Текст книги "Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)

Вашингтонский конгресс проголосовал за набор девяти полков добровольцев, и каждому из этих добровольцев, провоевавших год в Мексике, было предоставлено право получить в свое пользование сто шестьдесят акров земли или капитал в сто долларов с выплатой ежегодного дохода в шесть процентов.

Тем же законом было увеличено жалованье солдат регулярной армии, составлявшее теперь 8 долларов (42 франка) в месяц.

Кроме того, чтобы покрыть расходы, связанные с этой войной, Конгресс выпустил дополнительно бумажные деньги в количестве двадцати восьми миллионов долларов.

Американской эскадре предстояло захватить Вера– Крус, как до этого она захватила Монтерей.

Вера-Крус был ключом к Мехико.

22 марта 1847 года двенадцатитысячная армия, поддержанная эскадрой коммодора Перри, взяла в осаду Вера– Крус, и началось его бомбардирование.

После пяти дней бомбардирования город сдался, а вместе с ним сдалась и крепость Сан-Хуан де Улуа.

16 апреля генерал Скотт оставил свои позиции и с десятитысячной армией двинулся на Мехико.

Двенадцатитысячная мексиканская армия, находившаяся под командованием генерала Санта-Анны, ожидала его на расстоянии двух дневных переходов от Вера– Круса, в ущелье Серро-Гордо, настоящих Фермопилах, где ей предстояло потерпеть сокрушительное поражение.

Дорога была перерезана траншеей, за которой приготовилась грохотать грозная артиллерия.

Вся гора, от основания до вершины, превратилась в одно гигантское укрепление.

Американцы не топтались на месте: они пошли в наступление, сразу же взяв быка за рога, как говорят их враги мексиканцы.

Схватка была ужасной. Бились врукопашную; лошади, всадники, пехотинцы скатывались в пропасть, разбивались насмерть при падении или умирали от полученных ран. Бойня продолжалась четыре часа. Через четыре часа ущелье было захвачено, и мексиканцы оставили в руках своих врагов шесть тысяч пленных и тридцать артиллерийских орудий.

20 апреля была взята Халапа. Неделю спустя в свою очередь сдалась крепость Пероте.

Генерал Скотт двинулся на Пуэблу и занял ее.

С шеститысячной армией он вступил в этот город, насчитывавший шестьдесят тысяч жителей.

Он был теперь всего в двадцати восьми льё от Мехико.

19 и 20 августа он завладел позициями Контрерас и Чурубуско.

13 сентября генерал Скотт атаковал позиции Чапуль– тепек и Молино-дель-Рей. Наконец 16 сентября 1847 года американцы, победившие во всех сражениях, вступили в столицу Мексики.^[28]

2 февраля 1848 года, после трехмесячных переговоров, ценой уступки Соединенным Штатам Новой Мексики и Новой Калифорнии за сумму в пятнадцать миллионов долларов (семьдесят восемь миллионов франков), был подписан мир между Мексикой и Соединенными Штатами.

Кроме того, Соединенные Штаты взяли на себя обязательство прогарантировать в пределах пяти миллионов долларов выплату рекламаций, которые могли быть предъявлены Мексике техасскими и американскими подданными.

Таким образом, для американцев общая сумма трат, помимо расходов на войну, достигла примерно ста шести миллионов франков.

Обмен ратификационными грамотами состоялся 3 мая 1848 года.

14 августа того же года американский конгресс издал декрет, предоставлявший жителям Калифорнии все права, обеспечиваемые законами Соединенных Штатов.

И произошло все это вовремя, ибо Калифорнию выторговывали у Мексики англичане, и, возможно, Мексика могла бы уступить ее Англии, если бы в тот момент Калифорния, как мы сейчас увидим, не оказалась бы занята американцами.

V. КАПИТАН САТТЕР

Пока генералы Тейлор и Скотт завоевывали Мексику, в Калифорнии происходило следующее.

