сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 69 страниц)
«Вы доставили мне подлинное удовольствие, — пишет он 28 октября 1769 года, — не преувеличивая значение бесконечного и оценивая его по достоинству. Но вот нечто более интересное: Гримм уверяет, что император является нашим сторонником; это большая удача, ибо герцогиня Пармская, его сестра, настроена против нас».
Ну а теперь необходимо поблагодарить Фридриха; эту задачу тоже берет на себя глава секты:
«Один богемец, наделенный большим умом и обладающий немалыми философскими познаниями, по имени Гримм, известил меня, что Вы приобщили императора к нашим сокровенным тайнам; это хорошая добыча для философии».
Добыча была стоящей, и вскоре после этого начинается война. Иосиф II упраздняет три четверти монастырей, захватывает церковные владения и изгоняет из их келий даже кармелиток, которых бедность их ордена и безупречность их устава, казалось бы, должны были защитить от жадности государя и реформаторского пыла философа.
Поступательное движение продолжается, добыча возрастает. 25 ноября 1770 года д'Аламбер пишет:
«Мы имеем на нашей стороне императрицу Екатерину, короля Пруссии, короля Дании, королеву Швеции, ее сына, многих князей Империи и всю Германию».
И потому Вольтер, со своей стороны, в том же месяце и почти в тот же день пишет Фридриху:
«Мне неизвестно, что думает Мустафа о бессмертии души. Я полагаю, что он не думает вовсе. Что же касается императрицы России, а также Вашей сестры-королевы, короля Польши и кронпринца Густава, сына королевы Швеции, то, полагаю, мне известно, что они думают об этом».
Таким образом, подсчет показывает, что раздавить гадину Вольтеру помогали один император, одна императрица и четыре короля.
В XII и XIII веках шли в крестовый поход за Христа; в XVIII веке идут в крестовый поход против него.
И потому восторг, который философы испытывают перед Екатериной, даже превосходит их восторг перед Фридрихом.
«Мы втроем, — пишет ей Вольтер, — Дидро, д'Аламбер и я, воздвигаем Вам алтари».
На что Екатерина отвечает:
«Оставьте меня на земле: здесь мне будет сподручней получать Ваши письма и письма Ваших друзей».
Вскоре и король Дании, не желая остаться позади, присоединяется к лиге.
Палач Струэнзе, своего врача и фаворита, он еще в молодости имел склонность к философии; в семнадцатилетнем возрасте он приезжает во Францию и в Фонтенбло заявляет:
— Это господин де Вольтер сделал меня человеком и научил меня думать.
И вот, когда философы заручились поддержкой государей, когда, по словам Вольтера, философия одержала полную победу и ему удалось раздавить гадину, он украдкой, мало-помалу, перешел от религии к королевской власти, от алтаря к трону.
Но вот что удивляет во всем этом и доказывает, что его подталкивает рок и что ему поручена миссия, которую он исполняет: Вольтер любит королей, Вольтер любит монархию; особенно любит он аристократические милости, которые исходят от трона; дворянский титул, полученный им во Франции, делает его счастливым; камергерский ключ, полученный им в Пруссии, переполняет его восторгом; поэтому всю первую половину своей жизни он занят тем, что восхваляет монархов — Людовика XIV, Генриха IV, Карла XII, Петра I, Екатерину II и Фридриха; поэтому он пишет Мармонтелю письма вроде следующего:
«Принимая во внимание покровительство со стороны г-на де Шуазёля и г-жи де Помпадур, Вы можете без опаски посылать мне все письма. Всем известно, что мы любим короля и государство, и это не у нас такие люди, как Дамьен, слышали бунтарские речи… Я осушаю болота, строю церковь и возношу молитвы за короля. Мы бросаем вызов всем янсенистам и всем молинистам, предлагая им превзойти нас в преданности королю… И потому, любезный друг, король должен знать, что философы преданнее королю, чем все фанатики и лицемеры его королевства». (13 августа 1760 года.)
Подобное изложение своих роялистских убеждений Вольтер адресует не только Мармонтелю. Взгляните на следующую выдержку из письма Гельвецию (оно датировано 27 октября 1760 года):
«Выгода короля состоит в том, чтобы число философов возрастало, а число фанатиков уменьшалось. Ведь мы спокойны, а все эти люди смутьяны. Мы граждане, а они подстрекатели. Верные слуги короля возьмут верх в Париже, в Воре и даже в Делисе».
