Текст книги "Остров притяжения (СИ)"

Автор книги: Александра Шмик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 37 страниц)

     – Как это? – удивилась Наташа. – Без пап детей не бывает.

     – Как бы да, – кивнула Саша. – Но я не рождалась. Я появилась, из неоткуда...

     – Это тебе тоже приснилось? – Наташа внимательно посмотрела на подругу.

     – Да. Приснилось. Но я и без этого знала. Всегда знала, – с уверенностью заключила Саша.

     – Кто же ты тогда? – хитро сощурясь спросила Наташа.

     – Я из космоса, – не задумываясь ответила Саша. – Просто из космоса.

     – Но это же было во сне? Ведь так?

     – Сны, это мы сами.

     – Ну ничего себе! – вдруг взорвалась Наташа. – Ты хоть слышала сейчас себя?! Говорила, прям как мудрец столетний. – Она обняла подругу и уже спокойно продолжала: – А я там была, в этом твоём сне?

     – Тебя тогда ещё не было, – виноватым тоном ответила Саша. – Это было очень давно.

     – Вот как?

     – Угу. И потом тебя не будет, а я всё так и буду: то с вами, то без вас, то с мамой, то без мамы.

     – О нет. Это невозможно для меня. – Подруга развела руками и замотала головой.

     Саша вздохнула, не спеша обвела взглядом море и обернулась к Наташе. – Пойдём?

     Та кивнула, поднялась с бревна, на котором сидела, протянула подошедшей к ней подруге руку и повела её за собой в сторону от берега, туда, где, закрывая линию горизонта, возвышалась гора. Им предстояло взобраться на неё. Вершина горы была размыта утренним туманом и лишь только где-то, ещё выше, почти на самом небе виднелся фонарь маяка, будто парящий в молочной пустоте. Из-за тумана во всём воздухе, как бы окружая девочек со всех сторон, непонятно откуда доносился рокочущий звук – это работала дизельная электростанция. И сейчас, в этой молочной мгле, такой привычный им звук, казался зловещим, было неуютно, утомляло непроходящее желание оглядываться назад, и знать, что там никого нет. Да там и не было никого и ничего. На несколько миль вокруг никакой магии могущей угрожать двум юным любительницам ранних прогулок. Наташе это было точно известно. Ну а уж где-то там, дальше, вокруг тумана окутавшего их остров, может, и обитали большие, страшные животные. А здесь – на острове разве что зайцы и ежи да нерпы, да и те больше в море, чем на берегу. А уж о немногих людях, что жили здесь, девочки знали всё. Быстро, насколько позволял крутой склон горы, они карабкались не разбирая дороги между порослями мелкого кустарника. Здесь наверху было светлее. Маяк, дома, деревья и дорога, были хорошо различимы. Облако тумана осталось ниже. Наконец, вскарабкавшись на вершину, Наташа и Саша перевели дыхание и присели на поваленную берёзу, что лежала у края дороги и стали смотреть туда, где должны были быть море и берега острова. Ни моря и ни острова. От их ног и до самого горизонта только белое облако, и будто плавающий в нём луч света там, где далеко на косе должен стоять сигнальный маяк.А ближе к ним, там, где как они знали, находится низменность острова, сквозь туман проглядывались верхушки берёз – редкие, кривые ветви которых напоминали чахлые деревца на каком-нибудь болоте. И так бывало каждое утро в конце всякого лета.

     – Нам на завтрак пора, ругаться ведь будут, – сказала Наташа и взяла Сашу за руку. – Пойдём скорее.

     – Я что-то немножко заблудилась. Куда идти то?

     – Да вот же маяк наш, а нам направо.

     – Но мы же с другой стороны поднялись, значит нам налево, – не соглашалась Саша.

     – Ну нет же. Мы по твоему, что, вокруг горы обошли?

     – Наверное, несколько раз, я так думаю.

     – Снова ты выдумываешь! – с осуждением воскликнула Наташа и потянула девочку за собой. – Кто тебя не знает – подумает, что ты здесь совсем недавно. У тебя дар сбивать с толку – будто сковородой по голове. И всё же, иди ка ты лучше за мной.

     Из-за зарослей берёз показался домик. Наташа неожиданно подпрыгнула так, что испугала Александру, и весело затараторила:

     – Ну вот! Говорила же я тебе! Говорила! Ауу! Сашааа! Ты гдее?!