В 1845 году белое население Калифорнии, насчитывавшее примерно две тысячи человек, подняло восстание против Мексики и поставило во главе него калифорнийца по имени Пико.

К этому движению присоединились три руководителя прежнего правительства: Вальехо, Кастро и Альварадо.

Генерал Мичельторена, мексиканский губернатор провинции, выступил против мятежников.

21 февраля 1845 года он встретился лицом к лицу с Кастро. Началась схватка, и генерал Мичельторена потерпел в ней поражение. После этого Пико был провозглашен губернатором Калифорнии, а Хосе Кастро взял на себя командование войсками.

Понимая, что ему не удастся справиться с подобным восстанием, Мичельторена сел на американский корабль, взяв с собой тех из своих офицеров и солдат, кто пожелал последовать за ним, и распорядился доставить его в Сан– Блас.

Именно в это время Конгресс дал приказ коммодору Джону захватить Монтерей.

Изгнав мексиканцев, мятежники сочли, что отныне страна принадлежит им, и решили защищать ее от американцев.

В это время в Новой Мексике, на берегах Рио-Гранде, у подножия гор Анауак, находился американский офицер по имени Стивен В.Кирни, командовавший драгунским полком. Внимательно следя за происходящим в Новой Калифорнии, полковник уже начал проявлять беспокойство по поводу затруднений, которые могли возникнуть у живших там американских поселенцев, как вдруг он получил приказ Конгресса преодолеть сьерру, спуститься на берега Колорадо и во главе своего полка двинуться через неведомые пустыни индейцев-ютов и племен с озера Николе, чтобы поддержать операции американской эскадры и защитить соотечественников, обосновавшихся в этом краю.

Это был один из тех приказов, которые любят отдавать правительства, совершенно не зная местных условий, и которые оказываются невыполнимыми для тех, кто такие распоряжения получает.

И в самом деле, было совершенно невозможно углубиться с целым полком в подобные безлюдные пространства, где бродят только охотники и индейцы.

Так что полковник Кирни взял сто человек и отправился с ними в Калифорнию, оставив основную часть своего полка на берегах Рио-Гранде дель Норте.

Одновременно по другую сторону гор, недалеко от озера Пирамиды, к северу от Новой Гельвеции, другой американский офицер, капитан Фримонт из корпуса инженеров-топографов, исследовавший Калифорнию и оказавшийся в центре восстания, создал из живших там американцев небольшой отряд и организовал противодействие враждебным действиям нового губернатора Пико.

Таким образом, уже в трех точках Америка проникла или намеревалась проникнуть в Калифорнию.

С коммодором Джоном она высадилась в Монтерее.

С капитаном Фримонтом она укрепилась на равнине Трех Холмов.

С полковником Кирни и сотней его солдат она спустилась со Скалистых гор.

Тем временем в Калифорнии, в разгар общего восстания, вспыхнуло отдельное восстание.

Эти новые мятежники именовали себя медведями.

Их знамя называлось Медвежьим флагом.

Медведи двинулись на Соному, маленький городок, расположенный на северной оконечности залива Сан– Франциско, и завладели фортом.

Кастро, один из руководителей первого восстания, двинулся на Соному, не подозревая, что в это самое время капитан Фримонт покинул свои позиции на Трех Холмах и направился туда же, куда и он.

Два авангарда, калифорнийский и американский, сошлись у подножия форта.

Американский авангард насчитывал девяносто человек.

Калифорнийский авангард насчитывал семьдесят человек.

Капитан Фримонт атаковал неприятельский авангард, рассеял его, затем вернулся к форту и захватил его вместе со всей находившейся там техникой.

Американцы вышли к заливу Сан-Франциско. Оттуда они протянули руку городу, почти целиком населенному американцами.

В октябре 1846 года капитан Фримонт узнал, что эскадра коммодора Стоктона стоит на якоре возле Сан-Франциско. Он тотчас же отправился к нему в сопровождении ста восьмидесяти добровольцев, оставив гарнизон в форте Сономы.

