Текст книги "Знахарь (СИ)"

Автор книги: Александр Сапегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 42 страниц)

Ярко светились высокие стрельчатые окна особняка восемнадцатого века постройки, уже третий век кряду служившего штаб-квартирой Дворянского собрания Н-ской губернии.

Нынешнее собрание не было плановым, собираем раз в три года, а являлось чрезвычайным, созванным по разрешению губернатора. Предводитель губернского дворянства, как одной из самых значимых общественных организаций, предлагал обсудить инициативы Императора по усилению роли дворян Российской Империи. Его Величество напоминал, кто такие дворяне и за какие дела или подвиги ими становились подданные Императора.

Дворяне не должны прожигать жизнь в увеселениях или тупо влачить существование в виде рантье, живущих с процентов – это деградация и путь в никуда. Российские дворяне обязаны двигать страну вперёд! Они обязаны вернуть себе славу локомотивов развития державы, а не быть тормозами и якорями, что тянут страну в омут застоя. К тому же на носу были выборы в Государственную и Губернские Думы, так что даже повода к собранию придумывать не пришлось.

Да, Его Императорское Величество зрит в корень, Дворянские собрания давно переросли себя. Где-то на уездном уровне они по-прежнему не способны заниматься ничем, кроме решения локальных общественных вопросов, но на уровне губерний они давно превратились в мощные политические центры, ведь ни для кого не секрет, что среди дворян хватает промышленников и крупных политических деятелей, чья деятельность так или иначе выходит за узкие рамки локальных общественных вопросов. Собрания не нарушают табу обсуждения государственного устройства, но в остальном права и обязанности общественной организации, объединяющей высшее сословие Империи, должны быть расширены.

Бланк приглашения в Дворянское собрание пришёл Владимиру из канцелярии губернатора, видимо на адрес губернского секретаря пришли выписки из ЕИВ Канцелярии. Отныне в Н-ске на одного потомственного дворянина становилось больше. Покрутив в руках плотный картонный прямоугольник со скромным чёрно-серебристым тиснением без аляповатых вензелей, Владимир решил воспользоваться ситуацией, стрельнув по всем зайцам оптом.

Огнёв прекрасно понимал, что у губернатора на него определённые планы, только кто сказал, что у него самого их нет? Награждение любого жителя губернии высокой государственной наградой само по себе способно вызвать повышенный общественный интерес, а двумя или тремя кряду так и подавно. Барон Корф, по-видимому, пытался снять самые сливки, особенно с учётом того, что молодой человек, он же герой-орденоносец давно записан бомондом в сторонники губернатора. У многих ещё оставались свежи воспоминания о свержении с теневого трона «Паука» Ермолова, поводом для которого послужил конфликт всесильного графа и простого студиозуса. Тогда многие головы полетели, ещё больше сменили кабинеты на менее престижные, но были и те, кто взобрался наверх по карьерной лестнице, так что число благодарных и недоброжелателей уравновешивало друг друга.

Больше двух часов Владимир откровенно скучал, слушая переливание из пустого в порожнее. Предводитель откровенно манкировал собственными обязанностями, пустив прения на самотёк, видимо готовился сдать почётную должность ставленнику губернатора или, наоборот, крепко сидел в кресле, со всех сторон опекаемый бароном Корфом. Владимиру было откровенно плевать на местную политическую кухню. Чин по чину отметившись на входе, он набросил на себя отвод глаз и практически весь вечер, считай до начала светской тусовки, оставался незамеченным, явив себя миру только у фуршетного стола. Что ни говори, а проголодался он изрядно, вроде ничего не делал, прячась за спинами, а аппетит нагулял.

Закидавшись канапешками и сбрызнув горло лёгким пуншем, Владимир хотел отойти в сторону парка, как был ненавязчиво перехвачен компанией под предводительством старого знакомца – акулы пера и пираньи чернильницы. Павел Сергеевич, за прошедший год сменивший табуретку редакции на мягкое кресло пресс-секретаря и советника губернатора, заматерел и набрался лоска, из маленького неуклюжего слонёнка превратившись в настоящего мастодонта и динозавра губернской политики. Впрочем, журналистику Павел Сергеевич не забросил, по-прежнему выдавая по несколько статей в месяц, да и сейчас он желал взять у Владимира эксклюзивное интервью.