     – Ну чего ты расшумелась то? – возмутилась Саша. – Здесь же я. Не видишь што ли?

     – Да уж. Здесь. Где угодно, может даже в кроличьей норе, но не здесь, – обидевшись, ответила Наташа.

     – Ну, пойдём в столовку.

     – Мне больше нравится слово «камбуз», а не столовка. Вокруг нас всё-таки море и мы будто на корабле, а столовка это для детсадовских.

     – Камбуз, – повторила Наташа, будто пробовала слово на вкус. – Это так столовку матросы называют. Ты видела матросов?

     – А то ты не знаешь. Конечно, видела. А ты?

     – Нет. Ну, то есть – нет, не видела. Ну, давно, может как-то и видела… Нет, никогда не видела, – определилась, наконец с ответом Наташа, скривила рот и странно покосилась на подругу.

     – Мне нравилось бывать у них. Хорошие они мальчишки. Весёлые.

     – Пацанка ты Александра. Пацанка и выдумщица.

     – Как это, пацанка? Почему это, выдумщица? – насторожилась Саша.

     – Да так это. – передразнила её Наташа. – Тебе же нравится лазать везде и с железяками ковыряться? Так ведь? А на маяк с Сергеем зачем лазаешь? Ага. Ты ему стёкла помогаешь менять, и проводки крутишь. И в колодец лазаешь, хоть и запрещено тебе. А мы с Машкой прикрываем тебя и выгораживаем перед Галиной Александровной. А ещё трактор этот полумёртвый, – вспомнила она.

     – Почему это он полумёртвый? – с возмущением, улыбаясь спросила Саша.

     – Ну пусть будет полуживой, – ответила Наташа. – Разницы особой не вижу. А вот то, что только ты его оживлять умеешь, это ну очень интересно. Всем интересно. Ни у кого не получается, а у тебя само собой выходит. То ли руки у тебя чудесным образом прикручены, то ли ты ведьма и заговоры знаешь какие.

     – Смешно, – опустив голову, произнесла Саша. – Ничего такого я не делаю.

     – А что ты делаешь? Что-то ты ведь делаешь, чего другие не могут. Ну? – требовательно спросила Наташа.

     – Да не знаю я! Чего прицепилась то? Сама не знаю, как так выходит.

     Наташа пристально посмотрела на подругу и сделала вывод: – ну вот. Я права.

     – Что это за вывод такой?

     – А то это. Странная ты. А ещё странней то, что не понятно в чём именно ты странная. Но только ты не думай ничего такого. Никто тебя на костре жечь не собирается. И не обижайся. Ладно? Я же люблю тебя. И Машка любит. И все вообще любят.

     – Я и не обижаюсь. С чего бы вдруг мне обижаться, – с грустью в голосе ответила Саша.

     Наташа в ответ хмыкнула. – Ну, так что? Идём тогда на камбуз твой, раз уж так. – Обернувшись в сторону подруги она с удивлением обнаружила, что Саша пошла в противоположную сторону. – Эээ! Сашечка! Ты куда это пошлёпала? Маяк никуда от тебя не убежит, – сквозь смех проговорила Наташа. – Эх, и попадёт же нам от Галины.

     – Почему ж это? Возмутилась Саша.

     – А щас узнаем, если конечно она вдруг не ослепла… – и она снова засмеялась и посмотрела на подругу. – Голова ещё не отвалилась? Крутишь ею, будто не нужна тебе стала. Того и гляди отвалится, – Наташа снова рассмеялась.

     – Не понимаю. Куда идти то? Тут кусты, тут кусты, а где не кусты так там грязь непролазная. Завела ты нас... Хорошо, что не в лес дремучий.

     – Ой! Умора мне с тобой. Шлёпай за мной. Выведу. А если боишься чего, так и не стоит. Кровь твоя нормальному вампиру не нужна. Зачем вампиру проблемы потом с головой, – и захохотав пуще прежнего, Наташа запрыгала вокруг Александры.

     – Ну вот. Обиделась. Не обижайся. Я ж просто, чтоб посмеяться.

     – Любишь ты смеяться надо мной. Я давно это поняла. Вот Маша никогда не смеётся, а ты хуже злючки.

