Текст книги "Бледное солнце Сиверии"

Автор книги: Александр Меньшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 45 страниц)

3

Я открыл глаза. Свет за маленьким окном едва-едва забрезжил.

Разум поспешил окончательно проснуться и мысли «вскочили» со своих насестов, словно встревоженные курицы.

Где я?

И тут же ответ: у Руты.

Горячее женское тело, бархатистая кожа… Моя рука, словно обладая собственным разумом, захотела пройтись по возбуждающему взгляд изгибу бедра. А затем заползла на её мягкий живот… Желание набежало жаркой сбивающей с ног волной.

Давно такого не ощущал. С Заей было как-то по-другому.

Рука прошлась по спине Руты, и она тот час же прогнулась.

И я скользнул внутрь неё… Сначала медленно, стараясь прочувствовать каждую секунду этого приятного блаженства.

Девушка спала и во сне чуть застонала. Её приоткрытый рот, глубокое дыхание, податливость и ещё влажность там, внизу – от этого всего вдруг стало до одурения приятно, и я поцеловал её в плечо, впиваясь губами в ласковую кожу.

Двигался по-прежнему медленно, не спеша… Волна блаженства, аж до мороза по коже, потом следующая… зубы заскрежетали, и я еле-еле сдержался. А хотелось с силой войти, обхватить её шею… Темп рос, а с ним начинала стираться реальность. Дыхание прерывалось, как от быстрого бега.

Кажется, я зарычал. Секунда и… но тут девчушка подо мной резко вздрогнула, сдерживая свой крик… Вот он предел, и её… и мой…

Чуть отдышавшись, я встал и осторожно оделся.

Хотелось пить. Стараясь не разбудить Руту, я подобрал оружие, и вышел в сени. Тут же жадно припал губами к заиндевелому ковшу.

Вчерашний вечер на удивление отчётливо запечатлелся в памяти. Не думал, что сиверийки могут быть такими страстными и… изобретательными. А ведь кто-то мне говорил, что чужие женщины всегда слаще, и с этим не поспоришь.

Пожалуй, неплохо, что я согласился остановиться у Руты. Воспоминания о Зае сейчас были далеки. А мелькнувшая было мысль о том, что я делаю что-то неправильное, тут же растворилась в иных более приятных мыслях. Я ещё не придумал своим действиям оправдания, но знал, что обязательно это сделаю. А перед глазами всё ещё виделось обнажённое тело Снеговой: её тонкая талия, небольшая грудь…

Так «засмотрелся», что не заметил выбоины и с грохотом рухнул в сугроб.

– Твою мать! – выругался я, поднимаясь.

На дворе было морозно. Небо заалело в ожидании солнца.

А чего я так рано вскочил с постели? – мелькнула мысль. Отчего-то я представил себя каким-то котом-проказником, самым наглым образом сожравшим хозяйскую сметану. – Куда мне так рано бежать? Демьян, поди, ещё спит.

Дом Молотова был в посёлке самым большим и богатым. Его огораживал высокий частокол, скрывающий от любопытных глаз, все, что происходило за его пределами. У ворот дежурила стража в лице трёх крепких мордоворотов. Вооружены они были весьма недурно.

Вчера, когда я уходил отсюда, здесь стояли другие люди. Сегодняшние парни выглядели суровей.

– Чего тебе? – выступил вперёд один из них.

Я пояснил, что меня приглашал Демьян.

– Хозяин ещё спит. Заходи позже, – бросил стражник и отвернулся.

Ну, так и думал.

Пройдясь по улочке, я вскоре очутился у трактира. На пороге стоял прихорошившийся Тихон. Он хмуро глядел куда-то в сторону, тихо матерясь себя под нос.

– Слава Святому Тенсесу! – бросил я ему, подходя ближе.

Корчаков тут же мерзко улыбнулся.

– О, господин Сверр! – жизнь в Сиверии повлияла и на его говор. – Рад вас видеть. Хозяин сказал, чтобы вы заходили в наш трактир, не стеснялись. Прошу, – Тихон широко открыл дверь.

