Текст книги "Бледное солнце Сиверии"

Автор книги: Александр Меньшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 45 страниц)

13

В руках только примотанный куском тряпицы нож. Это чтобы не выронить его в пылу боя. С него медленно капает густая кровь. От частой работы он стал тупиться.

В живых практически никого из водяников нет. Разбежались. Вон последний. Стоит напротив, смотрит на меня своими выпученными глазами. Я чувствую, что ему страшно.

В пламени горящих хижин, весь измазанный темной вонючей липкой кровью водяников, я был похож на какого-то астрального демона. Или на иных чудовищ, о которых рассказывают легенды.

Водяник это понимал, не решаясь наброситься со своим жалким гарпуном. Он смотрел на торчащую на шесте голову Слима, а рядом с ней голову орка (откуда он тут только появился?), и медленно пятился назад к реке.

Десятки трупов. В голове одна мысль: убить их всех. Маленьких, больших – всех без исключения. Убить, уничтожить, как болотных жаб… Чтобы даже памяти не осталось. Сжечь в огне, оставить только пепел.

Двое людей, стоявших прямо за мной, единственные, кто спаслись, смотрели на меня с не меньшим ужасом, чем этот водяник.

Ах, как жаль, что убить можно только один раз. Я бы Слима бы прикончил раз двадцать, да ещё бы и разными способами. Убил бы, он воскрес, я бы снова его убил, он снова воскрес…

Эх, нельзя! А то тот звук шлепка бьющегося о камни тельца ребёнка до сих пор звучит в ушах. Никак не выходит из головы.

Прыжок. Ещё один. И вот я стою прямо подле водяника.

– Назначаю тебя вождём! – проорал я, легко отбивая его выпад. – Как тебя сейчас прикончить? Дай подумать.

Снова отбил выпад и сделал шаг ближе. Водяник хотел отпрянуть, но споткнулся и упал на снег.

Я налёг сверху коленом на грудь и замахнулся.

– Стой! Стой! – закричал кто-то сзади. – Это уже зверство!

– Отойди отсюда, – прорычал я. – Лучше поищи лодки.

Я закончил с водяником через десять минут. Его части разложил в виде руны Арга и несколько минут любовался.

– Жаль, что никого не осталось, – проговорил я, всё ещё неудовлетворенный победой.

Хотелось большего.

Вдруг другая моя частичка строго замотала головой: ай-ай-ай, отпустил на волю своего бешеного зверя.

«И что?» – зло рявкнула первая.

«Ты его не можешь контролировать. Совершенно не можешь… И где гарантия, что в будущем этот зверь не пожрёт тебя самого? – вторая частичка печально глядела на меня. Я её прозвал «единорогом». – Ты изничтожил не только взрослых водяников, и не только их воинов…»

«Пусть знают! – рассвирепел «дракон». – Люди это им не домашний скот!»

«Месть порождает только месть».

Диалог с самим собой прервал второй пленник, подошедший ко мне.

– Тот нагрудник, – вдруг сказал он, – принадлежал Сотникову.

– Что? – не понял я, с трудом возвращаясь в этот мир.

– Говорю, что нагрудник вождя водяников не его, а Ермолая Сотникова.

Мы встретились взглядами. Кажется, этот человек не очень-то выглядел испуганным, как его товарищ.

– Как тебя зовут?

– Игнат.

Я огляделся, пытаясь определиться, где нахожусь и направился к хижине Слима. Её, кстати, поджечь не успел.

Заглянув внутрь, я быстро нашёл валяющийся у входа нагрудник и взял его в руки.

– Видишь вот это клеймо? – говорил мне Игнат. – Я точно знаю, что такой же был и у Сотникова.

– Мало ли чьи доспехи…

– Ну да! В Сиверии часто найдёшь такие вещи, да так, чтобы они ещё были и похожи один на другой! Я утверждаю, что эта вещь принадлежала Ермолаю.

Ещё раз оглядев нагрудник, я резко протянул его Игнату.

– Отправишься со своим товарищем в Молотовку к Стержневу и доложишь. Ясно?

– А ты?

Я огляделся и подошёл к небольшому ларцу у стены.

– Не всё ещё сделал, – отвечал Игнату. – Кое-кто остался.

– И кто?

– Колдуны на Старом Утёсе.

– Да ты что! Это же самоубийство!

– Ну и хрен с ним!

