сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 69 страниц)
Герцог де Шуазёль имел жестокий характер; он ни перед чем не останавливался, чтобы добиться успеха в разработанных им планах; но в нем проявлялись и черты человека слабого, когда он пользовался чьей-то помощью, чтобы спрятаться и действовать исподтишка.
Он обладал единственным в своем роде характером, который мне не доводилось наблюдать ни у кого больше, ибо он расточал щедроты государства в пользу одного-единственного иностранного правительства и отдавал предпочтение возможным наградам перед наградами гарантированными, которые уже были в его собственных руках.
В том краю, где страшатся привидений, герцог де Шуазёль создал себе восторженных друзей, людей пылких, сделавших его опасным; он подавлял королевское величие.
Перед тем как возвыситься, он не пренебрегал никакими средствами, чтобы угодить фаворитке покойного короля. Достигнув той высоты, на какую ему хотелось подняться, он не сделал в сторону другой фаворитки ни одного шага, чтобы остаться у власти. В характере этого человека имелась некая неуступчивость и непреклонность, что делало его пригодным лишь для определенной деятельности.
И потому памятником его пагубного управления осталась лишь скала в Средиземном море, обагренная кровью во время двух смертоубийственных кампаний и в конце концов, ценой невероятных издержек, захваченная, чтобы ничего не принести нам и повлечь постоянные расходы.
Осуществленное им уничтожение ордена иезуитов произвело лишь пустоту, которую, к великому ущербу для воспитания молодежи и для словесности, еще не смогла заполнить никакая другая корпорация.
Его смычка с парламентами разрушила многие узы, связывавшие подданных с их повелителем. Пришлось распустить эти судебные органы, а затем восстанавливать их. Надо будет еще очень долго и с большой осторожностью зондировать эту рану.
Его союз с Австрийским домом хорош тем, что он устранил бич войны с этой державой и тем самым позволил нам преследовать сегодня англичан, не опасаясь диверсий в тылу; однако союз этот противоречит нашим интересам своей великой новизной и тем, что он позволяет императорам совершать в Европе все то зло, какое им выгодно причинять нашим старинным дружеским связям на Севере.
Замужество королевы целиком является делом его рук; он вел переговоры об этом браке и заключил его с намерением укрепить союз с Австрийским домом; однако необходимо проследить, не усилило ли влияние данного союза отдельные неприятные стороны, которые мы обнаруживаем в этом договоре.
Семилетняя война, которую, к стыду Франции, герцог де Шуазёль вел на суше и на море, явилась еще одним бедствием. Чтобы исправить зло и изгладить бесчестие, которые она принесла Франции, стала необходимой вторая война.
Герцог де Шуазёль поддерживал и защищал философию. Мотивы такого поведения непостижимы, равно как и мотивы других крупных действий его министерства; итогом этого явилось возникновение во Франции партии, с которой стало необходимо вести иногда переговоры или пускать в ход осторожность. Он привил философию кое-кому из французского духовенства, что служит совершенно новым явлением в политике.
Герцога де Шуазёля упрекают и в действиях другого рода, причем упрекают в них достаточно открыто. Когда одно или несколько неслыханных преступлений остаются сомнительными в глазах большинства людей, сама природа этих злодеяний запрещает говорить о них и приходится ограничиваться тайными стенаниями по поводу испорченности эпохи и общества.
Франция сопротивлялась государственному перевороту, устроенному г-ном де Шуазёлем, и пагубным деяниям, порой диктовавшимся ему, в вопросах политики, чужими влияниями или иностранной державой, с которой нам приходится жить в мире, но за которой мы должны беспрестанно вести наблюдение.
Если бы г-н де Шуазёль был министром сегодня и задумывал пагубные операции того рода, какие нам довелось увидеть, разве Франция смогла бы еще сопротивляться? Чтобы мирно пользоваться нашими территориальными богатствами, мы нуждаемся лишь в отдыхе и покое и в мудром управлении правительством. Суетный, тщеславный и честолюбивый министр, вмешивающийся в дела умозрительной политики, всегда будет приносить несчастье Франции, а г-н де Шуазёль, с начала своего министерства и вплоть до своего изгнания, без конца занимался разрушением того, что установили мудрость, опыт и принципы прошлых веков, и устанавливал то, что принципы, опыт и мудрость держали на отдалении или ограничивали.