Я вдруг понял, что моё лицо само собой скорчило презрительную мину. Корчаков это увидел, но лишь снова заискивающе улыбнулся.

В трактире было душно и темно. Тихон заскочил следом за мной и торопливо стал зажигать свечи.

Открылась дверь и внутрь вошло несколько человек. По виду либо лесорубы, либо охотники. Они расселись за свободными столами и потребовали выпивки.

Тихон проворчал и скрылся за дверью. Тут же выскочило пару парнишек. Они бросились к стойке и принялись разливать спиртное.

– Вам сюда, – предложил Корчаков, указывая на лавку у окна.

Мне накрыли стол, принесли жареные ребрышки. Остальное разглядеть не успел.

– Из печи, ещё горячее, – пояснил Тихон, присаживаясь напротив.

Чего-чего, а такого панибратства я не ожидал.

– Всю ночь готовил? – грубо спросил у трактирщика.

Корчаков улыбнулся своей скользкой улыбкой и налил мне чарочку.

– По утрам не употребляю, – сказал я.

– Не откажите, примите за счет заведения.

Мужики, сидевшие чуть поодаль, гоготали, словно гуси. Из их разговора стало ясно, что перед утреней работой, они решили пропустить чарку-другую.

– Говорят, вы у Снеговой остановились, – сказал Корчаков.

Его компания мне не сильно нравилась.

– Ну да, у интендантки.

– Снегова никакая не интендантка, – хмыкнул Корчаков. – Грязная кровь…

В его лице просквозило презрение. Своей последней фразой он вызвал из моей памяти образ старика Северского.

Честно говоря, у меня вдруг родилось желание вмазать своему шурину, да так, чтоб все зубы повылетали. Но я сдержался.

– Её муженёк, пьянь подзаборная, вот он был интендантом у Хозяина. Пил по-чёрному… Даже молотовское добро позакладывал. Когда Хозяин узнал, чуть шкуру с него не спустил, – лицо Тихона снова расплылось в такой же гадкой усмешке.

Он, судя по всему, шкуру бы точно спустил.

– Благо, – продолжил свой рассказ трактирщик, – вовремя люди заступились. Спасли… Да ещё эта Рутка, дура, бегала к Демьяну Савватеичу, молила, чтоб муженька её простил. А по осени этот…

Корчаков даже вздохнул, словно не в силах обозвать супруга Снеговой плохим словом. Получилось это демонстративно наигранно. Ну, прям тебе благочинный муж во всей красе!

– Помер он. Утонул в Вертыше. А должок-то остался. Ну, Хозяин сжалился… – Корчаков гигикнул и хлопнул себя по толстой ляжке. – И пристроил Снегову в лабаз. Пущай, мол, отрабатывать-то должок надо… Хорошо, избу оставил… А интенданткой её прозывают по старой памяти.

– А чего «грязная кровь»? – поинтересовался я.

– А ты разве не слышал? – трактирщик незаметно для меня перешёл на «ты». – В Сиверии, всех найдёнышей прозывают Снеговыми, то есть найденными в снегах. Рутку ведь, видно, тоже где-то на дальнем поселении отыскали. Кто её и как зачал, ещё вопрос. Там пьяни подзаборной столько лазило, что ой-ой-ой! А то, может, лесной космач али медведь. Этим бабам всё одно с кем любиться.

Тут Корчаков рассмеялся.

Я снова промолчал, хмуря взгляд.

– А тебе, вижу, она понравилась? – он подмигнул. – По мне – так худовата, конечно. Посочнее надо бы… Ну, говори: успел ли уже своего петуха запустить? Как «гнёздышко»? Не широкое? Похлюпывает?

Я оскалился в улыбке, а сам сказал себе: «Я ведь Сверр! Бешеный наёмник, мать их! Тогда пусть не обижаются».

