Текст книги "Знахарь (СИ)"

Автор книги: Александр Сапегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 42 страниц)

Отдарившись ответной улыбкой, девушка грациозной походкой плывущей лебёдушки вплыла на сцену, где ей под звуки фанфаров вручили диплом и золотую медаль. Да, Вика закончила лицей круглой отличницей и медалисткой. Вскочив со своего места, Владимир аплодировал громче всех.

– Поздравляю, сестрёнка, – обнял Владимир сестру, когда та спустилась со сцены и прошла к нему между рядов с родителями и приглашёнными. – А твоя медаль точно золотая? А если на зуб попробовать? Ладно-ладно, не бей меня, не буду я её кусать, – принялся подтрунивать Владимир. – Что я дикарь какой-то что ли, когда дома есть прекрасная ножовка по металлу!

– Только попробуй, – дурашливо надула губки Вика, – я этой ножовкой твои лапки потом по локти отчекрыжу!

– Гуляй, мелкая, сегодня твой день. Рассвет встречать поедешь?

– Поеду, а ты куда намылился?

– Отбуду положенный приличиями срок и тихо сбегу по-английски. Это сейчас все эти господа и дамы держат дистанцию и голодными акулами ходят кругами, а стоит им чуть-чуть принять на грудь и раскрепоститься, как мне придётся отстреливаться, дай бог не боевыми патронами, так что извини, сама понимаешь.

– Да ладно, братец, всё не так страшно.

– Ага, – кивнул Владимир, – всё ещё страшнее. Мужикам, если что, можно промеж глаз зарядить, а дам бить нельзя – моветон-с! Им же всем здесь и сейчас вынь и положи крем от морщин или бальзам для увеличения груди, а ещё лучше – срочно посмотри дядю, тётю или внучатую бабушку с геморроем в терминальной стадии, который непременно требуется излечить наложением рук.

– Фу, от такого и я бы сбежала. Только и у меня ни разу не сахар, братец. Они, – Вика кивнула в сторону стульев, – как примут на грудь и расслабятся, начнут сватать кого ни попадя, а некоторые пузанчики и сами в женихи набиваться. Тьфу, так бы и врезала между глаз, только девочкам драться нельзя – моветон-с! – передразнила Вика. – А ещё ты в кустики сховаешься и сбежишь огородами, так совсем хоть волком вой.

– Далеко не убегу, не бойся. В машине за углом посижу, книжку умную про что-нибудь почитаю. Так что свисти, если что.

– Только свистни, он появится! – рассмеялась Вика. – Грозный «Чёрный плащ».

Владимир тихо растворился в тенях где-то через час, Вика продержалась дольше, «свистнув» ближе к десяти вечера. Накинув на себя «отвод глаз», исполняющий обязанности «Чёрного плаща» незаметно прокрался в зал и умыкнул невинную девицу, перед выходом показавшись на глаза Лидии Наумовне. Понятливо кивнув, завуч рукой изобразила некий разрешающий жест и вернулась в представительную женскую компанию, обсуждавшую последние губернские новости специфической направленности, сиречь перемывая кому-то косточки.

– Ты как, мелкая?

– Устала, как собака. Вов, знаешь, я, наверное, слишком заучилась перед экзаменами или погрузилась в работу и совсем за слухами, гуляющими по лицею, не следила. Представляешь, девчонки чуть ли не поголовно считают, что я слишком задрала нос. Мол, зазналась, моделька, а оценки и медаль заработала одним местом. И съёмки – не съёмки, а работа эскортницей. И у тебя я не работаю, а срам лечу. В общем, если к тебе прибегут снимать сглазы – это не я, оно само у них повыскакивало. Хорошо, что ты не уехал, я бы там некоторых прямо на месте убила, кулаки до сих пор чешутся отрихтовать морды Паниной и Киве.

– Плюнь ты на них, Викуля. Они же на головы скорбные. Хочешь, я на них чесотку нашлю?

– Да плевать, мне с ними детей не крестить.

