сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 69 страниц)
Я испугался, как бы принц не бежал и не явился на свадьбу короля. Я отправил Его Величеству депешу, сообщив про вскрытие шкатулки, и попросил новых указаний. Король велел кардиналу распорядиться, и тот приказал заточить нас обоих вплоть до новых повелений, а также велел дать понять принцу, что причиной нашего общего несчастья стала его дерзость. Я страдал вместе с ним в тюрьме, пока не понял, что высший судья судил мне покинуть сей мир, и все же не могу для спокойствия собственной души и спокойствия своего воспитанника не сделать это заявление, которое укажет ему способы выйти — если король умрет бездетным, — из того недостойного положения, в каковом он пребывает. Да и может ли вырванная против воли клятва принудить сохранять в тайне невероятные события, про которые обязательно должны узнать потомки?»
Таков этот исторический документ, который регент предоставил принцессе и который должен повлечь за собой множество вопросов со стороны любителей занимательных историй. И в самом деле, кто был этот воспитатель принца? Бургундец или же просто владелец замка либо дома в Бургундии? На каком расстоянии от Дижона находилось его владение? Бесспорно, то был известный человек, поскольку при дворе Людовика XIII он пользовался безусловным доверием, то ли по причине занимаемой должности, то ли как любимец короля, королевы и кардинала Ришелье. Можно ли из реестра дворянских семей Бургундии узнать, кто в этой провинции после свадьбы Людовика XIV исчез вместе с молодым воспитанником лет двадцати, жившим у него в доме или в замке? Почему этот документ, которому уже около ста лет, не подписан? Может быть, он был продиктован умирающим, у которого уже не осталось сил подписать его? Каким образом документ вышел за пределы тюрьмы? Вот мысли, какие он порождает. Конечно, он вовсе не убеждает нас, будто этот юный принц — тот самый узник, что известен под именем Железной маски. Однако все изложенные там факты настолько хорошо соответствуют личности этого таинственного персонажа, о котором мы знаем несколько исторических анекдотов, что, по-видимому, они позволяют заполнить большой пробел в записках о нем и дают нам представление о начале его истории. Я намерен привести здесь имеющиеся в нашем распоряжении достоверные сведения о нем начиная с того момента, когда он был передан в руки Сен-Мара, как дополнение или продолжение данного свидетельства, ничего не говоря о литературных спорах, которые оно вызывало.
И в самом деле, как только были опубликованы «Записки о Персидском дворе», целая толпа литераторов принялась спорить по поводу сути этой тайны: Вольтер, который привел факты, но не снял с них покрова загадочности, хотя был осведомлен о существе вопроса лучше, чем кто-либо другой; Сен-Фуа, отец Гриффе, Ла Ривьер, Линге, Лагранж-Шансель, аббат Папон, Пальто, г-н Делаборд, а также несколько других авторов, опубликовавших в различных журналах, но в основном в «Парижской газете», различные исторические анекдоты на эту тему. Я приведу здесь те, что представляются мне подлинными, позволив себе выделить в них разрядкой те слова, какие, на мой взгляд, характеризуют этого узника как весьма высокопоставленную особу и в первую очередь указывают на то, кем он был на самом деле.
Первым автором, заговорившим об этом персонаже, стал анонимный сочинитель «Тайных записок о Персидском дворе». Он приводит несколько достоверных фактов, которые всегда таковыми и воспринимались, но ошибается по поводу сути тайны, полагая, что узником в маске был граф де Вермандуа.