     – А ты Машу не сравнивай с нами. Она другая какая-то. Ну, то есть она хорошая очень. У неё даже тень светлая, а у меня тень совсем бурая. Вот. Погляди. Ух ты! – Наташа крутилась стоя на месте. – Ёлки-палки! Сашунчик! Посмотри! Что это с моей тенью такое?!

     – Нормальная тень у тебя – хорошая. На картофельные очистки похожа, – едва успев закончить фразу Саша залилась таким неудержимым смехом, что повалилась в высокую траву, а следом за ней там же оказалась и Наташа, которая хохотала громче своей подруги.

     – Ну Сашуля! Я валяюсь. Ты такая смешная. – отдуваясь от смеха сказала Наташа. – Ну всё, пошли, – она протянула подруге руку, та поднялась, и, так и держась за руки, девочки пошли вправо от домика сквозь заросли кустарника. Идти было трудно да к тому же на их пути оказалась большая лужа, и обходя её они умудрились залезть в грязь и измазать ноги. Розовые Сашины босоножки перестали быть розовыми, а Наташины резиновые сапоги не спасли её от глины аж на коленях. Как так можно было вымазаться знали лишь эти девочки. Всё же, обогнув дом, они вышли на дорожку ведущую к крыльцу. Совсем старое, какое-то очень простое крыльцо: три ступеньки, веранда, совсем небольшая, да крыша над ней поддерживаемая двумя столбиками, ну и дверь, конечно, самая обыкновенная, деревянная. Поднявшись на крыльцо девочки уже собирались взяться за ручку, но тут, дверь отворилась и в проходе они увидели Галину Александровну.

     – Ну, входите. Столбом не стойте... Гулёны. Хм... Хорошо выглядите. Я так думаю – пора мне ставить стражей возле ваших дверей, – сказав это она показала девочкам проходить и когда те прошли внутрь, закрыла за ними дверь. – Раздевайтесь, – но внимательнее посмотрев на них, женщина с усмешкой продолжала: – если, на то, есть надобность, – и, продолжая улыбаться добавила: – умойтесь для начала, если это у вас получится с первого раза… – но чуть помедлив, махнула рукой и со вздохом закончила: – поешьте, а потом видно будет, – и вышла из дома.

     Девочки скинули обувь и прошли в комнату, в которой стоял большой стол. Саша, подскочив к одному из стульев, оседлала его и грустно уставилась на самовар. Наташа, потирая грязные ладошки, подошла к рукомойнику, помочила их водой, посчитав подобное умывание вполне достаточным, достала из буфета две чашки и поставив на стол грозно спросила подругу: – может всё же поможешь мне, а? – и покачав головой взохнула: – без моей помощи даже и покормить себя не можешь.

     – Я думаю. Не знаю о чём, но думаю. А что надо сделать то? Ты ж мне не говоришь ничего, вот я и сижу.

     – О господи! Ложки хоть достань! Сахар, там… Ну… Хлеб, что-ли. Ё-маё! Александра! Ей-богу, как дитя малое!

     Надувшись друг на друга и кое-как приготовив простой завтрак из чая и бутербродов, девочки принялись кушать. Ели с аппетитом. После такой прогулки аппетит есть всегда.

     Поднялся ветер, за окном зашумело: полетели листья, высокая трава пригибалась к земле, и казалось, будто кто-то невидимый машет серо-зелёным полотенцем. Но здесь, в доме, где сидели девочки, было тепло и как-то по-особому уютно. Протопленная с раннего утра печь ещё отдавала свой жар, девочки это чувствовали, и оттого им было спокойно. Прошло минут двадцать как они сели за стол, дверь с хлопаньем распахнулась, и кто-то с громким сопением ввалился в домик. Что-то металлически звякнуло, проскребло по деревянному полу, пристукнуло и затихло. Слышно было как вошедший снимает одежду и отдувается. Вскоре этот некто, шаркая ногами, показался в проёме двери.

     – Привет, девчонки! – тяжело дыша, прокричала вошедшая в комнату девчушка.