Дома на Вику набросилась Джу и чуть не задушила её в крепких объятиях. Кое-как отцепившись от старшей товарки и радостно поохав над медалью, Джу потащила Вику смотреть рекламные проспекты столичного агентства недвижимости. И ничего, что на ночь, всё равно спать пока никто не собирается.

О планах Вики поступать в МГУ в доме не знал только глухой и немой. Набранные за экзамены баллы вкупе с золотой медалью позволяли надеяться на бюджетное место. С общежитием брат и сестра решили не заморачиваться, присмотрев в прилегающем районе несколько подходящих квартир, осталось только осмотреть их на месте и перевести деньги в счёт оплаты понравившегося варианта, всё остальное подготовили Виктор Рихтер и специалисты агентства, обеспечив юридическую чистоту будущей сделки.

– Настя тоже в МГУ поступает, – так и не определившись с выбором жилья и закрыв браузер на компьютере, сказала Вика. – Я с ней позавчера по видеосвязи разговаривала. Родители хотели её в Англию законопатить, но там вылезли заморочки с Настиным отцом. Оказывается, по закону дети государственных чиновников и служащих, занимающих высокие должности, обязаны учиться в Империи, в противном случае чиновники снимаются с занимаемых должностей. Она ещё пока не определилась с факультетом, но я в любом случае присмотрю за ней, так что не переживай, старший большой брат.

Губ Владимира коснулась кривая ухмылка. Шпионский скандал четвертьвековой давности с вербовкой британской разведкой российских студиозусов, обучающихся в Кембридже, аукался до сих пор. Естественно, простые смертные Туманному Альбиону были неинтересны, да и не имели они ни связей, ни денег на обучение по ту сторону Канала. Другое дело – отпрыски голубых кровей и белых костей, по совместительству оказавшиеся детьми высокопоставленных чиновников… Насколько бы ни был рохлей отец нынешнего монарха, даже он предпочитал бороться с угрозами кардинальными методами, не мытьём, так катаньем продавив в думе закон, согласно которому дети высокопоставленных чиновников обязаны обучаться в Империи. Другое дело, что за давностью лет гербовая бумажка с подписью прошлого императора, почившего в бозе, давно поросла мхом и покрылась плесенью, но Огнёв прекрасно знал человека, посмевшего сдуть пыль и грязь с бумаг, позабытых за давностью лет. Как известно, суровость российских законов зачастую уравновешивается необязательностью их исполнения, но в данном случае коса нашла на камень, столкнувшись с принципиальными позициями здравствующих монарха и канцлера, которого некоторые недалёкие умы считали компромиссной фигурой, одинаково зависимой от императора и Думы. В свете растущей мировой напряжённости закон вновь обретал актуальность. К тому же ныне правящий император под сурдинку извлечённых из подполья бумаг сумел «подвинуть» многих политических оппонентов, чьи отпрыски уехали набираться мудрости за пределами Родины. Закон суров, но таков закон. Как выяснили «подвинутые» на собственных шкурах, незнание не освобождает от ответственности. Учиться дома ныне становилось модно и патриотично.

– Какой хороший закон! – оскалился Владимир.

*****

За лето Огнёв пять раз побывал в Москве и четыре раза слетал в Харбин. Вика с блеском прошла конкурсные экзамены в МГУ на госуправление и поступила на бюджет. Метаясь между сестрой и риелторами, Владимир сумел лишь раз вырваться на полноценное свидание с Анастасией, умыкнув сердечную зазнобу прямо из-под носа родителей. Они успели сходить в кино на какую-то глупую слезливую мелодраму, где до распухших губ нацеловались на «местах для поцелуев». О чём был фильм Владимир так и не запомнил. Потом влюблённые полакомились изумительным мороженым в кафе «Снежинка», где их и выловили секьюрити Настиного папеньки – отследили по сигналу мобильного телефона. При желании можно было уйти и от них, но Владимир решил не обострять отношения, тем более ничем криминальным они не занимались. Видимо, в отличие от босса, глава телохранителей не счёл за труд и собрал кое-какаю информацию о кавалере подопечной девицы, поэтому серьёзнолицые мордовороты были предельно корректны и, столкнувшись с предупреждением во взгляде Огнёва, не вмешивались, пока перед молодыми людьми не опустели креманки с аппетитными шариками мороженого. В следующий раз Владимир и Настя встретились только первого сентября, так как маменька, под громы и молнии из папенькиных глаз уволокла непокорную дочь на лазурные берега средиземноморья.

