сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 69 страниц)
Более того, главный упрек, который знать бросала Людовику XV, состоял вовсе не в том, что он брал себе в любовницы женщин из мещанской среды, девушек из простонародья и даже публичных девок, а в том, что он не брал себе любовниц из благородных семейств и тем самым лишал ее исключительного права, которое, как она полагала, ей принадлежало.
И потому, когда стало известно о создании Оленьего парка, со всех сторон посыпались просьбы от матерей и отцов, расхваливавших своих дочерей, и от братьев, расхваливавших своих сестер. У вас это вызывает сомнение, не правда ли?
Тогда прочтите письмо некоего кавалера ордена Святого Людовика; оно сохранилось до нашего времени все в тех же архивах полиции. Этот любопытный документ даст представление о степени разложения тогдашнего общества лучше, чем все то, что мы могли бы сказать по данному поводу.
Письмо адресовано лично г-ну Беррье: вы ведь еще помните г-на Беррье, бывшего министра?
«Ваше сиятельство!
Отец семейства, дворянин, чей род происходит от парижских эшевенов, возведенных в дворянство два столетия тому назад, и чьи предки никогда не совершали ничего неподобающего, обращается к Вам, охваченный горячей любовью к священной особе короля, дабы известить Вас о том, что ему посчастливилось быть отцом девицы, являющейся подлинным чудом красоты, свежести и здоровья. Прилагаемые при сем справки докторов, хирургов и врачей послужат Вам доказательством сказанного; кроме того, свидетельства двух повивальных бабок удостоверяют несомненную девственность этого милого ребенка.
Льщу ли я себя чрезмерной надеждой, Ваше сиятельство, домогаясь для моей третьей дочери, Анны Марии де Мар***, которой исполнилось пятнадцать лет, права вступить в благословенное заведение, где обучают особ ее пола, предназначенных для пылкой любви нашего короля?
О Ваше сиятельство, какой приятной наградой за мою тридцатичетырехлетнюю службу в качестве капитана полка М*** и за службу двух старших братьев моей возлюбленной дочери, один из которых служит офицером во флоте, а другой состоит чиновником в Высшем совете, стала бы такая милость! Моя старшая дочь воспитывалась в Сен-Сире и вышла замуж за сьера Р***, ординарного дворянина королевских покоев. Моя младшая дочь — монахиня в монастыре *** в ***.
Возможно, возражение вызовет изрядный возраст молодой особы. Но, несмотря на свои пятнадцать лет, она обладает младенческим простодушием и до сих пор не знает о различии полов. Ее воспитала мать, достойная супруга, образец добродетелей, пример целомудрия, всегда старавшаяся сделать свою дочь пригодной для того, чтобы понравиться нашему возлюбленному королю, который обнаружит в ней бесценные сокровища, по праву ему принадлежащие.
Я буду с великим нетерпением ожидать, Ваше сиятельство, Вашего ответа. Если этот ответ окажется благоприятным, он станет благословением Божьим для целой семьи, которая всегда будет Вам слепо и страстно предана.
Имею честь быть,
Ваше сиятельство,
Вашим смиреннейшим и покорнейшим слугой,
шевалье де Мар***».
Да и в самом деле, почему бы этому славному человеку не предложить королю свою дочь? Ведь сказал же как-то раз Людовику XV один из господ д’Эстре:
— Государь, утверждают, что король возжелал мою сноху. Если это так, я надеюсь, что он не нанесет мне оскорбления, взяв в качестве посредника кого-нибудь другого, а не меня?
Откуда, по вашему мнению, проистекала великая ненависть г-жи дю Барри к г-ну де Шуазёлю?
Дело в том, что г-н де Шуазёль, побывав любовником своей сестры, г-жи де Грамон, пожелал затем сделать г-жу де Грамон любовницей короля.
И разве д'Аламбер, этот герой «Энциклопедии», подкидыш, найденный на ступенях церкви Сен-Жан-ле-Рон, не был сыном г-жи де Тансен, канониссы, и, вероятно, ее брата, кардинала де Тансена?
Ну и, наконец, разве не было на свете некоего графа Луи де Нарбонна, который состоял в свите принцессы Аделаиды и, как утверждали, мог называть Людовика XV своим отцом и своим дедом?