Коммодор Стоктон взял на борт этот небольшой отряд и отплыл в Монтерей, куда они прибыли на следующий день.

Там было набрано еще двести двадцать добровольцев, что в общей сложности составило около четырехсот человек.

Между тем американский консул г-н О.Ларкин, направлявшийся из Монтерея в Сан-Франциско, был похищен одной из калифорнийских банд, орудовавших в этих краях. Капитан Фримонт узнал о случившемся, бросился вслед за бандой, догнал похитителей и, после достаточно жаркой перестрелки обратив их в бегство, освободил консула.

В то же самое время, испытывая невероятные трудности и зачастую не имея самого необходимого, полковник Кирни со своей сотней солдат преодолел Скалистые горы, пересек песчаные равнины индейцев-навахо, переправился через Колорадо и добрался до Агва-Кальенте, пройдя между землями индейцев-мохаве и индейцев– юма.

Прибыв в Агва-Кальенте, он обнаружил там небольшой американский отряд под командованием капитана Гиллеспи, который сообщил ему достоверные сведения о событиях, происходящих в Калифорнии, и дал знать, что ему противостоит войско в семьсот или восемьсот человек под началом генерала Андреса Пико.

Полковник Кирни пересчитал своих людей. Их было всего сто восемьдесят, но они отличались решительностью и дисциплинированностью.

Он тотчас же отдал приказать идти на противника.

Американцы и калифорнийцы встретились лицом к лицу 6 декабря на равнине Сан-Паскаль.

Схватка оказалась ужасной: небольшой американский отряд понес большие потери.

Однако американцы остались победителями. Полковник Кирни, который после этого был произведен в генералы, получил два ранения и лишился двух капитанов, одного лейтенанта, двух сержантов, двух капралов и десятка драгунов.

Калифорнийцы, со своей стороны, потеряли двести или триста человек.

На следующий день подразделение моряков, отправленное коммодором Стоктоном к Кирни, присоединилось к нему.

Получив подкрепление, он продолжил свой поход на север, 8 и 9 декабря дважды снова вступал в бой с калифорнийцами и в этих двух схватках, как и в первой, одержал победу.

В то же самое время Кастро, которому пришлось обратиться в бегство, намеревался напасть на отряд капитана Фримонта, но, взятый им в окружение, был вынужден сдаться.

Еще несколько калифорнийских отрядов оставалось в окрестностях Лос-Анджелеса.

В первых числах 1847 года капитан Фримонт соединился с отрядом генерала Кирни. Оба войска тотчас же начали совместное наступление на Лос-Анджелес; 8 и 9 января они разгромили восставших, а 13-го вошли в город.

Калифорния была завоевана.

Капитана Фримонта произвели в полковники и назначили военным губернатором края.

Наконец, в феврале генерал Кирни обнародовал воззвание, в котором провозглашалось, что калифорнийцы, освободившись от присяги на верность Мексике, становятся гражданами Соединенных Штатов.

Некоторое время спустя, как мы уже говорили, был подписан мирный договор между Соединенными Штатами и Мексикой, в соответствии с которым Мексика уступала Соединенным Штатам провинции Новая Мексика и Новая Калифорния за пятнадцать миллионов долларов.

В это самое время в Калифорнии находился один капитан, швейцарец по происхождению: будучи офицером королевской гвардии в дни революции 1830 года, он решил после этой революции отправиться в Америку, чтобы попытать там счастье.

Проведя несколько лет в Миссури, он в 1836 году покинул эту провинцию и отправился в Орегон, природные богатства которого уже давно стали расхваливать и куда с 1832 года начали съезжаться переселенцы.

Господин Саттер преодолел Скалистые горы, пересек равнины, населенные племенами не-персе, серпанов и кёр-д’аленов, и прибыл в форт Ванкувер.

Оттуда он перебрался на Сандвичевы острова, а в 1839 году окончательно обосновался в Калифорнии.

