Текст книги "Знахарь (СИ)"

Автор книги: Александр Сапегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 42 страниц)

– Ка-какого им-императора? – сошёл с лица майор.

– Уругвайского! – рявкнул полковник. – Дебил! Этих, – широкая мозолистая ладонь прижала к столу клерка список с фамилиями пограничников, – бойцов вызвали на награждение, сам Император вручает! Лично! Ты понял, дятел?! Лично Император! А за что знаешь? Нет? Паша, я не узнаю тебя! Не знать за какие грехи министра обороны пнули и чуть с нашего шефа, – указательный палец опять устремился в зенит, – голову не сняли… Дошло, наконец. В Минфине и у нас распоследним быкам и коровам хвоста накрутили, а ты стрелка в клоповник засунул. Знаешь, хвостом лично ты не отделаешься. Неудивительно, что он свалил оттуда. Не дурак, клопов кормить не собирается. Сейчас, Паша, ты хрен его найдёшь. Если он не полный кретин, то давно уже чалится в месте получше ночлежки, но завтра ты его встретишь как самого дорогого гостя. На пороге с утра карауль. На коленях извиняйся, мол, ошибочка вышла, обознатушки, понял меня?!

*****

Утро началось не с кофе. Нет, если отбросить гигиенические процедуры с бритьём и душем, а также прочие ежедневные ритуалы, то утро началось как раз с настоящего кофе с одуряющим запахом, заставляющим мечтательно смеживать веки и втягивать ноздрями воздух, чтобы не упустить ни одной капли царственного аромата.

Что ж, стоит признать, что повара в гостиничном ресторане истинные кудесники своего цела, профессионалы с большой буквы «П», а настоящий турок, который варил кофе в турке на раскалённом песке, достоин наивысшей похвалы, но взлетевшее за облака настроение оказалось втоптано в грязь при виде безобразной сцены, свидетелем которой стал Владимир, направляясь в метро после великолепного завтрака.

Неприятность, испортившая день и навлекшая на Владимира барский гнев, случилась в парковой зоне «Сиротского» лицея, основанного императрицей Марией Николаевной в тысяча девятьсот сорок четвёртом году. Престижный лицей, находившийся под личным патронажем императриц, носил длинное пафосное название, но в народе его звали «Сиротским», так как раньше в его стенах располагалась школа-интернат, в которой преимущественно обучались сироты из близлежащего детского дома и оставшиеся без попечителей дети военных. Одно время школу даже хотели переформировать в кадетское училище, но сложилось так, как сложилось.

Десятки лет минули после войны, но Лицей, по бумагам принимавший в свои ряды преимущественно сирот из семей военных, на деле давным-давно превратился в школьную альма-матер детишек высших чиновников и столичного бомонда. Сирот в нём обучалось дай боже десять или пятнадцать процентов от силы, а то и того меньше. Естественно, ничего этого Владимир не ведал и в помине, знал лишь о том, что в школе, сиречь лицее, грызут гранит науки и слюнявят страницы букварей отпрыски важных «шишек», и сейчас несколько кривых отражений откормленных вальяжных мамашек и папашек, под издевательский хохот и глумливые выкрики за густыми декоративными кустами избивали худого долговязого мальчишку. Всё бы ничего, в современных реалиях никого не удивить школьным буллингом, но за вторым рядом кустов Владимир разглядел здоровенного мужика с армейской выправкой. Не надо иметь семь пядей во лбу, дабы свести дебет и кредит, и прийти к выводу, что здоровяк является телохранителем или воспитателем одного из мелких ублюдков, издевающихся над упрямой жертвой. Телохранитель, от которого не могло укрыться творящееся безобразие, просто отвернулся в сторону, делая вид, что рассматривает нечто интересное за пустующей спортивной площадкой, а драка одного против четверых его не касается.

«Худой», как про себя назвал его Владимир, и чьё лицо ему было подозрительно знакомо, упорно вставал после каждого падения, упрямо сдвигая вместе чаячьи брови по-бычьи наклоняя голову и молча бросаясь на обидчиков, пара из которых чуть ли не вдвое превосходила его габаритами, причём каждый.