Я присел у ларца и попытался открыть замок. Не получилось.

– Что это? – спросил Игнат.

– Нихаз его знает. Ладно, давай уходить отсюда.

Я подхватил ларец, и мы вышли наружу. Навстречу бежал второй пленный.

– Есть лодки, – сообщил он, задыхаясь.

– Вот и отлично, – бросил я. – Надеюсь, дорогу найдёте.

Игнат несколько секунд стоял, собираясь что-то сказать, но не подобрав слов, ушёл к пристани.

Я поглядел им вслед, потом подобрал камень и с силой несколько раз ударил по замку. С четвёртого удара дужка оторвалась, и я смог его снять.

Внутри лежало нечто похожее на старую книгу. Чуть полистав этот фолиант, я вдруг вспомнил, как старейшины Гравстейна сетовали на пропавшую реликвию, которая, мол, утонула в Вертыше. Она это, или не она, мне было не ясно. Но я закинул её назад в ларец и пошёл к пристани за лодкой.

Огонь ещё долго освещал холодные воды Вертыша. Даже достигнув противоположного берега, я различал, некоторые предметы на берегу.

В душе было гадко. Не хотелось никого видеть. И потому я решил, что после окончания своей миссии на Старом утёсе, какое-то время побыть одному.

14

Утро встретило меня пронзительным ветром, сбивающим с ног. Я вытянул лодку на берег, прихватил гарпун и пошёл на утёс. Взбираться вверх по пологому склону, по которому пролегала тропа, было очень трудно.

Шёл я осторожно, поминутно поглядывая вверх, опасаясь быть застигнутым колдунами врасплох. Не хотелось бы, чтобы мои кишки висели на их ледяных сосульках.

Где-то на середине подъёма, я заметил на небольшой площадке одного водяника. Он внимательно глядел на реку. Подкрасться к нему не составило труда. Среагировал он только, когда моя нога оступилась, и вниз покатились камешки. Прыжок и нож легко вошёл в районе кадыка.

Водяник безвольно повис на руке.

– Тяжёлый, собака! – выругался я, пытаясь не свалиться на скользкой тропинке.

Уложить труп водяника было трудно. Он всё намеревался скатиться вниз.

Оглядевшись, я снова пошёл вверх. Надо довести дело до конца.

Уже у самой вершины ветер чуть попритих. Я обошёл поросший соснами южный склон и вышел к небольшой ложбинке. Солнце выглянуло из-за серых туч. Его ослепительные лучи, отражались от белоснежных сугробов, вызывая на глазах слёзы.

Отдышавшись, я стал осторожно пробираться вперёд, внимательно оглядываясь по сторонам. Уже преодолев лесистую ложбину до половины, я учуял слабый запах дыма. Он доносился с восточной стороны.

Крался долго-долго. Сердце отчаянно билось о грудную клетку, но мысли в голове были чёткими и слаженными.

Шаг. Прислушался. Ещё шаг.

Кажется, что-то похожее на разговор донеслось справа.

Чуть присел и ещё шаг. Ноги увязали в снегу по колено. Пар изо рта вырывался густыми клубами, тут же инеем оседая на бороде и усах.

Шаг. Раздвинул ветки… Глаза долго шарили по площадке.

Кажется, здесь никого. Стал обходить деревья слева, прислушиваясь и принюхиваясь к окружающей обстановке.

Где-то в небе закаркала ворона. Солнце снова скрылось за небольшой тучкой, и тут же подул холодный ветер. Его порыв поднял вверх снежную пыль, отчаянно лезшую в глаза.

Я вышел к следующему ряду сосен и снова выглянул из-за веток.

Наконец-то: недалеко от края у небольшого костерка стояли трое водяников. Двое из них смотрели в сторону Крутого Рога, а последний сидел на валуне и что-то мастерил.

До них было довольно далеко, да ещё глубокий снег мешал. Если я выскочу, то явно не добегу, повиснув на «пиках». А подкрасться ближе не выйдет.

Колдуны обернулись и подошли к костерку, что-то обсуждая на своём «рыбьем» языке.

Мне виделся один выход: ждать. Желательно, чтобы они разделились и тогда…

Словно читая мои мысли, двое водяников отправились вдоль края утёса. Я тут же стал красться со спины к третьему, стараясь потупить взор и не смотреть ему в спину.