Мы говорили о создании Оленьего парка; согласно расчетам, там в продолжение десяти лет побывало около тысячи девушек из всех классов, всех сословий.
Во что они обошлись государству, можно увидеть в статьях экономистов.
Так остались ли среди всей этой знати люди, имевшие хоть какое-нибудь достоинство?
Их можно пересчитать по пальцам; это:
герцог де Ришелье, храбрец, внесший, однако, своим распутством большой личный вклад в упадок нравственности той эпохи;
маршал де Бриссак, отличавшийся духом древнего рыцарства, видевший, к какой пропасти все идет и утверждавший, что канцлер Мопу уничтожает у нас монархию;
герцог де Ноайль, имевший привилегию говорить покойному королю самую суровую правду;
и, наконец, герцог де Дюрас и принц де Бово, которые незадолго до этого предпочли утратить свои губернаторские должности, но не поддерживать политику канцлера, и выступили против роспуска прежнего Парламента.
Послушайте, кстати, как Вольтер высказывается о царедворцах, которые
Летят из Парижа в Версаль, чтоб презренье сносить,
И тотчас обратно летят — чтоб презреньем давить.[16 - Вольтер, «Об умеренности во всем».]
Под знатью, само собой разумеется, мы понимаем высшую знать, то есть дворян, известных своими воинскими званиями или придворными должностями; все те, что относились к судейскому сословию, даже если бы их дворянство восходило к сотворению мира, не могут быть зачислены в этот класс; судейские крючки ни в коем случае не могли обедать за одним столом с принцами крови, а их жены не могли быть представлены ко двору.
Любой пехотный лейтенант, если только он был дворянин, имел право пройти куда угодно впереди канцлера Франции.
Что же касается титулов маркиза, графа, виконта и барона, то они уже ровным счетом ничего не значили; титул вовсе не делал человека знатным, ибо все присваивали себе титулы самым бессовестным образом. Вот пример:
«Вас просят принять участие в похоронном шествии и погребении превысокой и премогучей дамы Елизаветы Бонтан, супруги пре высокого и премогучего сеньора Никола Божона, государственного советника, секретаря короля и его двора, главного сборщика налогов финансового округа Ла-Рошели».
И кто же такой метр Никола Божон? Разбогатевший финансист. Аббат Терре, умевший извлекать выгоду из всего, нашел средство извлекать выгоду и из подобного тщеславия.
Вечно озабоченный тем, как увеличить налоги и повысить сбор подушной подати в Париже, он приказал сборщикам налогов облагать людей сбором не по их капиталам, а по их титулам. Все самозванные маркизы, графы, виконты и бароны были обложены таким же сбором, как и настоящие бароны, виконты, графы и маркизы. Три дня спустя конторы откупщиков были заполнены исключительно людьми, пришедшими отречься от своих титулов и просить о пощаде, но все было тщетно; они были внесены в податные списки и с тех пор могли предъявлять эти налоговые выплаты в качестве одного из доказательств своего дворянства.
Мы уже упоминали остроту маркиза де Шона, сказавшему своему сыну, который отказался жениться на дочери сьера Боннье, человека ничтожного, но невероятно богатого:
— Вы делаете ошибку, сын мой: разоренные земли тучнеют от навоза.
Вот почему к тому времени, к которому мы подошли, то есть к 1774 году, неравные браки стали явлением настолько распространенным, что не было, вероятно, уже ни одной семьи, сыновья которой могли бы стать мальтийскими рыцарями, не получая на то папского разрешения.
Граф д'Эрувиль женился на мадемуазель Лолотте, любовнице английского посла графа Албемарля.
Маркиз де Монтье женился на мадемуазель де Варенн, воспитаннице г-жи Пари, одной из известнейших парижских сводниц.
Один дворянин, настоящий дворянин, представитель самой благородной и самой старинной знати, маркиз де Ланжак, женился на г-же Саббатини, любовнице герцога де Ла Врийера, при непременном условии, что он никогда не притронется к ней.
Наконец, мы видели, как Гийом дю Барри женился на мадемуазель Ланж, чтобы сделать ее титулованной любовницей Людовика XV.