«Этот узник, — говорит он, — был сдан на руки коменданту островов Сент-Маргерит, заблаговременно получившему от Людовика XIV приказ никому не позволять видеть нового арестанта. Комендант обращался с узником с величайшим почтением. Он сам прислуживал ему за столом и принимал в дверях тюремной камеры блюда из рук поваров, ни один из которых никогда не видел лица заключенного. Однажды принц вздумал нацарапать на дне тарелки свое имя, действуя кончиком ножа. Какой-то слуга, в руки которого попала эта тарелка, решил угодить начальству и отнес ее коменданту, надеясь на награду. Однако несчастный ошибся: его тут же прикончили, чтобы похоронить вместе с ним столь важную тайну. Железная маска несколько лет оставался в тюрьме на островах Сент-Маргерит. Его извлекли оттуда лишь для того, чтобы перевезти в Бастилию, когда Людовик XIV в благодарность за верность назначил коменданта островов Сент-Маргерит командовать этой крепостью. И в самом деле, со стороны короля было весьма благоразумно связать Железную маску с судьбой человека, которому его поручили, ибо открываться новому доверенному лицу, который мог оказаться менее преданным и менее исполнительным, означало бы действовать против всяких правил. Соблюдая предосторожность, в тюрьме на островах Сент-Маргерит и в Бастилии на принца надевали маску, когда по болезни или какой-нибудь другой причине ему нужно было кому-то показаться. Несколько заслуживающих доверия особ утверждали, что им доводилось видеть этого узника, постоянно носившего маску, и рассказывали, что он обращался к коменданту на "ты", а тот, напротив, относился к нему с безграничным почтением».
«Через несколько месяцев после смерти кардинала Мазарини, — говорит Вольтер в своей книге "Век Людовика XIV (это второе сочинение, где говорится о таинственном узнике), — произошло событие, которому не было примера, и, что не менее странно, никто из историков ничего о нем не знает. В замок Сент-Маргерит, находящийся в море у берегов Прованса, отправили какого-то неизвестного арестанта, роста выше среднего, молодого, с красивым и благородным лицом. По дороге туда он носил маску, подбородник которой был снабжен стальными пружинами, дававшими ему возможность есть, не снимая ее. Имелся приказ убить его, если он снимет маску. Узник оставался на этом острове до тех пор, пока один особо доверенный офицер по имени Сен-Мар, комендант Пиньероля, назначенный в 1690 году комендантом Бастилии, не приехал за ним на Сент-Маргерит и не отвез его, по-прежнему в маске, в Бастилию. Маркиз де Лувуа, до этого приехавший на остров повидаться с заключенным, разговаривал с ним стоя и с уважением, граничащим с почтительностью. Незнакомец был доставлен в Бастилию и размещен там наилучшим образом, как только было возможно в этом тюремном замке. Ему не отказывали ни в каких его просьбах. Более всего он имел склонность к тончайшему белью и кружевам. Он играл на гитаре, ему подавали наилучшие яства, и комендант весьма редко садился в его присутствии. Старый тюремный врач, которому нередко доводилось лечить этого странного человека, рассказывал, что никогда не видел его лица, хотя часто осматривал его язык да и все его тело. По словам этого врача, узник был превосходно сложен и у него была несколько смуглая кожа; интересовался он лишь своим голосом и никогда не жаловался на свое положение, не делая намеки на то, кем он мог быть. Один знаменитый хирург, зять врача, о котором я говорю, пользовавший маршала де Ришелье, может засвидетельствовать сказанное мною, а г-н де Бернавиль, преемник Сен-Мара на посту коменданта, не раз подтверждал мне эти подробности. Этот неизвестный умер в 1704 году и был похоронен ночью в приходе Сен-Поль. Усиливает удивление то обстоятельство, что, когда узника отправили на острова Сент-Маргерит, ни одна сколько-нибудь значительная персона в Европе не исчезла.
Господин де Шамийяр был последним министром, знавшим эту необыкновенную тайну. Второй маршал де Ла Фейяд, его зять, на коленях умолял умирающего тестя сказать ему, кто же все-таки был этот незнакомец, известный всем лишь под именем Железной маски. Шамийяр ответил зятю, что это государственная тайна и он поклялся никогда не разглашать ее.
Таинственный узник, несомненно, был значительной персоной, ибо вот что произошло в первые дни его пребывания на острове. Комендант сам ставил ему кушанья на стол, а затем удалялся, закрыв камеру. И вот однажды, пользуясь ножом, узник нацарапал свое имя на серебряной тарелке и через окно бросил ее в сторону лодки, стоявшей почти у самого подножия башни. Рыбак, которому принадлежала эта лодка, подобрал тарелку и принес его коменданту. Тот пришел в удивление и спросил у рыбака:
— Прочел ли ты, что написано на этой тарелке и видел ли ее кто-нибудь в твоих руках?
