаться из неприятной ситуации, в которую он угодил. Нужно и Риттенхоффера обезвредить, и назад как-то вернуться… А как он вернётся, когда единственный человек, умеющий двигать штурвал вертолёта, покоится сейчас, бездыханный, на дне ужасного колодца?! Генрих Дитрихович, кстати, вспомнил, для чего нужны были подобные колодцы: адепты деструктивных культов средневековья сжигали в них людей, принося в жертву ненасытным божествам… Кстати, тамплиеры тоже не гнушались приносить человеческие жертвы…
— Вы угробили пилота, чёрт бы вас подрал! — разозлился Иванков и в сердцах пришпорил Риттенхоффера каблуками ботинок.
— Ай!! — взвизгнул тот и снова заворочался. — Больно! Что вы творите? Я никого не гробил, не клевещите!! Пилот живёхонек, я же вам говорил! Он уже спустился и стоит на дне колодца, ждёт, пока мы с вами слезем! А мы с вами тут, извините, дерёмся!
Иванков старался удерживать Риттенхоффера на полу. Он прекрасно понимал, что всё, несчастного Алекса Бурундукова можно теперь только помянуть. «Тамплиер» Риттенхоффер принёс его в жертву, определив на дно колодца… Скорее всего, обманом…
— Эй, где вы там? — внезапно, словно взрыв водородной бомбы, из недр колодца вылетел голос «погибшего» пилота Алекса и заметался эхом где-то под потолком. — Не забывайте, что у меня — почасовой тариф!!
Генрих Дитрихович Иванков застыл верхом на ноющем Риттенхоффере. Он почувствовал себя так скверно, словно бы ему прилюдно нахлобучили на голову дурацкий колпак, облили дёгтем и обсыпали перьями из распоротой подушки…
— Ну? — скрипучим голосом потребовал Риттенхоффер.
Иванков не знал что делать. Пилот был жив. Глядя на колодец, переводчик видел, как над его бортами выбивается лучи фонарика — наверное, Алекс поднимался наверх, посмотреть, почему они так долго не спускаются.
— Из-звините… — пролепетал Иванков Риттенхофферу, неуклюже поднимая телеса с его спины.
— «Извините»! — фыркнул Риттенхоффер, выползая из-под тяжёлого Иванкова. — Отсидели мне весь позвоночник, а у меня, если вам интересно — остеохондроз!
— Извините… — повторил Иванков, отходя в стороночку. — Я подумал…
— Сумасшедшие туристы! — буркнул Риттенхоффер, отковыриваясь от пола, по которому его едва не размазали. — Подумал, чёрт бы вас подрал… Я, вот, ходить не могу!
— Ну, долго вы там? — это Алекс выпростался из колодца, его голова показалась над бортом, а луч фонарика ударил в лицо Иванкову.
— Сейчас, идём… — пробормотал Генрих Дитрихович, закрывая ладонью глаза.
— Ага, — пробормотал Риттенхоффер и подполз к своему фонарику. Фонарик по счастливой случайности не разбился, а мирно покоился на полу и освещал мозаичное изображение некоего красно-фиолетового спрута.
— Что вы там делаете? — не унимался пилот и светил то на Иванкова, то на Риттенхоффера.
— Он решил поколотить меня! — заявил Риттенхоффер, поднимая фонарик с пола. — Едва не придушил, честное слово! А я, понимаете, ни в чём не виноват…
Переводчик Иванков видел, как пилот пожал плечами и снова скрылся в колодце — наверное, не поверил он Риттенхофферу…
— Идёмте же! — позвал Генриха Дитриховича Риттенхоффер и приблизился к борту колодца, который доставал ему почти до пояса. — Считайте, что я всё забыл!
— Угу… — буркнул себе под нос Иванков и тяжело пополз вслед за знатным наследником, чувствуя, как дурацкий колпак превращается в свинцовый куб и прижимает к полу… Чёрт, надо же было впасть в такую дурацкую панику и затеять драку с этим Иоганном!..