Правительство постоянно трудилось над тем, чтобы держать парламенты в подчинении, а г-н де Шуазёль беспрестанно настраивал парламенты против властей.
Правительство уже много веков служило в Европе защитником второстепенных государств, а г-н де Шуазёль заключил союз с Австрией, вторгшейся в эти государства, дружба и поддержка которых была нам так необходима.
Правительство во все времена оказывало покровительство тому достославному ордену, который воспитывал юношество в покорности и давал ему знания в области искусства, наук и блистательной литературы, а г-н де Шуазёль позволил преследовать этот достославный орден парламентам, его врагам, и оставил юношество под влиянием идей философии или опасных взглядов парламентов.
Правительство делало все возможное, чтобы поддерживать на севере континента прусскую монархию, чтобы уравновешивать с помощью этого нового государства превосходство естественных врагов Франции, а г-н де Шуазёль расточал нашу казну и нашу живую силу для того, чтобы уничтожить эту монархию, принеся тем самым пользу нашему естественному врагу.
Правительство никогда не позволяло сочинителям прививать народу идеи, противные счастливой и мирной форме монархии, такой, какая она существует во Франции, а г-н де Шуазёль открыто настраивал теперешних философов, янсенистов и парламенты против нынешнего устройства государства, против Церкви, против королевской власти.
Таким образом, г-н де Шуазёль постоянно трудился, во всех ведомствах, которые были доверены ему, над тем, чтобы разрушить то, что он застал установленным самым разумным образом, и никогда не сумел ничего создать, кроме:
открытого бунта философов и парламентов — и теперь приходится усмирять это опасное возмущение;
открытой борьбы нашего естественного врага против нашего старого друга короля Прусского и других второразрядных государств — и теперь приходится искать примирения с королем Прусским.
Морское превосходство англичан явилось следствием гибельной войны, которую г-н де Шуазёль вел против них. И теперь, проявляя присущее нам достоинство, мы вынуждены восстанавливать нашу морскую торговлю, которая находилась в состоянии процветания в царствование Людовика XIV и упадок которой начался в период бедственной для нас Семилетней войны.
Таким образом, г-н де Шуазёль был для Франции всего лишь иностранцем, и душа его всегда находилась за пределами того ведомства, которым он руководил; отсюда следует ответ на вопрос, а мог бы г-н де Шуазёль, без ущерба для Франции, вернуться на министерскую должность. Поощряемое им расточение средств привело к расстройству финансов. В годы его управления наш военно-морской флот был разрушен. Наши войска беспрестанно терпели поражение на континенте. На дела Франции оказывала влияние наша старая соперница. Стало быть, г-н де Шуазёль был бичом для Франции и различных органов ее управления».
Впрочем, находясь в ссылке в Шантлу, г-н де Шуазёль отплатил Людовику XV презрением за ссылку, а дофину — оскорблением за ненависть.
Вот что он говорит о Людовике XV:
«Король был чрезвычайно смел, когда предстояло совершить зло, и проявлял мужество лишь в этом случае; зло, которое он мог совершить, доставляло ему ощущение жизни и нечто вроде возбуждения, похожего на гнев. В такие минуты король ощущал, что у него есть душа; однако для того, чтобы совершить добро, души у него не было».
Что же касается дофина, то его опальный министр щадит ничуть не больше; по его словам, г-н де Ла Вогийон разговаривал с принцем лишь о благородстве его происхождения и о всесильности королевской власти, которой ничто не должно оказывать сопротивления. Августейший ученик герцога был неучтив, груб, не проявлял ни малейшего интереса к женщинам и имел привычку по всякому поводу беспричинно повторять три лишенных смысла слова: «Ба. — Бака. — Бакала».
И потому, рассуждая о будущем, которое должно было стать следствием ошибочного воспитания, полученного дофином, и дурного примера, поданного королем, герцог де Шуазёль говорит:
«Если этот принц останется таким, каков он теперь, следует опасаться, как бы его глупость и вызванные ею презрение и смех не привели вполне естественным образом государство к упадку, который отнимет у короля Людовика XVI трон».
