сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 69 страниц)
Таким образом, Фридрих увидел, что против него и его восьмидесятитысячного войска идут сто восемьдесят тысяч французов, разделенных на три армии: Ганноверскую, наступавшую прямо на английские континентальные владения; Вестфальскую, угрожавшую Пруссии с фланга, и Силезскую, которой предстояло действовать совместно с австрийцами против Силезии и Саксонии; восемьдесят тысяч отборных русских солдат, которые должны были напасть на него с севера и во фланг; сто сорок тысяч австрийцев и тридцать тысяч шведов, то есть всего четыреста тридцать тысяч человек.
Но все кругом были настолько заранее уверены в том, что Фридрих со своим гением и своим войском, так хорошо приученным к принятой в его роду тактике, сможет не только сопротивляться врагам, но и победить их, что Вольтер написал ему в октябре 1757 года следующее письмо, исходившее от довольно плохого француза, что правда, то правда, но вместе с тем от хорошего пророка:
«Государь! Я был принят Вашим Величеством с величайшей благосклонностью; я безраздельно принадлежал Вам, а сердце мое будет принадлежать Вам всегда. Наступившая старость оставила мне весь мой живой интерес к тому, что касается Вас, уменьшив его ко всему остальному… Я мало осведомлен о нынешнем положении дел, но я вижу, что Вам, обладающему доблестью Карла XII и намного превосходящему его умом, придется сражаться с куда большим числом врагом, чем их было у него, когда он вернулся в Штральзунд. Однако нет никакого сомнения в том, что Вы будете пользоваться у потомства большей славой, чем он, поскольку Вы одержали столько побед над врагами, которые были намного закаленнее в войне, чем его враги, и поскольку Вы, в отличие от него, сделали столько добра своим подданным, поощряя искусства, основывая поселения, украшая города. Я оставляю в стороне другие Ваши таланты, столь же высокие, сколь и редкие, которых одних было бы достаточно, чтобы обессмертить Ваше имя. Ваши величайшие враги не могут отнять у Вас ни одного из этих достоинств, и потому слава Ваша недосягаема».
Правда, Фридрих имел в качестве союзника того самого грозного герцога Камберлендского, который после поражения в битве при Фонтенуа отправился, словно Антей, набираться новых сил, получая их от прикосновения к родной земле. Там он на глазах у нас разбил, будто стекло, фортуну Стюарта; затем, когда Карл Эдуард удалился, он подавил мятеж в Шотландии, сделав это с такой жестокостью, что на континент вернулся с прозвищем Мясник.
Его армия состояла из ганноверцев и гессенцев, числом не более пятнадцати или двадцати тысяч.
Как видим, ни Неаполь, ни Испания не вмешивались в эту чисто морскую распрю между Францией и Англией, но, за исключением этих двух государств, половина мира была в огне, поскольку противники уже сражались на реке Святого Лаврентия, в Мексиканском заливе, на Мадагаскаре, в Индии и в Сенегале и вот-вот должны были начать сражаться на берегах Эльбы, Рейна и Мааса.
Военные действия начинаются 6 апреля 1757 года: принц де Субиз посылает отряд австрийских войск завладеть Клевским герцогством.
Восьмого апреля другой отряд захватывает Везель; за одну неделю Клевское и Гельдернское герцогства оккупированы полностью, за исключением города Гельдерна. Спустя несколько дней осажденный Гельдерн сдается без боя, и 23 августа прусские войска, защищавшие герцогство, отступают вначале в Липпштадт, но затем, вынужденные оставить и его, идут в Билефельд на соединение с ганноверскими и гессенскими войсками, находящимися под командованием герцога Камберлендского.
Между тем маршал д'Эстре прибывает в Везель и принимает на себя командование армией.
Первые операции маршала направлены против герцога Камберлендского, стоящего лагерем в Билефельде; своими маршами и контрмаршами он беспокоит его так, что герцог, опасаясь оказаться в окружении, переходит за Везер, чтобы защищать Ганноверское курфюршество, и оказывается перед необходимостью принять битву у Хастенбека, что вынуждает его в конечном счете отдать французам город, Ганноверское курфюршество и Брауншвейгское герцогство.
Двадцать восьмого июля маршал д'Эстре берет город Хамельн, где он находит шестьдесят три орудия и где к нему присоединяется Вестфальская армия, предводительствуемая герцогом де Ришелье, который, будучи по возрасту самым старшим маршалом, принимает на себя командование обоими корпусами.