     Звали девочку Машей, но почти всегда – Марусей, что последней не очень-то нравилось. Смешная, полненькая, и это не совсем верно, скорее, пышка. Личико круглое, с розовыми щёчками, большие добрые глаза. Этакая неваляшка, которая при всём притом обязательно на что-нибудь натыкается, что-нибудь сносит, задевает, роняет... Словом: всё не по еённому, всё ей мешает. Но какая девчонка! Какая подруга! Ммм! Все, знающие Марусю были без ума от неё. Золотая девочка. Ну а что смешная... так это даже и к лучшему.

     Завалилась и, сопя, устроилась за столом.

     – Проголодалася я. Щас Галина ругать меня будет, что поздно пришла. Ну вот! Идёт уже.

     Было слышно как открылась дверь, влетел промозглый ветер, дверь закрылась и... тишина.

     – Ой! Что я вам скажу! Mon Dieu – Mon Dieu. У нас появилась новая девочка, кажется Юлей зовут, и кажется, она сейчас сюда придёт, – скороговоркой произнесла Маша, громко звеня ложкой в огромной чашке с чаем.

     Обе девочки уставились на неё.

     – Ну же! Рассказывай! И прекрати ты греметь! Пятьсот раз тебе говорила! – с раздражением и громогласно, но при этом, как то по-особенному, цедя звуки произнесла Саша.

     – Ух! Глазищи то выкатила! Ну ладно. Так вот. Иду я сюда, значит, волочу санки...

     – Чиво?! – подавив смешок вскрикнула Наташа. – Санки? Зачем? Что ты с ними делала?

     – Каталась с горки. А что ещё с санками делают? – надулась Маша.

     – Да ведь лето же, – выкатывая глаза, совсем тихо констатировала Саша.

     – Да фиг с ними, с санками. Всякое с человеком случается. Рассказывай дальше, – с нетерпением сказала Наташа, прожёвывая бутерброд.

     – И вот, иду я уже здесь – на горе, а следом Сергей – маячник наш, – уточнила Маша. – А рядом девочка. Он чемодан тащит и ещё один, а у неё рюкзак на плечах. Ну, всё, думаю, к нам. И про себя так: «С прибытием в отчий дом! Добро пожаловать на землю обетованную». Остановилась, дождалась их, с дядей Серёжей поздоровалась. Любит он мне руку целовать! – Говоря это Маша постаралась выразить взглядом шуточное недовольство. – Ну, так вот, а он и говорит: «Вот Машенька, новая подруга вам, Юлей зовут, не обижайте её». А девчоночка красивая и глазки такие... умные очень, только грустные. Сказал, что её сейчас покушать приведут – с дороги ведь. Я только успела спросить её, как она качку перенесла. Она ответила, что плохо и головой покачала как-то огорчённо. По-моему, хорошая девочка, – рассказав всё это Маша, наконец, что обе её подруги с облегчением отметили, вынула ложку из чашки и принялась рыться в вазочке с печеньем.

     – Чего ты ищешь? Скажи мне – я подам, – участливо спросила Саша, передвигая вазу к себе.

     – Там, печеньки должны остаться, с орешками, такие, круглые, дай мне две штучки, – потирая ладошки, сказала Маруся.

     – Ты что, с горки по траве, что ли ездила на санках? И кто тебя надоумил? Сова ты наша мудрая, – с иронией в голосе произнесла Наташа.

     Маша собиралась было что-то сказать, и уже развела руками, но тут дверь вновь распахнулась, послышались голоса, свист ветра продрогшего и потому желающего погреться у печки. Дверь захлопнулась. Тишина. На пороге комнаты, где за столом сидела компания из трёх девочек, появилась новенькая. Робко остановившись, она осматривала комнату, стеснялась и не знала куда деть свои руки.

     – Здравствуй, – одна за другой поприветствовали вновь прибывшую девочки.

     – Здравствуйте. Меня зовут Юля, Юля Сколкова, я новенькая, – краснея от сильного смущения и нерешительности, чуть слышно пролепетала она.

     – Ах! – театрально произнесла Саша, –

     Оставь фамилию свою тому

     Кто знать её желает,

     А здесь она нам ни к чему,

     Мы и своих не знаем.

     – Ого! Поэтесса! – Восхищённо проговорила Маша, и с чувством протянула Александре руку для пожатия. – Молодчина! Держи пять!

     Та, восхищённая своим поэтическим успехом хихикнула и ответила Маше, пожав её руку.