Тьерио, философ-экономист, посылает ему «Теорию налогов».
«Я получил "Теорию налогов", — пишет ему в ответ Вольтер. — Теория эта заумная, нелепая, и все подобные теории появляются весьма некстати и способны внушить иностранцам, что мы не имеем денежных средств и что оскорблять нас и нападать на нас можно безнаказанно. Но таковы уж эти забавные граждане, эти забавные друзья людей! Пусть они приедут, подобно мне, на окраину королевства, и тогда они быстро изменят свои убеждения. Они поймут, насколько необходимо чтить короля и государство. Право, находясь в Париже, все воспринимаешь превратно».
Таким образом, приведены три доказательства вместо одного. Их можно было бы привести и пять, но нам кажется, что трех будет вполне достаточно.
Но обождите. Наступает день атаки на королевскую власть. Вольтер, невзирая на все свои уверения, ответит на боевой клич; одним из первых он выйдет на ристалище; впрочем, уже давно он нападал на королевскую власть, атакуя ее в своих стихах, как в театральных пьесах, так и в посланиях; но у поэзии свои вольности, у рифмы свои нужды.
Некий академик из Марселя отправил ему письмо с приглашением посетить дочь древней Фокеи.
«Я принял бы Ваше приглашение, — отвечает ему Вольтер, — будь Марсель все еще греческой республикой, ибо я очень люблю академии, но ку да больше люблю республики. Счастлива страна, где наши повелители приходят к нам и не сердятся, если мы не приходим к ним!»
Как видим, Вольтер придерживается мнения д'Аламбера: он действует постепенно, идет вперед шаг за шагом. Он еще не проклинает монархии, но уже любит республики. Мы проследим за тем, как будут развиваться его республиканские взгляды.
Вот письмо д'Аламбера, доказывающее, что он идет вперед тем же шагом, что и учитель; оно датировано 19 января 1769 года и адресовано Вольтеру:
«Вы любите свободу и разум, мой дорогой и прославленный собрат, ибо невозможно любить одно, не любя другое. Так вот, имеется один достойный философ-республиканец, которого я рекомендую Вам и который поговорит с Вами о философии и свободе: это г-н Дженнингс, камергер короля Швеции, человек, пользующийся величайшим уважением и величайшей славой у себя на родине. Он достоин того, чтобы Вы свели с ним знакомство, и сам по себе, и в силу его восторженного отношения к Вашим сочинениям, которые так способствовали распространению двух этих чувств среди тех, кто достоин испытывать их».
Что вы скажете об этом философе-республиканце, одновременно являющемся камергером короля Швеции?
И не думайте, что Вольтер заблуждается по поводу участи, которую деятельность философов уготовила будущему.
Прочтите следующую выдержку из письма маркизу де Шовелену и скажите мне, ошибся ли этот пророк несчастья.
«Все, что я вижу, сеет семена революции, которая произойдет неминуемо и свидетелем которой я не буду иметь удовольствия стать. Французы всегда запаздывают, но в конце концов приходят к цели. Мало-помалу свет настолько распространится, что все вспыхнет при первом же поводе, и тогда начнется такая славная кутерьма!
Счастливы молодые люди: они увидят замечательные события!»
Это письмо датировано 2 марта 1764 года.
Таким образом, за двадцать шесть лет до того, как эта славная кутерьма началась, Вольтер предвидел ее; за двадцать шесть лет до того, как эти замечательные события произошли, Вольтер предсказал их.
Посмотрите, что двадцать шесть лет спустя, в субботнем номере от 7 августа 1790 года, говорит «Французский Меркурий», давая разбор книги «Жизнеописание Вольтера» Кондорсе:
«По-видимому, можно заранее изложить те причины, по каким человечество останется в вечном долгу перед Вольтером. Нынешние обстоятельства дают для этого прекрасный повод. Нельзя увидеть все то, что он сделал, но именно он сделал все то, что мы видим. Просвещенные наблюдатели, те, что сумеют написать историю, засвидетельствуют тем, кто умеет размышлять, что главным творцом этой великой революции, которая удивляет всю Европу и которая распространяет во все стороны надежду для народов и тревогу для королевских дворов, является, бесспорно, Вольтер. Именно он первым обрушил самый грандиозный оплот деспотизма: церковную и поповскую власть. Если бы не было уничтожено иго священников, никогда не было бы уничтожено иго тиранов. Они вместе тяжелым грузом давили на наши головы, и, когда первое из них было сброшено, вскоре должно было быть сброшено и второе».