Герцог де Ришелье застает армию герцога Камберлендского в разгаре отступления. Он дает немного отдохнуть своим войскам, а затем пускается в погоню за английским генералом, оттесняет его в Ферденское герцогство, 28 августа вступает в Ферден, гонит дальше ганноверцев и гессенцев, продолжающих отступать перед ним, овладевает Бременом, принуждает неприятеля отступить к Штаде и прижимает его к морю.
И вот тут, хотя герцог де Ришелье мог потопить и английского принца, и ганноверские войска, и гессенских солдат, хотя двадцать пять тысяч человек могли исчезнуть в водах океана, он подписывает 10 сентября в Клостер-Цефене договор, согласно которому под ручательством его величества датского короля английский принц обязывался распустить свои вспомогательные войска; перейти за Эльбу с частью своего войска, которое он не мог разместить в городе Штаде и его окрестностях; не позволять гарнизону этого города предпринимать какие бы то ни было враждебные действия и, наконец, вплоть до заключения мира оставить Бремен и Ферден во власти французских войск.
История не торопится выносить суждение по поводу подобных поступков, однако народ, всегда делающий это без промедления, назвал павильон, который был построен герцогом де Ришелье на углу бульвара и улицы Шуазёль и на который он потратил два миллиона ливров, Ганноверским.
Но, как бы то ни было, этот договор, в предположении, что он будет выполнен, делал нас полновластными хозяевами всех владений английского короля в Германии, равно как и владений его союзников, и давал нам возможность направить новые подкрепления императрице и курфюрсту Саксонскому, одновременно открывая нам дорогу для переноса войны в Магдебургское герцогство.
И потому, несмотря на победу, одержанную им под Прагой 6 мая над австрийцами, которыми командовали принц Карл Лотарингский и фельдмаршал Даун, король Пруссии осознает шаткость положения, в котором он оказался, и пишет королю Англии следующее письмо:
«Государь, я недавно узнал, что стоит вопрос о заключении договора, касающегося нейтралитета Ганноверского курфюршества; неужели у Вашего Величества так мало твердости и постоянства, что из-за нескольких военных неудач Вы поддались унынию? Разве наши дела настолько плохи, что их невозможно поправить?
Подумайте, государь, о том шаге, какой Вы намерены предпринять, и о том, на что Вы заставляете меня решиться. Вы причина несчастий, готовых обрушиться на меня. Я никогда не отказался бы от союза с Францией, не будь тех прекраснодушных обещаний, какие Вы мне дали. Я не раскаиваюсь в том, что заключил договор с Вашим Величеством, но не оставляйте меня столь вероломно на милость моих врагов, после того как из-за Вас мне противостоят все силы Европы. Я рассчитываю на то, что Ваше Величество вспомнит о своих обязательствах, которые были повторены еще раз 26-го числа прошлого месяца, и не заключит ни одного соглашения, в которое не был бы включен и я».
И действительно, положение Фридриха было серьезным. Выиграв сражение под Прагой 6 мая, он проиграл 18 июня сражение у Хоценице, вследствие чего был вынужден 20-го числа снять осаду Праги. Принц Карл Лотарингский тотчас же воспользовался случаем и, совершив вылазку, напал на прусский арьергард и убил в нем две тысячи человек. Кроме того, на всем пути Фридриха его неотступно преследовали австрийские гусары, эта свора, всегда готовая обрушиться на отступающего врага. Наконец, соединившись, принц Карл и фельдмаршал Даун за два месяца вынудили его вывести прусские войска из Богемии, в то время как русская армия, взяв 5 июля город Мемель, вступила в Герцогскую Пруссию, армия принца де Субиза двинулась на Саксонию, а шведы приготовились напасть на Померанию.