Но это не помогло. Я видел, как водяник замер и повернул голову в ту сторону, где я сидел в засаде. Два его товарища уже скрылись за соснами, хотя их сгорбленные фигуры всё ещё периодически мелькали за стволами деревьев.

Нас разделяло около пяти шагов. Я чуть согнул ноги, готовясь к прыжку. Физиономия водяника мне сейчас напоминала морду любопытной курицы. Его, не моргающие лупатые три глаза, оглядывали заросли. Подспудно, я думаю, он понимал, что его подстерегает какая-то опасность, но он был всё ещё не в силах определить её источник.

Шаг. Снег тихо-тихо скрипнул. Я отчаянно глядел сквозь водяника, стараясь не сосредотачивать взгляд на чём-то конкретном. Ещё шаг. Ладонь вспотела, сжимая нож.

И тут водяник вдруг повернулся ко мне. Я даже среагировать не успел, и мы уставились друг на друга. Так прошло несколько секунд.

Я прыгнул вперёд, но водяник отпрянул, при этом пытаясь схватить своё кривой жезл. Хорошо, что не успел, и я сделал выпад, вгоняя нож в район сердца. Лезвие с лёгким шипением распороло кожу и скользнуло внутрь. Ударом кулака левой руки, я свалил водяника наземь и, присев на колени, живо перерезал горло, лишая возможности позвать на помощь, или произнести заклинание.

Тонкая плёнка век опустилась вниз, закрывая его глаза. Я подхватил тело подмышки и посадил назад на камень. Чтобы оно не упало, взял первую подвернувшуюся палку и постарался ей подпереть водяника.

Висевшие на жезле на тонких верёвочках отполированные до блеска черепа явно принадлежали людям. А их небольшой размер говорил о том, что это были дети.

Я тут же с отвращением отодвинулся от черепков и быстрым шагом направился к зарослям. Вторые два водяника уже шли назад. Между стволами деревьев мелькали их худые фигуры.

Нападать решил на последнего. Прыжок был несколько неудачен, и мы покатились вниз к обрыву. Благо ещё, что нож не выпал из рук.

Три чётких удара в район груди и на снег полилась густая, словно слизь, кровь.

Оставшемуся водянику не было видно, что произошло и это хоть как-то спасло меня от внезапного нападения со спины. Я, полусогнувшись, рванул вперёд, выскакивая перед водяником, словно из-под земли и тем самым ошарашивая его.

Он выставил вперёд свой посох и пробулькал какое-то заклинание. Голову стянул «обруч», и я резко свернул в сторону. Надо сказать, весьма вовремя. Из-под снега вырвались четыре кривых ледяных «когтя». Кажется, один из них успел оцарапать мою ногу.

Влево, тут же вправо, снова влево… Водяник растеряно водил жезлом, чуть отступая назад.

Прыжок вперёд и тут же влево. Знакомое уже чувство «обруча» на висках и «пики» выскочили вверх, едва-едва не задев меня.

Вперёд и вправо… Не стоять на месте! Двигаться.

Влево, влево… вправо и вперёд. До колдуна ещё шагов десять… Резко назад, и снова вовремя. «Когти» подняли в воздух снежную пыль, закрывая на какие-то секунды меня от водяника.

Я подскочил к нему, перехватил рукой жезл и нанёс резкий тычок в бок. Колдун отклонился назад и лезвие полоснуло ему по руке.

Посох он держал крепко, используя его, как преграду между собой и мной. Я решил резко разжать пальцы, выпуская палку, и сделал шаг вперёд, нанося укол в район сердца. Водяник пошатнулся, пытаясь удержать равновесие, и тут же из-за этого пропустил удар. Для пущей верности, я крутанул рукоять ножа.

Водяник замер, чуть согнувшись. Резким движением выдернув нож, я примерился и уже не торопясь снова пустил его в ход. А потом ударом кулака свалил водяника на снег. Опустившись коленом ему на грудь, не давая пошевелиться, приготовился закончить дело.

Нож скользнул по дряблой коже и из трахеи послышался характерный свист, вырывающегося из лёгких воздуха.

Вот и всё. Кровь резкими толчками лилась на снег.

Надеюсь тут, на утёсе, больше нет водяников. Эта мысль чуть успокоила разум, хотя от напряжения руки всё ещё дрожали, словно листья на ветру.

Я поднялся и оглядел место схватки. Выглянувшее солнце, снова ослепительно резануло по глазам, вызывая слёзы.

