Текст книги "Мифология греков и римлян"

Автор книги: Алексей Лосев

g) ProcL In I Alcib., p. 391, 9.

Орфей ставит над царем Дионисом аполлинийскую монаду, отвращающую его от нисхождения в титаническую множественность (titani–con plethos) и от ухода с трона и берегущую его непорочным в единстве.

h) Olympiod. In Phaed., p. 88, 5 (Зевс, Гелиос, Дионис, Аполлон).

Монада в таинственном смысле понимается как монада нового бога. В смысле же философского доказательства, развертывающего некий сокровенный смысл, она есть множество богов, которых Платон соответственно называет новыми, а царем их называет Гелиоса, имеющего, по Орфею (Orph. frg. 172), многое общение с Дионисом при посредстве Аполлона. Лучше же делать Гелиоса в качестве Зевса – царем, в качестве Диониса – содержащим разделение в соответствии с космосом, в качестве же Аполлона – тем средним, что, с одной стороны, объединяет дионисическое разделение, а с другой – посвящает его Зевсу.

i) Myth. Vat. Ill 12, 5 (Дионис – Мировая душа в ее раздроблении и воссоединении).

…Имеется сказание, что Гиганты нашли Вакха в пьяном виде и, растерзавши его на отдельные члены, похоронили его напрасно, потому что он немного спустя воскрес живым и невредимым. Ученики Орфея толкуют этот вымысел в своих писаниях в том смысле, что Вакха нужно понимать именно как Мировую душу. Эта душа, как утверждают философы, хотя и разделяется как бы по своим членам по телам мира, все же она оказывается вечно восстанавливаемой, выбираясь из тел и оформляя себя, в то время как она не допускает никакого дробления своей красоты, вечно пребывая тождественной себе.

j) ProcL In Crat. 406e, p. 188 (сердце Диониса – нераздельный Мировой ум).

…Говорится, что при растерзании [Диониса] Титанами остается без разделения только сердце, т. е. не имеющая частей цельность ума.

k) ProcL In Tim. 173, 1.

Ведь и богословы утверждают, что после растерзания Диониса, которое означает делимую эманацию из неделимой демиургии во все через Зевса, разные Титаны получили в удел разную участь. Атлант же был помещен в местности на западе для держания неба.

 
Небо широкое держит Атлант судьбою могучей
У пределов земли.
 

Ср. SimpL De coelo 284а, 14, p. 375, 12.

Если же место действительно скрывает в себе нечто божественное и мудрое, то пусть будет сказано, что Атлант хотя сам и является одним из Титанов, однако ввиду того, что он не вполне оказался в отношении него преступником, т. е. ввиду того, что он действовал в отношении дионисической демиургии не в смысле одного титанического обособления, но как–то [от этого] уклонился и действовал в смысле Зевсова соединения в соответствии с обеими особенностями, то…

(Ср. Hesiod. Theog. 517 (те же стихи) и аналогичную надпись на ларце Кипсела, Paus. V 18, 4; о заключении в Тартар других Титанов у орфиков – Orph. frg. 121 и сл.; о Прометее, брате Атланта, – frg. 143.)

1) Olympiod. In Phaed. 61c (2, 28 Norv.) (происхождение людей из копоти дыма от низверженных молнией Титанов).

У Орфея передается о четырех царствах. Первое принадлежало Урану. Его принял Кронос – [при этом говорится об изувечении Урана Кроносом, лишившим его возможности производить потомство]. После Кроноса воцарился Зевс, отправивший своего отца в Тартар. Зевсу наследовал Дионис, которого, как говорят, по наущению Геры растерзали Титаны и тела которого они вкусили. В связи с этим разгневавшийся на них Зевс поразил их молнией; а из копоти дыма, который поднялся от их сожжения, появились люди. Поэтому нам не следует выходить за положенные нам пределы – не потому, что мы (как, очевидно, гласит само это учение) находимся по своему телу в каких–то узах, – ведь это ясно [и так], и об этом не говорилось бы прикровенно, – но потому нам нельзя выходить, что тело наше дионисично (dionysiacoy ontos). Ибо мы сами являемся его, [Диониса,] частью, раз мы состоим из копоти вкусивших его тела Титанов.

m) Olympiod. In Phaed., p. 37, 13, Иван, (отрывок из литургической литературы орфиков, свидетельствующий о прощении Титанов за их древнее преступление, т. е. за растерзание Диониса – Загрея).