Господин де Шуазёль мог быть плохим министром, но, как видно, он был достаточно хорошим пророком.
Однако низвержение г-на де Шуазёля не решало всех проблем: оставались еще парламенты.
Герцог де Шуазёль подтолкнул судебное ведомство к бунту против абсолютной власти короля, и вопрос об уничтожении этого судебного ведомства был решен.
Полный поворот в политике, проводившейся г-ном де Шуазёлем в отношении Европы, произошел в одну минуту.
Господин де Шуазёль подтолкнул короля Испании к разрыву с Англией; но, едва только известие об опале г-на де Шуазёля дошло до Мадрида, король Испании дал англичанам полное удовлетворение в отношении Фолклендских островов и Порт-Эгмонта, служивших поводом для распри, и даже не пожелал изучить природу своих прав на эту территорию.
Придерживаясь своей проавстрийской политики, г-н де Шуазёль обращался со второстепенными государствами с презрением, никак не вязавшимся с покровительством, которое Франция всегда оказывала этим государствам; но, как только г-н де Шуазёль пал, Ибрагим-эффенди, посланник бея Туниса, был допущен на аудиенцию к королю.
Шведскому кронпринцу Густаву был оказан прием, достойный давнего союза, всегда связывавшего Швецию и Францию. Наконец, был заключен чисто семейный союз с королем Сардинии посредством брака графа Прованского, младшего брата дофина, с одной из принцесс Савойского дома.
Мы говорили о том, что вопрос об уничтожении судебного ведомства был решен; однако решить такое было легче, чем исполнить.
Судебное ведомство было всемогуще, а король, которого в насмешку называли Людовиком Добродушным, был слаб.
На стороне парламентов в большинстве своем стояли пэры, которых невидимыми узами связал с ними герцог де Шуазёль; они пользовались поддержкой Австрийского дома, негласно раздававшего несколько сотен тысяч ливров парламентским советникам. Наконец, на стороне парламентов стояли янсенисты, в любые времена и в любых обстоятельствах поддерживавшие их против королевского двора и Римской курии.
Герцога д'Эгийона, главу антипарламентской партии, поддерживали:
г-жа дю Барри, вместе с которой он пользовался милостями короля;
канцлер Мопу, который постоянно представлял Людовику XV парламенты как учреждения, способные уготовить ему трагическую судьбу Карла I;
аббат Терре, который устал от криков и жалоб в его адрес, без конца раздававшихся со стороны парламентов;
архиепископ Парижский, г-н де Бомон, который на протяжении десяти лет оспаривал законность их решений;
и, наконец, иезуиты, которые проливали слезы на руинах своего разрушенного ордена.
Партии стояли лицом друг к другу, приготовившись к нападению и обороне: сражение не могло заставить себя ждать.
За шестнадцать дней до изгнания г-на де Шуазёля парламент Парижа прекратил исполнять свои обязанности, в то время как все провинциальные парламенты, бунтовавшие против короля, продолжали множить число ремонстраций, по поводу каждой из которых г-жа дю Барри говорила:
— Вот еще один шаг к тому, чтобы свергнуть вас с престола, государь.
Канцлер Мопу дал Парижскому парламенту приказ возобновить исполнение своих обязанностей, если он не хочет навлечь на себя гнев короля.
Парламент ответил, что он с покорностью, но не исполняя своих обязанностей, ожидает наступления событий, которые ему угрожают.
Королевской власти был брошен вызов, и герцог д'Эгийон принял его.
Для исполнения принятого решения выбрали ночь с 19 на 20 января.
В полночь все парламентские чины были разбужены именем короля. В спальни к ним входят мушкетеры, предъявляют им приказ возобновить исполнение своих обязанностей и требуют дать ответ, не допускающий никаких околичностей: «да» или «нет».
Кое-кто из них подчиняется; но, собравшись на другой день, они ободряются, набираются твердости и единодушно отказываются следовать приказу.