Да, кажется от брошенного в воду камня, пошла слишком большая волна. Но всё к этому и шло. Если бы не я, то проблему решил бы кто-то иной. Может, и Молотов нанял бы каких-нибудь ребяток…

А, может, Бор, так того требовали боги? Наверное, эти водяники перешли все допустимые нормы морали, и Сарн… или Нихаз… а, может, и они оба решили таким образом, используя меня, погубить нерадивое племя дикарей.

Я вытер нож и вымыл руки снегом.

Мысль о том, что следовало бы где-то отсидеться, уже заменилась иной. Уж если началась такая «каша», то её следует доварить до конца. Иначе будет только хуже.

С этими мыслями я пошёл вниз к реке, к привязанной лодке.

15

Холодно… очень холодно. Ещё эта отупляющая усталость… голод…

Я плыл сквозь ветер, пургу, обходя на утлой лодочке льдины, гребя, что есть силы к Гравстейну.

Прощать… оставить, как есть… Ну, уж нет! Чего прятаться, разберёмся как мужчины.

Живот жалобно заурчал. Я зачерпнул рукой воды и сделал маленький глоточек. Голод это не заглушило, но хотя бы чуть обмануло чувства.

Раз. Два. Слева. Справа. Ещё один гребок… Раз. Два…

Спина от неудобной позы затекла. А мне ещё плыть и плыть.

Темнело быстро. Рисковать и плыть наобум я не хотел, потому стал искать место, чтобы причалить. Для лагеря выбрал западный берег: на нём случайных встреч с водяниками будет поменьше.

Тут сквозь деревья мелькнул силуэт чего-то похожего на избу. Я резко развернул лодку и направил её к обледенелому берегу. Осторожно причалив, осмотрелся по сторонам, и стал выбираться вон. Причём делать это пришлось, крайне осторожно, поскольку лодка так и норовила сбросить меня в воду.

Подтянув её как можно дальше, я выбрался на твёрдую землю и стал взбираться вверх по круче. Минут через десять вышел на узкое плато, где сквозь заросли какого-то кустарника, различил чёрные обугленные бревна избы.

Дом, судя по всему, горел давно. Большая часть стен уже начала покрываться характерным для этих мест зеленоватым лишайником. Дверей не было и я осторожно вошёл внутрь. В пустые окна пробивался вечерний свет. Через дыры в прохудившейся крыше изредка залетал снежок.

Я снова вышел наружу и обошёл избу. Брёвна лишь слегка обуглились, а в середине они всё ещё оставались более или менее нормальными. Я подковырнул их ножом и вернулся к двери.

Пожалуй, остановлюсь тут на ночь. Это всё лучше, чем сидеть у берега, замерзая от порывов ледяного ветра.

Вернувшись вниз к Вертышу, я спрятал лодку в зарослях и, забрав ларец, снова пошёл к дому.

Сон не шёл. Во всём виноват голод и холод. От этого в душе снова пробуждался постоянно недовольный «дракон».

Кое-как примостившись, я попытался заснуть. А в голову снова заползали мысли о моём прошлом.

Удивляло больше всего то, что я не сильно рвался его выяснить. Как будто, так и надо было.

Во мне загадок больше, чем во всём Сарнауте.

Бор – кто он, вообще, такой?

Я помнил, хоть и отрывками, жизнь Сверра, с которым, впрочем себя и ассоциировал. А о Боре, Нихаз его дери, ничего!

Откуда он? Точно ли с Ингоса? Или это просто наложились воспоминания Сверра? Загадка на загадке.

Кто-то подлез под самый бок. И чуть приоткрыл глаза, всё же не смог в серой вечерней мгле ничего различить.

– Кто там? – проворчал я.

– Холодно, что-то, – проговорил знакомый голос.

– Стояна, ты?

Молчание и долгое сопение.

– Опять погреться? – спросил я.

Снова сопение. Я закрыл глаза и попытался заснуть.

– Долго ты идёшь, – сказала Стояна.

Это точно был её голос.

– А куда мне торопиться? – пробурчал я, ощущая, насколько холодное её тело. Это чувствовалось даже сквозь одежду.

– Ты не тем занят, – сказала Стояна. – Всё какой-то ерундой маешься.

– О чём ты? – спрашивая, а сам чувствую, как глаза прямо-таки сами собой закрываются.

