Текст книги "Каждый за себя (СИ)"

Автор книги: Алена Харитонова

Соавторы: Алексей Ильин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 42 страниц)

   – Я понимаю суть вашего предположения, – Ленгли явно пытался систематизировать вываленную на него Эледой информацию. – Через четыре дня после утечки вируса из лаборатории ловят девчонку, которая, как сейчас выяснилось, была задействована в биопрограмме. Однако хочу напомнить, что в сто тринадцатом выживших не осталось. Ни одного.

   – А кто это проверял? – усмехнулась агент Ховерс. – Кто туда вообще с тех пор совался?

   Джед помолчал, раздумывая, а потом повернулся к стоящему в стороне, но уже заметно навострившему уши архивариусу:

   – Мистер Ралтон, надеюсь, вы понимаете, что это предположение будет засекречено уже через полчаса? – дождавшись кивка мужчины, агент Ленгли удовлетворенно сказал: – Благодарю. А теперь могу ли я получить информацию по карателю, который задержал вашу подопытную? Фамилию, имя, номер в послужном реестре?

   Старший архива поправил очки и ответил:

   – Пять минут, – после чего отошел к одному из терминалов и погрузился в документацию.

   – Если мы выясним, кто это был, и если этот человек еще жив, можно сделать запрос...

   В это время Батч наклонился к Эледе и что-то коротко сказал ей на ухо. Мисс Ховерс кивнула и победительно глянула на агента Ленгли.

   – Не нужно запроса. Мистер Фэйн, – девушка кивнула на своего телохранителя, стоявшего с выражением крайнего равнодушия, – узнает нам необходимые подробности гораздо быстрее по своим внутренним каналам. И результат будет максимально достоверным. Вот поэтому, мистер Ленгли, люди и лучше киборгов.

   В ответ на укол Джед только покачал головой, как бы смиряясь с вздорным характером мисс Ховерс. А уже через минуту к беседующим агентам подошел мистер Ралтон, который, не утруждая себя многословием, сообщил:

   – Паркер Оутс, номер джей икс семьдесят двадцать два.

   Батч кивнул, давая понять, что запомнил. Сейчас позвонить он не сможет -коммуникаторы пришлось сдать вместе с оружием, однако при выходе за периметр комплекса связаться с нужными людьми не составит проблем.

   – Мистер Ралтон, – обратился снова Ленгли к архивариусу. – Мы будем благодарны, если вы позволите нам побеседовать с куратором биологического образца номер две тысячи шестьдесят восемь лично. Это возможно?

   – Вполне, – кивнул сотрудник "интерната". – Пройдемте, он как раз вернулся после обхода.

   Идти пришлось прилично – подняться на лифте до четвертого этажа, потом миновать натуральный лабиринт, чтобы очутиться, наконец, в строгой приемной, а затем уже в просторном кабинете, увешанном сертификатами и уставленном шкафами. В шкафах лежали стеклянные рамки медицинских планшетов, на массивном столе крутилась подробная проекция человеческого мозга, вокруг которого роились в воздухе непонятные голубоватые формулы и надписи на латыни. На стене за спиной у хозяина кабинета тускло светился огромный экран голокомплекса, который сейчас транслировал заставку в виде объемного логотипа "Виндзора".

   – Агенты, – поднялся из высокого кресла крепкий абсолютно лысый мужчина, – я – Спайк Дэвидсон, старший инженер по нейропрограммированию и личностной перепрошивке биологических образцов.

   По мнению Эледы, он больше походил на борца – высокий, мощный и с ручищами, как у профессионального боксера.

   – Мне сказали, вы интересуетесь, – он посмотрел на запись в планшете, – биологическим образцом номер две тысячи шестьдесят восемь, названным после стабилизации Айей Геллан?

   – Да, – кивнул Ленгли, усаживаясь в одно из кресел. – Что вы можете о ней рассказать, мистер Дэвидсон? Если, конечно, помните хоть какие-то подробности спустя четыре года.