Воинская честь потеряла престиж в той же степени. Граф де Ла Люцерн и г-н де Ла Можери затевают судебную тяжбу, обвиняя друг друга в желании убить противника, но от дуэли решительно воздерживаются.
Граф де Майбуа получает должность главного управляющего военным ведомством в награду за то, что скандальная судебная тяжба, подробности которой можно найти во всех газетах того времени, доказывает совершенную им государственную измену.
Граф де Ланжак становится кавалером ордена Святого Людовика, хотя и не отслужил необходимого для получения этой награды срока, по той причине, что сьер Герен, хирург принца Конти, оскорбил его, выходя из Оперы, а он поостерегся оскорбить его в ответ.
Другой кавалер ордена Святого Людовика носит шлейф за кардиналом де Люином.
История не сохранила нам его имени, но она сберегла для нас остроту маркиза де Конфлана. Однажды маркиз начинает громко возмущаться против обычая, в соответствии с которым кардинал может заставить дворянина носить шлейф его платья.
— Но вы-то должны знать, маркиз, что такой обычай существует, — отвечает ему кардинал де Люин, — ведь у меня когда-то был в качестве дворянина-шлейфоносца один Конфлан.
— Это возможно, — соглашается маркиз, — в нашей семье всегда бывали бедняги, которым, чтобы выжить, приходилось тянуть черта за хвост.
Что же касается духовенства, то оно исповедовало безбожие и поощряло разврат. Поскольку все высшие церковные должности приберегались для знати, духовенство подражало ей в распутстве. Аббат де Бове, с таким блеском и таким мужеством произносивший в присутствии короля великопостную проповедь, не имел возможности получить епископский сан, ибо был сыном шляпника (позднее он все же стал епископом Сенезским), в то время как г-н де Ла Рош-Эмон был без всяких затруднений сделан кардиналом, хотя он сожительствовал с женщиной, сделавшей его отцом семерых детей. Кардинал де Берни начинал с того, что был весьма светским аббатом и весьма легкомысленным поэтом. Известно, что он преуспел, став угодником г-жи де Помпадур. Господин де Монтазе, архиепископ Лионский, который в качестве примаса Галлии провел преобразование Парижского архиепископства, открыто жил с герцогиней Мазарини. Архиепископ Тулузский, Бриенн, с которым мы снова встретимся позднее, был безбожником или что-то вроде того. Епископ Санлисский, академик, никогда ничего не написавший и не прочитавший, даже собственные пастырские послания, сделал карьеру благодаря г-же дю Барри, подобно тому как г-н де Берни возвысился благодаря г-же де Помпадур. Принц Луи де Роган, коадъютор епископа Страсбургского, будущий главный актер драмы с ожерельем королевы, был удален из Парижа, поскольку замыслил похвальный план переспать последовательно со всеми парижскими девками, несомненно с целью их исправления, и план этот уже был наполовину исполнен, как вдруг его прервали на полпути. Господин Дено, епископ Верденский, бывший епископ Реннский, похвалялся тем, что за время заседаний провинциальных штатов в Нанте поимел сто пятьдесят юных девиц, обладавших тем редким талисманом, с помощью которого Жанна д'Арк изгнала англичан. Более того, он похвалялся тем, что наставил рога всем членам Реннского парламента, имевшим хорошеньких жен, поскольку, по его словам, это был единственный способ, которым человек его звания мог отомстить судейским.
Епископ Орлеанский, напомним, был известен тем, что ведал листом церковных бенефициев, которым, на самом деле, распоряжалась мадемуазель Гимар; это дало повод мадемуазель Софи Арну сказать:
— С чего бы этому шелковичному червю Гимар быть таким тощим, кормясь на таком сочном листе?
Более того, он имел любовницей собственную племянницу. И потому в 1764 году распевали во все горло язвительную песенку:
Идет с попом гризетка,
Держа в руках галетки,
Немного молока, яиц,
И молвит, павши ниц:
«Дары мои, Господь, тебя, конечно, ниже,
Но все у нас, как было в старину,
И то, что спим с родными, нам не ставь в вину:
Мы так живем и в Дине, и в Париже!»
Ну а епископ Ваннский, г-н Амело, обладал всеми возможными склонностями.
