Текст книги "Долина белых ягнят"

Автор книги: Алим Кешоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 59 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ПРИВЕЗЛИ ПОДАРКИ НА ФРОНТ

Поезд мчался, а вокруг него была тьма.

Апчаре очень хотелось заснуть, она старалась, мучилась, но перед бессонными ее глазами все плыли эти подарки: ящички, ящички, ящички. Чока помогал их укладывать. Помогала ему Ирина и еще, кто бы подумал, Даночка! Визжит от радости, забралась на гору ящичков и узелков, словно все эти подарки для нее одной, а не для целой дивизии.

А где же подарки Ирины для мужа, забеспокоилась Апчара, теряя последнюю надежду задремать. Кажется, их положили рядом с маминым. Там же и чемоданчик самой Апчары с вещами. Все найдется. А еще Даночка обвела карандашом на листе бумаги свою ручку и ножку и посылает папе. Лапка ее получилась больше настоящей и пальчики кривоватые, но все равно пусть папа посмотрит.

Чока совсем растерялся при прощании. Он, правда, отвел Апчару в сторону, и Апчара подумала, что он ее поцелует, но бедный Чока начал бубнить что-то под нос, а потом все повторял: «Смотри, фронт все-таки, берегись», будто Апчара сама не знает, куда едет. А между прочим, если бы поцеловал, никто бы не видел. Темно было тогда, очень темно – светомаскировка. Потом посадил в вагон и едва не расплакался. Мужчина называется.

Узиза опаздывала. Еще немного, и уехали бы без нее. Но в последнюю минуту прибежала. Куда, зачем она едет, беременная на последнем месяце? Чоров, глава делегации, очень не хотел ее брать, боялся – не стать бы ему повивальной бабкой. Случись что, ему и придется. Апчара вовсе не понимает в этом деле.

А поезд все быстрее и быстрее стучит в темноте: хо-ро-шо, хо-ро-шо, хо-ро-шо! Пахнет гарью, мелкая угольная пыль щекочет в ноздрях и обволакивает лицо маслянистым слоем. Дверь товарного вагона, в котором старается уснуть Апчара, приоткрыта, но на улице такая же тьма, как и здесь, вокруг Апчары. Только колеса все стучат и стучат. Почему-то под этот стук Апчара думает не о том, что ее ждет впереди, не о тех далях, в которые мчится поезд, а о том, что остается позади, о своем доме. Интересно, как они там будут теперь жить, две женщины – свекровь и сноха. Ирина ли будет навещать Хабибу, мать ли, заскучав и затосковав, сама станет ходить к Ирине? Лучше бы им вместе жить до тех пор, пока не вернется Апчара. А как теперь в Долине белых ягнят? Как бы Азиза, которую Апчара оставила вместо себя, не развалила все дело. Слишком она мягка, нетребовательна.

Апчара думает о доме, но перестук колес все время напоминает о дороге. Прислушаешься к нему, и колеса начинают выстукивать разные слова. Вот поезд разогнался, и колеса явственно говорят: «Ап-ча-ра, Ап-ча-ра, Ап-ча-ра». Ритмично покачивается вагон. Потом поезд въезжает на мост, и колеса меняют свой «голос» – к перестуку примешивается шум, напоминающий взмах крыльев: «хр-хр-хр» – и снова звонкий речитатив: «по-бе-дим, по-бе-дим, по-бе-дим». Или дорогое для Апчары имя брата: «Аль-би-ян, Аль-би-ян, Аль-би-ян». Конечно, для каждого человека колеса отстукивают разные слова, но для Апчары, как бы читая ее мысли, они дружно стучат: «на вой-ну, на вой-ну, на вой-ну».

Апчара вспомнила о сохранных расписках, которые берегутся у нее. Забыла передать их Бекану. Вдруг сундучок с этими бумагами и со всеми комсомольскими документами пропадет?.. А там еще и бланки на списание падежа.