От бокового удара в челюсть Корчаков отлетел к стене и затих в беспамятстве. Бил я прямо в подбородок, чтобы мозги трусанулись хорошенько. Авось на место встанут. Сидевшие лесорубы-охотники удивлёно повернулись ко мне.

– Рожа мне его не нравится, – пояснил я, всё ещё скалясь. – Наглая какая-то. Не люблю таких.

– Ну да! Гоблин ему брат, водяник – сват, – кивнул один из мужичков.

– Правильно. Бить эту трактирную морду. Бить до крови, – кивал второй.

Я оставил на столе деньги и направился к выходу. Из соседней комнаты выскочила всклоченная жёнушка Тихона. Она побежала к мужу и попыталась привести его в чувство.

Мужики стали тихо посмеиваться промеж себя, а мне весело кивнули на прощанье.

Какое-то время, побродив по Молотовке, я снова решил отправиться к Демьяну. При этом кляня себя за то, что так рано сорвался из тёпленькой постели.

Одно дело, коли б спал в хлеву, а то и девка рядом, и поесть что было. А нет же, сбежал, как проворовавшийся хорёк.

Со Стержневым мы всатретились совершенно неожиданно. Я даже растерялся, не зная, как реагировать.

Рядом с ним шли несколько знакомых мне ратников. Как обычно в таких случаях бывает, все остановились друг напротив друга застигнутые, что говорится, врасплох.

Стержнев поджал губы и, чуть принаклонив голову, проследовал мимо. Следующий прямо за командиром солдат, намеренно зацепил меня плечом, отчего сразу же схлопотал в ухо.

От удара он повалился в снег. Остальные воины дружно бросились ко мне, но Стержнев всех опередил и отгородил собой.

– Стоять!

Ратники замерли в нелепых позах, исходя слюной от обилия чувств.

Не знаю, чтобы было дальше, если бы из-за угла соседней улочки не вышла толпа человек в двадцать. В основном то были женщины.

Заметив Стержнева, они дружно бросились к нему, при этом громко возмущаясь и что-то выкрикивая.

– Доколе? – вперёд выскочила довольно крупная женщина в неброской одежде. – Куда вы все смотрите! То, вон, гоблины, теперь другие…

– В чем дело? – сухо спросил Стержнев, оборачиваясь к толпе.

Начавшийся было гам, он быстро заглушил громким окриком:

– По очереди! Не все сразу! Что приключилось?

– У Пытовой пропал сын, – взял слово какой-то старик.

Его спокойный голос охладил разбушевавшуюся толпу. Люди замолчали, сурово глядя на Стержнева, будто он был причастен к этому.

– Как пропал? – не понял Влад.

– Она взяла его с собой на Вертыш, – продолжал старик. – Пока полоскала бельё, мальчишка в сторонке гулял. Повернулась – нету. Звала, искала – всё попусту.

– Она одна пошла?

– Мы с ней были, – снова выскочила вперёд та крупная гомонливая женщина. – Я да Варвара. Тоже стирали.

– И?

– Слышим, кричит, кинулись к ней. Она руки ломает, кричит дурным голосом. Ну, пока поняли в чём дело… В общем, стали тоже искать…

– Зачем она его с собой только взяла, – запричитал кто-то из толпы.

– А куда ей его деть! – тут же оскалились в ответ подруги Пытовой. – В прошлый раз самого дома оставила, так он чуть избу не спалил.

– Это водяники его украли! Некому больше.

– Ну да! Помнишь как прошлым летом с Лопотовыми?

– А ну тихо! – гаркнул Стержнев, и тут же повернулся к ратникам: – За мной ребятки.

Я остался один на улочке, глядя на уходящую шумную толпу, и думал, что сегодня-то драки удалось избежать, а вот что меня ждёт завтра? Тут же вспомнился вчерашний вечерок, когда неизвестный меня подстерегал в переулочке с камешком в руках. Это вполне могли быть ребятки из числа Защитников Лиги. Чего бы нет?

– Ну что, Хозяин проспался? – подошёл я к стражникам.

Те недобро покосились в мою сторону. Их явно смущал мой нагловатый вид.