Впрочем, Владимир тоже не остался в долгу, через третьих лиц скормив будущей тёще неподтверждённые слухи о чудодейственных кремах и мазях, которыми пользуется сама императрица… Как могли убедиться окружающие, Её Величество выглядела не просто великолепно, а бесподобно, незаметно помолодев на десять-пятнадцать лет. Ядовитый укол достиг цели. Вернувшись из «Европ», Настина мама на одном из приёмов по-свойски поинтересовалась у Её Величества секретом молодости, на что получила невнятный ответ, из которого ничего не было понятно, только то, что здесь каким-то образом завязана Ведьма Вяземская (она же Паучиха). Путём незамысловатых размышлений, подкреплённых женской логикой (порою несколько извращённой изаковыристой), заинтересованная сторона пришла к выводу, что здесь не обошлось без протеже Ведьмы, будь он проклят. Безродный щенок непостижимым образом сумел просочиться и здесь. Скажите, и как теперь налаживать мосты? Первой идти на поклон? Ни за что! Гордость и предубеждения во всей красе. Так и металась Настина маменька, не ведая, что стала жертвой интриги и техники непрямых воздействий со стороны княжны Вяземской и её протеже, где каждый работал независимо от другого.

Старый волхв и жрец просто обожал подобные интриги, поделившись опытом с благодарным потомком. Компанию Ведагору составил Махмуд, ассасин, оставивший свою мирскую фамилию при вступлении в орден, но даже после смертельно опасной школы у суровых и безжалостных наставников в горах Джебель-Ар-Рувак1, после которой в живых оставался один из трёх учеников, Махмуд не забыл, что является сейидом, выводящим род от Хасана, сына дочери Пророка Фатимы. За год до гибели от рук агентов султана Баязида2, которого через несколько лет у Анкары в пух и прах разобьёт Железный Хромец3, Махмуд купил на рабском рынке светловолосую рабыню из далёкой северной Ас-Славии, которую совсем недавно западные купцы стали именовать Московией. Незаметно для Махмуда Евдокия Кошка, незаконнорожденная, но признанная отцом дочь боярина Фёдора Кошки по прозвищу Кобыла, прочно вошла и закрепилась в его сердце. История девушки была проста и незамысловата, Евдокия была захвачена в полон во время одного из татарских набегов. На её счастье, она угодила в лапы татарского мурзы, сразу разглядевшего дворянку и решившего крупно поживиться на пленнице, иначе её могла постичь незавидная участь большинства полонянок. Впрочем, и без этого ей выпало немало испытаний, но она не сломалась, несгибаемой сталью характера и живым непокорным огнём в глазах покорив омертвевшую душу ассасина, по следу которого давно шли убийцы султана. Махмуд и рабыню купил для того, чтобы как можно больше узнать о северных землях, в которых он решил скрыться на некоторое время, но Судьба распорядилась иначе. «Кисмет», как говорят на востоке. Планам не суждено было сбыться из-за предательства бывшего наставника, не выдержавшего пыток в султанских застенках. Махмуд успел снабдить Евдокию золотом и документами, посадив непраздную женщину на генуэзский корабль, уходящий в Крым, а сам вернулся в город, отвлекая погоню от единственного любимого человека, который носил под сердцем его ребёнка. Махмуд знал, если враги доберутся до его женщины, они доберутся и до него, поэтому сделал всё от него зависящее, чтобы они добрались только до него, заплатив при этом максимальную цену. Опытный ассасин дорого взял за свою жизнь, отправив к гуриям две дюжины султанских ищеек и умерев от отравленного арбалетного болта с мечом и кинжалом в руках. Евдокия же, имея на руках свитки и грамоты, подтверждающие статус свободной женщины и жены сирийского купца, ведущего дела в северных странах, не стала возвращаться в отчий дом, в котором её никто не ждал, осев в Литве…

Впрочем, Владимиру было совсем не истории рода, его волновали иные материи. Договорившись с деканом, он на два дня вырвался из Н-ска, торжественно сопроводив Викторию на первый день занятий и повидавшись с дамой сердца. Отцовские секьюрити, следовавшие за парочкой в отдалении, проявили благоразумие и не делали попыток догнать молодых людей на дорожках парка, дав им время побыть наедине, за что Огнёв был им благодарен от всего сердца.