   Собеседник кивнул и нажал кнопку селектора:

   – Дженис, принесите кофе. На троих, – после этого старший инженер устало помассировал переносицу и, наконец, сказал: – Этот образец я очень хорошо помню. Можно сказать, мое личное фиаско. Программирование человека, знаете ли, дело непростое с множеством разных побочек и факторов, ослабляющих или неожиданно усиливающих... – инженер осекся, поняв, что к сути дела его рассуждения не относятся, усмехнулся и, откинувшись в кресле, сказал: – Видите ли, в чем дело. Биоматериал казался очень перспективным. Уж не знаю, что там у девчонки было в прошлом, но личность незаурядная – озлобленности просто колоссальной и с такой энергией ярости, что от нее можно было половину сектора электричеством питать. Обычно столь мощный личностный базис удается перенаправить путем корректировки в необходимое русло – созидательное или разрушительное, зависит от цели. Девочка была неглупой, я хотел провести перепрошивку так, чтобы снять агрессию, а весь ее, хм, пыл направить по другому пути – развить положительные лидерские качества, возвести их в Абсолют и создать такого исполнителя-альтруиста... Ну, вы понимаете.

   Негромко хлопнула дверь, вошла секретарша с подносом, расставила чашки, сахар, разложила салфетки, после чего так же бесшумно удалилась.

   – Прошу вас, – кивнул мистер Дэвидсон гостям. – Так вот, когда стали исследовать мозговую активность, оказалось, что риск срыва и потери управляемости у образца слишком высок. Я, конечно, все равно рискнул, но результат получился обратным – полная инфантильность. Началась личностная стагнация, рефлексы замедлились... Поэтому в образец залили ложную память, которая объясняла общую психоэмоциональную подавленность и соответствовала качеству новой личности. Получили в итоге крепкую посредственность в постдепрессивном состоянии.

   Эледа отставила чашку с кофе и сказала жёстко:

   – Одним словом, стальной стержень агрессии вы сломали, но ничего нового столь же яростного создать не смогли, лишь превратили перспективный образец в хлам?

   Спайк Дэвидсон ответил:

   – Агент Ховерс, изменение структуры личности – это вам не лепка колбасок из пластилина. Человеческий мозг материя тонкая. Вторгаться в его работу – всегда риск. А образец психологически был крайне нестабилен. Крайне. Агрессивен сверх меры, ожесточен, плюс в пубертатном возрасте, что усугубило риски. И, к слову, о профессиональных ошибках. У нас тут огромная структура, которая прекрасно работает. Отбраковка же, смею напомнить, есть в любом производстве.

   Ленгли усмехнулся:

   – Мистер Дэвидсон, я не стану объяснять вам истинную причину нашего интереса, но, уверен, вы представляете, какие дела в моей компетенции... Так вот, нам крайне необходимо отыскать «образец номер две тысячи шестьдесят восемь, названный после стабилизации Айей Геллан». Причем желательно живым и здоровым. А поэтому нам важно знать подробности о работе с девочкой. Все подробности. Если ваша информация поможет нам в поисках, то обещаю упомянуть об этом при докладе директору.

   Главный инженер дрогнувшей рукой потер лоб, затем снова нажал кнопку селектора и сказал в микрофон:

   – Принесите мне медицинскую информацию по образцу номер две тысячи шестьдесят восемь. И скажите Эрику, чтобы не копался.

* * *

   Старикашка, открывший девушкам дверь, был весьма неприятного вида – сутулый, тощий, с огромным мясистым носом, кустистыми бровями и блестящей лысиной, которую обрамляли жидкие седые кудри. В руках хозяин магазина держал дробовик, а на посетительниц смотрел крайне недобро.

   – Гершель, – ухмыльнулась Алиса, отводя пальцем направленный в грудь ствол. – Постоянных клиентов так не встречают.

   – Ты, фря косматая, мне прошлый раз всю душу вынесла со своим фартуком. Входи.

   Дедок посторонился, и покупательницы зашли в небольшую, но хорошо протопленную и ярко освещенную комнатушку с ростовым зеркалом на стене, кривоватой стойкой ресепшна, отгораживающей дверь в соседнее помещение, и потертым, но вполне уютным креслом в углу.

   – Чё надо? – спросил старик, запирая дверь на мощный засов и ставя дробовик у порога. – Если опять фартук, то лучше сразу иди отсюда.

   – Нет, – отмахнулась Алиса. – Не фартук. Вот, гляди, какую красавицу привела.