За этим отказом немедленно следует уведомление об указе королевского совета, которым их должности объявляются конфискованными. Мушкетеры, уже побывавшие у них, являются к ним снова, на этот раз с приказом о ссылке, которому они должны подчиниться безотлагательно. На место Парламента ставится большой совет, который должен его заменить.
Архиепископ Парижский, опьяненный победой, лично совершает то богослужение, какое называли красной мессой, и новый парламент тотчас же в насмешку получает имя парламента Мопу.
Однако при этом происходит глубокий раскол даже среди принцев королевской семьи. Граф де Ла Марш, сын принца де Конти, и принц де Конде, которому г-н де Мопу дал устное обещание женить на мадемуазель де Конде, его дочери, графа д'Артуа, признали новый парламент. Герцог Орлеанский, действуя по настоянию г-жи де Монтессон, уступил мгновенно, однако принц де Конти даже слышать не хотел ни о каком примирении с новым судебным ведомством.
Граф де Клермон по примеру принца де Конти протестовал против того, что было совершено, и, страдая смертельной болезнью, умер, не дождавшись, чтобы король, затаивший против него злобу за проявленную им оппозицию, хотя бы раз справился о его здоровье.
Пэры также протестовали против упразднения старинного судебного ведомства, но исключительно для проформы.
Вот так свершилось это великое событие, главным рычагом в котором послужила г-жа дю Барри и все плоды которого пожал герцог д'Эгийон.
— Франция, — воскликнула г-жа дю Барри, обращаясь к Людовику XV, — твой кофе уё…ет!
Многому, как мы видим, предстояло повторить судьбу кофе короля Франции.
XXV
Политика герцога д'Эгийона. — Руководством ему служит памятная записка дофина, сына Людовика XV. — Следовать этому плану в отношении Австрии оказывается затруднительно. — Поведение герцога д'Эгийона в отношении второстепенных государств. — Господин де Верженн в Стокгольме. — Раздел Польши. — Докладная записка, поданная герцогом д'Эгийоном королю.
Как мы уже говорили, политика герцога д'Эгийона явилась полной противоположностью политике г-на де Шуазёля. Он смело продолжал ее, опираясь на памятную записку дофина, отца Людовика XVI.
Вот выдержка из этой памятной записки, на которую опиралась политика герцога д'Эгийона.
«Мне следует постоянно помнить, — говорит дофин, — что множество правительств было уничтожено, что несколько королевских династий в Европе пресеклись и что главные государства, которые меня окружают, это соперники дома Бурбонов.
История свидетельствует, что двумя главными из них являются Англия и Австрия.
Из этих двух соперников Англия наименее опасна. Франция должна помнить, что она может как иметь, так и не иметь военно-морской флот, ибо государства, у которых его нет, прекрасно живут за счет своего земледелия, своей торговли и своей природной промышленности. Нас, даже и без военно-морского флота, весьма уважали и боялись в годы министерства кардинала де Флёри, которому мой отец полностью передал заботу об управлении государством.
Стало быть, то, что Англия будет иметь большее или меньшее преобладание на морях, может лишь несколько увеличить или уменьшить благосостояние Франции, не нанося ей существенного ущерба. Это Англия должна рассчитывать на свою торговлю как на обязательное условие поддержания нынешнего положения; стало быть, Англия — не та соперница, какой надо страшиться в первую очередь.
У Австрии же куда больше поводов и возможностей враждовать с нами, и это опасно для нас; в наших интересах наблюдать за ней, окружать ее со всех сторон и мешать ей вредить нам, ибо ее политика заходит дальше, чем допускает ее религия; это новая европейская держава, которая на наших глазах вышла из ничтожества и, за счет своих соседей и с великой опасностью для нас, возвысилась при Карле V до уровня всемирной монархии.
И потому мне следует стараться отыскивать в истории моих предков сведения о тех средствах, посредством коих они отняли у Австрийского дома Испанию, Неаполь, Лотарингию, часть Нидерландов, Эльзас, Франш-Конте и Руссильон, и не забывать, что я не придерживаюсь наблюдательной политики. Австрия ответит мне на это напоминанием о том, что она отняла у моих предков с начала своего существования, а это не такие уж давние времена, и все помнят, что представляла собой Франция при Карле Великом.