Дионис – виновник разрешения, вследствие чего он – Дионис Ли–сей, [Разрешитель]. При этом Орфей говорит:

 
Смертные будут тебе заколать по весне гекатомбы,
Оргии править, моля разрешения древней обиды
Предков законопреступных; и, сильных, их же восхощешь,
Ты разрешишь от трудов и от ярости вечного жала.
 

Ср. нижеприводимый текст о «Законопреступных предках» из орфического гимна к Титанам, XXXVII, особенно ст. 2, 5, 8, Иван.:

 
О титаны, вы славные чада Урана и Геи,
Пращуры наших отцов! Вы живете внизу, под землею,
В недрах земли глубочайших, в обителях Тартара адских,
Вы – начала, истоки всех смертных, многострадальных,
Всех, кто в море живет, на земле обитает, пернатых.
Ибо от вас происходит все то, что рождается в мире.
Вас призываю, прошу, да избавите тяжкого гнева,
Если придет он в дома к нам от пращуров наших загробных.
 

(О «древней обиде», Pind. Frg. 133 (из Plat. Men. 81b); к последнему из приведенных стихов – Jambl. De myst. Ill 10, p. 121, 11.)

Античное понимание Диониса в его отношениях к другим богам и миру

24. a) Plotin. IV 3 (зеркало Диониса).

Души людей, увидевшие собственное отображение [в чувственном] как бы в зеркале Диониса, получают там [в умопостигаемом] свое происхождение и [тем самым] устремляются оттуда, сами не отсекаясь от своего начала и ума.

b) Olympiod. In Phaed., p. Ill, 14.

Дионис, когда увидел свое изображение в зеркале, он последовал за ним и таким образом расчленился на Все. Аполлон же собирает его и возводит его, поскольку сам он является богом очистительным и воистину спасителем Диониса, вследствие чего он и воспевается как Диони–содот, [«Дионисом данный»].

Ср. об этом же эпитете Аполлона у флийцев, Paus. I 31, 4.

c) ProcL In Tim. 23de, I, p. 142, 24 (зеркало Гефеста).

А то, что [здесь] Демиург чувственных творений, а не душевных или умозрительных, то и это объясняют [богословы]. Действительно, и употребление зеркала, и котлы, и хромота, и все подобное является символом его [Гефеста] творчества в чувственной области. Поэтому то, что он является творцом всего чувственного, это ясно из тех же самых [слов], которые говорят об его падении сверху, с Олимпа, на землю и которые делают все приемлющее внутри мировых богов «гефестосозданным».

Там же, ЗЗb, И, р. 30, 19.

У богословов зеркало издавна было усвоено в качестве символа годности для умозрительного объяснения Всего. Поэтому они говорят, что Гефест сделал зеркало для Диониса, отразившись в котором и рассмотревши в котором свое изображение этот бог эманировал во всецелую делимую демиургию.

d) Там же, 29ab, I, р. 336, 29 (зеркало Диониса – образ его становления в инобытии в подражание его первообразу).

Итак, подобно тому как Орфей построяет в виде «отображений (eidola) Диониса» то, чем определяется становление и что приемлет всецелую сущность первообраза, подобно этому и философ [Платон] назвал мир образом умопостигаемого в подражание их примеру.

e) ProcL In R. P. I, p. 94, 5.

…Орфей связывает с «дионнсийскими отображениями» свои соединения, разделения и френы, возводя к ним все эти последние на основании предварительного исследования…

Ср. об этих френах – I, р. 125, 20.

Поскольку таинства передают в сокровенном виде некие священные френы Коры, Деметры и самой величайшей богини (Ночи)…

f) ProcL In Crat. 406e, p. 108, 13 (смысл именования Диониса вином).

Диониса, нашего владыку, богословы часто и в силу его совершенных даров называют Ойносом, [вином], как, например, Орфей:

 
Ойноса корень один на тройной они заменили.
И опять:
Ойноса члены возьми все в порядке и мне предоставишь.
И еще:
Ойноса, Зевсова сына, они, ненавидя…
 

Там же, 406с, р. 109, 9.