В приоткрытой двери вагона замелькали затененные огни на каких-то полустаночках. Должно быть, скоро Прохладная. Апчара даже по запаху узнала бы эту станцию. Сколько раз ездила сюда на строительство оборонительных сооружений. Жили в бараках, умывались утром ледяной водой. Питание – хлеб и вода. В обед похлебка, но и та остывшая. Ничего. Жили. Работали с утра до вечера. Почему Бахов спорит каждый раз, как речь заходит о приближающемся фронте? Если строили оборонительную линию, значит, имели в виду, что фронт может проходить здесь. Иначе зачем тратить столько труда?

Паровозик пытался загудеть, но сил у него хватило только на громкое шипение. «Доходной», – подумала Апчара. Слово «доходной» она впервые услышала от мальчика, эвакуированного из Ростовской области. От него же она узнала, что такое рыбец и где он водится. Это важно было узнать. Альбиян написал: «Ели уху из рыбца». Где это могло быть? В каких местах? Эвакуированный мальчик объяснил, что рыбец водится там, где речные воды встречаются с морскими, солеными водами. Значит, Альбиян где-то в низовьях Дона. Поделилась своими соображениями с Чокой, тот похвалил Апчару за сообразительность.

Хорошо, если бы Чока был во главе делегации. Правда, и про Чорова ничего плохого не скажешь. Добрый, предусмотрительный. Видно, любит поесть. После знакомства сразу спросил:

– А что ты берешь с собой в смысле покушать?

Апчара смутилась, потому что не знала, что именно и сколько всего положила ей на дорогу Хабиба. Впрочем, сумка была тяжелая.

– Едешь на день, еду бери на неделю, – вразумил Чоров. А как только тронулся поезд, запахло в темноте чесноком, захрустели куриные косточки. Чоров принялся за еду. Он предлагал и другим, но после всех волнений было не до еды.

Теперь Чоров храпит. Стало и Апчару клонить ко сну. Вдруг рядом с вагоном внезапно грохнуло, вагон закачался, осветился ослепительным светом, уши забило, как ватой. Завизжала в испуге Узиза. Раздались еще два взрыва. Потом еще и еще. С грохотом падали и раскалывались посылки. Стараясь спрятать голову, Чоров согнулся и первым делом закричал: «Спокойно!», но голос у него, уловила Апчара, задрожал.

Поезд остановился. Апчара, не помня себя, выскочила из теплушки. Над головой резко и низко ревели самолеты. Красными вспышками грохотали вокруг взрывы. Поодаль что-то горело ровным ярким огнем. Стало светло. На откосе в отсветах пламени метались люди. Оглушительно громыхая, на бешеной скорости мчался мимо встречный эшелон, груженный танками, орудиями, автомашинами и большими ящиками. Апчара упала на землю и замерла.

Грохочущий мимо эшелон обдал Апчару ветром, смешанным с пылью и гарью. Апчара подняла голову. Услышала отчаянный голос Чорова:

– Апчара?! Где ты? Сейчас же вернись! Где ты?

Поодаль бойцы сбрасывали с рельсов горящую платформу, заливали огонь водой из шлангов, забрасывали песком.

Апчара бегом вернулась в вагон. Хатали набросился на нее и, наверно, долго читал бы ей мораль, если бы на узелках и ящиках не застонала Узиза. Хатали испугался еще больше. Он подумал, что Узиза собралась рожать.

– Апчара, спроси у нее, что с ней, мне неудобно. И вообще не отходи. Я ведь ничего в этом не смыслю.

Но Узиза сама же и успокоила руководителя делегации:

– Ничего, товарищ Чоров. Все прошло. Это я от страха. Теперь самолет не гудит?

Поезд тронулся, и на душе полегчало. По гудку Апчара поняла, что «доходной» паровоз заменили. Действительно, поезд сразу набрал скорость и мчался, все убыстряя и убыстряя свой бег.

В просвете приотворенной двери постепенно менялся небосклон. Ночная мгла размывалась и редела, становилась прозрачной. Теряли яркость звезды, воздух свежел, только деревья продолжали дремать, словно лошади в стойле. Апчара, почувствовав свежесть предрассветного воздуха, стала кутаться и укрываться одеялами. Угрелась и под бесконечный перестук колес уснула.