Слово за слово, завязалась непринуждённая беседа, которую мастерски вёл Павел Сергеевич, незаметно подводя собеседников и слушателей к необходимой или острой для него теме, обсудив которую компания переходила к другой или начинала рассматривать вроде бы закрытый вопрос с другого ракурса, только Владимир тоже старался не упускать нить беседы, раз за разом вворачивая тщательно продуманные фразы. Совершая эволюции по залу, компания то обзаводилась новыми членами, то сокращалась до пяти – шести человек, в какой-то момент прибившись к свите губернатора, среди которой затесались ректоры местных высших учебных заведений. Под выпученные глаза ректоров, героя-орденоносца рукопожатого самим Императором и облобызанного Императрицей поприветствовали со всем пылом и жаром и тут прозвучал вопрос, к которому уже Владимир незаметно подводил Павла Сергеевича.

– Владимир, скажите, а как и кем вы видите себя в губернии и Н-ске?

– Никем и никак не вижу, – абсолютно спокойно ответил Огнёв. Удивление, воцарившиеся в свите губернатора можно было резать ножом.

– Интересно вы пошутили, – попытался обернуть ситуацию в шутку Павел Сергеевич. Барон Корф лишь вздёрнул брови, требуя пояснений.

– Понимаете, я никак не вижу себя в губернии, так как в следующем году планирую поступать, не стану говорить куда, чтобы не сглазить, но точно не в Н-ске.

– А чем вас не устраивают наши, скажем так, кузницы кадров? – оглянувшись на ректоров, проявил интерес барон.

– Что вы, Ваше благородие, меня они устраивают. Фокус в том, что я их не устраиваю. В моей альма-матер создали комиссию по подтверждению квалификации. Вроде как имеют право, только я не слыхал и в постановлениях не читал, что обладатели высших государственных наград подпадают под квалификационные комиссии. Поправьте меня, если я не прав. Но, видимо, Андрею Петровичу закон не писан. На льготы, которые распространяются на отслуживших в армии и положены обладателям государственных наград, ректорат и администрация плевали с высокой колокольни. Что ж, я решил не переть буром, избавив университет от своего присутствия. Пусть живут и повышают престиж и репутацию университета как хотят, я же отказываюсь учиться под его крышей. Свои права я знаю, только мне надоело каждый раз доказывать их через суд. А на попытке поступить в медицинский я также потерпел фиаско. Зарезался на химии. Знаете, мне заявили, что с таким низким уровнем знаний дорога в медицину для меня заказана. Пользуясь случаем, хочу спросить у ректора медуниверситета, Борис Никифорович, вы, несомненно, гений в химии и биохимии, заслуженный врач со стажем, профессор медицинских наук, скажите, сколько пациентов с детским церебральным параличом вы смогли вылечить с помощью знания химии и латинского языка?

Ответом Владимиру послужила тишина, нарушаемая шлёпаньем губ и посвистом, пытающегося втянуть воздух ректора медуниверситета.

– Ни одного, если я правильно понимаю. Дуболом, который сейчас находится перед вами, исцелил около трёх десятков ребятишек – это официально зарегистрированный и подтверждённый факт, не требующий доказательств, но химия, как известно, превыше всего. Что ж, исцеляйте пациентов химией, а я умываю руки, тем более мне поступило несколько приглашений из других губерний, поэтому я рассматриваю вариант с переездом из Н-ска. Да, благодаря Андрею Петровичу и Борису Никифоровичу я в этом году пролетел с поступлением, с другой стороны, я благодарен им за появившееся время на подготовку и подтягивание уровня знаний. Я ответил на ваш вопрос, Ваше благородие?

– Исчерпывающе, – ответил губернатор, прожигая яростным взглядом скукожившихся ректоров.

– Честь имею, господа, – обозначив намёк на полупоклон, Владимир поспешил покинуть компанию губернских чиновников дворянского сословия и Дворянское собрание в целом. Мавр может удалиться...

– Жду вас завтра в девять утра, – холодно бросил губернатор ректорам, взглядом показывая, что остаток вечера он обойдётся без их сопровождения.