Достав из кармана телефон, Владимир заснял творящееся непотребство на камеру и сплюнул на землю.

– Вот же я дебил! Мне оно надо?! – прошептал он, ловко просачиваясь меж кустов.

– Отставить! – рявкнул Владимир, несильной оплеухой награждая одного из «жиртрестов» лет двенадцати или тринадцати от роду. Пацаны отпрянули в стороны.

– Дядя, шёл бы ты… куда шёл, – оттопырил губу сальноволосый белобрысый пухляш с глубоко посаженными поросячьими глазками. – Ты знаешь, кто мой папа? Смотри, дядя, как бы твою палку Игнат тебе не засунул кой-куда.

Мелкие подпевалы сальноволосого мерзавца успели отойти от шока и гнусно захихикали. Игнатом, как подозревал Владимир, кликали «слепого» и «глухого» телохранителя, оторвавшегося от разглядывания спортивных снарядов и двинувшегося к месту разборок.

– Ай-й, отпусти! – взвыл пойманный за ухо пухляш. Выхватив из кармана нож-выкидушку, толстяк попытался ткнуть Владимира лезвием и вывернуться, но добился лишь того, что ему ловко завернули руку и взяли на болевой. Звонко брякнув сталью, нож упал на асфальтированную дорожку.

– Пацан, ты как? – Владимир скосил взгляд на «худого».

– Жить буду, – смахнув рукавом кровавую юшку из-под носа, ответил мальчишка. – Зря вы влезли. Я бы сам разобрался, не впервой. А вы только неприятностей себе наживёте.

– Отпустил пацана и мордой в асфальт лёг! – не заставил себя ждать бодигард или просто приставленный родителем свинёнка охранник. Проломившись через развесистую зелень, он, выхватив из подмышечной кобуры пистолет неизвестной Владимиру марки и буром попёр него. – Живо!

– Профессионализм так и хлещет, – вздохнул Огнёв, отпуская пухляша.

Чуть ли не рыча, охранник одним движением левой руки задвинул толстую личинку столичной шишки за свою спину.

– На землю я сказал!

– На землю, так на землю, – покорно согласился Владимир.

Трость выстрелила вперёд, мгновенно преодолев расстояние в полтора метра, стальной набойкой врезавшись в «солнышко» «бодигарда», забывшего или незнакомого с элементарными мерами безопасности. Неизвестно, где и в каких войсках служил сей индивид, но точно не на границе, иначе Синя кулаками вбил бы в несчастного правила не приближаться к противнику с дрыном или палкой на расстояние ближе длины палки в вытянутой руке. Хунхузы и браконьеры с сопредельных территорий, знаете ли, кровью и болью учат. Сколько таких случаев было, не пересчитать.

Выпучив глаза и сложив губы буквой «о», бодигард забыл, как дышать. Описав полупетлю, набалдашник трости шибанул по руке с зажатым в ней пистолетом и пока противник не вспомнил об умении втягивать в лёгкие воздух, Владимир сделал шаг и влепил ему прямой точно под нос.

Первым на асфальт упал воронёный пистолет, следом рухнул двуногий шкаф.

– Отдохни.

– А-а-а! – дружно заверещала компания мерзавцев, бросаясь врассыпную. Владимир подумать не мог, что заплывший жиром пузанчик проявит подобную прыть. Только что был рядом, как уже след простыл. Подпевалы нисколько не уступали ему в скорости.

– А ты, боец, почему не побежал? – откинув ногой нож и пистолет от скрюченного тела на земле, обернулся Владимир к «худому». Пацан лишь оскалился в ответ. – Звать-то тебя как?

– Антон, – ответил парнишка, направляясь к брошенному в траве школьному рюкзаку. – Голованов Антон. Сейчас преподы набегут, визгу будет выше крыши. Поверьте, уж Петенька распишет им в нужном цвете, ещё и полицию вызовут.