Разбудило ее знакомое слово, к которому она так привыкла в женском общежитии на строительстве оборонительных сооружений.

– Подъем! – Чоров стоял уже в дверях, спиной к вагону, чтобы не мешать женщинам одеться.

По неизменному своему правилу он уже что-то жевал. «Идя в гости, не забудь и поесть, – говорил он сам себе, – потому что неизвестно, покормят ли в гостях. А если покормят, то лучше поесть два раза, чем ни одного».

– Уже? Приехали? – Апчара поежилась от холода. – Почему стоим?

– Да. Прибыли к месту назначения. Но почему-то никого не видно. Должна быть торжественная встреча делегации с подарками.

Апчара выглянула из вагона и не увидела ни станции, ни поселка – ничего вообще. Кругом лежала пустая степь. Только штабеля ящиков, прикрытые ветками, лежали поодаль от рельсов. Между ящиками показались бойцы – охрана складов. Но где же сама дивизия? Может, она уже воюет? Больше всех взволновалась Узиза, которая ждала, что сразу увидит своего мужа – комиссара полка.

– Вот мы и в действующей армии, – торжественно объявил Чоров.

Апчаре не поверилось. Такая тишина, и вдруг – «действующая армия». В пути было куда тревожнее. Ей казалось, что фронт встретит ее артиллерийскими залпами, скрежетом гусениц, воем «катюш», как это показывают в кинофильмах. А здесь – ласковое летнее утро, чистое небо. Вдали приземистые глинобитные домики – словно куры присели в пыли. Редкие деревья как бы охраняют тишину и покой хуторов. Ветерок нанес запах полыни и пение жаворонка. Трудно было поверить, что совсем близко, за широким и многоводным Доном, земля вздыблена огнем и железом, идет невиданная битва, поставлены на карту судьбы народов.

Чоров прохаживался у вагонов, отцепленных от поезда, не решаясь отойти далеко.

Из-за штабелей показались военные. Они шли торопливо. Это, видно, и были те, кто должен встречать делегацию. Впереди всех – одетый в новенькое обмундирование комиссар с красными звездочками на рукавах. Апчара уже научилась отличать, как она говорила, «настоящих военных» от политработников.

– Добро пожаловать на войну, – сказал комиссар всей делегации издали, потом, подойдя к Чорову, поздоровался с ним за руку, оба обнялись и снова пожали друг другу руки.

– Как доехали? Фриц не посылал ночного салама?

– Посылал. От его приветствия Узиза едва… – Чоров вовремя спохватился и прикусил язык, – едва, говорю, не выскочила из вагона вслед за Апчарой. А как у вас тут, Солтан?

– Здравствуйте. Здравствуйте. – Солтан Хуламбаев пошел к женщинам. Вопроса Чорова он будто не слышал. – Рад вас видеть живыми и здоровыми. Правда, я не могу обещать вам полную безопасность, но главная опасность позади. Если мы будем не очень гостеприимны, простите великодушно…

– Спишем за счет войны, – бойко отрезала Апчара. Эту фразу часто повторял ее брат.

– Вот именно. Сразу начинайте списывать. Сегодня уже получилась накладка. Не встретили вас.

Апчара сразу узнала Солтана Хуламбаева. Это по его милости на проводах дивизии она выступала с трибуны. Может быть, и Солтан помнит ее, иначе не улыбался бы ей еще издали. За Хуламбаевым шел – не поймешь – военный или гражданский. Без знаков отличия, китель особого покроя. Представился:

– Якуб Бештоев. Юрист.

Хуламбаев шутливо уточнил:

– Военный юрист. В резерве главного командования. Ждет не дождется звания.

– Районным прокурором работали? Я вас помню, ходили в больших очках.

– Совершенно точно. Теперь, как видите, без…

– Очки запомнились, а сам – нет, – засмеялся Солтан. – Не везет ему. Послали документы на присвоение звания, а вместо звания на его место прислали человека.

– Ни места, ни звания и ни очков.

– Ничего, Якуб, была бы голова, а шапка будет, – утешал Солтан Бештоева. – Ну, а как вы? – обратился он к Чорову.