В то время губернатор провинции поощрял колонизацию. Он безвозмездно предоставил капитану Саттеру обширную территорию площадью в тридцать квадратных льё, раскинувшуюся на обоих берегах Сакраменто, в местности, носящей название Американский Трезубец.

Кроме того, мексиканское правительство наделило г-на Саттера неограниченной властью во всем этом районе, как для отправления правосудия, так и для управления гражданскими и военными делами.^[29]

Господин Саттер избрал небольшой холм, расположенный в двух милях от Сакраменто, как место для строительства своей резиденции. Эта резиденция должна была стать не обычным домом, а фортом.

Капитан заключил договор с вождем племени, обязавшимся поставить ему столько рабочих, сколько он сможет занять. Он договорился с ними о цене, обещал надлежащим образом кормить их и платить им отрезами тканей и скобяными изделиями.

Именно индейцы рыли рвы форта Саттер, изготавливали кирпичи и возводили стены.

Когда форт был построен, следовало снабдить его гарнизоном. Этот гарнизон набрали из туземцев. Пятьдесят индейцев, которых обмундировали, вымуштровали и обучили строевым упражнениям, охраняли форт столь же преданно, как европейские войска, но, безусловно, более бдительно.

Появление этого форта стало поводом к возникновению небольшого городка, который в 1848 году был назван Саттервиллом по имени его основателя. Этот городок, а вернее, зачатки этого городка, состояли из дюжины домов.

Саттервилл находится примерно в двух милях от форта.

Господин Саттер привез в Калифорнию почти все виды наших европейских фруктовых деревьев и отвел несколько гектаров земли для их культивирования. Лучше всего прижились виноградники, которые начали давать превосходные урожаи.

Но подлинным богатством г-на Саттера в то время, когда золото еще не было обнаружено, стало разведение скота и выращивание зерновых культур.

В 1848 году г-н Саттер собрал сорок тысяч буасо пшеницы.

Но вскоре для него должен был открыться новый источник богатства, куда более значительный.

Открытие копей в Потоси произошло благодаря одному индейцу, который преследовал в горах быка, отбившегося от стада.

Открытие копей в Сакраменто также произошло благодаря случайности.

Господину Саттеру понадобились доски для строительства. На высоте примерно в тысячу футов над долиной Сакраменто начинает расти особая, отличающаяся замечательной крепостью разновидность сосны, которую г-н Саттер счел пригодной для того, чтобы изготовлять из нее нужные ему доски.

Он заключил сделку с механиком по имени Маршалл, договорившись с ним о постройке неподалеку от этих сосен лесопильни, приводимой в действие водопадом; лесопильня была построена в задуманном виде и в установленные сроки.

Однако случилось так, что, когда пустили воду на колесо, его камера оказалась слишком узкой для того, чтобы пропускать через себя принимаемый ею объем жидкости. Исправление этого недостатка могло повлечь за собой значительные затраты средств и большую задержку по времени; и тогда механик просто-напросто предоставил водопаду самому прокладывать себе дорогу, углубляя камеру колеса; в итоге, через несколько дней, ниже водопада образовалась целая куча песка и обломков горных пород.^[30]

Навестив лесопильню, чтобы проверить, действует ли падающая вода так, как предполагалось, г-н Маршалл заметил в скопившемся песке какие-то блестящие крупинки, которые он подобрал и в ценности которых быстро разобрался.

Эти блестящие крупинки были самородным золотом.

Господин Маршалл поделился своим открытием с капитаном Саттером: они договорились хранить тайну, но на сей раз это была тайна царя Мидаса, и в шелесте тростника, в шорохе листвы, в журчанье ручейков можно было расслышать слова, которые вскоре станут звучать эхом в самых далеких краях: «ЗОЛОТО! ЗОЛОТО! ЗОЛОТО!»

Вначале это были лишь какие-то неясные слухи, необоснованные толки; однако их оказалось достаточно, чтобы сюда ринулись те обитатели Сан-Франциско и Монтерея, которые были в наибольшей степени склонны к рискованным предприятиям.