Риттенхоффер перенёс одну ногу через пыльный борт, а второй ногой споткнулся и едва не полетел вниз, на невидимое дно колодца.
— Чёрт… — пробормотал он, задержавшись на одной из гранитных плит, которые покрывали борта колодца сверху. — Кошмар, как неудобно…
Оказалось, что в колодец спускаются по металлической тонкой лесенке, которую когда-то привесили к гладкой стене колодца. Лесенка, видимо, подвергалась немилосердному выжиганию огнём. Она вся была в копоти, которая оставалась на руках, а металл сделался таким тонким, выщербленным — вот-вот развалится…
Лесенка дрожала под весом Иванкова, и переводчик прикидывал, сколько метров может быть до дна. Генрих Дитрихович старался не смотреть вниз — говорят, что если не смотреть — не так страшно… Но переводчику всё равно было страшно, поэтому он всё-таки иногда поворачивал голову и скашивал глаза, пытаясь разглядеть, что делается под ним. Внизу маячили лучи фонарей Алекса и Риттенхоффера, которые освещали только стенки и часть лестницы. Внизу же было черным-черно… До дна могло оставаться два метра, а могло и двадцать пять…
Руки Иванкова были холодными и непослушными от страха. Он боялся сорваться и упасть… Он ещё с детства боялся упасть, и ему снились страшные сны, как он падает с высоченного дерева… Он едва шевелился, перемещаясь по зыбким перекладинкам обожжённой лестнички, и с облегчением услышал, как невдалеке от него топнули об камень ноги — это Алекс, наконец-то добрался до дна и спрыгнул. Вскоре спрыгнул и Риттенхоффер, а потом — и сам Иванков различил в одной перекладинке от себя каменное дно, захламлённое каменными осколками, кусками мозаики, костями…
— Уффф, — неслышно для других Иванков выпустил вздох облегчения и осторожно покинул лестничку, опасаясь оступиться.
— Туда! — Риттенхоффер вырвался вперёд и махнул рукой туда, где начинался новый мрачный коридор. — Уверяю вас, он совсем коротенький!
— А ловушки? — опять осведомился «воскресший» Алекс, не желая быть изрубленным или пристреленным.
— Нету там ловушек! — заверил Риттенхоффер и полез во внутренний карман своей красно-синей яркой куртки. — Вот, карта! — он извлёк из кармана бумагу, сложенную в несколько раз и принялся разворачивать, подсвечивая фонарём.
— А ну-ка, ну-ка! — Алекс приблизился к потомку Траурихлигенов и стал заглядывать в карту через его узенькое плечо.
Иванков тоже подошёл, увидел карту и понял, что… ничего в ней не понял. Какие-то полоски, начерченные коричневым карандашом, чёрные и красные точки, квадратики, прямоугольники, и снова полоски… Тем более, что под фонариком неважно видно… Или это Иванков просто не умеет читать карты?
— Вот тут! — Риттенхоффер ткнул своим толстеньким пальцем в какой-то чёрный кружок, прилепленный посередине коричневого прямоугольника. — Это — колодец, а вот это, — палец с обкусанным ногтем упёрся в очередную непонятную Иванкову полоску. — Подземный ход. Все ловушки отмечены красным, а тут — нигде красного нету! Всё, идёмте!
Риттенхоффер аккуратно свернул карту и снова водворил к себе во внутренний карман.