– Допрыгался, Андрюша, – направляясь в сторону парковки, сказал ректор медуниверситета коллеге. – Завтра о нас ноги вытрут и стружку снимут. Что делать будем?

*****

– Вов?

–Чего тебе? – бросил через плечо Владимир, аккуратно подвешивая пучок трав, стянутый пеньковой петелькой, на гвоздь, вбитый в несущую балку сарая на заднем дворе доходного дома.

Раньше сарай служил дровяником, но после подсоединения дома к централизованному отоплению необходимость в нём отпала. Так и сгнила бы сараюшка, рассыпавшись в труху, не привлеки она внимание массажиста и травника в одном лице. За символическую денюжку хозяйка с удовольствием сдала хозпостройку Владимиру в аренду. С помощью Матвея Панкратовича сарай за один день был приведён в порядок и приспособлен под сушку трав.

Аптека отца и сына Острецовых, которым Владимир за процент отчислений передал несколько рецептов, давала на хлеб с маслом, обзаведясь несколькими филиалами, которые с годами имели все шансы превратиться в настоящую сеть, но были рецепты зелий, передавать которые Огнёв не планировал ни за какие коврижки, поэтому ему самому пришлось озаботиться правильным сбором и подготовкой трав. Некоторые недалёкие индивидуумы могут считать, что сено, как его не обзывай, сено и есть, в простоте своей, не думая о нюансах: бывает, что травы, собранные ночью, дают иной эффект, чем дневной сбор, который также очень сильно зависит от способа хранения и сушки. Кладбищенская крапива не зря обладает чудодейственной силой. Выросшая на погосте, она обладает свойствами отгонять сглазы и проклятья. Сказка о братьях-лебедях, конечно, ложь, но в ней намёк. Крапивные рубашки сняли проклятье злой колдуньи…

– Знаешь, – загадочно блеснув глазами и поведя ножкой, Вика, платочком стряхнув пыль и труху с сиденья, приземлилась на один из грубых самодельных табуретов, стоявших у рабочего верстака брата.

– Не знаю, – буркнул Владимир, цепляя второй пучок на следующий гвоздь, – но, надеюсь, ты просветишь. Давай, колись, мелкая, я же вижу, как тебя распирает. Осчастливь мир уже, не тяни резину.

– Вов, ты помнишь Настю? – поставив локти на верстак и возложив подбородок на сложенные «домиком» кисти рук, лукаво поинтересовалась Вика.

– Какую Настю, о ком ты? – поморщился Владимир, в уме перебирая разных «Насть» и не находя ни одной, на какой из них можно остановиться. Ни одна из предполагаемых обладательниц звонкого имени не подходила под категорию ехидного вопроса сестры.

– Светленькую такую блондиночку с васильковыми глазами испуганной лани.

– Ах, – выдохнул Владимир, – ты про эту Настю – жертву оборзевших московских мажоров. Помнится мне она Анастасией представлялась. И с каких пор домашняя девочка, впервые выпущенная за ворота родового особняка, стала Настей?

– Ну, – стрельнула взглядом из-под чёлки Вика, – она вышла на меня по сети. Я же в олимпиаде участвовала, а список участников с портфолио был в общем доступе, вот она меня и отыскала.

– О, как! Ромашку подай, ага, спасибо! И давно вы на короткой ноге, так сказать? Хотя меня другое интересует…

– Что? – состроила невинную мордашку Вика, как та кошка, чуя, что понадкусала чужое сало.

– Как много ты успела ей про меня напеть?

– Да ладно тебе, – беспечно отмахнулась сестра, – я же помню, как между вами искры летали.

– Какие искры, окстись, блаженная, – отмахнулся Владимир, перебирая травы на верстаке.

– Да-да, а шея и уши у тебя с чего краснеют? Ой-ой, люди добрые, вы посмотрите на этого скромного монашка, ха-ха! Так что не мажься, братец, меня не обманешь!

– Ладно, я понял тебя, девочке в уши ты вдула достаточно, но я тебя знаю с твоими заходами издалека. Вываливай, чего ты успела натворить и не мажься, как ты говоришь,, мелкая, из тебя невинный агнец, как из меня балерина.