     – Ух! Сильная рука то какая.

     – Эй! Благодарная публика и её кумиры! У нас гости! У нас новенькая девочка и она пока что чувствует себя не в своей тарелке. Может вы обратите на Юлю своё внимание, пожертвовав высоким? – Обратилась Наташа к подругам, и снова обернувшись к вновь прибывшей мягко продолжила: – проходи, садись, щас чаем угостим, обустроишься, мы тебе наш остров покажем. Ты быстро привыкнешь. Здесь хорошо, вот увидишь, уже завтра как дома будешь.

     – М-м-м… Тебя, м…, куда поселили? М-м-м… Прошу прощения, это всё из-за печеньки. – Тыкая пальцем себе в рот, старательно пережёвывая и глотая, проговорила Маша.

     – Меня, мужчина симпатичный, галантный такой…

     – Ааа. Эт наш Сергей Леонидович. Ага. Красавчик. Точно. – Перебила Юлю Наташа.

     – Ну вот. Значит. Встретил на берегу и привёл в дом, двухэтажный. На второй этаж вещи поднял и комнату показал. Сказал, что я буду жить с Машей, но её я не видела. А ещё у меня письмо для… ох, ну не вспомнить как имя женщины, но её я тоже не видела. – Юля виновато развела руками и умолкла.

     – Здравствуйте! А кто ж тебя сюда привёл тогда? – спросила новенькую Саша.

     – Женщина, высокая такая. Сказала, что она сейчас крайне занята. Ей некогда со мной разговаривать, и убежала.

     – А! Ну понятно! Это Галина. Наверно, и письмо для неё. Вечно бежит куда-то, – важно проговорила Наташа. – Интересно, и куда же это она спешила так рано утром?

     – Ааа… Скажи, пожалуйста, – притворно закатив глаза начала Саша. – В комнате, в которую тебя поселили, лежало что-нибудь на полу, у подушки там…?

     – Ну… носочки лежали… на полу… у двери, – Юля засмущалась…

     – Ну понятно! Теперь я спокойна. А то вот сижу и думаю: а вдруг ещё какая Маша в наших краях завелась.

     – Ладно вам. Это моя комната. Что хочу то и кладу куда пожелаю, – Маша явно обиделась, от чего её личико ещё больше округлилось.

     – А с тобой никто больше не шёл на корабле? – спросила Наташа Юлю.

     – Ну, дяденька какой-то вышел, но он не по-русски говорил. Бонжур, это же по-французски? Да? – спросила Юля, кажется, больше себя, чем сидящих рядом девочек.

     Наташа, сидя боком к Александре, скосила на неё глаза. Подруга, опустив голову, двумя пальцами катала хлебный шарик.

     – Саша! – Наташа пристально посмотрела на подругу. – Ты чего это?

     – Совсем ничего, просто задумалась, чуть резко и с вызовом, не поднимая головы, отозвалась Саша.

     – Ну и ладно тогда, – ответила та и повернулась к Маше.

     Маруся, некоторое время назад, с обидой погрузившись в глубины своей немаленькой чашки, вынырнула оттуда и поочерёдно посмотрела на расшумевшихся девочек.

     – Вы чего расшумелись то?

     – Во! Всплыла Селёдкина! Привет, Маруся. Говорю тебе: девочка приехала к нам! Новенькая! Юлей зовут! Слыхала?! – усмехнулась Наташа.

     Маша, в первый момент не понимая о чём её спрашивают, посмотрела на подругу. – Откуда тебе это известно? Тебе Галина… – и тут до неё дошёл смысл Наташиного вопроса, и комичность ситуации. – Ой! Ну да! Конечно… Тьфу…! Ууф! – Глубоко и с шумом вдохнула и с шумом выпустила воздух Маша. – Очень смешно! Ума палата! Знаешь, что?! Да ты…! Да…! Ммм… Не хочу больше с тобой разговаривать! Всё!

     – Наташа! Сейчас же попроси прощения! Или я с тобой не играю! – округлив глаза от возмущения прокричала Саша, и вскочив со стула подошла к Маше.

     – Не буду я никакого прощения просить! Я ничего такого не сделала! – И тут же, будто опомнившись Наташа сменила тон и посмотрев на Машу мягко заговорила: – Машуньчик, ну прости меня, я же ведь ничего, так просто, без злости. Ну не обижайся ты!