– Да вот… Приехали ни свет ни заря. – Чоров ежился от холода. – Никто нас не встретил…

Солнце еще не взошло, но вполнеба пылало яркое зарево, обещая знойный и душный день.

– Кому встречать? Дивизия третий день на марше. Передовые подразделения уже на месте. Мы не поехали, ждем вас. Разве вам не сказали об этом в штабе округа?

– Говорили, что должны скоро выступить, но точного дня не указали…

Узиза осела на землю – не выдержали, подкосились ноги. Чутье не обмануло ее. Недаром ночью приснился плохой сон. Будто Доти встречает ее, а в руках вместо букета цветов держит большую сырую баранью ляжку. «Знаю, – говорит, – проголодались в пути. Ешьте. Хватит вам на всю делегацию».

«Мясо не к добру», – успела еще напророчить ей Апчара, подделываясь под Хабибу, толковательницу всех аульских снов.

Солтан отозвал Чорова, а Якуб Бештоев остался с женщинами.

– Знает ли муж, что вы приедете? – спросил он у Узизы.

– Знает. Должен бы знать…

– Ничего. Главное, не отчаиваться. Будем надеяться на лучшее. Днем, вероятно, обстановка прояснится.

«Вот так раз!» – вознегодовала про себя Апчара. Она тоже ведь мечтала встретиться с братом, передать ему все слова матери, письма от Ирины и Даночки. И вдруг: «обстановка прояснится». Они же знали, что едет делегация с подарками для бойцов. Знали, кто едет. Кулов специально звонил. Как это так: «обстановка прояснится»?

Чоров, батальонный комиссар и Якуб совещались недолго. Ничто не ускользнуло от острого взгляда Апчары. Озабоченность и тревога, скрываемые под нарочитым благодушием, тотчас перешли от батальонного комиссара на продолговатое и смуглое лицо Чорова. Чоров с грустью посмотрел на чемодан, на котором уже разложены были для завтрака куски жареной курицы, яйца и аппетитные луковицы, испеченные умелыми руками Узизы. Оказалось, времени нет даже на завтрак; Чоров, правда, не удержался и взял куриную ножку. Он стал рассматривать ее со всех сторон, словно читая по ней, и говорил:

– Вот что, дорогие мои женщины, члены делегации… Час назад Апчара удивлялась, почему так тихо. Это мнимая тишина. На самом же деле сейчас идут сильнейшие бои. Сильнейшие. Дивизия, в которую мы приехали, на марше. Не сегодня, так завтра вступает в бой. Теперь понятно, почему нас не встретили наши друзья? Я имею в виду комиссара полка Доти и Альбияна, моего друга, любимого брата Апчары. Что предлагает начальник политотдела? Мы с ним поедем в штаб дивизии. Там нас ждет комдив…

– И я поеду с вами, – перебила Чорова Апчара.

– А Узиза?

– Ничего. Я побуду здесь. Отдохну после дороги. Перестанет кружиться голова. – Узиза хотела доказать теперь, что ничем не связывает Апчару.

Комиссар поддержал Апчару.

– Мы ненадолго. Буквально на час-полтора. Якуб Бештоев останется здесь, организует людей для разгрузки вагонов. А мы быстренько доложим о вашем прибытии, получим указания и – назад. Может быть, встретим и твоего благоверного. Тогда и он будет с нами…

За штабелями, оказывается, стояла заляпанная разноцветными красками «эмка». Она повезла их по колдобинам проселочной дороги, поднимая за собой клубы рыжей пыли. У каждой ямы, когда шофер тормозил, пыль догоняла «эмку», обволакивала ее, и в машине не хватало воздуха. Апчару так и распирало узнать, где полк, в котором служит ее брат, когда она увидит его, но спросить не решалась.

– Как же нам не сообщили, что дивизия выступает? – Чоров не знал, кого теперь упрекать.

– Сообщили. Но боевой приказ мы получили вместе с телеграммой о вашем выезде. Можно сказать, мы с вами тронулись с места одновременно, только вы – поездом, а мы на конях. Вы проделали за это время шестьсот километров, а наши части – сто пятьдесят.