– Голованов… Голованов, полиция? Полиция – это хорошо. Подождём полицию, – нахмурился Владимир, вспоминая статью о подвиге капитана Голованова на границе с Афганистаном в «Рубеже», ведомственной газете пограничников. – Капитан Голованов…

– Батя, – глухо буркнул Антон, подсказав, что спаситель был на верном пути и заодно ответив на не прозвучавший вопрос, не успевший слететь с уст Владимира. – Батя в госпитале умер, заражение крови пошло, а мать два месяца назад в роддоме богу душу отдала, кровотечение какое-то. Не спасли. Сестра теперь в доме малютки, а я здесь.

– Эй, ты, – Владимир потыкал тростью в бодигарда. – Заканчивай придуриваться. Можешь сесть, вставать не надо. Только аккуратно, без резких движений, а то я нервный сегодня, пропишу без раздумий. Расскажи, служивый, как ты дошёл до жизни такой? Где служил?

– Не твоё собачье дело, – кривя губы, ответил бодигард, аккуратно принимая сидячее положение. Угрозу физической расправы он принял всерьёз.

– Не моё, тут ты прав, – покивал Владимир. – Не хотел бы я служить там, где служат такие паскуды, как ты. Сиди, мразь, не дёргайся. Батя пацана, которого избивал заплывший жиртрест, с пятью стрелками двое суток банду в полторы сотни голов на перевале держал. Двое суток, пока погода не наладилась и вертушки не прилетели. А ты, паскуда, в сторону отвернулся, позволяя ублюдкам вчетвером нападать на одного. Четверо отожравшихся безнаказанных падлюк против сироты, и кто ты после этого? Такой же ублюдок, даже ещё хуже.

– Да я!

– Молчать! – трость с треском впечаталась в ключицу бодигарда. Слава небесам, и трость не сломалась, и ключица выдержала. – Пасть разевать раньше надо было. Что же ты в сторону свистел? На коротком поводке сидишь? А раз сидишь, то не тявкай, псина дворовая. Так и будешь цепочкой позвякивать, ни чести, ни совести ведь не осталось, Тузик.

Антон как в воду глядел или сказывался обретённый в лицее опыт – через несколько минут со стороны учебного заведения показался натуральный табун преподавателей и полицейских. Чисто кони на выгоне. Несутся галопом, родимые, того гляди сметут.

– Кавалерия на марше, – усмехнулся Владимир, проверив уровень заряда на телефоне. Немного подумав, он снял короткий ролик с лежащими на асфальте ножом и пистолетом, а также с сидящим на земле охранником, после чего перевёл устройство в режим аудиозаписи и убрал его в карман. Зрела в нём уверенность, что так просто его «экспромт» с наведением справедливости не закончится.

– Стоять! – выставив перед собой раскрытую ладонь, Владимир осадил несколько запыхавшийся и раскрасневшийся «табун» из семи человек, пятеро из которых, скорее всего, представляли преподавательский состав, а двое являлись прикреплённым к школе полицейским нарядом. Описав полукруг, кончик трости лёг на плечо охранника. – А ты сиди, тебе никто не разрешил вставать. Старший по званию ко мне, остальные не подходят, чтобы не затоптать следы на месте преступления.

– Вы…

Неизвестно, что хотела сказать высокая представительная дама в деловом брючном костюме, вероятно являвшаяся директором или завучем, но была жёстко перебита Владимиром:

– Я сказал старший по званию! Мадам, что-то я не замечаю у вас никаких погон на плечах или шевронов.

– Старший околоточный надзиратель Еремеев, – вышел вперёд молодой полисмен с обсыпанным веснушками лицом и лихим рыжим чубом, выглядывающим из-под форменной фуражки.

– Так, околоточный Еремеев, вызывай криминальную полицию и армейский наряд.

– Э-э, – заблеял Еремеев…

– Вам что-то непонятно, товарищ Еремеев? Или мне на японском языке повторить? Имело место нападение группы лиц на ученика школы с целью нанесения травм…

– Лицея! – вставила неопределённая то ли завуч, то ли директор.