   Старик окинул Айю мрачным взглядом, и было видно, что ничего красивого он в ней не видит и не увидит, даже если ему предложат увеличительное стекло.

   – И чего?

   – Надо ее нарядить. Чтоб тоже стала похожа на человека с глубокой психической травмой, – сказала Алиса, не замечая удивленного взгляда спутницы.

   – Насколько глубокой? – уточнил старик, наматывая на палец вытащенную из кармана мерную ленту.

   – Ну, приблизительно... – Леди МакГи смерила стоящую рядом девушку пристальным взглядом и заключила: – Приблизительно, как та задница, в которой ты оказался четыре года тому назад. Можно и глубже.

   Гершель плюнул и выругался.

   – Есть платье императрицы из херова театра. Пойдет?

   Алиса уже открыла было рот, чтобы одобрить, но Айя, которой предстояло это надеть, заартачилась.

   – Нет, не надо платье! В нем неудобно, – пояснила она, поворачиваясь к Алисе. – Я ж не Доктор Куин, я такое носить не умею...

   – Вы определитесь уже, чё вам надо, – разозлился старик. – Психические травмы обнажить или комплексы запрятать? Щас покажу кой-чего.

   И он скрылся за стойкой ресепшна, а Алиса беспечно плюхнулась в кресло:

   – Наряд должен быть чудным, учти. Керро чётко сказал: чем страннее, тем лучше.

   – Я помню, – ответила Айя. – Но надо ведь, чтобы удобно... и функционально еще.

   Ее собеседница махнула рукой, мол, дело твое, однако добавила:

   – Не будет странно – за нашу не сойдешь. И Керро подставишь.

   – Я помню, – упрямо повторила Айя.

   – Вот! – торжествующе провозгласил вернувшийся Гершель и бросил на стойку ресепшна что-то ярко-алое, пушистое, невероятного объема: – Куда уж страннее. Года два лежит, никто не берет. Меряй.

   И он подтолкнул алое нечто изумленной девушке. Та протянула руку, с недоумением касаясь жёсткой ткани.

   – Это... это что?

   – А чёрт его знает! – искренне сказал хозяин магазина. – Хрень какая-то.

   – Берём! – подскочила с кресла Алиса. – Это вот точно берём!

   ...Они возились около двух часов, подбирая то одно, то другое и за каждой вещью Гершель уходил в дверь за ресепшном, принося весьма нескоро, а иногда и не принося, лишь сварливо извещая:

   – Продал.

   Везло, если отыскивалась альтернативная замена. Если же таковой не было, приходилось ломать голову. Однако через два часа довольная Алиса созерцала плод Айкиной больной фантазии.

   – Я ведь говорила, что ты тоже с отклонениями! – сказала леди МакГи с таким торжеством, словно только что выиграла пари.

   Айя посмотрела на себя в зеркало. Да уж. С отклонениями – это еще мягко сказано.

   – Надо только лицо закрыть, – Алиса повернулась к Гершелю, флегматично наблюдавшему перевоплощение. – Маска есть?

   – Ага! – тут же оживился старик. – Есть. Рожа такая белая с вытянутым ртом!

   – Не пойдет, – отрезала девушка. – Не видишь? Совсем не в тему. Нужна какая-нибудь... Поищи из тех, что для борделей. Кружевные такие.

   – Этого добра полно.

   Продавец исчез, а Алиса обошла свою подопечную по кругу и сказала:

   – Ноги, конечно, у тебя...

   Айя посмотрела на свои ноги. Они начинались с грубых массивных ботинок на толстенной подошве, а затем продолжались черными обтягивающими штанами.

   – А что не так? – спросила девушка осторожно.

   – Да все так, – отмахнулась Алиса и одобрила: – Хорошие ноги, длинные, будто прямо из зубов растут.

   Ноги росли, конечно, не из зубов, а из того же, из чего растут у всех, и это что-то сейчас было слегка прикрыто ярко-алой топорщащейся во все стороны юбкой-пачкой из фатина. Сзади подол у юбки был длиннее, чем спереди, сантиметров на двадцать.