Итак, поскольку делимая демиургия целиком зависит от дионисий–ской монады, производя разделение, с одной стороны, умов в космосе с участием в них общего ума, с другой – многочисленных душ с участием в них единой души, с третьей – всех чувственных видов с участием в них соответствующих цельностей, то вследствие этого и самого этого бога назвали божеством Ойносом, причем и его самого, и все его де–миургемы. Ведь все есть порождение ума; и одно дальше, другое ближе приобщается делимой распределенности ума. Соответственно с этим, следовательно, действует и вино при своем появлении в существующем. В телах оно действует и мастерит отобразительно, в согласии с мнением и ложным представлением; в умозрительном же – согласно с умом, поскольку и при растерзании [Диониса] Титанами только одно сердце [его] остается, как говорят, неделимым, т. е. лишенная частей сущность ума.

g) ProcL In Tim. 4Id, III, p. 241, 5 (сущность «новых» богов и Диониса).

Итак, демиургия новых богов прекрасно завершается по воле отца валннгенесней… Следовательно, в новых богов Демиург вложил и изначальную демиургию смертных [сущностей], и причину палингенесии, подобно тому как в монаду новых богов—[демиургию] всего внутри–космического. Эту монаду и сам Орфей называет новым богом. Поэтому ты видишь, как он вкладывает в них: единотворные и неточные потенции, зовя их «богами богов», а также и сдерживающие, устойчивые, вследствие [определяемой ими] середины между разрушимым и неразрушимым; познавательные, вследствие [сообщаемого ими] научения; усовершительные, вследствие завершения мира присоединением к нему емертных [сущностей]; демиургические, вследствие демиургической [способности]; двигательные и уподобительные, вследствие подражания Всему. И в свою очередь, если угодно, [он вложил в них потенции]: ге–фестовские, вследствие деятельности, соответственной природе; Афини–вы, вследствие увещания притканивать смертное к бессмертному; Де–метрины и Корины, вследствие порождения и питания; титановские, •следствие смертного и подверженного року; дионисовские, вследствие палингенесии. Ведь то, что [боги] порождают, то они после уничтожения и принимают снова, воссылая к его цельностям, все разделяя на частности и опять беря отсюда еще другое и объединяя для других рождений. И у них намечены все элементы для рождений смертных живых существ; и они вечно наполняют круг непрестанных рождений и уничтожений. Поэтому они принимают в себя то, что гибнет, что они даровали становящемуся, и присоединяют к цельным [сущностям] то, что они у них отняли. И это обладает беспредельной взаимосменой вследствие вечной подвижности всех богов.

h) Procl. In Tim. 42d, III, p. 310, 30.

Богословы изображают Диониса при помощи такого изложения. Именно, он есть монада всей вторичной демиургии, поскольку Зевс поставляет его царем всех внутримировых богов и наделяет его первейшими почестями. По этому же самому, следовательно, они обыкновенно называют новым богом Гелиоса, – и Гераклит (frg. 6) говорит: «Солнце каждый день новое», – поскольку оно причастно дионисийской силе.

Procl. In Parm. 127b, p. 86, 36.

Ведь и богословы называют самого Зевса и Диониса детьми и молодыми. «Хотя они и молодые…» – говорит Орфей. И говорят они это потому, что они выводят умозрительное всецело из умопостигаемого и отчего.

Procl. In Crat. 390b, p. 55, 5.

И Дионис – последний царь богов от Зевса. Ибо отец посадил его на царском троне, вручил ему скипетр и сделал его царем над всеми внутримировыми богами.

«Внемлите, боги, кого я вам царем поставляю», – говорит Зевс новым богам.

(Ср. с последовательностью богов и космических периодов – № 23 а и № 201.)

i) Socr. Hist. есс]. III 21, Иван, (тождество Диониса, Аттиса и Адониса).

 
Аттиса богом зовите, Адониса господом чтите,
Он же вам Эвий, податель даров. Дионис пышнокудрый.
 

j) Justin. Coh., p. 15, Иван, (абсолютное единство Зевса, Аида, Солнца, Диониса).

Знай: бог единый – Зевс; бог единый – Аид; бог единый – Гелиос; бог Дионис – бог единый. Единый во всем бог. Нужно ли порознь твердить все то же единое слово?

к) Mart. Сар. 48, 25—31, Иван. (Озирис, Серапис, Плутон, Тифон, Мифра, Адонис, Аммон – Дионис позднейшего синкретизма).

Вышняя сила отца непостижного, Сын первородный, Радость вселенной, венец естества и богов утвержденье, Зрящий один невозбранно родителя свет запредельный! В Мемфисе имя Озирис тебе, и Серапис по Нилу; Мифра одним, у других ты Плутон иль Тифон беспощадный. Ты ж и над плугом склоненный возлюбленный отрок, и Аттис. В Библосе нежный Адонис, Аммон в раскаленной пустыне. Радуйся, список отца, Небожителя истинный образ!