– Жди, – бросил один из ратников, скрываясь за воротами.

Прошло несколько минут, пока он вернулся.

– Леонид, проведи господина Сверра к Хозяину, – бросил стражник одному из своих товарищей.

И я прошёл во двор.

4

Отец братьев Молотовых – Савватий Григорьевич, происходил из известного сиверского рода железодобытчиков. После несчастного случае в одном из старых забоев Срединного хребта, мать овдовела и, не будучи в состоянии прокормить семью (кроме четырёх братьев у Молотовых было и две сестры, позже выданные замуж за столичных купцов), устроила старшеньких Егора да Демьяна (последнему было на тот момент девять лет), работать в лабазы некого Ануфриева, торговавшего пушниной. Это хоть как-то помогло свести концы с концами, да не помереть семье с голоду. Надо сразу сказать, что Ефим долго там не засиживался и нанялся работать на дальних факториях скупщиком меховых шкур у промысловых охотников. А вот Демьян быстро раскусил саму суть торговли, и уже через год подсоблял управляющему. А ещё через три года стал у Ануфриева правой рукой.

Надо сказать, что молодые годы Демьяна, о которых он порой вспоминал все же со своеобразной гордостью (мол, я такое прошёл, что вам и не снилось!), не были такими уж благополучными. В жизни он пережил всякое. Были и страшные предательства; и мошенники его подставляли, да так, что пришлось продавать отчий дом за долги; потом было скотское отношение, и ему приходилось наниматься на такие работы, за которые даже бродяги не брались.

Но ужасней из этого всего было другое, отчего он на несколько дней впал в такую чёрную депрессию, что многие подумывали, будто он наложит на себя руки. Демьян в тот период только-только выкарабкался из «ямы», и тут – жестокая гибель его жены с двумя малыми детьми, которых зарезали воры… Потом он так повторно и не женился.

В общем, всего так сразу и не перечислишь.

Железный характер, стоическое отношение к невзгодам, напористость – всё это вывело Демьяна сначала в одних из лидеров молодого посёлка, а потом и сделало богатейшим человеком Сиверии. Его слово практически никогда не расходилось с делом. Поэтому, хотя бы уже за одно это Демьяна уважали.

Он никому не верил. Даже своим родным братьям. Их он контролировать не пытался, лишь просто отдал часть своего дела.

– Зачем дробить? – спрашивали Молотова другие купцы. – Ты только делаешь хуже! Дело должно быть в одних руках. Сколько трудов, сколько сил и на тебе!

– Так они у меня воровать не будут, – пояснил Демьян. – Теперь это их дело, с него и жить будут.

– А если твои братья цену начнут с тебя же драть?

– Поторгуемся – скинут, – усмехался Молотов. – А нет – других найму.

Демьяна боялись, что огня. Он это безусловно знал. И знал, что даже свои, родные люди, и те опасались.

Глядя на него, я снова ощутил растущую неприязнь. Молотов жестом пригласил меня присесть за стол, на котором лежало куча каких-то бумаг.

– Как спалось? – несколько хмуро спросил Демьян.

Сегодня он выглядел каким-то озабоченным, даже рассеянным.

– Не плохо, – ответил я, присаживаясь на тяжелый резной стул.

Открылась дверь и в комнату вошел Тарас Хрипунов, сподручный Молотова. Он поздоровался и стал за спиной своего хозяина.

– Смотри, – купец кивнул на лежащую карту Сиверии. – Это Малый Вертыш. А вот Молотовка.

– В чём вопрос? – перебил его я.

– Вот эта прибрежная земля, – зло проговорил Демьян, указывая на участок до Студёного плеса, – вся под моим промыслом.

Пауза. В глазах купца вспыхнул и тут же пропал огонёк. Он сейчас подумал, что сколько же ему земель принадлежит – просто жуть! В Светолесье не у всякого благородного столько не будет.

Хозяин! Верно говорят.