– И почему ты такой противный? – надула губки Вика.

– Не противного ты бы схарчила с костями и тапочками, пережевала и выплюнула. Вон, с Екатерины Сергеевны и Панкратовича верёвки вьёшь. Скажешь не так? Ну-ну! Давай-давай, вываливай пока я добрый, а то ведь могу и разозлиться, ты меня знаешь.

– Чур меня, чур! – открестилась от мрачных перспектив Вика. – С Настей мы давно общаемся, просто переписываемся и по видеосвязи тоже.

– Ты мыслью по древу не растекайся, девочка моя. Ты мне суть давай, – Подцепив ногой второй табурет и придвинув его к себе, Владимир сел напротив сестры. – Проболталась, что твой брат великий мануальный терапевт и целитель?

– Не совсем так…

– В глаза мне смотри, мелкая! – Вика отвела взгляд в сторону. – Всё с тобой ясно. Похвастать хотелось?

– Нет, тут другое, понимаешь, – пошла в атаку Вика, – Настя как-то пожаловалась, что у её тётки никак не получается забеременеть. Что они только с мужем не делали, к каким только врачам не ходили, ЭКО, всё в пустую. Там такая безнадёга, что даже мне жутко стало.

– Ага, – кивнул Владимир, – и ты вспомнила про другую Настю. Рубцову, правильно?

– Тяжело с тобой разговаривать. Да, про неё я и вспомнила. И про Ольгу Каминскую, и про, не помню, как её, маленькая такая веселушка.

– Ковалёва Инга.

– Она самая, Инга. Я Насте про них рассказала, а та возьми и расскажи тётке. В общем…

– И когда ждать гостей? – ухватил самую суть Владимир.

– Настя с тёткой и её мужем приедут послезавтра.

– Действительно, чего тянуть, – вздохнул Владимир.

– Вов…

– А?

– Не теряйся… Настя мне нравится. Ты ей, кстати, тоже.

– Иди уже отсюда, сваха доморощенная.

– И ничего я не сваха. Я же не слепая, – Вика чуть помялась, втянула воздух и решительно вывалила. – Ты бы знал, какие про тебя слухи в школе ходили.

– Ну-ка, ну-ка! – навострил уши Владимир.

– Что, «ну-ка»?! Весь такой неприступный, от девчонок на расстоянии держишься, они же не знали, что маман любую из них с грязью смешала бы… Так что тебя начали подозревать в заднем приводе…

– Убью! – утробно прорычал Владимир. Вика испуганно вздрогнула.

– Не бойся, я Галке и Олеське шёпотом пару раз поделилась, что как-то застала тебя с девицей с Нахаловки. Ну, там… оба неглиже, всё как полагается. Прости меня, но так было надо. Ты этих сорок должен помнить, они сплетню за полдня по всей школе разнесли, а с нахаловскими ни одна из наших девчонок связываться не решится, так и сплетничали, что папик у нас бандюган и сынок его с бандюгановскими шмарами путается. Уж лучше так.

– Спасибо, блюстительница нравов, спасла от позора. Хорошо, что задницей не торгую. Тьфу! А теперь, душа моя, или ты помогаешь, или фьють отсюда.

– Лучше «фьють», – Вика сбежала из сарая быстрее таракана, убегающего от включенного света.

Проводив взглядом улепётывающую сестру, Владимир приложил ладонь к щеке, на которой когда-то был запечатлён горячий от смущения поцелуй.

– Настя, значит…

.*****

– Наташа, проходи! – суетилась княгиня Ольга Барятинская. – А это кто с тобой?

Пропустив княжну Вяземскую в холл, Ольга во все глаза уставилась на высокую женщину гренадёрских статей, причём «стати» тоже соответствовали росту и пропорциям барышни, заставляя княгиню завидовать чёрной завистью. Трудно с куцей «единичкой» соревноваться с плывущей впереди гостьи твёрдой, налитой «четвёрочкой». А ещё гренадёрша, гордо вскинув подбородок, качнула толстенной, в руку взрослого мужчины, косой, спускавшейся до самой попы, утянутой в тугие джинсы. Тёмные брови вразлёт, точёный нос и пухлые губы. Не просто кровь с молоком, а «ух», «ах» и «э-эх» в десятой степени. Водятся женщины в русских селеньях – не только коня на скаку остановят и в горящую избу войдут, они эту избу сами подпалят и конягу в неё закинут, чтобы второй раз не возвращаться.