   Из верхней одежды Айя выбрала приталенную черную куртку с воротником-стойкой. Поверх воротника обмотали легкий алый шарф. Алиса завязала его в пышный бант и сдвинула на бок. А на голову для тепла нацепили меховые наушники в тон юбке.

   – Надо еще волосы начесать, – со знанием дела сказала леди МакГи. – И ленты завязать.

   Пришлось подчиниться.

   Когда Гершель вернулся из своих закромов, то присвистнул:

   – Была человек человеком. А теперь не пойми, с какой стороны хватать и куда тащить: то ли в бордель, то ли в дурдом. На, надевай.

   Дед протянул гостье черную кружевную маску с нашитой на нижнюю часть красной вуалеткой.

   Айя, путаясь в волосах и лентах, кое-как маску все-таки напялила. Та была колючая, неудобная, с грубыми швами, а вуалька топорщилась, закрывая лицо до губ.

   Леди МакГи потерла острый подбородок и сказала задумчиво:

   – Чего-то тут явно не хватает...

   Ее спутница мысленно взмолилась о том, чтобы креативные идеи покинули Алисину голову.

   – О! Поняла! – торжествующе щелкнула пальцами леди МакГи. – Очень, просто очень не хватает помповухи.

   Айя вздрогнула, а Гершель заржал:

   – С розовым цевьем и прикладом, ага. За этим к Малышу Олли. Всё, валите. Да, Алиса, на вот тебе, – старик выдернул из кармана разгрузки синюю ленту. – Бонус за оптовую покупку. Но за фартуком больше не приходи.

   – Ага. Чао! – Алиса положила на ресепшн пачку купюр и повернулась к своей спутнице. – Идем! Хоть на человека теперь похожа.

   Похожая на человека Айя бросила прощальный взгляд в зеркало. Наряд, конечно, выглядел дико, но при этом был весьма функциональным. Если выкинуть неприличную маску, ленты, меховые наушники, шарф и стянуть юбку, то останется удобная, не стесняющая движений одежда: плотные джинсы скинни, стеганая курточка (не очень длинная, но теплая), крепкие ботинки, мягкие перчатки. А за плечами – небольшой чёрный рюкзак, в который до поры до времени убрана трикотажная шапка.

   – Идём, красотка, – сказала Алиса. – Помпу пусть тебе Керро сам покупает. Как по мне – будет в тему.

   Айя подумала – фиг с ней, с помпой, и с маской из секс-шопа, и с юбкой, явно оттуда же. Главное – не платье из "херова театра".

   И кстати, юбка была офигенная.

* * *

   Эх, и воняло здесь! Аж глаза слезились. Причем несло не от мусорной кучи размером с гребанную пирамиду фараона, а черт знает откуда. Но перло, как из морга, где разом сломались все холодильники. Уж насколько Винс был не брезгливый, и то... А, может, просто отвык, пока жил в цивилизации?

   – Здесь, мистер, – ткнул пальцем в сторону открытой двери чумазый мальчишка лет двенадцати, одетый в слишком просторные для него штаны, замызганную аляску и шапку, то и дело налезавшую на глаза.

   – Еще раз назовешь мистером – огребёшь.

   – Лады! Базара нет. Здесь это, Не-мистер.

   Винсент только сплюнул. Проводника связисты дали более чем толкового, но трепливого донельзя. Утешало только, что корпората в рейдере пацан не признал.

   Мистером в зоне отчуждения называют того, кого явно стоит уважать, хотя пока и непонятно, за что. Корпоратов же практически все боятся. Очень многие ненавидят. Некоторые перед ними заискивают. Но вот уважать не уважает никто.

   Протиснувшись между ржавым трамваем и горой мусора, Винс добрался до двери. Мимоходом оценил оборванную цепочку... силы убийце было явно не занимать. Засов, кстати, уже свинтили.

   – Слушай, а чего не убрали-то? – погода стояла холодная, бывшую манипуляционную выстудило, но воняло все равно, будь здоров.

   – А кому он мешает? – отозвался мальчишка, благоразумно не пошедший следом. – Хотите, мис... не-мистер, вселяйтесь и выкидывайте. А так – он лежит, крысы гложут, растут. Потом их кто-нибудь поймает и съест. Кому от этого плохо?

   Винсент про себя рассмеялся. Очень ему иногда не хватало такого вот простого отношения к жизни, как в черных секторах.