Два дня пролетели незаметно, как их не растягивай. Вечерний рейс самолёта унёс Владимира обратно в Н-ск, где его ожидали два сюрприза из разряда – приятный и не очень.

Первый день занятий и третий для остальных, пришёлся на военную подготовку. Три сотни студиозусов, в честь начала занятий на военной кафедре, называемых курсантами, переодели в военную форму, запихали в автобусы и повезли на полигон.

С едва скрываемой улыбкой Владимир смотрел на парней в необмятом обмундировании, что поведением и производимым шумом больше напоминали толпу бройлерных цыплят, а не будущих офицеров. Сам он загодя купил форму в военторге и собственноручно пришил к ней полагающиеся нашивки за исключением орденских планок, тем самым выделившись из всего потока. Цеплять ордена на учебный выезд Владимир посчитал лишним. Да, среди сотен курсантов седлом на жеребце, а не на корове форма сидела дай бог на четырёх десятках молодых людей, до поступления в университет отслуживших в армии и на флоте, но только Огнёв позволил себе наличие унтер-офицерских погон на плечах, чем привлёк внимание всех набившихся в автобус парней и пяти девчат, решивших получить военно-учётную специальность.

– Так, что за шум, а драки нет? – в автобус загрузился сопровождающий – толстогубый дородный майор, этакий пухляш с животиком, округлым лицом и глубокими залысинами на голове. – А ну цыц мне, быстро расселись по местам, бараны небритые, понаберут уродов по объявлению. Будущие о-х-х-фицеры, тьфу! Я бы вашу толпу баранов пугалами на огороде постеснялся ставить…

Выпятив нижнюю губу, пухляш приготовился разразиться очередной тирадой, как взгляд его маленьких круглых глазёнок, заплывших от чрезмерного чревоугодия, остановился на каланче с погонами.

– Э-э, это чтА-а такое?! – короткий сарделькообразный палец пистолетным дулом указал на Владимира. Почуяв бесплатное представление, как по команде замолчали все курсанты, даже водитель старался лишний раз не дышать, во все глаза пялясь в салонное зеркало заднего вида.

– Встать! Унтер, мать твою! – не дождавшись ответа, взорвался майор. – Ты, твою (дальше фраза убрана по морально-этическим соображениям), на каком, я тебя спрашиваю, нацепил погоны?! Кто разрешил, твою мать, я тебя спрашиваю? Самый умный нашёлся, ****сос охреневший. Отвечай, твою мать!

– Унтер-офицер в отставке Огнёв! – не выпрыгивая пружиной, гордо выпрямился Владимир, на две головы нависнув над пыхтящим майором. – Отправлен в отставку с правом ношения формы, регалий и боевых наград.

– Ты ещё скажи с правом ношения оружия, – презрительно скривил губы сопровождающий, правда уже тоном потише, видимо мозги не совсем жиром заплыли.

– А также с правом ношения и применения боевого оружия, – будто бы не замечая фразы толстяка, закончил Владимир.

Взгляд майора забегал по присутствующим, пересчитывая свидетелей его афронта. Дураком он отнюдь не являлся, знал, за что и при каких обстоятельствах отправляют в отставку с подобными правами, тем более он, наконец, удосужился разглядеть нашивку за ранения, но часто случается так, что человеческий язык работает отдельно от мозгов. И в этот раз орган без костей опередил спешащую наружу мысль:

– И где вы заработали такие права, унтер-офицер? – высокомерное презрение в голосе толстопузого майора по-прежнему сочилось ядом, только «ты» сменилось на снисходительное «вы».