– Вероника Наумовна Твердова, прошу любить и жаловать, – представила вторую гостью княжна Вяземская. – Моё доверенное лицо и эксперт по разной мистике.

– Но…, – начала что-то лепетать Ольга.

– Мне развернуться и уйти? – холодно осведомилась Наталья Вяземская, на лице которой не дрогнул ни один мускул, только во взгляде блеснули острые льдистые грани.

– Нет-нет, – испуганно проблеяла молодая вдова, оборачиваясь к застывшей за спиной прислуге. – Дашенька, проводите гостей, Машенька, позовите maman, скажите княжна Вяземская прибыла. Поспешите, Маша.

Закончив с ритуальными расшаркиваниями и выпив по чашечке весьма недурственного кофе, гостьи в сопровождении обоих княгинь прошли в крыло особняка, отведённое под проживание Бориса Барятинского – младшего.

– Что скажешь, Ника? – бросив на юного наследника рода Барятинских нечитаемый взгляд, обратилась к помощнице Наталья Андреевна.

Дела у Бориса оказались не очень. Если левая половина лица у него была лицом красивого молодого человека, то правая, разделяясь со здоровой половиной ровно посередине физиономии, красотой похвастать не могла. Слезящийся, с провисшим «бульдожьим» нижним веком глаз, залитый кровью из полопавшихся капилляров, гротескное, будто раздавленное ухо. Раздутая ноздря носа, из которой постоянно текли слизистые выделения, обвисшая словно у старика брыля и рот, будто у жабы, оттянутый в сторону. В общем, красота для ночных кошмаров. Присниться такое и бессонница обеспечена.

Подойдя к княжичу, Вероника, не касаясь молодого человека, несколько раз провела над ним ладонями.

– Не смогу снять, – закончив с процедурами, сказала она.

– А что это, знаешь? – Вяземская также совершила несколько пассов над Борисом.

– «Вывернутая суть», – с нотками брезгливости, ответила Вероника под полные вопросов взгляды женской половины Барятинских. – Я бы даже не назвала это проклятьем, просто заклинающий выворачивает внутреннюю суть человека наружу. Всю гниль, что есть в душе. Кстати, Ваши Сиятельства, вас это тоже касается. Заговор, ладно, пусть будет проклятье, передаётся через кровь, изменения ещё малозаметны, но через неделю вы станете напоминать княжича.

– Ещё можешь что-нибудь добавить? – спросила по-прежнему невозмутимая Наталья Вяземская.

– Да, чувствуется работа полноценного волхва или жреца. Очень сильного обученного волхва. Я ему не чета. Снять проклятье можно по первому варианту либо падать в ноги волхва, ни вы, ни я, ни все вместе мы с заговором не справимся.

– Хорошо, Вероника, я тебя поняла, оставь нас.

Вытянувшись и кивнув на армейский маневр, «эксперт» вышла за дверь, где её подхватила Маша и отвела в гостиную, где предложила Веронике угощение в виде маленьких, но чрезвычайно вкусных пирожных и кофе.

– Что ж, красавицы и красавец, вспоминайте, кому вы, извините за грубость, так крупно нагадили, – голосом Натальи можно было замораживать реки. – Ну!

– Это он! – булькнуло полуземноводное с жабьим ртом.

– Он, это кто? – нависла над парнем Наталья.

– Он тогда сказал, что вытащит мою суть наружу, – проскрипев, Борис залился слезами. – Это тот парень, что избил меня.

– Да-а? – ядовито и нарочито картинно удивилась Наталья. – А не его ли сестру ты обещал разложить и отыметь во все щели, а? А вы, мамаша и бабушка, не этому ли молодому человеку гадили на приёме в Кремле? Рассказывайте!

Лицо Натальи сделалось страшным. Если бы из человеческих глаз вылетали молнии, вокруг бы всё оказалось испепелено напрочь. Упирались княгини недолго, через пару минут вывалив всё, как на духу.