Со своей стороны, знатные дамы тоже не оставались позади. Одни, находя, подобно г-же де Ришелье, что у вельмож недостает энергии, брали в любовники конюшего или какого-нибудь другого слугу своего мужа. Другие вербовали любовников в театре и приводили к себе актеров, не давая им времени переодеться и снять румяна.
— Что подумали бы мои предки, увидев меня в объятиях комедианта? — воскликнула некая благородная дама, приходя в себя в объятиях актера Барона.
— О, об этом очень легко догадаться, — ответил он. — Они подумали бы, что вы шлюха.
В те времена часто говорили: «Ворует, как герцогиня».
Среди куртизанок, забавлявших все это испорченное общество, первой, как по своему значению, так и по алфавитному порядку, была мадемуазель Арну, ради которой граф де Лораге совершил столько безумств; ее отличали вытянутое худое лицо, некрасивый рот, крупные обнаженные зубы, темная и жирная кожа, но восхитительные глаза; как у актрисы у нее был не очень сильный голос, но играла она изумительно, со всей страстью, и обладала дьявольским остроумием: говоря о трех своих подругах, мадемуазель Шатовьё, мадемуазель Шатонёф и мадемуазель Шатофор, она заявляла: «Все они — шато-шаталки»; своей товарке мадемуазель Вестрис, итальянке и мастерице на все руки, которая сама никогда не беременела, а ее корила за постоянные беременности, она отвечала: «Что поделаешь, милочка! Мышь, у которой всего одна норка, легко поймать!»; однажды, в тот момент, когда из фойе Оперы выгоняли огромную собаку, непонятно каким образом проникшую туда, она сказала своей подруге мадемуазель Дюплан, находившейся на содержании у какого-то мясника: «Поберегись, Дюплан! Мне кажется, что обижают посыльного твоего любовника!»; в то время, какое мы описываем, она взяла в сердечные любовники молодого архитектора и, отвечая тем из своих товарок, что упрекали ее за столь скромный выбор, говорила: «Что поделаешь! Столько людей пытались разрушить мою репутацию, что я вынуждена была взять кого-нибудь, кто мог бы ее восстановить»; взяв в мимолетные любовницы мадемуазель Виржини, юную певицу, дебютировавшую тогда в Опере…
У вас возникли сомнения? Ну что ж! Читайте. У нас есть все доказательства. Эта подробность взята из «Записок Башомона», том VII, стр. 188:
«11 июля 1774 года. — Порок женоложства стал весьма распространенным среди наших оперных девиц: они не делают из него никакой тайны и вполне доброжелательно относятся к этому грешку. Мадемуазель Арну, хотя она и давала доказательства иного рода, произведя на свет несколько детей, отдается этому удовольствию; у нее была девица по имени Виржини, которой она пользовалась для этого назначения. Теперь эта девица сменила место службы, перейдя к мадемуазель Рокур из Комеди-Франсез, страстно любящей особ своего пола, и отказала маркизу де Бьевру, чтобы в свое удовольствие предаваться этой страсти. Недавним вечером, когда сьер Вант насмехался в Пале-Рояле над мадемуазель Виржини за ее разрыв с мадемуазель Арну, именуемую на ее разгульных увеселениях Софи, та, став свидетелем этого злословия, дала кавалеру весьма увесистую пощечину, которую он принужден был встретить смехом, попросив прощения у любезной трибады».
Порой мадемуазель Арну покушалась на особ более высокого ранга, чем ее товарки. 4 января 1774 года она написала следующее письмо аббату Терре:
ПИСЬМО МАДЕМУАЗЕЛЬ АРНУ, АКТРИСЫ ОПЕРЫ, ГОСПОДИНУ АББАТУ ТЕРРЕ, ГЕНЕРАЛЬНОМУ КОНТРОЛЕРУ ФИНАНСОВ, ПО СЛУЧАЮ РАСПРОСТРАНИВШИХСЯ СЛУХОВ О ТОМ, ЧТО ОНА ПОЛУЧИЛА КРУП В ОТКУПНОМ ВЕДОМСТВЕ БЛАГОДАРЯ НОВОМУ ОТКУПНОМУ ДОГОВОРУ, ПОДПИСАННОМУ 1 ЯНВАРЯ.
«Ваше сиятельство!