Однако почти сразу же появились официальные донесения полковника Мейсона, алькальда Монтерея, капитана Фолсома и французского консула г-на Муренхаута.

Отныне сомнений больше не оставалось. Пактол перестал быть выдумкой, Эльдорадо перестало быть сказкой: золотая земля была найдена.

И со всех концов света, как к Магнитной горе из «Тысячи и одной ночи», поплыли, словно к общему центру, корабли из всех стран.

Хотите знать, с какой скоростью увеличивалось население Калифорнии?

В 1802 году ученый Гумбольдт собрал статистические данные. Он насчитал там 1 300 белых поселенцев и 15 562 обращенных в христианство индейцев.

В 1842 году г-н де Мофра провел вторую перепись: численность поселенцев выросла с 1 300 до 5 000. В то же время число индейцев, обитающих внутри этой территории, было оценено в 40 000 душ.

В начале 1848 года численность белого населения достигла 14 000 душ; число индейцев осталось прежним.

На 1 января 1849 года белое население составляло уже 26 000 душ; 11 апреля – 33 000, а 1 декабря – 58 000.

За несколько месяцев к этим 58 000 душам прибавилось 3 000 мексиканцев, прибывших по суше из провинции Сонора, 2 500 разного рода иностранцев, приехавших сюда через Санта-Фе, и 30 000 переселенцев, добравшихся через северные равнины.

И наконец, ко времени нашего появления, то есть к началу января 1850 года, здешнее население выросло примерно до 120 000 человек.

В 1855 оно составит миллион, и Сан-Франциско, вероятно, будет одним из самых населенных городов мира.

Это закон равновесия: население Востока сокращается в пользу Запада, и рождающийся Сан-Франциско возмещает собой умирающий Константинополь.

VI. Я СТАНОВЛЮСЬ РАССЫЛЬНЫМ

Как я уже говорил, мы прибыли 8 января, в восемь часов утра.

День приезда прошел для нас в земляных работах и возведении палаток. Четверо из нас отправились на поиски кольев; одни рыли землю, другие сооружали палатки. Я был в числе последних.

Что же касается пятнадцати прибывших с нами женщин, то тринадцать из них немедленно отправились в Сан-Франциско, где их ждали с еще большим нетерпением, чем они туда стремились.

В самом деле, в это время в Сан-Франциско было, как мне думается, два десятка женщин на восемьдесят или сто тысяч мужчин.

И потому несколько судов отправилось в Чили, чтобы привести оттуда женщин.

Я всегда сожалел, что мне не довелось увидеть, какое впечатление произвели наши тринадцать пассажирок по прибытии в Сан-Франциско.

Пять или шесть из них даже не дошли до гостиницы.

Уже в день своего приезда, в полдень, я нашел Тийе, приехавшего на две недели раньше и обосновавшегося во Французском лагере.

Понятно, что мы радостно встретились и что я жил в его лачуге, пока не была построена моя.

Он был рассыльным в порту.

Среди пайщиков нашего товарищества был человек, приехавший с женой; она взялась готовить еду, и одного из нас отправили за провизией, подробнейшим образом просветив его относительно местных цен.

Наш посланец купил говядины на суп.

Суп был предметом нашего страстного желания: именно супа нам больше всего не хватало во время плавания.

К счастью, цена на говядину упала вполовину: с пяти франков она снизилась до пятидесяти су за фунт.

Из наших старых запасов у нас еще оставались сахар и кофе.

То, что рассказал о здешних ценах наш посланец, приводило в ужас.

Хлеб стоил от двадцати пяти до тридцати су за фунт, хотя прежде, как уже было сказано, он оценивался в доллар.

Комната в шесть—восемь футов шириной сдавалась за пятьсот франков в месяц, и плату, разумеется, следовало вносить вперед.

Небольшой дом с тремя или четырьмя комнатами сдавался за три тысячи франков в месяц.

Построить здание «Эльдорадо» на Портсмутской площади стоило пять с половиной миллионов. Сдача его в аренду приносила шестьсот двадцать пять тысяч франков ежемесячно.