   Рейдер зашёл внутрь. Медленно двинулся вдоль стены, осматривая манипуляционную. Ничего ценного здесь уже не осталось, даже мебель вынесли всю, кроме негорючего операционного стола. Наверное, и его бы утащили, но не захотели возиться с трупом и отмывать.

   – Слышь, парень, а во сколько его грохнули-то? – в манипуляционной никаких подсказок, кроме вскрытого трупа, не нашлось.

   – Да кто его знает. У Керро надо спросить, – ответил мальчишка, сплевывая через дырку в зубах.

   – Чего у Керро-то сразу? Мало ли кто мог.

   – Мог много кто, – согласился паренек и твердо добавил: – Но этого точно Керро вскрыл. Мусорный с Ушлым поссорился, а Керро, мало того, что мясников не терпит, так еще и с Ушлым в корешах. Вы чего, не-мистер, тут у нас раньше ужас просто творился. На улицу не выйти было – мигом разберут. А потом Керро пришел и за одну ночь троих мясников убил. Те, которые живые остались, обиделись, отправились к бонзам... не вспомню уже, как их звали. Бонзы, значит, парней собрали, на Керрову лежку отрядили... а его там уже нет. Парни назад, а ихние бонзы кверху ногами подвешены, и глотки перерезаны. А на следующий день Керро еще троих органлегеров убил. Ну, мясники посовещались, собрали бабла и к Ушлому. Ушлый бабки взял и двинул на лежку к Керро. Перед входом в дом даже своих амбалов оставил. А потом вышел и мясникам говорит: так, мол, и так, вот сколько вы сегодня занесли, столько будете заносить каждый месяц, наших секторальных не трогаете и дышите через раз – тогда живы-здоровы будете. А кто залупнется или косячить начнет, с того я свою защиту сниму, он и ночи не проживет. С тех пор лучше намного стало.

   Винсент только ухмыльнулся нехитрой комбинации и, обойдя стол с порядком обглоданным крысами вонючим трупом, отправился в следующую комнату. Здесь, конечно, тоже мало что сохранилось, но, внимательно осмотрев помещение по кругу, рейдер увидел на полу осколки экрана и заднюю крышку коммуникатора. Плату и аккумулятор забрали, ну, а это даже здесь никому нужно. Конечно, грохнуть комм мог и сам Док, тем более, если плотно сидел на дури... но таки куда вероятней, что девайс выронила девчонка, когда звонила в интернат. Очень уж резко звонок оборвался. Осталось только найти этого Керро и уточнить время убийства Мусорного, благо, время звонка Винс помнил отлично. Наводка связистов оказалась точной.

   Для очистки совести рейдер заглянул в каморку с выбитой дверью. Луч фонарика обежал крохотный чулан с узкими нарами. Интересно, каково было корпоратской воспитаннице очнуться здесь вот?

   И тут вдруг снова накатило... Твою ж мать, это ведь так просто – выйти, найти уличного дока, сделать пластику, ограбить кого-нибудь из бонз, угнать машину и исчезнуть. И никакого начальства, никаких требований, никаких согласований, никаких отчетов и докладов. Ты хочешь свою связку рейд-групп? Набирай людей, готовь их, и через год у тебя будет связка. А отвечать будешь только перед самим собой да еще заказчиком. И если заказчик попробует кинуть, его можно просто пристрелить или вот как с этим органлегером... И никто слова не скажет.

   Винсент сделал глубокий медленный вдох, прогоняя дикие мысли, и пошел обратно на улицу. Вертушек в поддержку тоже не будет. И деньги – только те, что сможешь выгрызть из окружающего мира. Если доживешь до шестидесяти – чудо. Ну и в придачу патроны покупать самому и на свои. Да, собственно, уж не ему, повидавшему изнанку этого мира...

   Однако мысли всё равно вернулись к тайнику в сто тридцать первом, а в глубине души шевельнулся ехидный вопрос: "Если ты, и правда, так уверен в корпорации, зачем тебе тайник, позволяющий начать все с нуля?"

* * *

   Девушки совсем недалеко отошли от магазина Гершеля, когда сзади присвистнули:

   – Какие, однако, смелые шалавы у нас завелись! – от развязного окрика Айя вздрогнула. – Даже под Алису косить не боятся. Чё, клиентам нравится?