– …и физического вреда, также имела место попытка нападения на военнослужащего пограничной стражи с применение холодного оружия, – Владимир указал на нож и на порезанный рукав мундира, – и огнестрельного…

Взгляды присутствующих переместились на пистолет, а потом на пустую кобуру, свисающую из-под полы пиджака телохранителя. Так как криминальный инцидент произошёл на территории школы…

– Лицея!

– …на месте происшествия остаются руководители учебного заведения и полиция, остальные могут идти. Я вас не задерживаю, уважаемые преподаватели. Ещё пять минут и ваши ученики, съедаемые любопытством, начнут вываливаться из окон, тогда вы легко не отделаетесь.

*****

Криминалисты и военная полиция прибыли одновременно, как подгадывали. В присутствии свидетелей и спешно найденных понятых нож и огнестрел были упакованы в пакеты, а Владимир препровождён в ближайший участок. Наряд военных полицейских, за которым семенил широколицый следователь, не отступал от Огнёва ни на шаг, всем видом показывая, что гарнизонная «губа» залётному пограничнику покажется раем в сравнении с каменными клетями столичной комендатуры. Туда же сопроводили ухмыляющегося бодигарда. Как подозревал Владимир, охранник надеялся на «крышу», возможно, не безосновательно, пусть… Игнат ещё не знал, что «попал» под проклятье. Странно, исцелять всегда было труднее, чем накладывать разного вида порчи, ведь в первом случае приходилось концентрироваться и прикладывать немалые усилия для вывода хвори, а во втором тёмные сгустки легко слетали с рук на негативных эмоциях. Что ж, раз бодигард посвистывал в сторону, пусть посвистит задом и метеоризм ему в помощь, будет ему сюрприз

Ещё когда их сборная солянка дожидалась прибытия криминалистов и военной полиции, Огнёв незаметно слил видео с телефона на пару сетевых хранилищ и на всякий пожарный случай стёр с устройства без возможности аппаратного восстановления личные данные и контакты, всё равно он их помнил наизусть. Говоря без экивоков, не верил парень представителям исполнительной власти, ведь опыт он обрёл на собственной шкуре. К тому же существовала большая вероятность, что телефон у него изымут – ищи-свищи потом ветра в поле, а так у него останутся доказательства в случае непредвиденных обстоятельств.

«Шконка, привинченный к полу стол, – подумал Владимир очутившись в камере, – как будто в родной камере очутился».

Около часа его мариновали в камере и не трогали, только под приглядом бравых военных полицейских, которым он показал бланки предписаний, разрешили сделать по звонку в Корпус пограничной стражи и Министерство финансов, а затем начался цирк с конями и эквилибристами. Явившийся в камеру следователь начал гнать какую-то пургу, чуть ли не в открытую обвиняя Владимира в нападении на примерных мальчиков и нанесении тяжкого физического вреда Игнату Ивановичу Коновальцу. Судя по хамскому поведению полицейского чина и запугиваниям, заработала «крыша». Бравые парни в касках, пошептавшись с коллегами из МВД, заметно растеряли задор, видимо «крыша» бодигарда, она же предок мелкого, но мордатого гавнюка, обитала на высоте, недосягаемой для простого смертного. Потом из участка под сонм извинений выпустили бодигарда, а потом и Владимира, только ушёл он недалеко – пять шагов от порога до открытой двери «воронка» военной комендатуры вот и весь поход.

– Впух ты, стрелок, – шепнул один из сопровождавших парней. – Молись, чтобы дело спустили на тормозах и тебе ничего не пришили.

– Кому я там дорогу перебежал?

– Генералу Тегиляеву, товарищу3 начальника всей столичной полиции. Сечёшь? Папа за своего слоника обиделся по-взрослому.

– Понятно, – криво ухмыльнулся Владимир, влезая в стальную клетушку и подтягивая внезапно разболевшуюся ногу. Трость, в отличие от телефона, у него изъяли от греха подальше.

До приезда в комендатуру он слил аудиозаписи с вольными интерпретациями следователя и дознавателя на тему закона в сетевые хранилища. Вовремя, так как армейские церберы с блеклыми бездушными глазами, принявшие его по приезду, в компанию к трости отобрали ремень и мобильник.