1) Auson. Epigramm. 49, Иван, (тождество Диониса с Озирисом).

 
Я у египтян Озирис, я Светобог у мисийцев.
Вакх я живым, а мертвым – Аид. Дионис я, о люди,
В пламенном лоне рожденный, двурогий, гигантоубийца.
 

ш) Macrob. Sat. I 23, Иван, (тождество Зевса, Солнца, Диониса и Всего).

Ты, что в поднебесье, кружной тропой, огнедышащих вихрей Кольца влачишь и свиваешь клубы, довременный, внемли нам, Зевс – Дионис лучезарный, земли и пучины родитель, Солнце, вселенной отец, многоликое Всё, златовержец!

Рождение Диониса от Персефоны, его смерть и всемирный потоп – кара Зевса

25. a) Nonn. Dion. V 562—570, Недович (брак Зевса–дракона с Персефоной для рождения Загрея).

 
Но Семела хранилась для более блещущих браков,
Ибо уже устремлялся опять Дионис соизволить
Образ быкоприродный рожденного встарь Диониса,
565 Зевс высочайший, когда вожделел рокового Загрея.
Персефона его родила на ложе змеином
Зевса, жена царя подземного в черной одежде.
Как только Зевс премногоизвивший в образе ложном,
В виде дракона вращаясь своим сладострастным извивом,
570 Девство снял с Персефоны безбрачной и девичью тайну.
(Далее до конца песни, ст. 621, – изображение влюбленных в Пер–сефону богов.)
b) Nona. Dion. VI 155—388, Недович.
155 О Персофония – дева, не можешь ты брака избегнуть:
Замуж тебя выдают – и справляешь ты свадьбу с драконом,
Ибо, лицо изменив, сам Зевс, в переменах искусный,
Мужем проник, извиваясь как змей по любовному следу.
В самые недра девичьей пещеры, окутанной мраком,
160 Мощной тряся бородой, сторожащих убежище змеев,
Видом подобных ему, своим взором Зевс усыпляет…
165 Дева Загрея родит, рогатое чадо: свободно
К Зевса небесному трону восходит младенец, ручонкой
Молнию бога берет, и подъемлет он, новорожденный,
Детской ладонью своей, как легчайшее бремя, перуны.
Только неделю он был близ Зевсова трона: титаны,
170 Верные ярости Геры, тяжелой во гневе, чужому
Демону смазали лик потихоньку кругами из мела
Хитрого и тартарнйским ножом его лик повредили,
Как перед зеркалом он увидал изменившийся облик.
Но, расчлененный железом титанов и с жизнью расставшись,
175 В самой кончине своей Дионис получил возрожденье;
Разнообразно меняя свой вид, становился другим он —
То как коварный Кронид молодой, потрясая эгидой,
То как медлительный Кронос, старик, насылающий ливни;
Был он как пестрый обличьем младенец, как юноша пылкий
180 С виду, чей пух молодой лишь едва начинал пробиваться
И обрамлял подбородок Загрея темнеющим краем,
То он подобился льву, воспылавшему гневом ужасным.
Пасть изрыгала его приводящее в трепет рычанье,
Он выпрямлял свою шею, густой осененную шерстью.
185 Гриву косматых волос, обвивающих спину крутую,
Тыча вокруг хвостом подвижным в расстоянии тела,
Вдруг он свой облик меняла вместо львиного лика казался
Неукротимым конем, издающим звонкое ржанье,
С гребнем высоким, узду прикусившим зубом надменным»
190 Стертую челюсть свою орошающим белою пеной.
То превращался в дракона с рогами, с чешуйчатым телом,
Пастью огромной своей издавая шипящие свисты,
Высунув тонкий язык из зияющего подбородка.
Так он драконом вскочил на угрюмое темя титана,
195 Крепко связав его шею змеящимся вкруг ожерельем;
После покинув всегда подвижное змеиное тело,
Тигром он стал, запятнав свою пеструю шкуру, а после
Преобразился в быка и, издав его мордой мычанье.
Начал титанов бодать заостренным рогом бычачьим.
200 Так, нападая, он жизнь защищал; но завистливой глоткой
В воздухе вдруг загремела свирепым мычанием Гера,
Мачеха, тяжкая гневом; от этого рева богини
Шум пробежал в небесах, застонали ворота Олимпа:
Бык дерзновенный припал – и убийцы рассекли на части
205 Плоть Диониса в бычачьей природе своими ножами.
Зевс же отец, когда первый его Дионис был разорван,
Выведав темный образчик коварного зеркала смерти,
Светоч карающий свой обратил на титанову матерь
И в Тартарийских вратах заключил убивавших Загрея,
21Q Крепкорогатого бога. Попадали вниз, засыхая,
Жаркие кудри земли удрученной с горящих деревьев.
Сразу Восток запылал: иссушил свою жгучей стрелою
Зевс Бактрийскую землю, от волн Ассирийских соседних
Воды Каспийского моря огнем загорались, а также
215 Влажные жилы у Инда; арапский Нерей накалялся.
Море пылало кругом – до залива окрест Эрифреи,
Запад противолежащий перуном своим разрушает
Также огненный Зевс, детолюб, под напором Зефира
Полусгорев, влажный блеск источало на западе море
220 И сочлененья Медведиц; замерзшего моря Борея
Тоже поверхность пылала, и волны его клокотали;
Южный изгиб Козерога, лежащий у снежного склона,
Неудержимо кипел под горячими искрами Нота.
Тут Океан, изливая с ресниц увлажненных потоки
225 Слез, стал Зевса молить под защитой жертвенной влаги.
Зевс успокоил свой гнев, увидав, как земля под перуном
Пересыхала, ее пожалел – и омыть пожелал он
Испепеленную грязь и сожженные вереды почвы.
Зевс–дождевик, уплотнив облака по всему небосводу,
230 Землю повсюду омыл, и небесные трубы владыки
Рев прокатили везде с грохотаньем небесного грома.
Избранный ход свой блюдя, в это время все звезды имели
Расположенье в небесных домах: колесница четверкой
Гелиоса, где спина у созвездия Льва, пробегала
235 Путь свой, сияя огнем; в колеснице проворной Селена,
Дева природы, тройной к восьминогому Раку катилась.
Влажно–росистой стопой в равноденственном круге Венера
К дому весеннему шла, уклоняясь от рога Овена,
И направлялась к Тельцу олимпийскому, чуждому снега;
240 С солнечным дышлом соседний Apec пред собой Скорпиона
Гнал впереди, что Тельца опоясывал, полного жара:
Искоса он наблюдал за противолежащей Венерой;
Год завершая в пути на двенадцатый месяц, Юпитер
Легкой стопой подходил к Зодиака созвездию – Рыбам,
245 С правой имея руки завиток у Луны трехсторонний,
Переходил Сатурн через влажный хребет Козерога,
Светом морозным пропитан; Меркурий на крыльях к подъему
Шел, приближаясь к созвездью блестящему Девы, чтоб дома
Дики [20]20
  Дика – богиня справедливости.