   Спутница Айи спокойно развернулась, оставляя ее позади себя, и оглядела стоящую полукругом троицу бритых ребят в потасканных камуфляжных штанах, высоких ботинках и куртках-пилот из блестящей искусственной кожи. Четвертый парень, ухмыляясь, застыл чуть в сторонке.

   Про себя Айя подумала, что ей везет на гопников. Только те, первые, были моложе и, пожалуй, безобиднее. А этим уже лет за двадцать.

   – Гляди, Алиса узнает, сиськи отрежет. Не боишься? – все ухмылялся средний.

   Девушки молчали, а он, видимо, приняв молчание за испуг, продолжил:

   – Так че? Расскажем бешеной секрет, а? До кролей идти недалеко. Заодно на оригинал поглядишь. Или, может, договоримся? Пару часиков нас развлечете и валите дальше, клиентов сшибайте. Ну? Без сисек остаться или чутка за так поработать? Что выбираешь?

   Он всё напирал и напирал, но первый испуг у Айи уже миновал, а вместо него пришло удивление: почему Алиса молчит и незаметно отступает?

   – Че, синяя, язык проглотила, что ли? Согласна, типа? Тогда давай сюда игрушку, и пошли, – парень протянул руку к ремню Алисиного автомата...

   Случившееся после было настолько стремительным, что Айя не успела ни удивиться, ни ужаснуться.

   Казалось, рука Алисы только легла на рукоять ножа за спиной, а отсеченная кисть тянувшегося к ней парня уже упала в грязь разбитой мостовой. Покалеченный открыл рот, чтобы заорать, а Алиса перекинула нож с обратного хвата на прямой.

   Полуоборот, взмах, и правый гопник хватается за рассеченное горло. Льется толчками кровь. Разворот, подшаг, почти фехтовальный выпад, лезвие плашмя входит между ребрами третьему.

   Все вокруг вдруг стало для Айи предельно четким и ясным. Ни страха, ни оторопи. Рука сама собой метнулась к кобуре, выдернула пистолет, девушка навела оружие на последнего из четверых. Глаза у него расширились. Парень, оскальзываясь, развернулся и дёрнул прочь.

   Айя ни о чем в этот момент не думала. Вообще. Просто руки сами (!) направили пистолет в спину бегущему. Целик и мушка сошлись...

   Грохот выстрела стал неожиданным, наверное, только для нее. Она даже на секунду оглохла, а беглец споткнулся и рухнул в грязь, завалившись на бок. Сразу после этого стремительно несущееся время словно поставили на ручник. Оно замерло, как стоп-кадр в плохом кино, а потом, с неохотой – неторопливо – поползло дальше...

   Алиса плавно вернула снятый было автомат на плечо, поправила ремень. Так же плавно, словно замедленно перевела равнодушный взгляд с валяющихся на земле противников на стоящую рядом девушку. Неспешно сфокусировалась на новой цели.

   Сквозь марево еле ползущего времени Айя поняла – сейчас девочка в легкомысленном синем платьице и полосатых чулках вытащит нож из груди заливающегося кровью парня и... Дальше всё решит один единственный нюанс – успеет ли она, Айя Геллан, перевести пистолет и направить его на свою недавнюю спутницу, или та окажется быстрее...

   – Алиса, – Айя с трудом узнала собственный голос – ровный, холодный, негромкий. – Алиса, мы с тобой вместе.

   Тонкие белые пальцы обхватили рукоять ножа.

   – Алиса...

   Как же трудно опустить руку с пистолетом!

   – Это я – Айя Геллан. Помнишь? Меня Мать Тереза приволок. Он вечно всех жалеет. Особенно девчонок, – она с точностью до интонаций процитировала сказанное Алисой при их первом знакомстве.

   Показалось или, правда, отрешенности в синих глазах стало чуть меньше?

   Спокойно. Левой рукой отодвигаем полу курточки и плавно – плавно! – прячем оружие в кобуру.

   – Алиса, посмотри какая красивая у меня юбка. Помнишь, как мы ее выбирали? Чего к ней не хватает?