– Разобраться, как мужчины…

Стояна хмыкнула.

– Мстишься, а оправдываешься перед самим собой словно набедокуривший сорванец. Дело у тебя совсем другое!

– Что ты всё загадками говоришь? – рассердился я, пытаясь оттолкнуть друидку.

– А то и говорю… Ты разве не видишь?

– Что не вижу?

Стояна вздохнула.

– Иного мира, вот чего… Да не спи ты! Слышишь? – прошептала Стояна на ухо. – В Чёрной Избе не нельзя спать.

Знакомое название, – подумалось мне. – Кто-то уже рассказывал про Черную Избу.

– Самое мудрое, – проговорила друидка, – закрыть дверь. Иначе до утра не протянешь.

– Какую дверь? Где ты её тут видишь?

Стояна махнула рукой в сторону. То, что можно было назвать дверями, валялось в сторонке от входа. Они практически вросли в землю, так что отрывать их оказалось весьма трудно. Провозившись, какое-то время, я выставил их на входе, оправдывая себя тем, что хотя бы как-то закроюсь от пронизывающих порывов ветра.

Несмотря на проделанную работу, мне по-прежнему хотелось спать.

Я опустился на своё место и сжался в комок. Друидка присела рядом и снова прильнула ко мне. Она вдруг приподняла акетон, прильнув всем телом, и её пальцы пробежали по груди вниз к животу, и ниже.

– Ты чего такая холодная? – проваливаясь в дремоту, проговорил я, чувствуя, что мне всё-таки приятно.

– Да не спи ты! – как-то обиженно сказала друидка.

– Чего ты хочешь? – раздраженно спросил я.

– Чего?.. Тепла… ласки… Очень хочется, – и тут она прильнула своими губами к моим. – Ну что же ты?

Тело охватила знакомая приятная дрожь. Давно я не был с женщиной. Хотя, чего сразу давно?

Я потянулся и обнял худенькое тельце друидки. Рука скользнула под её куртку и друидка зашептала мне на ухо:

– Такой горячий… живой…

– Стой! – я мигом проснулся от ворвавшейся в мозг страшной мысли, отталкивая Стояну. – Ты что? Мертвая?

Друидка усмехнулась.

– Какой ты тугодум! – несколько игриво проговорила девчушка, снова пытаясь поцеловать меня в губы.

Я тут же отстранился, и она встала, и, как мне показалось, обижено отошла в сторону.

– Не спи! – приказным тоном сказала девушка.

– Уснёшь тут с тобой! Пристала, как банный лист…

– Не сердись, ладно? Я не хотела тебя обижать… просто никогда…

Друидка тяжко вздохнула.

– Попалась я. Очень глупо получилось…

– Да о чём ты?

В ответ тишина. Я открыл глаза и встал: в лунном свете, струящемся сквозь проёмы окон, было видно, что в избе никого нет.

Привиделось, что ли? Мозг отказывался соображать. И снова стало тянуть в сон.

Где-то снаружи заскрипел снег. Такой звук бывает, когда кто-то ходит по морозному насту.

Я прислушался. Вроде тихо.

И тут снова скрип, но уже чуть левее и ближе. Рука сама собой легла на «кошкодёр».

Сон мигом слетел, и сердце быстро застучалось в груди.

К избе кто-то шёл. И этот некто остановился у дверей, переминаясь с ноги на ногу. Мне показалось, что существо снаружи словно принюхивается.

Снег снова скрипнул, и этот неизвестный пошёл вокруг дома. Секунда-вторая, я ждал, что он подойдёт к маленькому проёму окна.

Шаг. Ещё шаг. Я всё глядел, став на изготовку.

Чёрная тень быстро мелькнула и тут же пропала. Стало тихо-тихо.

Я решился подойти к двери и осторожно приотдвинул её в сторону. Полная луна прекрасно освещала мир вокруг и на снегу отпечатались чьи-то следы, ведущие за дом. Это были следы человека.

Я вернулся в дом и снова закрыл проём дверью, при этом подперев её изнутри толстым бревном.

До самого утра вокруг дома периодически кто-то ходил. Мне даже подумалось, что снаружи было несколько существ.

Водяники? Гоблины? Орки? – гадаю и тут же отметаю все варианты.

Странная походка. Очень странная… Кажется, мне уже приходилось с подобной сталкиваться. Только вот мозг сейчас не хотел искать нужного ответа.