[Закрыть]достигнуть, где он как судья пребывает. Перед ливнем
250 Зевса раскрылись сырые засовы у всей семерицы
Звездиоэфирных путей; из ущелий с широким волненьем
Загрохотали потоки обильными влагой ручьями;
Влажные дщери, оторванные от отца Океана,
Вздулись лагуны; из сумрачных недр появившейся влагой
255 Бурные ззмыли ключи и стремглав понеслись к Океану;
Скалы покрыла капель, а сухие холмы огласились
Шумом потоков, излившихся с гор полноводной струею.
Вздыбилось море; вверху нереиды средь зарослей горных
Вдруг в Ореад превратились, а робости полная дева
260 Эхо средь гор поплыла, неумелые руки расправив,
Снова подвержена страху утратить былую повязку,
Некогда Пана бежав, а теперь покорясь Посейдону.
Влажными членами львы закружились морские в пещере,
Львов сухопутных скрывавшей, среди непривычного камня;
265 Дикий бродячий кабан повстречался на том же изгибе
Горных ущелий, где место нашлось для морского дельфина;
Хищные звери со снежных вершин заплавали в общих
Волнах с рыбами вместе; спиральный присосок полипа,
Что поселился в горах, нападает, преследуя зайца.
270 Влажные телом тритоны, скользя в логовища лесные
Зеленоватым хвостом раздвоенным, попрятались в глуби
Горных чертогов укромных – излюбленных Паном убежищ,
Вместе плывя и привычно вверяя воздушным теченьям
Раковин пестрых игру; на холме, что затоплен водами,
275 Пану – любителю скал – повстречался Нерей–поселенец,
Не признававший свирели, промокшей при плаванье бога:
Волны морские сменив, поселился в горах он скалистых,
Выбрав жилищем себе грот сырой – обиталище Эхо.
Люди в то время настигнуты были погибелью водной.
280 Волнами погребены, и один за другими их трупы
Плыли, носимы толпой по волнующемуся теченью.
Шумно–холодной струей ниспадавшую горную воду
Пастью открытой испив и заполнивши зев под утесом.
Вепри валились и падали львы. Сопряженным потоком
286 Реки с озерами вместе течением Зевса смешались
С влагой морей воедино; четыре согласные ветра
В вихре сплелись как, один – бичевать беспредельную влагу.
Землю всю видя промокшей под более мощною дланью,
Всю всколебавшуюся лишь под грозными ливнями Зевса,
290 Энносигей, властитель морской, оружье отбросил
С сердцем, не зная, какую страну передвинуть трезубцем,
Толпы младых нереид проплывали по шумной пучине;
Вез увлажненным путем на спине зеленевшей Фетиду
Густобородый Тритон; и на рыбьей спине у морского
295 Зверя бразды утвердив, средь тумана блуждала Агава,
Брызгами холм оросив, окруженный влажной стезею,
Переселенец–дельфин пробежал, поднимая Дориду;
Глубоководный кит, расскакавшись, прибился к вершинам
И устремился в нору, где жила сухопутная львица.
300 Тут, увидав под соседней скалой, окруженной волнами,
Шедшую вплавь Галатею, воскликнул Пан увлажненный:
«О Галатея, куда ты идешь – по горам вместо моря?
Разве услышишь ты здесь звуки песни любовной Киклопа?
О, заклинаю тебя Афродитой, твоим Полифемом, —
305 Тяжкой ты страстью пылала, – не скрой от меня, – не видала ль
Ты средь камней проплывавшую Эхо, мою ореаду?
Так же ль она, как и ты, шла влажным путем иль, быть может,
Ехала морем, воссев на дельфина морской Афродиты, —
Эхо моя, как Фетида, приняв головную повязку?
310 Как бы ее не смутили противные волны морские!
Как бы ее не покрыл этот мощный поток! Как ей, робкой,
Вместо привычных гор проходить по изменчивым волнам, —
Жившая раньше в скалах, будет водною нимфою Эхо.
Ты же оставь своего Полифема тупого: захочешь —
315 Сам я тебя на плечах подниму и доставлю спасенье:
Шумный поток не потопит меня; если я пожелаю,
То на козлиных ногах поднимусь до звезд небосвода».
Пану в ответ Галатея такие промолвила речи:
«Пан дорогой, выручай свою Эхо, не знавшую моря;
320 Попусту не вопрошай, для чего я иду здесь сегодня;
Зевс–дождевик даровал мне дорогу по этим высотам,
Будто бы нежная песнь предо мной зазвучала Киклопа.
Я берегов Сикелии [21]21
  Сикелия – Сицилия.