В узком тёмном карцере гауптвахты, куда его законопатили словно злостного дезертира и рецидивиста-преступника, он без обеда прокуковал до двух по полудни. Создавалось впечатление будто о нём забыли, а звонки в Минфин и в Корпус пропали втуне, не возымев никакого действия. За несколько часов сидения в холодном пенале тело затекло, а нога разнылась пуще прежнего. Нормально выпрямить конечность не хватало места, а в согнутом состоянии она начинала отекать. Стоять тоже не вариант, для ходьбы даже в полтора шага клетушка не приспособлена. Унять ломоту в ноге и внезапные прострелы в исполосованном теле не помогали никакие медитации и прогон энергии по организму. В туалет его не выпускали. Через пару часов Владимир ненавидел комендантских чинов и военную полицию лютой ненавистью, а в голове зрело желание помочиться за решётку.

Где-то после двух по полудни из противоположного конца коридора, напоминавшего длинную кишку, донеслись звуки шагов. Прикрыв глаза, Владимир сделал вид, что спит.

– Стрелок Огнёв, на выход!

*****

В Корпусе никому в голову не пришло, что этапированного из комендатуры стрелка там не кормили, даже о сухарике и простывшем чае ни одна собака не заикнулась, зато орали и самозабвенно надрывались в лае все кому ни попадя.

Первым спустил Полкана вчерашний майор, давеча отправивший Владимира в клоповник, хотя поначалу он даже виновато заискивал и заглядывал в глаза, а потом разошёлся на всю катушку, за ним в другом кабинете перенял эстафету чернявый подтянутый полковник. За охрипшим полковником встал в очередь генерал-майор кадрового управления, грозивший всеми карами, какие только можно выдумать, особо напирая на написанный на имя командира Корпуса рапорт о лишении Огнёва ещё невручённых наград. С каждым вышестоящим офицером количество грехов на виновнике начальственного гнева росло подобно снежному кому, катящемуся с горы. Скажите на милость, откуда только их столько цеплялось? Особо злостным нападкам подвергался мундир, порванный на спине (Владимир зацепился в комендантском «воронке» за острый заусенец стальной обивки) и порезанный на рукаве. Всех горлопанов Огнёв выслушивал с отсутствующим выражением на лице. Послать золотопогонную камарилью пешеходным эротическим маршрутом не позволяла субординация, впрочем, и без этого все, кто пытался сделать ему внушение, читали в глазах внезапно онемевшего пограничника пожелание засунуть эти мифические награды и угрозы в тёмное дупло. Владимир с удовольствием вернулся бы в карцер, лишь бы не выслушивать весь этот бред, в котором из него лепили исчадие ада. Боже, как тихо было в комендатуре, и никто не выносил мозги! И ведь ни одна тварь даже не попыталась разобраться или спросить, как было на самом деле! Одна радость, генерал быстро растерял запал, а потом отвлёкся на трель телефонного аппарата. Выслушав быструю тарабарщину в трубке, генерал приказал Огнёву сидеть на месте, а сам вытер платком лоб и шею, пригладил расчёской волосы, одёрнул полы мундира и вышел из кабинета.

Выслушивая крики очередного чиновника в погонах, Владимиру хотелось разобраться, почему его тягают от клерка к клерку, а не оформят в какой-нибудь штрафбат? Упомянутые ордена и медали не дают замести? Так не видал он их пока, пусть подавятся. Сто лет жил без них, ещё сто проживёт.

Прервав размышления, тихо скрипнула дубовая дверь и в помещение, в сопровождении сразу двух офицеров с генеральскими погонами на плечах, вплыла стройная женщина в модном костюме «под старину» с юбкой в пол и шляпкой с тёмной вуалью, закрывающей половину лица.

*****

– Желаете посмотреть в глаза, значит? – горько усмехнулся пограничник. – Что ж, смотрите, мне не жалко. Я, знаете ли, тоже горю желанием посмотреть в глаза той, кто, абсолютно не разобравшись в произошедшем, бросается огульными обвинениями.

Мария непроизвольно напряглась, незаметным жестом руки, затянутой в тончайшую перчатку, останавливая сопровождавших её генералов от каких-либо действий.