Таким образом, поражение герцога Камберлендского нанесло последний удар по надеждам Фридриха; поэтому одновременно с письмом королю Англии он отправил герцогу де Ришелье следующее послание:
«Я понимаю, господин герцог, что на тот пост, какой Вы занимаете, Вас поставили не для того, чтобы Вы вели переговоры. Тем не менее я совершенно убежден, что племянник великого кардинала Ришелье рожден не только для того, чтобы выигрывать сражения, но и для того, чтобы заключать договоры. Я обращаюсь к Вам под впечатлением уважения, которое Вы внушаете даже тем, кто не знает Вас лично. Речь идет, сударь, о безделице — о заключении мира, если на то будет согласие. Я не знаю, какие Вам даны инструкции, но, в предположении, что король, Ваш повелитель, получив уверенность в быстроте Ваших успехов, даст Вам возможность позаботиться о восстановлении мира в Германии, я посылаю Вам г-на Дельшете, которому Вы можете полностью доверять. Тот, чьи статуи воздвигли в Генуе в ознаменование его заслуг; тот, кто, невзирая на громадные препятствия, завоевал остров Менорку; тот, кто уже вот-вот овладеет Нижней Саксонией, не может сделать ничего более достославного, чем позаботиться о возвращении мира в Европу. Бесспорно, это будет прекраснейшим из Ваших лавров. Позаботьтесь же об этом, сударь, проявляя ту энергию, которая позволяет Вам столь быстро добиваться успехов, и будьте уверены, что никто не будет Вам за это более признателен, господин герцог, чем Ваш преданный друг
ФРИДРИХ».
Герцог де Ришелье поспешил ответить на это письмо следующим посланием:
«Государь, каким бы превосходством Вы, Ваше Величество, ни обладали во всех областях, мне, возможно, удалось бы добиться куда большего успеха, не сражаясь с таким героем, как Вы, а ведя с ним переговоры. К тому же я полагаю, что оказал бы королю, моему повелителю, услугу, которая стала бы для него предпочтительнее побед, если бы я мог поспособствовать заключению всеобщего мира; но я уверяю Вас, Ваше Величество, что не имею ни инструкций, ни представления о том, какими средствами этого можно достигнуть. Я пошлю письмо с уведомлением о предложении, которое Вы, Ваше Величество, соблаговолили мне сделать, и буду иметь честь дать Вам отчет в том, о чем мы договорились с г-ном Дельшете.
Я осознаю, как мне и должно, цену лестных отзывов, полученных мною от государя, который вызывает восхищение всей Европы и который, осмеливаюсь сказать, в еще большей степени вызывает восхищение у меня лично; и все же мне очень хотелось бы иметь возможность заслужить его благосклонность, оказав ему услугу в великом деле, совершить которое он, по-видимому, желает и которому, по его мнению, я могу содействовать.
Пользуюсь случаем представить Вашему Величеству доказательства своего глубочайшего почтения и пр.
РИШЕЛЬЕ».
Однако все это нисколько не успокаивает Фридриха. Король Англии ему просто не отвечает, а ответ герцога де Ришелье уклончив. Прежде чем инструкции, которых ожидает герцог, придут к нему из Версаля, круг, в который зажат Фридрих, может стянуться до такой степени, что удушит его. Поэтому, как Ганнибалу при Заме, как Катону в Утике, как Бруту в Филиппах, ему приходит в голову мысль о самоубийстве. Подобно Гамлету, он рассуждает о смерти и жизни и в этом мрачном разговоре отводит Вольтеру роль своего Горацио.
Вольтер отвечает ему:
«Государь, Вы хотите умереть! Я не стану говорить здесь о горестном ужасе, вызываемом во мне этим намерением. Умоляю Вас, подумайте, по крайней мере, о том, что на той высоте, на какой Вы находитесь, у Вас нет возможности видеть, каково общественное мнение и каков дух времени. Как королю Вам никто этого не скажет; как философ и как великий человек Вы видите лишь примеры великих людей древности. Вы любите славу и полагаете ее сегодня в том, чтобы умереть таким способом, какой другие люди избирают редко и какой ни одному из государей Европы никогда не приходил в голову со времен падения Римской империи. Прибавлю, ибо теперь пришла пора высказать все, что никто не будет смотреть на Вас как на мученика свободы. Следует признать свою вину, государь; Вам известно, в скольких дворах воспринимают Ваше вторжение в Саксонию как нарушение международного права. Что скажут при этих дворах? Что Вы отомстили себе сами за это вторжение. То, что я разъясняю Вашему Величеству, есть сама истина. Тот, кого я называю Северным Соломоном, скажет себе об этом больше в глубине собственного сердца. Человек, который является всего лишь королем, может считать себя чрезвычайно несчастным, если он утратит свое государство; но философ может обойтись без государства. Притом, никоим образом не вмешиваясь в политику, я не могу поверить, будто у Вас не осталось достаточно владений для того, чтобы по-прежнему быть значительным сувереном. Так стоит ли труда быть философом, если Вы не умеете жить в качестве частного человека или, оставаясь сувереном, не умеете сносить превратности судьбы?