– Нас бомбили, а вас нет еще?

– Градобитие у нас каждый день. Вам лучше не задерживаться здесь. Такая обстановка… Все может быть…

– Нет! Пока не раздадим посылочки, не уедем. Как, Апчара, я верно говорю? – Чоров обратился к спутнице, сидевшей рядом с шофером. Напрасно она старалась сквозь пыль рассмотреть безлюдные казачьи хутора, через которые шла дорога.

– Аллах свидетель, – обернулась Апчара, – меня не пустят домой, если я не передам письма и посылки моих аульчан «в собственные руки» земляков. Я должна разыскать их…

– Не пришлось бы для этого остаться здесь насовсем…

– Почему?

– Люди в разных полках. А завтра бой…

Комдив с нетерпением ждал гостей. Его машина стояла у крыльца в тени тополей. Шофер дремал за рулем. Видно, и ему достается. Штаб, около которого всегда суетились люди, опустел. Уже снимали щит с обозначением полевой почты. Заметив подъезжающую машину, адъютант поспешил доложить, и полковник, увешанный биноклем, саблей, полевой сумкой, пистолетом, звеня серебряными шпорами, вышел на крыльцо.

Нет, и он не встретил гостей торжественными словами. Только покачал головой:

– Как не вовремя, как не вовремя, дорогие мои! Хотя бы на три дня раньше. Ну, что ж поделаешь – война. Здравствуйте! С благополучным прибытием! Да посмотрите, кто приехал! Та самая девушка, которая выступала на проводах. Позволь, вспомню имя… Апчара!

Чоров подтвердил:

– Совершенно точно, товарищ полковник. Апчара Казанокова. Доложу еще: она поймала двух диверсантов.

– Не может быть…

– Точно.

– А у нас тут за двумя парашютистами эскадрон два дня гонялся. Насилу поймали. Апчара, дорогие гости, зайдемте ко мне. Поговорим. Но как не вовремя, как не вовремя…

– Как условились, товарищ полковник. – Чоров не принимал упрека. – Приехали в назначенный срок.

Вошли в бывшую классную комнату начальной школы. Парты сложены в углу. На классной доске – школьная географическая карта. Штабные документы уже спрятаны в железные ящики. На маленьком столике, за которым сидел когда-то учитель, полковник развернул потрепанную карту. Все уставились на нее.

– Верно. В назначенный срок. Но обстановка резко изменилась. Садитесь за парты. Я расскажу вам обстановку, и все будет ясно. – Комдив, как ученик, приготовившийся отвечать урок географии, не ожидая, когда гости рассядутся, стал рассказывать:

– Вот Ростов. С запада и с северо-запада он прикрывался оборонительными линиями. Одна, другая, – кончик указки, которую он вытащил из-за голенища хромового сапога, бегал по карте. – Люди, знающие люди, полагали: немец пойдет вот сюда, на Ростов, и тут он обломает свои клыки. Намнут ему бока и отбросят назад. А он пошел не по старой дороге, где зимой ему дали по морде, а в обход. И не на Ростов, а сюда, на Миллерово, в излучину Дона. Цель – одна колонна на Сталинград, другая на юг. Хочет перехватить переправу в районе станицы Цимлянской. Для чего ему переправа? Чтобы выйти на южный берег Дона с последующей задачей двинуться на Кавказ. Гитлеру нужна нефть до зарезу. Без горючего вся его военная техника мертва. Не зря он бросил на юг все, что мог, и пошел ва-банк. Не хватает ему силенок, чтобы идти в наступление по всем фронтам. Кишка тонка. Зимой ему дали по мордам под Москвой, не хочет больше рисковать. Так он пошел на новую авантюру: развалить союз свободных республик, проверить на разрыв прочность братских уз народов Кавказа. Опасность велика. Ростов, который мы называли воротами на Кавказ, он обходит стороной. Мы получили район обороны на южном берегу Дона. Третий день части в пути. Наша дивизия входит в кавалерийский корпус, который, в свою очередь, вошел в Пятьдесят первую армию, потрепанную в боях на Керченском полуострове. Задача – не дать противнику переправиться на южный берег Дона, то есть перекрыть дорогу на Кавказ.