— Я не умею читать, — ответил рыбак, — а тарелку нашел только что, и никто ее не видел.
Крестьянина держали под стражей до тех пор, пока комендант не убедился, что бедняга в самом деле не умел читать и тарелку никто не видел.
— Ступай, — сказал он ему, — твое счастье, что ты не умеешь читать.
Один из очевидцев этого происшествия, вполне достойный доверия, еще жив».
А вот что он пишет о Железной маске в своем «Философском словаре»:
«Автор "Века Людовика XIV" первым заговорил о Железной маске как о реальном историческом персонаже: дело в том, что он был весьма осведомлен об этом историческом анекдоте, который удивляет век нынешний, будет удивлять потомство и является абсолютно правдивым. Однако его ввели в заблуждение по поводу даты смерти этого незнакомца, столь невероятно несчастного: узник был похоронен на кладбище прихода Сен-Поль 3 марта 1703 года, а не 1704-го.
Вначале он пребывал в заключении в Пиньероле, затем — на островах Сент-Маргерит, а после них — в Бастилии, постоянно находясь под охраной одного и того же человека, Сен-Мара, которому было суждено увидеть его смерть. Отец Гриффе, иезуит, познакомивший читающую публику с "Дневником Бастилии", выверил все даты. У него был легкий доступ к этому дневнику, поскольку он занимал весьма щекотливую должность исповедника узников Бастилии.
Железная маска является загадкой, ключ к которой может придумать каждый. Одни говорят, что это был герцог де Бофор; но герцог де Бофор был убит турками во время обороны Кандии в 1669 году, а Железная маска был в Пиньероле уже в 1662 году. К тому же, как можно было напасть на герцога де Бофора, находившегося среди своего войска? Каким образом его перевезли во Францию и никто ничего об этом не знал? И почему его заключили в тюрьму? Зачем на него надели маску?
Другие видят в нем графа де Вермандуа, побочного сына Людовика XIV; но он умер на глазах у всех от оспы в 1683 году, находясь в армии, и был похоронен в небольшом городке Эр недалеко от Арраса; так что тут отец Гриффе заблуждается, хотя большой беды в этом нет.
Некоторые подумывают о герцоге Монмуте, которому по приказу короля Якова II прилюдно отрубили голову в 1685 году, и утверждают, что это он был Железной маской. Но для этого потребовалось бы, чтобы он воскрес, чтобы время обратилось вспять и на смену 1685 году пришел бы год 1662-й, чтобы король Яков, никогда никого не миловавший и по этой причине заслуживший все свои несчастья, помиловал бы герцога де Монмута, вместо которого казнили бы совершенно похожего на него человека. Пришлось бы отыскать его двойника, у которого достало бы любезности позволить прилюдно отрубить ему голову, чтобы спасти герцога Монмута. Всей Англии пришлось бы купиться на этот обман, а королю Якову настойчиво попросить Людовика XIV соблаговолить стать надсмотрщиком и тюремщиком на его службе. Затем, доставив это маленькое удовольствие королю Якову, Людовик XIV непременно должен был бы проявлять точно такое же уважение к королю Вильгельму и королеве Анне, с которыми он воевал, и старательно сохранять на службе у двух этих монархов свое звание тюремщика, которым почтил его король Яков.
Когда все эти иллюзии рассеиваются, остается понять, кто был этот узник, постоянно носивший маску, в каком возрасте он умер и под каким именем был погребен. Вполне очевидно, что коль скоро ему не разрешали выходить во двор Бастилии, коль скоро беседовать с врачом ему позволяли лишь в маске, то вызвано это было опасением, как бы в его чертах не увидели какого-нибудь чересчур бросающегося в глаза сходства. Он мог показывать врачу язык, но не лицо. Что же касается его возраста, то за несколько дней до своей смерти он сам сказал аптекарю Бастилии, что ему, по его мнению, около шестидесяти лет, и сьер Марсолан, хирург маршала де Ришелье, а впоследствии герцога Орлеанского, регента, зять этого аптекаря, повторял мне это несколько раз.
Наконец, зачем было давать ему итальянское имя? Его постоянно называли Маркиали. Тот, кто пишет данную статью, знает, быть может, на этот счет больше, чем отец Гриффе, но большего он не скажет».