– Уже в который раз, – продолжил Демьян свою речь, – рыбаки жалуются на водяников. Эти гадёныши портят им сети, крадут улов. На днях три лодки порубили… Беда в том, что Стержнев со своими ратниками не сильно старается защищать людей.

– Мы пытались договориться полюбовно, – заговорил Хрипунов. – Предупреждали… Но пустое это дело!

– Пустое, – кивнул Демьян. – Вот два острова на плесе: Голыш и Большой сосновый. Много лет мои ребята там рыбачат. А на днях – сруб пожгли, снасти испортили… всё порушили. Прямых улик-то нет, но мы знаем наверняка, что, то дело рук водяников.

– Наверняка? – поинтересовался я. – Уж не так ли всё было, как с племенем турора?

Молотов нахмурился.

– О чём ты? – спросил он.

– Да так… вырвалось… Что надо от меня?

– Помочь вернуть острова, и навести порядок на берегу, – резко ответил Молотов. – У водяников свои угодья имеются. Пусть там сидят, а к нам не суются.

– Так надо договориться, или как?

– Или как, – сказал за купца Хрипунов.

– Мне, в принципе, без разницы, – усмехнулся Демьян. – Главное, чтобы эта часть Вертыша вернулась к своим исконным хозяевам. Понимаешь?

– Вполне… А ведь Ермолай Сотников же, кажется, когда-то договорился с водяниками. Так ведь? Чего они нарушают своё слово?

– Сотников… Сотников… Человек он, конечно, не плохой. Я его уважаю… Молодец! Но уж слишком он заискивал перед местными варварскими племенами. То к гоблинам бегал, то к водяникам. А осенью к оркам тронулся, союз заключать.

Молотов нехорошо улыбнулся.

– Посмотрим, чем это закончится, – пространно проговорил он. – Ну так как? Возьмешься за дело?

– Можно попробовать. Но мне нужен провожатый. Я ваших мест не знаю…

– Будет тебе и провожатый, и подмога. Тарас сведёт тебя с ребятами. Главным, извини, не назначу. Пойдёшь под начало Конева. В его армию.

Тут Молотов и Хрипунов вдруг дружно рассмеялись.

Суть шутки я понял позднее. Оказывается этот самый Иван Конев был младшим сыном известного темника Степана Конева, командовавшего одной из армий в Великом Астральном походе. Для него он был последним военным походом, и те, кому посчастливилось вернуться, вспоминали о нём много доброго.

Не знаю, каким образом сын столь известного человека попал в Сиверию. Не понятно и то, что заставило Ивана стать наёмником у богатого купца. В память о героическом прошлом его отца, его в шутку тоже стали прозывать Темником, а тот сброд, которым он командовал – армией.

– Он человек неплохой, – продолжил Молотов. – Доли меж вами распределит честно. Так, по крайней мере, было всегда, и никто ещё не жаловался. Ну как, согласен?

У меня выхода не было, и мы ударили по рукам.

– Ну, слава Тенсесу! – бросил на прощанье Молотов.

Мы с Хрипуновым вышли на двор.

– Я тебя им представлю, – сказал он мне. – Пока Конев придёт, успеешь познакомиться.

– Кто эти люди?

– Да всякие… И моряки, и наёмники… бродяги… В общем, всякий сброд, – тут Хрипунов вдруг испугано покосился на меня. – Я нисколько не хотел вас обидеть…

– Мне всё равно, что ты обо мне думаешь.

Хрипунов закивал головой и замолчал. Мы прошли мимо скотного двора, и вскоре подошли к невысокой, но весьма искусно отделанной избе.

Хрипунов вошёл первым, я чуть задержался, собираясь мыслями и настраиваясь, а потом проследовал за ним.

В светёлке было шестеро. Они мне сразу все не понравились.

Вот бывает такое, едва глянешь на человека и чувствуешь, что конченая личность. От людского у него осталось только тело.

И тут, смотрю на наёмников и вижу что они все, как на подбор.

Небольшую речь Хрипунова они прослушали в полном молчании. Ощущение такое, будто тот и не говорил ничего.