– Если на пять минут мне предоставят доступ в сеть, я покажу и объясню, как герой, можно сказать кавалер ордена, оказался отъявленным мерзавцем, поднявшим руку на ребёнка. Порушил, так сказать, честь Корпуса и всё такое. Я за последний час разных обвинений с эпитетами наслушался. До тошноты. Так как, будете искать справедливость или последуете примеру моего командования с шельмованием направо и налево? – оба генерала гулко задышали носами, но предпочли не ввязываться в диалог Марии с потрёпанным и каким-то заморенным стрелком-пограничником, который так и оставался сидеть на стуле, встав лишь поприветствовать вошедшую в кабинет женщину и генералов.

– Прошу, – сохраняя самообладание перед наглым деревенским выскочкой, неприкрыто её провоцирующим, Мария извлекла из сумочки телефон. – Не запаролено.

– Благодарю, – стрелок тяжело поднялся со стула и заметно хромая, даже подволакивая левую ногу, подошёл к Марии, лицо которой, неожиданно даже для неё самой, начало заливать краской стыда.

Нескольких мгновений хватило для сравнения щиколоток пограничника, показавшихся из-под чуть-чуть задравшихся штанин, когда тот неуклюже вставал с занимаемого места. Левая щиколотка была заметно толще правой, да и отёкшая ступня распирала форменную туфлю.

– Господин генерал-майор, разрешите воспользоваться телевизором генерала-майора Голубева? – включив телефон и войдя в сеть, стрелок обратился к Андрею Васильевичу Терентьеву, начальнику оперативно-координационного управления.

Получив разрешающий кивок, стрелок связал телефон с новейшей настенной панелью, занимающей центральное место на одной из боковых стен кабинета отсутствующего здесь и сейчас главного кадровика Корпуса, освободившего помещение для гостьи, прибывшей лично посмотреть на виновника разгоревшегося скандала. Марию же чуть ли не до крови царапнуло пренебрежительное обращение к генералам «господин» вместо «товарища». В отличие от толстокожих сопровождающих, не заметивших неуставного обращения, она прекрасно разобралась в нюансах – стрелок нисколько не уважал старших по званию. Видимо было за что, да и чувствовалось в лице молодого парня некоторое разочарование в командирах в целом. Женская интуиция уже не шептала, а во все лёгкие кричала, что сейчас их будут окунать в грязь и камня на камне не оставят от официальной версии событий, наглядно указав на причины неуважения к столичному командованию.

– Знаете, я жалею об одном, – после просмотра двух коротких роликов в кабине повисло неловкое молчание, прервать которое не смогло переглядывание Марии с генералами, но оно разлетелось вдребезги от усталого сухого скрипа пограничника, – что не вмазал мелкому ублюдку со всей силы, а остановился на подзатыльнике и выкрученном ухе. Я вам на телефон ещё аудиофайлы скачал, можете подивиться вывертам нашей имперской Фемиды и фантазии её верных слуг. Может быть, снимите с глаз розовые очки при взгляде на работу МВД. За два дня в Москве я встретил всего лишь одного настоящего мужчину – Антона Голованова, того худосочного мальчишку, которого избивали жирдяи, они же примерные мальчики в вашей интерпретации, мадам. Товарищи генералы, вам ничего не говорит фамилия Антона? – теперь уже и оба сопровождающих не смогли не заметить холодную расчётливую издёвку, дружно налившись дурной кровью, хотя всё было максимально в рамках приличий. – Если не вспомнили, то мальчик сын героя, остановившего полуторасотенную банду на границе с Афганистаном. А хотите знать, почему отпрыски обеспеченных родителей домогались до сироты? Вижу, хотите. Антон имеет наличные деньги. Да-да, вы не ослышались. Откуда у сироты наличка? Он её зарабатывает в автосервисе и на стоянке отмывая от грязи машины, и помогая механикам со слесарями. На заработанное парень раз в три дня покупает подгузники, молочные смеси и игрушки для сестры, которая сейчас находится в доме малютки. А ваши святые агнцы привыкли трясти наличность с тех, кто слабее, только не на того нарвались. Скажете, генерал Тегиляев и директор лицея ничего не знали? Не врите сами себе. Прекрасно они всё знали и знают. Вы детей в лицее расспросите, много интересного и нелицеприятного узнаете. Почему мне хватило пятнадцати минут до приезда криминалистов, а вы годами ходите мимо? А теперь, когда мы с вами во всём разобрались, у меня есть одна маленькая просьба к присутствующим. В мои глаза вы взглянули, я же прошу вас взглянуть в глаза Антона и объяснить ему, почему он должен терпеть издевательства безнаказанных уродов под охраной бодигарда и под защитой всесильного папочки? Объясните ему, за что и за какие идеалы отдал жизнь его отец и почему он с сестрой лишился родной крыши над головой. Если вы сможете ему это объяснить, тогда я соглашусь, что я мерзавец. Знаете, больше всего Антон боится, что его разлучат с Машей. Антон сказал, что отец и мама хотели назвать дочку в честь императрицы... Он вечерами помогает нянечкам с малышами и ночевал бы там… Товарищи генералы, вы по-прежнему считаете, что я порушил честь Корпуса?