     Саша подняла руки и положила их сидящей к ней спиной Маше на плечи. Та раздражённо дёрнула плечами и что-то буркнула. Её глаза остекленели, лицо раскраснелось. Так всегда обижалась только Маша – будто улитка, рожки которой попытались укусить, прячется в раковину и уже там, обижается, скрываясь от посторонних глаз.

     – Ну и как хотите! – с обидой в голосе произнесла Наташа.

     Юля боязливо улыбнулась и тихонечко присела на краешек стула. Маша встала, подошла к буфету, сердито загремела стоящими в нём чашками, с грохотом хлопнула дверцами, открыла хлебницу, долго и сердито шуршала там пакетом и также с грохотом вернула крышку на прежнее место. После этого вывалила перед Юлей всё то, чтонасобирала, улыбнулась и с головой погрузилась в роль гостеприимной хозяйки. Это было её. Маша снова улыбалась, внимательно всматривалась в глаза собеседнику, задавала вопросы, выслушивала ответы, сочувствовала, думала, успокаивала… Одним словом, – психолог.

     Саша тихонько сидела в кресле, стоявшем в углу между окном и печкой, выступавшей полукругом из стены. Это было большое, потрепанное временем, уютное кресло. Сашино кресло. Так уж получилось, может случайно, а может судьба так распорядилась. Как то вокруг стола собралась большая шумная компания девочек, было весело, и уже не вспомнить, что именно так увлечённо обсуждалось, но Саше за столом места не хватило, и она забралась в кресло. И уж о чём она думала? И кто-то, среди шумного разговора, вдруг заметил, что Саша в кресле, будто маленькая принцесса. Девочкам это понравилось, они умилялись, глядя на уютную и безмятежную сценку. С тех пор, по молчаливому согласию кресло стало Сашиным. Никто и никогда не занимал его без согласия хозяйки. Бывало, конечно, что кто-то, решив пошутить над ней, посягал на Сашину собственность, на её личное, само собой ей одной принадлежащее. Саша сердилась, пыталась вытолкнуть захватчика, спасти своё, ругалась, а бывало, начинала плакать от обиды, всерьёз воспринимая ситуацию. Тогда кто-нибудь обязательно шикал на обидчика, говоря этим, что шутка неумная и жестокая, и обидчик ретировался. Но чаще захват Сашиного кресла был весёлой детской игрой.

     И сейчас, забравшись в него с ногами, девочка притихла. Волна лёгкой грусти накрыла её. Сашин взгляд блуждал по старому и, как и кресло, сильно потрепанному столу, где-то между неимоверно большой Марусиной чашкой, совсем маленькой, почти кофейной чашкой самой Саши, и большим бутербродом приготовленным Марусей для Юли. Маша сделала его по Сашиному рецепту. Тот пришёлся подруге по вкусу как впрочем и самой Александре. Прошлым летом ей приснился сон, в котором она приготовив себе чашку чая, взяла большой кусок хлеба, положила на него масло, почистила варёное яйцо, и порезав его на четыре кружочка, положила на хлеб, а сверху положила ещё один кусок хлеба перевернув его маслом вниз. Приготовления к этому завтраку происходили в неправдоподобной пустоте: ни пола, ни стен, ни потолка – вокруг только море, только волны лёгкие, полупрозрачные. Безмятежность этого сна была настолько восхитительна…! «Эх. Люблю я такие сны. Приснится же иногда. Будто газа летучего вдохнула. Были бы все сны такими потрясающими». Саша вздохнула, и посмотрела на девочек.

     Машино гостеприимство, на этом бутерброде не заканчивалось, и Сашин взгляд пробегал по стоящим на столе вазочке с печеньем и пряниками, огромных размеров сахарнице, с торчащими из неё кусками колотого сахара, и остановился на руках девочек. Машины пальцы почти касались Юлиной правой руки и это было не удивительно. В этом была вся Маша – отдавать своё тепло, излучать свет, уметь по-особенному слушать и чувствовать собеседника, чувствовать руками.

     – Сашунчик. – Наташа, взяв из шкафа книжку и пристроившись прямо на полу возле печки, обратилась к подруге.

     – Что? – Вопрос Наташи выдернул девочку из вереницы грустных воспоминаний.