– А теперь слушайте, что я вам скажу, – начала подводить жирную черту Вяземская, – Борис и вы получили по заслугам. Не вскидывайтесь. В отличие от вас тот молодой человек позаботился о записях с уличных камер наблюдения кафе и магазинов до того, как их изъяли оперативники СИБ, и Боря там выглядит в очень и очень неприглядном виде. В отличие от вас я видела записи и знаю всю правду, кто кого и за что избивал, да Борис? Расскажешь маме с бабушкой про свои геройства или духу не хватит? На месте родителей молодых барышень, с которыми пыталась развлекаться компания Бориса, я бы оторвала ему головёнку, а его псов сослала на север снег перекидывать или прикопала где-нибудь в ближайшем парке в компостной яме. Поверьте, у них есть такая возможность, но Её Величество решила не выносить сор из избы и уговорила молодого человека не мстить и не давать записям ход, чтобы не компрометировать высшее сословие. Вас в том числе, но вам показалось мало. То, что вас пощадили, вы посчитали за слабость и принялись гадить с новой силой, что ж, вам нравится ответ?

– Но что нам делать? – начала заламывать руки Ольга.

– Снять проклятье «вывернутой сути» может полное раскаяние, когда человек полностью осознаёт грехи и свою вину. С раскаянием внутренняя суть человека и души приходит в гармонию – это то, что Вероника назвала «первым вариантом». Знаете, глядя на вас я бы на это не рассчитывала. Если «суть» полезла с Бориса на вас, то раскаянием здесь не пахнет и не запахнет. Второй вариант вам тоже не понравится, так как вам немедленно надо бросать все дела и лететь в Н-ск, где падать в ноги и умолять о прощении, попутно исправляя то, что натворили. Времени на раскачку у вас нет, как сказала Вероника, через неделю ваши лица превратятся в кошмар импрессионистов, хотя Дали порадовала бы живая натура. Напоследок предостерегу от необдуманных шагов. Вздумаете решить вопрос кардинально, я лично прослежу за тем, чтобы вам поотрывали головёнки, даже если спрячетесь в Америке или у негров в Африке. Достану везде, вы меня знаете.

*****

– Ты сейчас рухнешь, кума! – тараторила в трубку телефона полноватая женщина с пухлощёким лицом типичной селянки. – Да не трынди ты! Не перебивай! Что я тебе скажу – это просто взрыв мозга какой-то! Я тут возила по заказам сметанку, творожок, ну, ты же знаешь, мой Коля с Никодимом... Я знаю, что ты знаешь! Не перебивай! Если тебе не интересно, так и скажи… Да… да… тьфу на тебя, а Любка от шока чуть кипятком потолок не ошпарила, а ты последней всё узнаешь, жри свои тапки потом от зависти, – нажала отбой Милослава Зворыкина, ехидно скалясь на экран.

Сунув телефон в бардачок, Мила больно хлопнула мужа по плечу:

– А ты чего уши развесил? Рули давай!

– Дура ты, Милка, – осклабился Николай, выворачивая на трассу. – И за что люблю тебя такую дурную, а? Плюнь ты на Дашку, она всегда была на голову скорбная и старым тапком пристукнутая, пусть желчью давится, фифа городская.

– Много ты понимаешь, – отвернулась к окну Мила, вспоминая перепалку заезжих москвичей у дома целителей.

То, что гости залётные – птицы высокого полёта, видно было простым глазом. Обе представительные машины с московскими номерами подъехали к парковочной площадке у доходного дома Свешниковой почти одновременно, только с разных сторон. Мила как раз передавала экономке Светлане банки с молоком и пакеты с творогом и сметаной для хозяйки доходного дома и знахаря, снимающего в доме пару квартир.

По тому, как напряглась оглянувшаяся на приехавших гостей сестра знахаря Викуля, подошедшая с деньгами, чтобы рассчитаться за домашнюю молочку, Мила безошибочным чутьём опытной сплетницы почувствовала, что сейчас случится что-то интересное.