– Вы можете получить ответ, если уровень вашего доступа, господин майор, не ниже «1А», – спокойно ответил Владимир. – А теперь потрудитесь принести извинения, господин майор.

По взгляду и реакции пухляша даже самый тупой курсант в салоне автобуса сообразил, что уровень его допуска даже близко не подбирался к заветной границе, а те, кто отслужил в армии и был чуточку подкованный, сразу ухватились за намеренную оговорку «господин» вместо «товарищ». Только что унтер опустил вышестоящего офицера ниже уровня плинтуса одним словом, не повышая тона и не меняясь в лице, высказав тому всю глубину презрения. А ведь Огнёв сразу сообщил о праве ношения наград и оружия, давая майору возможность отступить и сохранить лицо, но тот полез в бутылку, гавкнув на ветерана боевых действий. Тут и до дуэли или до суда чести недалеко. Налившись дурной кровью, майор пулей выскочил из автобуса.

– Что вылупились, цирк окончен, – обернулся к студентам Владимир. – Никто не знает, что это за клоун был?

– Из новеньких, – вальяжно махнул рукой патлатый парень со строительного факультета, развалившийся на последнем сиденье. – Десять дней назад назначен на кафедру. Кем и на какой предмет, не знаю. Вроде как его турнули, но оформили переводом с округа, но там хрен его знает, за какие грехи его к нам сослали. У меня тётка в секретариате кафедры работает, поделилась на досуге тем, что военной тайной не является. У него «Колобок» погоняло. Помнится, ты на дворянском собрании с орденами был, в суд чести подавать не планируешь?

– Много чести, – качнул головой Владимир.

– Ну да, ну да, – многозначительно покивал патлатый, стрельнув во Владимира нагловатым взглядом, – если не дурак, сам свалит куда подальше. Плавали, знаем.

– Сели все и пристегнулись, – гаркнул водитель. – Мы выезжаем!

Выплюнув сизое облачко солярного дыма, автобус встроился в середину колонны. Сопровождающий так больше и не появился. Ну и чёрт с ним!

По прибытии на полигон, всех отслуживших в армии рассортировали по военно-учётным специальностям, закрепив за каждым по полтора-два десятка курсантов, Владимир и ещё пара парней остались неприкаянными, но их недоумение длилось недолго. От группы офицеров отделился подполковник Темляков, объявивший, что «неприкаянная» троица удостаивается чести взвалить на свои плечи обязанности ротных командиров. По роте на брата, так сказать или по сотне, так как на кафедру записалось три сотни сорвиголов. Командирам рот отныне полагалось нести свет разума и вбивать его в дурные головы подчинённых, попутно выбивая из них разное дерьмо. Да, новость сия оказалась из разряда «не очень», даже очень «не очень». Зато в следующий момент солнце засветило ярче и сизые грозовые тучи превратились в лёгкие перистые облака.

Насладившись кислыми рожами командиров, подполковник продолжил с раздачей кнутов и пряников. Помимо почётной обязанности командира роты, унтер-офицер Огнёв, теперь без добавления «в отставке» назначается помощником инструкторов по физподготовке курсантов. Кашлянув для порядка, Темляков, оглянулся на весёлую компанию переговаривающихся офицеров, от которой отделились два человека.

– Не может быть, – тихо протянул Владимир, разглядев довольные ухмылки приближающейся пары. Вот же черти полосатые…

– Прошу любить и не жаловаться, – плотоядно оскалившись, Темляков коротким жестом махнул перед собой, – всё равно не поможет, разрешите представить вам…

Заложив руки за спины, справа и слева от подполковника остановились Маккхал и Трофимыч. Вот сюрприз так сюрприз…

1Джебель-Ар-Рувак – горный хребет в Сирии;

2Баязид I – турецкий султан, захвачен в плен Тамерланом в битве при Анкаре в 1402 году. Умер в плену в 1408 году;

3Железный Хромец – одно из прозвищ Тамерлана. Тамерлан (1336 – 1405 гг.) – тюркско-монгольский завоеватель, основавший империю Тимуридов на территории современных Афганистана, Месопотамии, Ирана, северной Индии и Центральной Азии.