Ну а теперь к этой работе могучей энциклопедической троицы, работе каждодневной, беспрестанной, согласованной в своем поступательном движении и похожей на работу военного инженера, который может сказать, в какой именно день осаждаемый им город будет вынужден сдаться, мысленно присоедините частную работу Руссо, Бейля, Реналя, Гельвеция, Гримма и барона Гольбаха, и у вас будет точное представление о том содействии, какое философы оказали революции, историю которой мы намереваемся написать.
Но не думайте, что, когда эта работа, наполовину тайная, наполовину явная, совершалась, она не повергала в ужас те сословия государства, каким на протяжении долгих веков вменялось в обязанность защищать монархическую форму правления как охранительницу общества. И прежде всего это касается духовенства, начисто лишенного веры и нравственности, но не лишенного прозорливости. Его предостережения, его соображения, его предсказания следуют одно за другим.
Для начала пробегите глазами следующие жалобы. Правда, они адресованы г-ну де Ломени, архиепископу Тулузскому, которому, чтобы стать отличным архиепископом, недостает лишь одного: веры в Бога.
«Мы не станем повторять, — говорили Людовику XV епископы на ассамблее 1765 года, — что Ваше Величество имеет безотлагательный интерес остановить развитие новой философии, пагубными плодами которой являются только что заклейменные нами труды и которая перещеголяла философию, похороненную Евангелием, и возродилась из ее праха, но не для того, чтобы восстановить культы и жертвоприношения, и не для того даже, чтобы довольствоваться ложной мудростью языческого Рима и Афин, а для того, чтобы разрушить и унизить все то, что свято для людей.
Ваше Величество чересчур хорошо осведомлены о тех выгодах, какие приносит народам христианская религия, а главное, о той мощной поддержке, какую она оказывает власти королей, чтобы не воспринимать безбожие, пытающееся разрушить ее, как самое большое бедствие, которое может постичь нынешнее царствование.
Это бедствие, на которое мы жалуемся, перестанет разрушать государство лишь тогда, когда книготорговля будет подчинена точно исполняемым правилам.
Именно так полагали и действовали Ваши прославленные предшественники, когда лютеранство, причинив перед этим горе Германии, попыталось проникнуть во Францию. Благочестие великих королей и должностных лиц, представителей их власти, позволило принять строгие меры для того, чтобы поставить преграду перед пагубными книгами. Эти меры содержатся в законах 1542, 1547 и 1551 годов.
Мы умоляем Вас, государь, повелеть показать Вам эти законы и установления. Ваше величество увидит в них примеры мудрости и строгости, достойные подражания. Вы увидите, что авторов, книготорговцев и тех, кто покупал подобные книги, приговаривали к строгим наказаниям; против тех, кто прятал их и, проявляя упорство, хранил, применяли такой способ, как увещательное послание.
Мы крайне далеки, государь, от желания чинить помехи гению или останавливать развитие человеческих познаний; однако мы должны разъяснить Вашему Величеству, что зараза, угрожающая Вашему государству, сравнима с заразой лютеранства, против которого Ваши прославленные предшественники приняли столько мер.
МЫ ПОДОШЛИ К РОКОВОМУ МОМЕНТУ, КОГДА КНИГОТОРГОВЛЯ ПОГУБИТ ЦЕРКОВЬ И ГОСУДАРСТВО.
Духовенство является тем из всех сословий государства, кому в первую очередь надлежит поддерживать нравы, веру и ДАЖЕ ОСНОВНЫЕ ЗАКОНЫ МОНАРХИИ. Будет справедливо и мудро, если книготорговлю поставят под наш надзор и нас призовут к управлению в той области, где мы так заинтересованы упредить злоупотребления.
Мы не добиваемся установления нового закона и ограничиваемся просьбой, обращенной к Вашему Величеству, снова ввести в действие прежние законы.
Бедствия, которые нам угрожают, делают исполнение этих законов еще более необходимым.