[Закрыть]уже не ищу: ужасает
Буря такая меня, я забыла и про Полифема».
325 Молвила – и удалилась от влажного логова Пана.
Все заливало потопом, волнующимся, необорным:
Поплыли все города, все деревни; без вод не осталось
Ни одного из ущелий, холмов обнаженных, ни Оссы,
Ни Пелиона вершин; Тиррен преисполнился шумом
330 Под трехголовым холмом; под напором морских сикелийских
Волн Адриадские скалы завыли от грохота ливней;
Солнечные Фаэтона лучи, пробегая воздушный
Путь, попадали в поток и теченьем воды размягчались.
Пояс седьмой проходя над дугой невысокого хода,
335 Свет холодила в волнах, доходивших до неба, Селена,
Путь замедляя нырявших быков с перемоченной шеей.
Воды потопа, смешавшись с рядами небесных созвездий,
Сделали Млечный Путь еще более белым от пены.
В страсти несчастный Алфей [22]22
  Алфей – река в Пелопоннесе.


[Закрыть]повстречался с шумящим н полным
340 Нилом, блуждая сливающим воду семью рукавами:
Этот желал простираться обильной плодами браздою,
Жаждой томимую нимфу лобзаньями влажными теша;
Тот же, минуя свой путь основной по привычному полю,
Грустно струился. Взглянув на Пирама влюбленную реку,
345 Рядом текущую с ним, обратил к ней Алфей свое слово:
«Нил, что могу предпринять я, когда Аретуса [23]23
  Аретуса – нимфа источника близ Сиракуз.