Не дождавшись ответа, стрелок выключил телевизор и вернул телефон Марии.

– А награды – ордена и медали можете оставить себе, не за них служу. У вас ещё остались вопросы, товарищи генералы, мадам?

– Спасибо, – убирая телефон в сумочку, просипела Мария внезапно пересохшим горлом. Давно ей не было так стыдно. Десять лет никому не удавалось превзойти её отца, умевшего отчитывать так, что хотелось на месте под землю зарыться. Вот же… вроде и не отчитывал её стрелок, а… лучше бы отчитал.

Скосив взгляд на сопровождающих, Мария поняла, что убелённые сединами мужчины испытывают схожие с ней чувства, ведь не сказав ни слова, стрелок, как нашкодивших котят, натыкал их в ведомственную солидарность с девизом «Пограничники своих не бросают». На деле вышло не очень хорошо. Корпус жёстко отреагировал на рапорт Главного Управления МВД столицы, бросив своего под «карающие танки».

– Вам, мадам, спасибо, за то, что выслушали.

– Товарищи генералы, – поднялась со своего стула Мария, мимоходом поправляя шляпку, чтобы не дай бог встречные не узнали её под вуалью и не встретились со всепожирающей холодной яростью в глазах.

Выходя во внутренний двор Корпуса к припаркованным машинам, Мария кивком подозвала секретаря и старшего офицера из управления охраны и сопровождения. Отдав несколько распоряжений, она села в бронированный лимузин.

– В лицей, – сказала она водителю, извлекая из сумочки телефон для повторного просмотра записи.

– Вы знали, Полина Сергеевна? – спросила Мария спустя полчаса, находясь в кабинете директора лицея.

– Бог с Вами, Мария Александровна, откуда?! – всплеснула руками директор в праведном негодовании, но мельчайшие нюансы мимики выдали её с головой. Дальневосточный пограничник оказался прав во всём. Директор всё знала и покрывала мелких проходимцев.

– Советую написать заявление вчерашним числом – это единственное, что я могу для вас сделать. Право называть меня по имени-отчеству вы потеряли, – холодно обронила Мария и, не прощаясь, вышла прочь.

– Иван Силантьевич, притормозите, – глядя в окно, Мария коснулась плеча водителя.

На трамвайной остановке на выезде с лицея с полупрозрачным пластиковым пакетом в руках стоял худой нескладный мальчишка, обещавший вырасти в высокого мужчину. Через полупрозрачный полиэтилен просвечивало содержимое, состоящее из упаковки подгузников и банки дорогой молочной смеси. Мальчишка хмурился, сводя чаячьи брови на переносице, и вглядывался вдаль, где за парковыми деревьями мелькал красный вагон трамвая.

– Поехали, Иван Силантьевич. Домой.

Мария отвернулась. Сейчас она не сможет посмотреть в глаза Антона. Ей просто нечего сказать этому мальчишке, нет – молодому мужчине. Не сегодня, но позже она обязательно с ним встретится после того, как наведёт порядок.