Вашему духовенству, государь, известно, что Ваше Величество нередко отдает приказы, которые пресекают ту свободу, с какой столько пагубных книг распространяется среди Вашего народа. Однако если все те, кому доверено исполнять Ваши приказы, не соизволят открыть глаза на нарушения или же, своим молчаливым согласием, будут делать вид, что хотят установить согласие между безбожием и правительством, то, несмотря на благие намерения Вашего Величества, вера у нас неизбежно ослабнет и рано или поздно Франция устремится во тьму заблуждений».
Все это относилось к пагубным книгам, бесстыдным книгам, о которых мы говорили выше. Что же касается философских книг, то спустя пять лет духовенство восстает и пишет королю:
«Безбожие питает злобу к Богу и людям одновременно. Оно не удовлетворится, пока не уничтожит всякую божественную и человеческую власть.
Если Ваше величество подвергнет сомнению эту печальную истину, то мы в состоянии предъявить Вам ее доказательство в безбожной книге, недавно распространенной среди Вашего народа и носящей благовидное название "Система природы".
В ней открыто проповедуется атеизм. Автор этого произведения, самого преступного из всех, какие осмелился породить человеческий разум, полагает, видимо, что он причинил еще недостаточно зла людям, проповедуя им, что на свете нет ни свободы, ни Провидения, ни Бестелесного существа, ни загробной жизни. Он распространяет свои взгляды на человеческие общества и людей, которые руководят ими. Он видит в этих обществах всего лишь презренное скопление невежественных и испорченных людей, раболепствующих перед священниками, которые обманывают их, и государями, которые их притесняют. Он видит в счастливом согласии власти и священства всего лишь союз против добродетели и рода людского. Он учит людей, что короли не имеют и не могут иметь над ними никакой другой власти, кроме той, какой народам угодно доверить им; что народы вправе УРАВНОВЕШИВАТЬ, УМЕРЯТЬ И ОГРАНИЧИВАТЬ ИХ ВЛАСТЬ, ТРЕБОВАТЬ У НИХ ОТЧЕТА И ДАЖЕ ОТСТРАНЯТЬ ИХ ОТ ТРОНА, если сочтут это полезным для своих интересов.
Он призывает народы храбро пользоваться этим правом и заявляет им, что они не познают подлинного счастья до тех пор, пока не вынудят своих монархов быть всего лишь представителями народа и ИСПОЛНИТЕЛЯМИ ЕГО ВОЛИ».
Встревожившись, Людовик XV отвечает священникам:
«Я приветствую настоятельные просьбы духовенства. Я считаю безбожие бедой тем более опасной, что оно умеет обходить те преграды, какие устанавливают для того, чтобы остановить его продвижение. Моя любовь к религии и ее связь с благополучием моего государства должны стать для ассамблеи ручательством моей бдительности. Новые приказы, которые я намерен отдать, послужат доказательством того особого внимания, какое я всегда буду оказывать представителям духовенства».
Парламент, со своей стороны, тоже действует. 18 августа 1770 года он приговаривает к сожжению книги «Разоблаченное христианство», «Бог и люди», «Система природы», «Священная зараза», «Разрушенный Ад» и пр., и пр.
Наконец в 1772 году прелаты возобновляют свои предостережения.
«На этот раз, — говорят они, — безбожие чересчур нагло злоупотребляет писательским искусством, стремясь разорвать узы, которые накладывает на человека христианская вера и его зависимость от Бога. Книги становятся повсеместной чумой, приводящей народ в уныние. В этом причина брожения умов и того прискорбного переворота в общественных нравах, который происходит каждодневно и завершается у нас на глазах. Мы считаем невозможным, государь, не сообщить Вашему Величеству, что в нескольких провинциях протестанты устраивают собрания, дабы отправлять свой культ. Они более не делают этого в обстановке тайны и мрака, в котором прежде пытались укрыться, чтобы избежать судебного преследования. Мы не будем повторять, государь, сколь опасны такие сообщества».
В числе тех сообществ, о каких говорят здесь епископы, есть одно, о котором Вольтер, со своей стороны, тоже сказал пару слов.
Это сообщество франкмасонов, породившее тамплиеров XII века и иллюминатов XVIII столетия.
XXX
Франкмасоны. — Тамплиеры. — Иллюминаты.