[Закрыть]исчезла?
Что торопиться, Пирам? Ты кому свою Фисбу оставил?
Счастлив Ефрат: испытать не пришлось ему жало Эротов!
Я не ревную – и вместе боюсь: вдруг, в дождь обратившись,
350 Не переспал бы Кронид с любимой моей Аретусой.
Ох, не женился бы он и на Фисбе твоей в этих устьях?
Ты мне, Пирам, утешенье; но нас возмущает обоих
Вовсе не Зевсов потоп, а стрела золотой Афродиты.
Следуй желаньям моим; пока я по следам Аретусы,
355 Сиракузянки, пойду, – ты, Пирам, отыскивай Фисбу.
Ты возразишь, что земля всколебалась, что небо грозится
И что неистово море, что даже и воздух в эфире
Пенным течением струй взволновался, плыть непривычный,
Что мне до гнева потока и бурь? Здесь великое диво:
360 Зевсов град всю горящую землю, все светочи моря
Опустошил, все потоки; единственному же Алфею
Он не потушит несчастный огонь от Пафосской богини!
Все ж, хоть меня притесняет потоп и горю на огне я, —
В этом страданье меня утешает немного, что даже
365 Нежный Адонис – и тот на беду Афродите блуждает».
Он говорил бы еще, но от страха лишается речи.
Девкалион в этот час, мореплаватель непревзойденный,
Переезжал по вздутым волнам средь течений тумана,
И самоходный ковчег, без ветрил и лишенный причала,
370 На самобытном пути бороздил заснеженную воду.
Скоро и мир перестал бы быть миром, и вспять обращенный
Жизненный Век прекратил бы бесплодную связь человеков;
Но мановеньем священным Зевса бог синекудрый
Режущим землю трезубцем копнул Фессалийскую гору
375 И посредине вершину рассек; в расщелину пика
Воды блестящие вдруг устремились и ринулись в недра.
Скоро, согнав с себя струи идущего с высей потопа.
Вновь появилась земля; а когда удалялись наплывы,
Между глубоких ущелий опять обнажались утесы.
380 Жаждущий блеск проливал на влажные выступы почвы,
Гелиос сушит ее; наполняясь, ручьи побежали,
И под горячими солнца лучами болота твердеют
Вновь, как и раньше. Скрепленные смертных высоким искусством,
Вновь города утвердились на каменных их основаньях:
385 Вновь и дома, и дворцы, и в новоотстроенных градах
Улицы укреплены – подрастающих в честь поколений.
Снова природа смеется, и воздух тревожится только
Крыльями птиц на лету да налетами бурь переменных.
 

c) Nonn. X 292 – 297 (тождество Загрея с Зевсом Дождевым).

 
Милость одну на любовь ты яви, о Зевс мне Фригийский,
Некогда мне, младенцу, сказала кормилица Рея,
Что Загрею ты молнию дал и пра–Дионису (proterуi D), —
Он тогда только еще лепетал, – острие огневое,
И дал он шум громовой и хляби ливней воздушных,
И младенцем еще он был вторым дожденосным
Зевсом…
 

d) Nonn. XXIV 43—49 (слова реки Гидаспа ко второму Дионису).

 
…Иной природы,
Нового я Диониса омыв в своих омовеньях, —
Имя Бромий ему, юнейший, после того как
Кронион нимфам моим воспевать Загрея преподал,
Всю красоту Загрея несешь ты. Ему благодарность
Позднюю ты воздай за свое появленье. Из сердца
Первородного ты происшел Диониса, дарящего вечно.
 

e) Nonn. XLVHI 23—30 (слова раздраженной Геры к Гигантам об уничтожении второго Диониса).

 
Вы приведите ко мне Диониса, дабы Крониону
Рабством Лиея я воздала, побежденного пикой,
И, замучив его губительным вашим железом,
Вы мне убейте его, всеподобного [богу] Загрею.
Всяк да речет, человек или бог, что, на отрасль Кронида
Гневаясь, Гея оружье дала возникшим дважды убийцам,
Старшим Титанам в борьбе [роковой] с Дионисом первичным,
Ныне же младшим Гигантам в борьбе с Дионисом позднейшим.
 

Культ Диониса на Крите и его служители

26. a) Diog. L· I 109—111 (об одном из воспитанников Диктейского Зевса Эпимениде Критском, прославившемся своим искусством очищения).