С командованием и помощью в физподготовке курсантов задалось не сразу. В любом коллективе найдётся паршивая овца или, скажем так, скептик, несогласный с решением, приказом или командой, тем паче не весь численный состав роты присутствовал в автобусе, а лишь третьи некоторые несогласные оказались не в курсе карьерных нюансов своего товарища.

– А с чего это его выделили? – выкрикнул из строя здоровенный громила за два метра ростом. – Может быть тут получше кандидаты найдутся.

Несмотря на устрашающие габариты у здоровяка было по-детски наивное лицо с носиком-пимпочкой, правда суровая линия подбородка сглаживала первое впечатление, будто перед тобой большой ребёнок.

– Вы себя имеете в виду, курсант? – прихлопнув белой перчаткой по бедру, повёл бровью Трофимыч, – и тут же рявкнул:

– Два шага из строя, курсант!

Вопреки ожиданиям громила не стушевался, чётко исполнив приказ, что свидетельствовало о какой-никакой военной подготовке.

– Курсант Родзянко, товарищ есаул!

– И в званиях разбираетесь, – снисходительно усмехнулся Трофимыч, – похвально, похвально. Что ж, вопрос задан и требует ответа. А его мы найдём на полосе препятствий, до которой совершим небольшой кросс в полтора километра, а кто не добежит и решит подохнуть по пути, тому дорога на кафедру будет навечно заказана. Поверьте мне, об этом я позабочусь в первую очередь, и никакие заступники с папами и мамами вам не помогут. Ну, что вылупились?! На-а-пра-во! Бегом марш, бегом!

В руках Трофимыча и Маккхала будто по волшебству материализовались длинные хворостины, которыми они принялись подгонять и мотивировать замешкавшихся курсантов.

– Шевелите булками! А вы, девицы ясные, – казак поравнялся со стайкой пыхтящих девчонок, – шевелите ножками, думаете в сказку попали? Я вас разочарую, принцессы ненаглядные, здесь вам не там, тут вам сто матрасов на горошину не накинут, дырявой рогожки хватит. Шибче, шибче, а то ползёте беременными мухами. А ты чего лопухи развесил? – хворостина звучно приложилась к седалищу одного из парней, решивших погреть уши.

– Ай! – взвизгнул «ошпаренный» любитель горячих новостей.

– Сейчас будет «цвай», – замахнулся казак, но студент «включил форсаж» и счастливо избежал наказания.

Владимир бежал с ностальгической улыбкой на лице. Старая добрая граница яркими картинами всплывала в его памяти. Он честно признавался самому себе, что иногда ему не хватает таких вот окриков Сини или Малька, гонявших новобранцев.

– Ну, унтер-офицер Огнёв и курсант Родзянко, покажите мне, кто из вас более достоин должности командира роты и помощника инструктора по физподготовке, – широким взмахом руки Трофимыч указал на полосу препятствий, стоило только загнанной толпе тяжело дышащих курсантов собраться на финишной точке.

– Нэ тарапысь, дарагой, – лопатообразная ладонь Маккхала придержала здоровяка, приготовившегося топать на точку старта. – Иды, прымэрь экипэровку.

Под крокодильи оскалы бывших пограничников соперники проследовали к столам, на которых оказалась выложена стандартная экипировка в виде бронежилетов, касок, разгрузок и рюкзаков с песком.

– Примеряем, не стесняемся, – изобразил кривую ухмылку казак.

Не оглядываясь на Родзянко, Владимир привычными движениями принялся облачаться, механически подтягивая ремни и шелестя липучками. Облачившись, он несколько раз подпрыгнул на месте, проверяя, не трёт ли что где-нибудь в неудобном месте или бряцает. Охлопав себя и не обнаружив кое-чего привычного, он вернулся к столам, прицепив пару малых сапёрных лопаток, перед этим брезгливо поморщившись по результатам оценки остроты шанцевого инструмента. Трофимыч и Маккхал весело переглянулись в ожидании представления.