   И неповоротливое, словно каменное, тело сделало плавный оборот, взметнулся ярко-алый фатин.

   – Правда, здорово?

   Есть!!! Безучастие ушло из глаз Алисы, а выражение абсолютной отрешенности сменилось узнаванием:

   – Не хватает помповухи! С розовым цевьем и прикладом! – девушка радостно рассмеялась.

   Ее собеседница перевела дыхание.

   – Надо их обобрать, – кивнула Айя на убитых и на парня с отрубленной рукой, который явно в шоковом состоянии, по-прежнему корчился на коленях, зажимая рукой обрубок. Кровь хлестала и хлестала...

   – Мне с них ничего не надо, – дернула плечом Алиса. – Одно барахло. Хочешь, забирай.

   Спутница покачала головой:

   – Не мои противники, не мои трофеи, – с этими словами она направилась к тому парню, которого застрелила.

   Он валялся на боку с полуоткрытыми глазами. Девушка перевернула тело и быстро обшарила. Это Алиса может себе позволить привередничать – у неё хорошее оружие и магазины полны. У Айи же потасканный пистолет с одной обоймой, и то уже частично расстрелянной. Ей не до капризов.

   Под мышкой убитого отыскалась кобура с китайской копией глока, задрипанного просто в хлам. Доков был, хотя и поменьше, но куда как новее. А вот магазины очень в тему. Их девушка забрала, как и тычковый нож с пояса. Нож, кстати, оказался неплохим, ухоженным, наточенным, с удобной рукояткой.

   Подошла Алиса. После стычки она перестала быть похожей на взрослую, снова превратилась в подростка. Из взгляда ушла серьезность, повадки и даже мимика опять стали полудетскими. Вот она присела на корточки рядом с убитым, обметя подолом грязную мостовую. Потыкала мертвеца пальцем, сказала:

   – С одного выстрела. Зашибись.

   – Отец учил, – ответила Айя, убирая магазины в рюкзак.

   – А нож – барахло, – сказала снизу собеседница. – Хренька полная. Не то, что мой.

   И она снова с гордостью достала из ножен подарок Керро:

   – Смотри. Только не трогай.

   Айя оценила остроту лезвия на глаз, присвистнула.

   От ее восхищения Алиса расплылась в довольной улыбке.

   – Нанокерамика. Толщина кромки – двести молекул! Прикинь, как круто? Им даже броневик вскрыть можно, если времени хватит, – она почесала кончик носа. – Ну чего? Пошли, что ли? Как с деньгами у них?

   – Тухло, – ответила Айя. – Потому и пристали.

   – М-да... ну и лохи, – Алиса поднялась и легонько пнула мертвое тело.

   – Алиса, – негромко сказала Айя. – Можно ведь было словами разойтись.

   – А смысл? – удивилась девушка-девочка. – Это улица, здесь живут быстро. Чё болтать, если и так все понятно?

   Ее спутница пожала плечами.

   – Просто...

   – Да забей уже, – махнула рукой Алиса. – Живые, мертвые... Зато ты патронами разжилась. Идём. А юбка классная. Моя так не разлетается. Покружись еще?

   Айя крутанулась, любуясь, как плывут по воздуху пышные складки. Главное – не смотреть на лужи крови – блестящей, красно-черной. И на парня с отрубленной рукой. Он все равно потерял сознание. Уже даже не дергается.

   – А гляди, как у меня! – Алиса весело закружилась среди окровавленных тел, синий подол надулся колоколом.

   – Здорово!

   – Но твоя лучше.

   Айя поддернула на плечах рюкзак:

   – Идём?

   – Ага, – Алиса, поправила на голове атласную ленту. – Да не загоняйся ты из-за полудурков. Вот уж чего на улицах полно.

   Ее спутница усмехнулась. Что верно, то верно. А патроны никогда не лишние. Отец говорил, мол, глаз не подведет – рука не дрогнет, лишь бы был магазин полон. И больше Айя о нем ничего вспомнить не могла, как ни пыталась.

* * *

   Голограммер транслировал одну проекцию за другой. Эледа отсматривала на перемотке уже третий или четвертый час записей. За это время не по возрасту мелкая, тощая и прыткая девчонка успела повзрослеть и вытянуться. Волосы у нее отросли, а из беснующейся злобной твари она превратилась в инфантильного подростка, изо дня в день, либо поглощающего книги, либо просматривающего древние фильмы и мыльные оперы.