(109) Эпименид, как утверждает Феопомп, [FHG I, frg. 69,] и многие другие, сын Феста, а по другим – Агесарха. Он был родом критянин, из Кносса, и благодаря свисающим волосам имел вид необычайный.

Посланный однажды своим отцом в поле за пропавшей овцой [24]24
  В первом изд.: Посланный… отцом в поле для присмотра за овцами…


[Закрыть]и сбившись около полудня с пути, он проспал в некоей пещере 57 лет. Когда же он после этого проснулся, он начал искать свою овцу, полагая, что он спал недолго. Не найдя ее, он отправился по полю и нашел в нем все изменившимся и уже в другом владении; он в недоумении вернулся снова в .город.

Войдя там в собственный дом, он наткнулся на людей, которые стали его расспрашивать, что он за человек. Наконец он нашел здесь своего младшего брата, который был теперь уже стариком; от него он и узнал всю истииу. Получив известность (110) у греков, он был признан совершенно исключительным любимцем богов.

Так как у афинян в то время свирепствовала чума и пифия им возвестила, что необходимо очистить город, то они послали Никия, сына Никерата, с кораблем на Крит, чтобы пригласить к себе Эпименида. Он прибыл в 46–ю Олимпиаду [596—593 гг. до н. э.], очистил их город и положил конец чуме следующим образом. Взявши с собой некоторое количество черных и белых овец, он пришел на ареопаг. Оттуда он пустил их идти, куда они захотят. При этом он велел своим спутникам приносить в жертву соответствующему богу каждую овцу на том месте, где она ляжет. Таким–то образом был положен конец болезни. Отсюда происходит и то, что еще и теперь в афинских домах можно найти безыменные алтари, сооруженные в память происшедшего в то время очищения. Другие утверждают, что оракул объявил причиной чумы Кило–ново осквернение и для избавления от него указал: для этого должны умереть два юноши, Кратин и Ктесибий, откуда и произойдет освобождение от несчастья (111). Афиняне постановили выдать Эпимениду талант вместе с кораблем, который должен был отвезти его на Крит. Он, однако, денег не взял, но зато он заключил договор дружбы и союза между киоссянами и афинянами. Возвратившись домой, он по истечении непродолжительного времени умер, как говорит Флегон, [FHG III, frg. 610,) в своем сочинении о долголетних людях, в возрасте 175 лет, по мнению же критян, в возрасте 299 лет. Напротив того, Ксенофан Коло–фонский, [11В 20 Diels,] утверждает, что он слышал, будто Эпименид умер в возрасте 154 лет [дальше следует у Диогена Лаэрция (112) весьма характерное сообщение о написании Эпименидом поэмы о происхождении Куретов и Корибантов, Теогонии и прозаических сочинений о жертве, о Критском государстве, о Миносе и Радаманте].

Ср. Plut. Sol. 12.

b) Мах. Туг. Χ 1 (110—112).

В Афины прибыл однажды критский муж по имени Эпименид, который принес с собой рассказ такого содержания, что трудно было и поверить. Именно, лежа в пещере Диктейского Зевса и будучи погружен в течение годов в глубокий сон, он будто бы через сновидение сам вступал в сношение и с богами, и с божественными словесами, и с истиной, и со справедливостью. Этот Эпименид, поскольку я знаю, рассказывал в символических мифах нечто вроде того, что человеческая жизнь подобна огромному и многолетнему сну. Но он внушил бы себе больше доверия, если бы к своему учению он присоединил слова Гомера, сказанные им о сновидениях.

А именно, Гомер (Од. XIX 562) утверждает, что имеется двое ворот для бессильных снов, одни – из слоновой кости, другие – роговые, и что сны, идущие через роговые ворота, достоверны и внушают доверие, те же, что через ворота из слоновой кости, обманчивые, ничего не приносящие душе действительного. Таким–то образом рассказывал пространно и Эпименид, миф ли то или правдивый рассказ. Ведь здешняя жизнь есть в этом смысле совершенно некий сон, в связи с которым душа, зарывшаяся в тело, из–за пресыщения и наполнения (телесным] едва только грезит сущее. Душам многих людей они приходят через ворота из слоновой кости. Если же где–нибудь окажется чистая и трезвая душа, не очень оглушенная здешним обмороком и [телесным] наполнением, то к такой душе, естественно, идут для встречи сны через другие ворота, сны ясные, раздельные, наиблизкие к истине. Таков был сон Эпименида.