– Две дорожки, норматив на прохождение одна минута. Готовы, орёлики? – спросил Трофимыч, демонстративно достав секундомер из нагрудного кармана. – Старт!

Здоровяк рванул вперёд будто им выстрелили из пращи, Владимир же не торопился, сохраняя равновесие, взбежав по наклонному бревну. Тактика оправдала себя: Родзянко, вырвавшийся в лидеры на старте, сверзился в грязь на втором бревне и совсем отстал после преодоления стены.

Перед финишем Огнёв, на ходу отцепив клапаны и, под синхронные выдохи роты, одну за другой метнул обе лопатки в близстоящий столб, вогнав их строго в одну линию точно посередине столба.

– Сорок девять секунд, – озвучил результат Трофимыч. – Родзянко, шевели лапками, где ты там застрял, болезный? Одна минута одиннадцать секунд.

Щёлкнув кнопкой, есаул подошёл к облепленному грязью здоровяку.

– Норматив не сдан. Встать в строй, курсант Родзянко. А теперь, чтобы исключить вопросы и кривотолки в подсуживании, мы взвесим рюкзаки наших претендентов на командование ротой.

Старый горный орёл в лице Маккхала подвесил на металлическом крюке ручного безмена первый рюкзак, затем второй.

– О, как! – констатировал замеры Трофимыч. – Товарищи курсанты, вы можете лично убедиться, что организаторы подсуживали курсанту Родзянко. Его рюкзак на три килограмма легче ноши унтер-офицера. Есть ещё желающие оспорить назначение товарища Огнёва? Нет желающих, замечательно. Курсант Родзянко, а вы чего расслабились? Мы с вами ещё не закончили. Будем подтягивать ваш физический уровень. Упор лёжа принять! Тридцать отжиманий! Рота, упор лёжа принять! Двадцать отжиманий для кавалеров, пятнадцать для дам. Приступить к выполнению. Курсант Родзянко, я сказал тридцать отжиманий, а не двадцать три. Целоваться с песком я вам приказа не давал. Родзянко, ваша откляченная задница напоминает кобылий зад на нересте кильки, – шипастая берца казака придавила пятую точку курсанта вниз. – Двадцать четыре, двадцать пять… двадцать шесть… А теперь, мальчики и девочки, внемлите гласу бога! Чтобы вы осознали размер дыры, в которую неосторожно вляпались, и приняли единственно верное решение свалить из неё, ни один из вас до сдачи минимальных нормативов не будет допущен до практических и теоретических занятий на кафедре. Слабаки армии не нужны, тупые слабаки – тем более. Барышням маленькое послабление, ваш норматив одна минута пятнадцать секунд и вес рюкзачка поменьше. Армии нужны думающие командиры, способные поставить задачу подчинённым после многочасового перехода в горах, тайге или поле, а не тупое быдло, подыхающее после лёгкого кросса, но даже в предсмертных судорогах желающее отхватить кусок послаще, да, курсант Родзянко?

Обратно с полигона автобусы везли почти три сотни умирающих студентов, проклинающих день, когда они родились и пуще прежнего клянущих самих себя за глупое решение записаться на военную кафедру. Конечно, среди тех, кто находился в предсмертной агонии, встречались счастливые исключения, но за общей массой охов, вздохов и проклятий, они совершенно терялись и были незаметны.

Вечером, зазвав на рюмку чая Матвея Панкратовича в компанию с Трофимычем и Маккхалом, Владимир расставив на столе горячее и закуски, свернул «голову» бутылке с прозрачным, будто слеза младенца, содержимым. Накатив по первой и закусив, Огнёв разлил по второй:

– Рассказывай, Трофимыч, каким ветром вас в Н-ск занесло. И не увиливай, а то я до сих пор на тебя в обиде. Панкратович, представь, эти два партизана, – Владимир взглядом указал на побратимов, – когда я в августе приезжал на заставу ни слухом ни духов не обмолвились, что их в Н-ск переводят. Молчали будто рыбы об лёд. Тихушники.