   Как водится, базис закладывали самый гуманистический. Что еще нужно, чтобы создать примерного работягу? Низкий уровень агрессии, смирение, неконфликтность, ответственность, порядочность, граничащую с идиотизмом, жалостливость... Кое с чем Эледа бы поспорила, но образец номер две тысячи шестьдесят восемь и впрямь был крайне буйным, поэтому понятно, что программисты перестраховывались.

   В итоге дерзкую уличную дрянь превратили в затюканную овцу. Овца мучилась головными болями, кротко принимала пилюльки, шептала на сеансах терапии о том, как себя чувствует, ела, что давали, то есть безвкусную синтетическую бурду, и читала, что подсовывали, то есть возвышенную классику. Похоже, книги заменили ей провал в памяти длиной то ли в двенадцать, то ли в тринадцать лет. Иногда овца смотрела в одну точку, и это могло продолжаться часами. Иногда металась во сне. Но никогда не плакала.

   В общем и целом ничего интересного. Записи велись для фиксации психологических перемен. Но перемен, как верно заметил Спайк Дэвидсон, не было. Образец номер две тысячи шестьдесят восемь словно остановился в эмоциональном развитии. Неудивительно, что его вышвырнули отсюда пинком под зад в самый дрянной из имевшихся интернатов.

   – Конечно, в результате перепрограммирования и произошедшего впоследствии сбоя мы были вынуждены констатировать неудачу. Но был один, безусловно, положительный момент: в процессе эксперимента у образца обнаружился забавный побочный эффект – фотографическая память. К сожалению, соответствующую программу мы закрыли за полгода до этого. Однако неожиданное свойство памяти позволило счесть образец не совсем безнадёжным. Школьный курс, необходимый для ее возраста, девочка освоила буквально за считанные месяцы, здоровьем обладала крепким. В общем, решили, что на выполнение простейших производственных задач вполне сгодится.

   Эледа хмыкнула про себя и спросила:

   – А какие-то еще побочные эффекты от вашей работы могут быть?

   Собеседник развел руками:

   – Стандартные. Обычно продолжительность жизни у людей с такой трансформацией сознания весьма низкая – десять-пятнадцать лет после проведенных манипуляций. Сами понимаете, вторжение в чужой разум и, тем более, внесение в него изменений – чреваты. К тому же у перепрошитых образцов редко, но случаются срывы, которые переходят в разного рода тяжелые психические отклонения, например, в аутизм или кататонический ступор.

   Агент Ленгли постучал пальцами по подлокотнику кресла и спросил:

   – А бывали случаи, когда к образцам возвращалась память? Полностью или частично. Насколько это возможно?

   Спайк Дэвидсон покачал головой:

   – Ни на сколько. Автобиографическая память не вернется, поскольку стерта. Ее нет. Если какие-то обрывки и сохранились, то могут всплыть короткими вспышками на рефлекторном уровне при определенных ассоциативных условиях, что, в свою очередь, лишь ускорит процесс самоуничтожения. Семантическая память, конечно, в норме, моторная память частично сохранена. Полное же возвращение замененной личности исключено. Если подобное случится (предположим невозможное), образец умрет от обширного кровоизлияния в мозг.

   Мисс Ховерс подалась вперед:

   – Вы говорите "при определенных ассоциативных условиях". Какого рода условия имеются в виду?

   Инженер повел бровями:

   – Ну, скажем, погружение в непривычную враждебную среду. Или, наоборот, возвращение в исходную. Эффект дежавю может что-то пробудить. Вполне. Но это чревато возникновением серьезных побочных эффектов: головными болями, носовыми кровотечениями, потерей ориентации... Как итог – мозг не выдержит нагрузки. Чем больше эпизодических воспоминаний всплывет, тем выше риск развития отклонений. Вообще, скажу вам честно, попади к нам данный биоматериал в более зрелом возрасте, с ним обращались бы куда бережнее и процесса киборгизации он бы не избежал, но в данном случае – в пубертатном периоде с такой нестабильной травмированной психикой...