*****

– Ну, Андрей Васильевич, что скажешь? – чиркнув зажигалкой, Виктор Сергеевич Огарков, начальник Департамента пограничного контроля, сделал первую глубокую затяжку.

– Мы в дерьме, Витя, вот что я скажу. Сухомлинов трубку не берёт, – Терентьев кулаком пристукнул по перилам.

– Командир в Кремле, – выпустив струю дыма, сказал Огарков.

– А я о чём! И рапорт этого… этого…, – дальше следовал малый петровский загиб, обозначающий главного кадровика Корпуса и степень его морального падения. – Ты соображаешь, какой это уровень подставы?

– И? – стряхнул пепел Огарков. – Мы здесь каким боком? Тебе жаль Голубка?

– Действительно, – Терентьев бросил быстрый взгляд на окна выше помянутого сослуживца. – Дай сигарету, – через десять секунд курящих стало двое.

– Голубев многим как кость в горле, – пыхнув дымом, продолжил мысль Терентьев, – надоел хуже горькой редьки. Думаю, сегодняшнее фиаско ему не простят, да и свояка его в МВД «попросят». Тегиляев хватанул лишку. Ты прав, Витя, не будем мешать коллеге набивать шишки, а с Огнёвым что делать будем?

– Успокойся, Андрей Васильевич. Поверь, за стрелка есть, кому заступиться. Мария Александровна за него теперь любому глотку перегрызёт. Надо его в ателье отправить, три дня до награждения осталось, и личные вещи прикажи вернуть, я в комендатуру позвоню, вставлю, кому попало. Один плюс, пусть мы в гуано вляпались, Голубок в нём по брови утонул, ни дна ему ни покрышки.

*****

– Ваше Величество, там заседание! – перед Марией Александровной вырос секретарь.

– Семён Семёнович, вы удивитесь, но я в курсе расписания мужа. На зубок знаю. К тому же я, если вы вдруг запамятовали, являюсь членом наградной комиссии и сама выдвигаю кандидатов на награждение, в том числе «Орденом подвязки». Вы так и будете столбами с гвардейцами стоять или разрешите пройти?

– Прошу прощения, Ваше Величество, – обозначив полупоклон, секретарь императора стрельнул взглядом в сторону замерших у дверей гвардейцев, отдавая им молчаливый приказ пропустить венценосную особу.

Один из караульных открыл высокую двустворчатую дверь перед императрицей. Приветливо улыбнувшись и кивнув гвардейцам, Мария Александровна прошла в зал заседаний, где скромно примостилась за отдельным боковым столиком после того, как руководители силовых ведомств встав, поприветствовали супругу императора.

– Как интересно, – прошептала императрица, – все причастные в сборе. Тем проще.

Бросив на жену нечитаемый взгляд, Его Величество продолжил заседание. Мария же включила терминал и вывела на экран перечень обсуждаемых вопросов, ознакомившись с которыми, открыла список Минфина и Корпуса пограничной стражи на награждение. В отредактированных версиях гражданской и силовой части ведомства фамилия Огнёва отсутствовала. Быстро работают товарищи генералы. До времени «Ч», судя по повестке и заданному темпу полемики было около двадцати минут, которые Мария Александровна потратила на выгрузку из телефона записи драки.

Долго ли, коротко ли, наступило время финального обсуждения церемонии вручения наград. Ни у кого никаких дополнительных вопросов или возражений по предложенному перечню не прозвучало, кроме императрицы, которая нажатием кнопки перенесла список кавалеров орденов на главный экран и нейтральным тоном поинтересовалась, куда пропала фамилия стрелка пограничной стражи В. Огнёва.

– По настоянию Командования Корпуса стрелок Огнёв исключён из перечня, – генерал-лейтенант Сухомлинов, встав и оправив мундир, повернулся в сторону приставного столика. – Причины подробно изложены в моём рапорте.

– Иван Николаевич, не хотелось бы заострять момент, но вы точно разобрались в ситуации? – мягко прошелестело в зале.