Поверьте, государь, и пр.
ВОЛЬТЕР».
Таковы были разумные доводы, которые Вольтер высказал Фридриху; однако тем, что более всего склонило Фридриха к решению остаться в живых, стали неудачные маневры, проделанные принцем де Субизом.
Фридрих, как мы уже говорили, вследствие совместных маневров союзных войск попал в центр большого круга, который постепенно суживался, как это бывает в тех облавах в Индии, где у царя зверей, все более теснимого со всех сторон, в определенный момент остается лишь одна возможность: искать проход в том месте, какое менее всего защищено слонами и охотниками. Фридрих оглядывается вокруг себя и берет в расчет, что самым слабым местом в кольце окружения является то, где стоят немецкие отряды и находящиеся под командованием принца де Субиза французские вспомогательные войска; что там находятся солдаты, собранные из всех провинций Германии: вюртембержцы, баварцы и баденцы; что французские солдаты не доверяют своим союзникам, а союзники ненавидят французов, что принц де Субиз и принц фон Саксен-Хильдбургхаузен завидуют друг другу; что у неприятеля там шестьдесят тысяч солдат, но разношерстных, а у него тридцать пять тысяч, но сплоченных и бесстрашных. И Фридрих прорвется сквозь ряды французов, вюртембержцев, баденцев и баварцев; он одержит победу над принцем де Субизом и принцем фон Саксен-Хильдбургхаузеном; битва, которую он даст, будет называться битвой при Росбахе и, подобно битвам при Мальплаке, Рамильи и Гохштедте, числиться среди самых крупных наших поражений.
Известие о поражении при Росбахе было получено в то время, когда при дворе царило праздничное настроение: дофина только что произвела на свет сына, названного графом д’Артуа.
Два из последних внуков короля родились в злосчастный час. Герцог Беррийский, которому предстояло стать Людовиком XVI, увидел свет в разгар распрей двора с Парламентом и народных бунтов, которым сорок лет спустя предстояло превратиться в революцию.
Граф д'Артуа, которому предстояло стать Карлом X, родился накануне военного поражения.
Хотя принц де Субиз и совершил промахи, подобающие плохому генералу, он вел себя лично как храбрый солдат. Оставшись последним на поле сражения, он со шпагой в руке трижды шел в атаку на врага; наконец, не имея рядом с собой никого, кроме двух швейцарских полков, построившихся в каре, он пытался, но тщетно, поддерживать порядок при отступлении, которое из-за бегства немцев вскоре обратилось в полный разгром.
Личное мужество принца де Субиза не помешало тому, что его жестоко высмеивали в песенках; вот одна из тысячи таких эпиграмм:
Фонарь держа, Субиз во мраке бродит
И про себя бубнит, тревогой обуян:
«Куда, к чертям, исчезла армия моя?
С утра еще вчера была здесь вроде.
На все мои призывы нет ответа —
Видать, придется ждать рассвета…
Не чудо ли?! Своих солдат я вижу вновь,
От счастья горячее в жилах кровь!..
Но Боже мой, сам черт явил рога:
Ошибся я, ведь это рать врага!»
А вот другая:
Напрасно хвастаться, любезная маркиза,
Что в белые одежды рядите вы Субиза:
Не смыть пятно на лбу у генерала —
Его навеки там оставила опала,
И как бы ни старались вы, похоже,
Все будут говорить одно и то же:
«Субиза отбелить желает Помпадур,
А вот утюжит прусский самодур!»
С этого времени король Пруссии не говорит больше ни Ришелье о мире, ни Вольтеру о самоубийстве.
Кроме того, к нему пришла неожиданная помощь. Хотя король Георг и не ответил ему на письмо, он, тем не менее, отказался утвердить Клостер-Цефенское соглашение, заключенное между герцогом де Ришелье и герцогом Камберлендским, и ганноверцы, невзирая на то, что статья договора понуждала их прекратить все действия вплоть до заключения мира, снова взялись за оружие и выступили в поход, вследствие чего в руках у герцога Брауншвейгского оказалась превосходная армия.
Именно тогда Ришелье понял сделанную им ошибку и написал немецкому принцу:
«Ваше Высочество!