– «Отвоевали» мы, – Трофимыч метнул в рот маринованный грибочек, – если бы не эпидемия, нас ещё бы зимой на заслуженную и где-то почётную пенсию спровадили. Или по ротации кадров куда-нибудь в учебный центр спихнули, мол, пора орденоносцам передавать опыт молодым, но зараза командованию все планы переговнякала, не к столу будет сказано (второй грибочек последовал за первым). Как ты их маринуешь, – отвлёкся казак, – просто обалденные грибы.

– Крысиный яд вместо соли сыплю, – съязвил Владимир. – Не отвлекайся, Трофимыч.

– Я и говорю, старые мы уже с Маккхалом стали, на покой пора внуков нянчить, а мы всё по горам да по долам молодыми козликами носимся, вот командование и обеспокоилось нашим здоровьем, объявив, что пора дать дорогу молодым. Опечалились мы, давай чемоданы и сумы перемётные паковать, да объявилась в наших краях дама одна в звании полковника и с «корочкой» СИБ за душой. Ух, огонь женщина! Ты с ней знаком. Не став юлить и ходить вокруг и около, полковник сделала нам предложение, от которого мы решили не отказываться. Учебный центр учебному центру рознь, а нам какая разница, в каком «опыт передавать»? Разница, оказывается, есть. На этом позволь прерваться, а ты прекращай греть водку, лучше разливай по третьей.

Владимир мысленно кивал. Ворожея к его обучению подошла ответственно, подстраховавшись со всех сторон. Там и тут соломки подстелила, даже перевод шебутных ветеранов пограничной стражи организовала, смазав нужные шестерни внутри административной машины Корпуса пограничной Стражи. За всеми телодвижениями наставницы просматривалось желание держать участников харбинского инцидента поближе, при этом не вызывая лишних подозрений у врагов и конкурентов. Да-да, так он и поверил, что командование корпуса по своей доброй воле без многоходовых и многоуровневых интриг списало в запас обласканного монаршими особами казака. Буквально-таки выпнуло Трофимыча и Маккхала на заслуженный покой, а тут – хлоп, шабашка в Н-ске подвернулась.

Владимир не строил иллюзий, даже не подозревая, а зная о работе Трофимыча на спецслужбы. Не просто так их с побратимом гоняли из одного конца страны в другой. За внешней показухой скрывался не один невидимый слой, оплетённый кучей подписок «о неразглашении».

– У меня, кстати, что-то поясница начала простреливать с завидной регулярностью и раны голодными волками на смену погоды воют, – сделал толстый намёк Трофимыч. – Это Маккхалу гордость не позволяет жаловаться, а я устал бесплатным барометром работать.

– С этим мы запросто, – разлив по третьей, сказал Владимир. – Ну, за здоровье! За мною, Трофимыч, не заржавеет. Отдам тебя завтра на расправу Джу. Она давно хотела в «дядю Трофимыча» иголками потыкать, вспоминай, чем и когда ты её умудрился обидеть. А тут как ни глянь со всех сторон польза – и твоя хворь снимется, и она потренируется с твоей поясницей и ноющими суставами. Извинишься заодно, если есть за что.

Трофимыч вздрогнул, опасливо покосившись на дверь в смежную квартиру. Видимо было за что извиняться.

– Джу, а может не надо её? Я не спорю, она девочка хорошая и умная. Пётр дочку хорошо натаскал, но она же меня в дикобраза превратит!

*****

Присев на старый, потемневший и потрескавшийся от времени пень, Трофимыч, наблюдая за опустившемся на землю Владимиром, принялся крутить в руках свежесрезанную ветку тальника, которой так и подмывало отхлестать дурного мальчишку в пяти метрах от себя. Вдумчиво, с оттягом, да по заднице, чтобы ум, вбитый в тыловые ворота, плотно осел в безмозглой головёнке, а не вылетел через уши.

Ожегши казака лукавым взглядом, поганец, тихо хмыкнув, принялся раскладывать выкопанные корешки и сорванные осенние травы на чистой тряпице с таким видом, будто ничего не происходит.