– Тэ-экс! – ухмыльнулся один из наёмников.

Его черная, как смоль борода, торчала во все стороны. Едва только Хрипунов хотел что-то ещё добавить, как тот ему быстро заткнул рот:

– Чеши отсюда, шавка безродная!

– Но…

– Глухой? – рявкнул второй. – Мы сами разберёмся, что за хрен с горы.

Тарас растеряно посмотрел на меня.

– Выйди на двор, – предложил ему я. – Зайдёшь через пару минут.

Хрипунов тут же выскочил и быстро закрыл дверь.

Общий язык я нашёл быстро, и когда Тарас рискнул заглянуть в комнату, то с удивлением смотрел уже на разбитые рожи и лужицы крови.

– Н-да, – закачал он головой. – Красиво. Впечатлён.

– Я думаю, что Демьян не очень расстроится, если после дела вернутся не все, – сказал я. – Как думаешь?

– Ну-у… тебе видней. С другой стороны, доли станут больше.

– Меня зовут Сверр! – громко и чётко сказал я, развалившимся на полу наёмникам. – Я терпеть не могу всякий сброд, вроде вас. Особенно, если этот сброд без башки.

Дверь распахнулась, и в комнату вошёл грузный мужичок средних лет. Это, как я потом понял, и был Иван Конев, Темник.

– Ну-с! – он бешено завертел глазами. – И что здесь за балаган?

Хрипунов быстро ему пояснил. Конев хмуро подошёл ко мне и прошипел, сквозь зубы:

– Больше, чтобы подобного здесь не было! А теперь, – тут он повернулся к своим людям: – утирайте сопли и собирайтесь. Жду через час у ворот.

– Не боитесь, что они вас там, в лесу, того… ну… убьют? – тихо спросил меня Хрипунов.

– Волков бояться… Если убьют, то, значит, им достанется моя доля.

Тарас испугано отпрянул от моей ухмылки и вышел вон.

К воротам пришли все. А я, меж тем, успел побывать у Бажены и оставить сообщение для Стержнева. Знахарка понимающе кивнула головой и дала небольшое напутствие:

– Бойся не воинов водяников… С ними ты без труда справишься. Ворожеи – вот, кто там самый опасный. Увидишь – бей их первыми.

– Как я их отличу?

– Отличишь, не переживай…

Темник вышел из какой-то хозяйской постройки. Оглядев свою «армию», он остановил свой взгляд на мне и хмыкнул.

– Все готовы? Тогда выходим.

Мы распределили снаряжение и тронулись в путь. Меня поставили в середине отряда, а Конев двигался первым.

Выйдя из посёлка, мы свернули вниз к пристани. Тут Темник приказал обождать и пошёл искать плотогонов.

Надо сразу отметить, что главным путём сообщения между основными в Сиверии поселками – Молотовкой и гибберлингским Гравстейном, были реки. И конечно же как результат – одним из важных и почитаемых родов деятельности в этом крае стал сплав плотов. Переправляли не только лес, но и множество иного товара.

Местное племя гибберлингов славилось своими рудокопами и кузницами. Дело в том, что на их землях находили залежи меди, а ещё, как поговаривали, и золота.

Среди плотогонов людей было мало – слишком уж опасная работёнка. В основном этим делом тут заправляла семейка Волглых. Эти гибберлинги славились своим мастерством и, говорят, не было ни одного случая, чтобы они утопили груз.

На пристани кипела повседневная работа. Местные рыбаки, те что пришли с промысла, вытаскивали корзины с рыбой. Их тут же подхватывали и куда-то уносили. Другие ладейки стояли на приколе, будучи в починке.

Я видел, как Конев разговаривал с несколькими гибберлингами, потом подошёл к вновь прибывшим рыбакам. Вернулся Темник минут через двадцать.

– Местные говорят, что видели небольшие группки водяников на всём южном берегу, – сказал он. – Прежде, пойдём вдоль него. Погоняем браконьеров. У Петрова Носа возьмём лодки и оттуда поплывём к Большому сосновому острову.