— Ну-ну… — дёрнул плечом Алекс и для верности посветил фонариком вокруг себя. Кажется, тут нет ничего опасного, по крайней мере, ни сам Алекс, ни Генрих Дитрихович не заметили ничего опасного. Ну, пыльно, ну камни отколоты от стенок и валяются хаотичными россыпями и кучками… Ну, скелет фашиста присоседился в дальнем углу и держит в мёртвых костлявых руках «шмайссер». Ну не будет же он палить по ним? Не будет, этот фашист уже давным-давно отстрелялся… Ещё, недалеко от скелета, возвышается небольшой кубический постамент, с которого золотом сверкает некая странная чаша, на высокой ножке, покрытой какими-то змееобразными узорами, с двумя витиеватыми ручками… Чаша была основательно покрыта серым налётом пыли, но даже сквозь пыль она явственно и чётко сверкала именно золотом! Как же эти фашисты не унесли её отсюда? Не успели, наверное — замок забросали бомбами, и их всех убило…
Иванков не стал бы забирать её, что-то подсказывало ему, что это приманка для алчных осквернителей… Если забрать чашу — включится ловушка, которой нет на карте. Алекс тоже не изъявил желания прикасаться к чаше, потому что не хотел получить топор промеж глаз… А вот уставший от бедности Риттенхоффер! Глазки знатного наследника мгновенно вспыхнули алчным огнём, ручки поднялись к подбородку и затряслись…
— Чаша Грааля… — пискнул он срывающимся овечьим голоском и рванул туда, к кубическому постаменту, намереваясь сцапать эту дурацкую чашу в кулак…
— Стойте! — перепугался Иванков и рванул вслед за обезумевшим от жадности графом. — Чаша Грааля не могла быть золотой, это — ловушка!
— Ловушка! — воскликнул Алекс и едва не уронил фонарик. — Стой! — он бросился наперерез Риттенхофферу, нацелившись схватить его за ноги и повалить.
— Моя, моя… — приговаривал Риттенхоффер и приближался к чаше всё ближе.
Иванков отстал — он не мог так быстро бегать. Запыхавшись, переводчик остановился. А вот Алекс был лучшим бегуном — он догнал взбесившегося «графа» и напрыгнул на него словно на голубя.
— А! — пискнул, падая, Риттенхоффер, и его жадные пальцы клацнули в сантиметре от проклятой чаши, задев слегка её ручку.
бубух! — Риттенхоффер вместе с Алексом повалились на пыльный пол, подняв облака некой трухи или праха… Чаша покачнулась на своей круглой подставке…
— Ну, зачем… — плаксиво ныл поваленный «граф», отпихивая Алекса. — Вы сговорились придушить меня…
Чаша покачнулась, грозя свалиться… Скелет в углу, словно бы, улыбался зубастым ртом, и его эсэсовская каска бросала зловещие блики…
— Не падай! — Иванков рванул к ней, собираясь удержать на месте, но схватил так неуклюже, что сбил чашу с постамента совсем…
Чаша негромко лязгнула о камни пола и покатилась, звеня, прямо в сторону Риттенхоффера, который боролся с Алексом.
— Чёрт! — ругнулся Иванков, готовый уже расплакаться…
— Моя! — выкрикнул Риттенхоффер, и Иванков услышал его голос как будто бы сквозь пелену воды…
— Моя! — Риттенхоффер отпихнул Алекса и схватил чашу обеими руками. Его фонарик валялся на полу и светил в стенку.
Иванков зажмурился, приготовившись к тому, что их сейчас убьёт неизвестная ловушка…
— Моя, моя… — «пел» Риттенхоффер, разглядывая чашу, вытирая с неё пыль прямо своими руками.
— Гад… — сипел около скелета Алекс…
Но больше ничего не происходило. Ловушки не было: Иванков снова поддался панике, напугал и себя, и остальных.
— Вы все какие-то странные! — заявил Риттенхоффер, пытаясь запихнуть дорогую находку к себе за пазуху. — Я знал, что замок поможет мне стать богаче! Я продам её… или не продам…
— Ты отдашь её мне в счёт платы, — прокряхтел Алекс, поднимаясь из пыли веков на ноги. — Я и так уже неизвестно, сколько часов тут намотал, так ещё плюс за вредность!
— Да, щас! — отмахнулся Риттенхоффер, подцепив свой фонарик свободной рукой. — Идёмте дальше!
— Чёрт, никогда больше не повезу его, пускай хоть лопнет! — гудел сам себе Алекс, счищая пыль со своих брюк. — Попадётся же такой дурак!