Чутьё не обмануло сельскую кумушку. Барыни, вышедшие из машин, скорее всего были из высокородных, как бы не из самих сливок общества, да плечистый строгий барин, что помогал одной из приезжих барынь, тоже был не из простых смертных. И плечи, и выправка, как пить дать из высокопоставленных военных. Если сначала ничего не предвещало грозы. Если в самом начале импозантный господин и дамы из обоих экипажей вполне миролюбиво начали раскланиваться друг с другом, то после того, как из одной из машин выпорхнула белокурая девчушка в воздушном сарафане, расписанном васильками, и подошла к взрослым, обстановка начала резко накаляться. Барыни перестали одаривать друг друга насквозь фальшивыми улыбками, должными означать радость встречи, высокопарные фразы сменило тщательно сдерживаемое змеиное шипение.

– Да, девочки, – тихонько шепнула Мила, – похоже, московские птички не очень рады видеть друг друга. Барыни-то расшипелись как змеюки, как бы в космы друг другу не вцепились.

– Держи, – сунув деньги, Вика, не забрав молочку, тем самым дав Миле законный повод и дальше греть уши, быстро порскнула к флигелю. – Я сейчас.

Оглянувшись через спину, Вика проскользнула между двумя ожидающими пациентами, было кинувшимися к ней, и взлетела на крыльцо флигеля, скрывшись за дверью. Через минуту на порог вышел знахарь – высоченный, под два метра мужчина. Издали он касался сухопарым, но ближе становилось ясно, что сухость эта кажущаяся. На самом деле у перевитого сухими мышцами парня не было ни капли лишнего жира. Метра на три позади брата держалась Вика, несколько раз приветственно помахавшая ладошкой белокурой гостье в сарафане.

– Да-а, – переглянувшись со Светланой, быстро облизнула губы Мила, – повезёт кому-то с…

– И не говори, – вздохнула Светка.

– Рад приветствовать вас в Н-ске, Ваши Светлости. Как удачно, что вы приехали в наше унылое захолустье и решили устроить представление на публику: нам как раз не хватает драйва и великосветских разборок с выдранными клоками волос, – глухо пробасил знахарь, облив гостей холодным взглядом, от которого пробирало даже на расстоянии. Мила и Светлана зябко передёрнули плечами. – У вас получилось, уважаемые, зрители в восторге и аплодируют стоя. Если же у вас иные поводы покинуть Москву, а не поиск приключений, предлагаю перейти к нему. Виктория, проводи, пожалуйста, Анастасию и её тётю с дядей в мой кабинет, что дальше делать – ты знаешь.

Выскользнув из-за спины брата и мило защебетав с девушкой в сарафане, Вика быстро увела жданных гостей в дом, а знахарь принялся буравить тяжёлым взглядом двух московских княгинь, которых откровенно не был рад видеть, что тоже всей поверхностью кожи ощущалось на расстоянии, и которые под холодом глаз парня испуганными сусликами замерли у машины.

– Через три часа, – коротко обрубил знахарь, поворачиваясь спиной к высокородным барыням. Ничего не говоря, дамы на остатках достоинства скрылись за дверьми и тонированными стёклами автомобиля. Рыкнув двигателем, лимузин выехал с парковки.

– Уф, – выдохнула Мила. – И часто у вас такое?

– Не часто, – ответила экономка, – но случается. Неадекватов, вообще, хватает, правда с ними Матвей Панкратович обычно справляется. Иногда родственники везут к Владимиру Сергеевичу больных на голову с отклонениями и всяких имбецилов, только он сразу отправляет их домой. Не его профиль. Если начинают артачиться, опять Панкратович подключается, только супротив сегодняшних гостей он слабоват.

Женщины помолчали.

– А знахарь лихо с ними разобрался, – хохотнула Мила, – силён мальчик! Монстр!