     – Да вот, смотрю я, давно ты с другом своим закадычным не общалась. С Полем, – уточнила она. – Рассорились что ли?

     – Тихо ты! – Шикнула на неё Маша. – Балаболка.

     – А что не так-то? – Наташа возмущённо глянула на Марусю.

     Та с осторожной тревогой, оглядываясь в сторону Саши, поманила болтушку к себе и приложила к губам палец.

     – Ну что тебе? – Шёпотом огрызнулась Наташа, но всё же встала с пола и подошла к Маше.

     – Не спрашивай её про Поля. Переживает она очень. Не виделись они две недели как, а для неё это много, будто тем летом последний раз виделись. – Маша шептала, и продолжала с тревогой поглядывать на Сашу. – Ты будто с луны свалилась. Знаешь же, что Поль сейчас у бабки Лизы.

     – А он то, что там делает? – Шептала в ответ Наташа. – И не говори мне, что я с луны свалилась. Знаю я не хуже тебя, что Саша у неё была, а вот что и Поль там, не знала.

     – Ну, вот теперь знаешь.

     – А что он там остался?

     – Не спрашивай меня. Вернётся и сам расскажет, если сочтёт нужным.

     – А кто такая, эта бабка Лиза? Саша часто у неё гостит, да только мне ничего не рассказывает, а сама я стесняюсь спрашивать.

     – Вот и правильно, что стесняешься. Подрастёшь – узнаешь.

     Наташа фыркнула. – Ага. А ты уже, конечно, выросла.

     – Нет. Я тоже не знаю. И не моё это дело. Когда кому надо будет, тогда тот и расскажет то, что посчитает нужным рассказать. – Маша посмотрела на подругу и улыбнулась. Дай я тебя поцелую.

     Наташа подалась вперёд и Маша чмокнула её в лоб, отчего та хихикнула, после состроила виноватую мину, как бы извиняясь за своё бестактное поведение, и пошла на место, чтобы устроившись на полу возле печки почитать книгу.

     Саша снова погрузилась в свои мысли. «Идти мне пора. Поля бы только дождаться. Не. Ждать не буду. Он знает, где меня искать. – Она подумала о блокнотике, что лежал у неё под попой. – Сначала я посещу остров… Только бы не начудить чего-нибудь этакого, как в тот раз когда я приплыла себе же в руки. Да уж, – она хмыкнула. – Ничего смешного. Мне было страшно видеть мамино горе. Она так убивалась, а я не знала чем ей помочь. Я тогда и в самом деле не знала. – Она снова хмыкнула, но уже выражая этим некоторый сарказм. – Отчего Фёдор только сейчас сводил меня к холму? Знать бы мне тогда, то, что я знаю сейчас. Эх, взять бы сейчас всю свою память. – Девочка мечтательно улыбнулась, вспоминая, как выуживала из себя, и заключала в сосуды все доступные ей воспоминания ушедших миров. – У меня есть колодец. Без него я бы совсем потерялась, даже в этом маленьком мире. И есть Поль, – она вздохнула. – Встретит он меня там? Не случится ли так, что встречать меня будет некому? – и, вздрогнув от этой мысли, поспешила туда где уже стояла одной ногой. – Ну, девчонки, не теряйте меня. Я мигом».

     Маруся всё ещё разговаривала о чём-то с Юлей, Наташа читала книгу…

     Хлопнула дверь. Вместе с ветром в домик, шурша листвой, залетели обрывки чьих то голосов. Нарушив тишину маленького мира, они погасли, может за печкой, может под половицей. Появившись и исчезнув, они встревожили его маленьких обитателей. Маша вспомнила про оленя гуляющего ночами по крышам. Наташа подумала вдруг по какой-то причине, о кладбище на Летнем мысе. Юле стало жутковато, и она невольно прикоснулась к Машиной руке, и тепло этой руки чуть успокоило её.

     – Чего это мы? А? Солнце то ещё вверх карабкается.

     – Где же Галина?

     – Пойдёмте к маяку. Татьяна звала нас на пирог с капустой.

     – Без дяди Серёжи не пойду. Неудобно просто так приходить, будто напросились.

     – А может, к себе пойдём? Домой?

     – И что? По комнатам закроемся?