Когда взошло солнце, я чувствовал себя разбитым и от того очень рассерженным. Звуки шагов стихли ещё пару часов назад, но я не решался выйти.

Я не трусил. Но осторожность никогда не мешала.

Убрав из проёма дверь, я выглянул наружу и снова оглядел следы, оставленные явно человеческими ногами. Они накрутили вокруг избы целую тропинку. Удивительно, что двери они даже не тронули, и не пытались проникнуть внутрь.

И тут я понял, кто мог быть этими странными существами – мертвецы. Нежить.

От этой мысли волосы на голове встали дыбом. Я же в той местности, что на карте звалась Могильником.

– Спасибо тебе, Стояна за подсказку, – проговорил я, глядя в небо. – И чтобы я без тебя делал?

Спустившись вниз к Вертышу, я вытянул припрятанную лодку, и снова погрёб к Гравстейну… решать вопросы по-мужски…

16

Лицо Ефима красноречиво говорило о его растерянности. Он явно не ожидал меня увидеть. Молотов поднялся, глаза его стали размером с хороший медный пятак.

– Ты…

Прозвучало это больше, как вопрос. Затем Ефим просто захлебнулся и опустился на лавку, потирая затылок. Его лицо расплылось в заискивающей улыбке.

Пробраться к купцу в дом было плёвым делом.

– Не ждал? – хмуро спросил я, проходя в светёлку и поплотнее прикрывая за собой двери.

– Честно скажу, что не ждал.

– Даже догадываюсь почему, – зло усмехнулся я.

– Нет-нет… я не причём.

– Конечно! А кто им рассказал обо мне? Кто выдал, что я Бор? – пошёл я напролом, хотя сам наверняка не имея доказательств того, о чём так убеждёно говорил.

– Ну… ну… ты пойми… у тебя дети есть? – спросил Ефим.

– Нашёл чем прикрываться.

– Я не о том. Они надавили… а у меня дети, жена… да ещё брат в заложниках…

– И ты меня выдал.

– Так вышло… я не хотел, мне пришлось. А они сговорились друг с другом и решили тебя прикончить. Когда принесли твои мечи, я подумал, что у них всё вышло.

– Где оружие? – сухо спросил я.

– Тут… в сундуке. Я прибрал…

– Ну ты и… Вытягивай.

Молотов засеменил на своих длинных кривых ножках к стоявшему в углу комнаты сундуку и дрожащими руками принялся открывать замок.

– Они принесли, а я спрашиваю, мол, что произошло. Говорят, схватили тебя, связали и хотели в Вертыше утопить…

Тут Молотов наконец открыл замок и несколько испугано посмотрел на меня.

– Я не думал, что до такого дойдёт, – врал он мне. – Честно, не думал. Они угрожали и я… и я…

– Хватит блеять, как козёл! – рявкнул я и подошёл к Ефиму.

Он вытянул из сундука свёрток, в котором лежали мои мечи, лук и колчан.

– Чего ж не утопили? – спросил я, осматривая оружие в тусклом свете одинокой свечи.

– Был вечер. Темень, не видно ни зги. Дело поручили трём «лопухам». Они всё приготовили, а потом вдруг откуда-то, по их словам, полезла нежить. Те испугались, бросились наутёк. Когда вернулись – лодки нема. Решили, что связанный ты долго не протянешь. Или на порогах разобьёшься, или водяники тебя…

– Н-да. Так за всё мне следует благодарить нежить?

Молотов стушевался и замолчал.

– А мечи, смотрю, припрятал. Понравились?

– Да почему же? Просто так вышло…

– А чего ж не спишь? Совесть поди мучает?

Молотов огляделся по углам и шёпотом ответил:

– Мне сон вчерась был. Вещий… И страшный, аж жуть! Дело такое: стая ворон налетела и села на заборе вокруг моего дома. Пригляделся, а то и не забор вовсе. Мечи из земли торчат. Точь-в-точь, как твои… Я хотел было прогнать ворон, а некто во сне и говорит, что нельзя этого делать.

– Почему?

– Вороны, мол, прилетели охранять мою семью. Их прогонять никак нельзя.

– Некто? Кто именно?

– Не знаю… Кажется, женщина. Молодая… Помню, что рядом с ней была… собака… или ещё кто. Крупное животное.

– Рысь?