Конев не спрашивал, а утверждал. Каждое его слово звучало с такой сталью в голосе, будто он вбивал их в наши головы.

Мы отвернули в сторону, и пошли вслед за Темником на восток.

В отряде выделялся ещё один человек. Это тот мужичок с всклокоченной черной бородой, за цвет которой его и прозвали Смолой. Сам он был явно не из Сиверии. А если судить по форме лица, особенно скул, смуглой коже и разрезу глаз, его предками были степняки. Ко всему прочему, в его голосе чувствовался сильный южный говор.

Смола был слишком эмоциональным, постоянно что-то комментируя на всём нашем пути. Темник несколько раз останавливался и делал ему замечания. А однажды не выдержал и заехал Смоле в зубы.

– Закрой свой поганый черный рот! Ты не в трактире со своими собутыльниками. Если из-за твоей болтовни…

Дальше я не стал слушать и продолжил путь за проводником – высоким сухопарым человеком. В отличие от Смолы, он был очень немногословен и изъяснялся больше жестами. В отряде его прозывали Дедом.

Под вечер мы пришли к небольшому затону.

– Вон они, болезные, – прошептал Конев, указывая головой вперёд.

Мы засели за сухими кустами какой-то местной речной высокой травы и стали наблюдать.

Впереди в свете вечернего солнца были видны четыре темноватые фигуры. Я долго вглядывался, пытаясь внимательно их рассмотреть.

Водяников я видел уже в Светолесье у Белого озера. Местные же ничем особо не отличались от тамошних. Они носили короткие набедренные повязки. На огромной лупатой голове торчал высокий гребень, напоминавший рыбий плавник. В руках почти у каждого был длинный гарпун.

Водяники ходили подле берега, словно что-то выискивая. Чуть в стороне тлел небольшой костерок.

Конев подал сигнал всем приблизиться.

– Вы двое, – Темник указал на кого-то за моей спиной, – обойдёте через лес и засядете вон в тех зарослях. Если кто-то из этих тварей вырвется – быстро их кончайте. Нельзя дать никому уйти. Ну а мы выскочим и набросимся с берега. Всем ясно?

Моё мнение никого не интересовало. Я думал, что мы лишь прогоним водяников, а никак не убьём.

Дождавшись, пока двое наёмников займут позицию в зарослях, Темник дал команду нападать. И тут я сразу понял, что из всей нашей братии, настоящий опыт ведения боя имею только я, да Конев.

Остальные с диким гиком повыбегали из кустов и бросились бежать к водяникам. Рыбоголовые быстро среагировали и бросились наутёк.

Я услышал, как заматерился Конев. Быстро натянув тетиву на лук, я выхватил две обычные стрелы с широким лезвием наконечника и прицелился с колена.

Сердце на секунду замерло, тетива коснулась подбородка.

Дзын-нь! Обе стрелы стремительно помчались вперёд и через несколько мгновений на снег упали две фигуры.

– Ни хрена себе! – повернулся Темник. – Сдвоенный выстрел! Сколько слышал, но никогда не видел. И не верил, что такое возможно!

Я втянул ещё стрелы, но они уже не понадобились. Из зарослей выскочили наёмники и водяники остановились, понимая, что окружены. Они бросили на снег свои гарпуны и стали сдаваться.

Люди добежали до них. И уже через несколько секунд Смола радостно стал размахивать отрубленной головой. Раненых моими стрелами водяников тоже добили.

– Что дальше? – возбужденно плясал на месте Смола.

– Разрубите тела на части и выбросьте подальше в реку, – проворчал Темник.

Он повернулся ко мне и вскинув брови снова повторил:

– Сдвоенный выстрел! Это же невозможно! Стрелы мешают одна другой. Как ты умудряешься…

– Опыт, – отрезал я, разбирая лук.

– Молодец! – Темник широко улыбнулся.

Наёмники быстро расправились с трупами и мы пошли дальше к Петрову Носу, решив на ночлег остановиться там.