Апчара взглянула на полковника. Под кажущейся бодростью старого кавалериста она увидела смертельную усталость, тревогу и беспокойство. Апчара вспомнила обещание комдива «добиться победы малой кровью». А как ему выполнить свое обещание, если дивизия вступает в бой, не имея достаточного вооружения, если кавалерия должна сражаться против танков?

Комдив свой рассказ закончил неожиданно:

– Позвольте, у нас же есть Казаноков. Напомни-ка мне, начподив.

– Лейтенант Казаноков, минометчик.

– Совершенно точно. Так это – твой брат?

Щеки Апчары выбросили два флажка.

– Да.

– Значит, он не отстает от сестры. Я послал его за матчастью на артсклады, а он два боекомплекта прихватил вместо одного. Жаль, не встретит сестра своего брата!

Апчара закусила губу, чтобы не заплакать. Комиссар попробовал смягчить категорический вывод комдива.

– Ну, как сказать?.. Война полна неожиданностей. Они не хотят уезжать отсюда, пока не раздадут все подарки. А их четыре вагона, да еще куча писем.

Полковник сделался строгим.

– Полагаю, все-таки придется поворачивать оглобли назад. Не вижу никакой возможности. Кто разрешит остановить части, идущие в бой, для раздачи посылок? За это – военный трибунал. Нет, нет. Это исключено. Обидно, конечно, но придется нам самим раздавать посылки, когда позволит боевая обстановка. Не будет ваших теплых слов, торжественности, но посылки дойдут. Бойцы их получат.

У Апчары слезы покатились по зардевшимся щекам. Видно, не придется передать слова матери: «Твоя мать довольна сыном, так и аллах пусть будет доволен тобой». А письма односельчан, их слова? Нет, Апчара не может возвратиться ни с чем. Неужели никто не даст ей машину, чтобы она могла догнать брата?

Солтан Хуламбаев словно поглядел в душу Апчары. Он сказал:

– Товарищ полковник, разрешите сделать так: я беру самое необходимое в свою «эмку» и еду. А политотдельскую грузовую на один день отдам в распоряжение делегации. Прикомандирую к ним Якуба Бештоева. Он ничем не занят. Пусть грузят посылки и догоняют полки. Думаю, они смогут сделать два-три рейса, если будут оборачиваться оперативно. Раздадут посылки в часы привала. А что они не успеют – на склад. Потом раздадим сами…

– А твой груз?

– Имущество политотдела я так или иначе не подниму сразу. Мне понадобится еще рейса два. Придется с места новой дислокации возвращаться сюда за моим хозяйством. Я не смогу – приедут другие.

Глаза комдива сузились, губы плотно сжались, рука машинально сунула указку за голенище. Ему явно не нравилось предложение батальонного комиссара. Солтан не учитывал, что немцы могут оказаться на южном берегу Дона в любой день, и тогда сразу все будет перепутано. Пусть лучше немцам достанутся посылки, чем хозяйство политотдела, С другой стороны, кто знает? Может, все обойдется – делегация встретится с бойцами, раздаст посылки. Это, конечно, поднимет боевой дух, приободрит ребят перед боем. Полковник взглянул на Апчару, перевел взгляд на Чорова и сказал:

– Самое верное решение командира какое? То, которое принимается немедленно и реализуется также немедленно. Так учит устав. Действуй. Я не стану тебе мешать.

Комдив попрощался со всеми, и тут же его «эмка» помчалась на северо-восток, вслед ушедшим войскам.

Солтан Хуламбаев принял все-таки слишком быстрое решение. Его грузовой машины на месте не оказалось. Она не успела вернуться из района новой дислокации войск.

Договорились так: Чоров и Апчара возвращаются на станцию к поезду и пока отдыхают. Якуб Бештоев или пришлет за ними обещанную политотдельскую машину, или разыщет другую. Солтан Хуламбаев догонит войска, оценит обстановку и возвратится. Завтра они так или иначе встретятся вновь…