Лагранж-Шансель был третьим историком, который заговорил об узнике, заточенном на островах Сент-Маргерит; он сам находился в заключении там же спустя некоторое время после того, как Железную маску перевезли в Бастилию, и вполне мог располагать определенными сведениями.
«В пору моего пребывания на островах Сент-Маргерит, — пишет он, — заключение там Железной маски уже не было государственной тайной, и я узнал подробности, о которых историк, более строгий в своих исследованиях, чем г-н Вольтер, вполне мог бы дознаться, подобно мне. Это чрезвычайное событие, которое он относит к 1662 году, спустя несколько месяцев после смерти кардинала Мазарини, на самом деле произошло в 1669 году, то есть через восемь лет после кончины его высокопреосвященства. Господин де Ла Мот-Герен, комендант островов в пору моего заточения там, уверял меня, что этим узником был герцог де Бофор; его считали погибшим при осаде Кандии, однако тело его, если верить всем тогдашним реляциям, так и не смогли найти. Господин де Ламот-Герен говорил мне также, что сьер де Сен-Мар, переведенный сюда комендантом из Пиньероля, относился к этому узнику с великим почтением, всегда сам подавал ему еду на серебряных блюдах и нередко по его просьбе доставлял ему самую дорогую одежду; когда узник заболевал и у него возникала нужда во враче или хирурге, он был обязан под страхом смерти показываться в их присутствии только в железной маске, а щетину на лице мог выщипывать, лишь когда оставался один, стальными щипчиками, очень блестящими и красивыми. Такие щипчики, из числа тех, что служили ему для этого употребления, я видел в руках у г-на де Формануара, племянника Сен-Мара, лейтенанта вольной роты, которой была поручена охрана узников.
Несколько человек рассказывали мне, что, когда Сен-Мар отправлялся занять должность коменданта Бастилии, куда он перевез узника в железной маске, они слышали, как тот спросил своего сопровождающего:
— Так что, король намерен лишить меня жизни?
— Нет, принц, — ответил Сен-Мар, — вашей жизни ничто не угрожает, вы должны лишь позволить проводить вас.
Более того, от некоего Дебюиссона, служившего прежде кассиром знаменитого Самюэля Бернара и переведенного на острова Сент-Маргерит после нескольких лет пребывания в Бастилии, я узнал, что там он был помещен с несколькими другими заключенными в камеру, находившуюся под той, где содержался неизвестный, и они имели возможность переговариваться через дымоход камина и делиться своими мыслями, но когда они его спросили, почему он с таким упорством утаивает от них свое имя и свои злоключения, то в ответ услышали, что это признание будет стоить жизни ему, а равно и тем, кому он откроет эту тайну.
Как бы то ни было, теперь, когда имя и звание этой жертвы политики не являются более тайной, затрагивающей интересы государства, я счел своим долгом сообщить публике о том, что мне стало известно, и тем самым пресечь распространение вымыслов, которые каждый придумывает по своей прихоти, доверившись автору, стяжавшему громкую славу посредством небылиц с той видимостью правды, какая вызывает восхищение в большей части его сочинений, даже в "Жизнеописании Карла XII"».
Аббат Пагон, проезжая через Прованс, посетил место заключения Железной маски и рассказывает:
«Именно на остров Сент-Маргерит был привезен в конце прошлого века знаменитый узник в железной маске, чье имя, возможно, мы никогда не узнаем. Всего несколько человек прислуживали ему и имели возможность говорить с ним. Однажды, когда г-н де Сен-Мар беседовал с узником, не заходя в камеру и стоя в коридоре, чтобы издали видеть всякого, кто подходит, сын одного из его друзей, привлеченный их голосами, приблизился к ним; заметив это, комендант тотчас закрыл дверь камеры, бросился навстречу молодому человеку и встревоженно спросил, слышал ли он что-нибудь. Молодой человек ответил отрицательно, но комендант в тот же день выпроводил его с острова, а в письме своему другу написал, что эта оплошность могла дорого обойтись его сыну и что он отсылает его из опасения, как бы тот не совершил еще какой-нибудь опрометчивый поступок.