– Мила, – построжела экономка, – ты при нём или при Вике такое не ляпни. Этот «мальчик», если ты не знала, на границе воевал. Ордена с мечами за красивые глаза не дают. Быть может, Владимир Сергеевич твою вольность и пропустит мимо ушей, а Вика за брата между глаз без разговоров влепит. В драках она злая, куда там нашим пацанам-увальням, тем более брат её сам по утрам тренирует, а он, скажу я тебе, просто ужас… Я в окно видела пару раз их тренировки на заднем дворе (ага, как же – пару десятков раз). Кому расскажешь, я тебя…

Мила лишь кивала, наматывая на ус. Слухов о знахаре-целителе она слышала и собрала множество. Некоторые из баек никогда не выйдут из начальных рамок, так и оставшись байками для заезжих лопухов, но некоторые имели под собой стальную основу, под которую не подкопаешься.

Как можно потерять кресло ректору университета или даже двух университетов? Всего лишь иметь неосторожность связаться с неким знахарем и начать строить ему козни, что совсем не пришлось по душе ветеранам, коих тот исцелял и пользовал. Десятки стариков и увечных воинов-ветеранов не забыли добра, подняв на уши всех отставников губернии после дворянского собрания, на котором выяснилось, что знахарь собрался уезжать из Н-ска и стала известна причина этого решения. Попечительские организации и ветеранские советы подняли настоявшую волну, что сделала двух ректоров и некоторых других господ персонами нон-грата во многих салонах, домах и общественных организациях. Университеты лишились изрядной доли спонсорских денег. В конечном итоге общественное порицание смело с кресел много позволивших и возомнивших о себе толстозадых чиновников. Слухи и сплетни, конечно, врали и приукрашивали, обрастая досужими домыслами, но итог у всех оставался один и был достоверно подтверждён Миле устами старшего сына, учившегося на третьем курсе политехнического университета.

Больше года назад Мирон сам был свидетелем драки знахаря с сынком графа Ермолова. Тогда тоже был скандал. И где сейчас тот граф?

Интересно, что это за барыни на второй машине? Что за княгини? Машину тряхнуло на «кочке» и Мила ударилась бом о боковое стекло.

– Аккуратней, не картошку везёшь, – Мила ударила Николая в бок.

– Сама не спи, – огрызнулся муж, – сейчас на гравийку свернём, ты там с картошкой или без картошки лобешник расшибёшь. Держись за поручень, а то соскребай потом мозги со стекла...

Нет, лучше не лезть в это дерьмо. Аристократы без деревенских сударушек разберутся.

*****

Навалившись на спинку кресла, Владимир глядел на Павла Николаевича Усова как на какой-то редкий экземпляр боевых хомяков. Раскормленный до размера медведя, хомяк оставался хомяком, несмотря на бритвенной остроты резцы, стальные когти цепких лапок и полковничьи звёзды на погонах. Так и хотелось постебаться над хомяком-полковником. Сюр же! Силы небесные, кого в столице только не встретишь.

Старший брат гоф-фрейлины Её Величества не понравился Владимиру с первого взгляда. Слишком высокомерный и нетерпеливый. Он ни в грош не ставил слова жены и не верил в успех поездки. По его глазам читалось, что его силком притащили к стопятисотому по счёту шарлатану на очередное надувательство с целью выманить деньги. Зачем только князь приехал в Н-ск, спрашивается? Уж точно не для того, чтобы поддержать супругу, которой сейчас Вика устраивала мини-экскурсию вокруг дома, пока мужчины обсуждают насущные вопросы.

– Мальчик, скажу откровенно, я тебе не верю, – надул губы Павел Николаевич. – Не надо мне приводить никакие дутые доказательства. Предупреждаю по-хорошему, хватит забивать голову моей жене всякими глупостями, пока я не начал принимать меры.

– Я не собираюсь тебе ничего доказывать, дяденька, – отзеркалил Владимир. Усов побагровел. – От крыльца флигеля до машины тридцать шагов. Забирай жену с племянницей и вали на все четыре стороны, пока я не начал принимать меры. Да, можешь дождаться Барятинских, расспроси их, чего это их принесло в Н-ск. Узнаешь много интересного, дяденька. А что тебя так коробит моё обращение? Ты сам задал тон беседы, наплевав на элементарные нормы приличия при обращении к хозяину, так что прошу не обижаться, за то, что и я к тебе без всякого почтения. Разговор закончен, я вас больше не задерживаю, господин полковник. Попрошу очистить помещение от своего присутствия или мне вас вышвырнуть как нашкодившего щенка?