     – А! Я придумала! Полезли на чердак. Там же этот, как его? Ну, труба эта, подзорная стоит, ну как её там…?

     – Телескоп, по-моему.

     Ветер, воющий за окном, и своими порывами встряхивающий ветви кустов, неожиданно умолк. Ему на смену пришла звенящая тишина. Девочки умолкли, будто пытались услышать это неожиданно наступившее молчание. Заскрипел гравий. Послышались шаги. Открылась дверь…

Глава 4 ШАГИ

      Солнце мира этого ещё только вползало на небосвод, когда я, если ещё и помнила себя – уже начинала забывать. А пошедшие за мной, терялись в догадках о природе моей истинной, видя во мне человека. Я же, раз за разом, уходила и приходила, когда по прихоти, когда по неизбежности дорог своих. И терялись идущие во времени им не подвластном. Не знали они многого, сами не ведая природы своей, и надобности своей. И искали смыслы путей моих, но всюду лишь двери на замки запертые. А ключи от всех замков в руках моих, отчего и прозвана была Ключницей.

     ***

     Немолодая, лет пятидесяти пяти женщина, сидела за массивным письменным столом, при взгляде, на который, можно было безошибочно определить его возраст. Крепкая на вид столешница возлежала на двух широких тумбах с ящиками внутри, некоторые из которых запирались на добротные замки, явно не этого века сработанные, как впрочем и сам стол. Во всю столешницу лежало толстое стекло, под которое, в совсем разные времена, были положены различные графики, списки, календари, на иных листах бумаги столбцами располагались цифры и формулы. Много чего было под стеклом. Детские глаза любили изучать это таинственное и явно важное. Здесь ощущалась строгость, как и во всём кабинете, который располагался на втором этаже небольшого, но крепко сколоченного дома, с большим крытым крыльцом и широкой деревянной лестницей, ведущей на второй этаж. Было здесь и много другого, но, об этом, пожалуй, позже.

     Как и кабинет, в коем чувствовалась строгость и сдержанность стиля, атмосфера которого была пропитана благородным молчанием обо всём том, что здесь, когда-либо говорилось и происходило за многие и многие годы его существования. Так и внешний вид упомянутой мною женщины, выдавал в ней даму Викторианской эпохи. Высокая, худощавая со строгим непроницаемым лицом и убранными в тугой пучок волосами. Строгий, и одновременно, простой наряд был несколько старомоден, но гармоничен как с его хозяйкой, так и с окружающей её обстановкой. При всём при этом, героиня моего описания отличалась живостью ума, богатством эмоций, необузданным нравом и сильно развитым чувством юмора. Детскость характера и чрезмерно богатая фантазия нередко вводили, людей в возрасте, в ступор, а кто помоложе, и в особенности детей, в восторг. Её уважали и боялись, ей ябедничали и рассказывали о самом сокровенном. Она была заступницей для многих и кошмаром для провинившихся. И наконец – её педагогическое чутьё… Всю свою жизнь она спасала, воспитывала и создавала новые личности. Всё это началось так давно, что и вспоминать те времена уже нет надобности.

     Итак, наша дама писала, сосредоточенно водя ручкой по листу бумаги, когда внизу хлопнула дверь, а затем скрипнули одна за другой несколько ступеней. В дверь кабинета постучали и не дожидаясь ответа отворили. Аккуратным, и всё ещё сосредоточенным движением, она положила ручку на лист бумаги и посмотрела в сторону двери. Вошедший мужчина, оказался удивительно схож с хозяйкой кабинета, как возрастом, так и ростом и худощавостью. Сказать, что он солидный было бы неправильно, скорее изысканный, как в одежде, так и манерами. Движения, мимика и глаза выдавали подростка лет пятнадцати – в глазах горело жизнелюбие и озорливость.

     Они очень хорошо знали друг друга, были близки и, чтобы понять это, присутствующему здесь постороннему человеку не требовалось много времени. У этих двоих были свои традиции и секреты. Их отношения, порой, шокировали окружающих непредсказуемыми эмоциональными рывками. Взаимоощущения этой пары позволяли каждому из них безошибочно предполагать за другого, додумывать за партнёра, и рассматривать окружающее его глазами. Два тела одной души. Смелое, но весьма верное определение, какое можно дать, наблюдая за этой парой.