Ефим задумался, а потом продолжил:

– А за оградой – волки. Много волков. Такие свирепые, ободранные… С зубов кровь капает… Страшно. Я утром сходил в церквушку к Вере… Смирновой… Помолился Тенсесу, ей рассказал, а она говорит, что вороны всегда не к добру. Кровь прольётся… скоро…

– Мои мечи – Братья Вороны, – сообщил Молотову я. – Небось, не ведал?

– Что?..

Молотов побледнел. Тут дверь в светёлку распахнулась, и внутрь стремительно вошли двое: Лешук и ещё один высокий крепкий человек. Они стали в проходе, свирепо уставившись на меня.

– Так-с! – растянуто проговорил Лешук. – Вернулся?

– А ты не ждал, – усмехнулся я, подвешивая пояс с мечами.

Больше никаких разговоров не было. Громила за спиной Лешука бешено вытаращил глаза и прыгнул на меня.

Такой прыти я не ожидал. Его кулаки лихо пробежались по моим рёбрам, выбивая из нутра тяжёлый вздох.

Признаюсь честно, что впервые столкнулся с таким мастером кулачного боя. Бился он весьма искусно. Несколько секунд, и я отлетел к дальней стене, больно ударяясь затылком о брёвна. Молотов испугано попятился, вжимаясь в стену.

Я поднялся, сплёвывая на пол сгустки крови.

«Вот, кажется, и первая кровушка полилась», мелькнуло в голове, что-то вроде мрачной шутки.

Так драться мне ещё не приходилось. Да и глупо казаться крутым в том деле, в котором ты не мастер.

– А если так? – ухмыляясь, спросил я, вытаскивая сакс и фальшион.

Громила чуть попятился, а потом сделал глупость и бросился вперёд, видно рассчитывая выбить оружие из моих рук. Два движения и его тело глухо рухнуло на пол. К моему сапогу потянулась темная струйка крови.

Лешук от неожиданности даже открыл рот. Он как-то неуверенно потянулся к своему клинку, но я сделал несколько шагов, всаживая ему в живот фальшион.

– У всех бывает конец, – сказал я, уже обращаясь к Молотву. – У «волков» тоже…

Купец испугано смотрел на меня, всё ещё вжимаясь в стену.

– Где их лагерь?

– З-з-за… з-за-а… посёлком… с-севернее…

Он с большим трудом смог выдавить из себя слова.

– Знаешь, почему я тебя оставлю в живых?

– Н-нет… Почему?

Я усмехнулся и вышел вон, бросая напоследок: «Чаще ходи молись. А не то грехи к земле придавят»…

Накануне поздно вечером я наконец доплыл до пристани. Благо, что тут никого не было и мне удалось практически незамеченным добраться к матушкам Глазастикам.

Они несколько удивились, глядя на мою усталую фигуру.

– Ты где пропал? – начали спрашивать гибберлинги, но потом замолчали, ошарашенные увиденным.

На стол с глухим звуком опустился сундучок.

– Это… это…

– Оно самое. Ни о чём сейчас не спрашивайте и никому пока не говорите, что я вернулся в Гравстейн.

Матушки, кажется, меня не слушали, глядя на ларец. Первым решился дед. Он резко открыл крышку и охнул.

– Слава… слава…

Дальше они забормотали на своём языке.

– Молотов в посёлке? – спросил я, наскоро перекусывая копчёной колбасой и заедая её пресным хлебом. – Мне нужен тулуп или что-то в этом роде. Замёрз, как собака!

Гибберлинги пропустили мои слова мимо ушей, всё ещё не в силах поверить в то, что я вернул их святую книгу.

– Эй, вы меня слышите?

– О, Бор! Ты не представляешь, что сделал для нас!

– Представляю. А теперь внимательно слушайте, что я вам говорю. Люди Молотова – разбойники. Мятежники. Они связаны с тем бунтом в Орешке.

– Что? Не может быть!

– Я точно знаю! Прикажите, чтобы усилили охрану на воротах и стенах. Особенно этой ночью.

– Почему именно этой?

– Во имя Святого Арга! Не задавайте вопросов, а просто делайте.

Закончив есть, я схватил тулуп, шапку и вышел вон.

И вот теперь, разобравшись с Лешуком и выяснив, где лагерь наёмников, я тихо вышел из дома Молотова и направился в сторону Ухающего леса.