Все это становится понятнее, когда знаешь, что за день работы землекоп получал от сорока до шестидесяти франков, а плотник – от восьмидесяти до ста.

Земля, за шесть—восемь месяцев до нашего приезда предоставлявшаяся правительством почти бесплатно, в начале 1850 года стоила от ста до ста пятидесяти тысяч франков за квадрат со стороной в сто футов.

Мы своими глазами видели, как один из наших соотечественников приобрел на торгах земельный участок размером сорока пять на пятьдесят футов, за который он должен был выплатить шестьдесят тысяч франков в течение пяти лет; через три дня после покупки он сдал этот участок за семьдесят пять тысяч франков на полтора года, поставив условие, что все сделанные там постройки будут принадлежать ему.

Впрочем, в мелких делах соблюдалась та же пропорция, что и в крупных. Все без конца насмехались над бедным торговцем яйцами, который, при виде того как продавец каштанов сколотил состояние, выкрикивая: «Лионские каштаны!», надумал кричать: «Свежие лионские яйца!» И он в самом деле нажил состояние в Сан– Франциско, где яйца, привезенные из Франции, стоили по пять франков.

Известна история двух головок грюйерского сыра, ставшая в Сан-Франциско легендарной. Поскольку это были единственные головки грюйерского сыра, добравшиеся сюда, они сделались местной аристократией и продавались по тринадцать франков за фунт.

Нанять на шесть часов двух лодочников с их посудиной стоило двести франков.

Пара матросских сапог выше колена, в дождливую погоду совершенно необходимых при ходьбе в нижнем городе, стоила от двухсот до двухсот пятидесяти франков зимой и от ста до ста пятидесяти летом.

Здесь было немалое число врачей, но в большинстве своем они оказались шарлатанами, которым в итоге пришлось заняться другим ремеслом. Только три или четыре врача пользовались доброй славой и имели большой успех; за визит к ним приходилось платить от восьмидесяти до ста франков.

Так что здесь ходили разговоры о невероятных состояниях; некоторые из наших соотечественников, приехавшие за год до нас с тысячей или двумя тысячами в кармане, к этому времени имели уже доход в двадцать пять тысяч франков, причем не в год, а в месяц, и это не считая прибыли от своей коммерции.

Как правило, эти огромные состояния были получены сдачей внаем квартир и спекуляциями с земельными участками.

Ах да, совсем забыл! Позднее мне удалось выторговать себе дешевые обеды.

Я сэкономил на этом восемьсот франков!

Но я не был тогда еще достаточно бережлив, чтобы сберечь эти деньги.

Все эти истории, весьма напоминающие сказки, придумывали для того, чтобы вселять одновременно надежду и страх в сердца несчастных новичков.

Из нашего товарищества нас осталось двадцать пять человек; четверо в тот же день отправились на прииски.

Это были те, у кого имелись деньги.

Нас теперь совершенно не удивляло, что рассказы о Сан-Франциско, ходившие в Вальпараисо, были столь противоречивыми. Едва ли даже в самом Сан-Франциско понимали, как нужно взяться за дело. Ближайшие прииски находились в десяти—двенадцати днях пути от города.

Какими бы противоречивыми ни были слухи, разносившиеся как эхо, наибольший интерес у всех вызывало ремесло золотоискателя.

Но с этим дело обстояло так же, как с нищенством на паперти церквей святого Евстафия или Богоматери Л орете кой: чтобы стать золотоискателем, нужно было иметь деньги.

Впрочем, когда дело дойдет до рассказа о нашем отъезде на прииски, мы остановимся на подробностях, и станет понятно, на какие примерно расходы приходится идти, чтобы подняться вверх по течению Сакраменто или Сан-Хоакина и стать золотоискателем.

Вот поэтому я и сказал, что лишь самые богатые смогли уехать на прииски.

Меня в числе этих богачей не было, как это известно читателям, перед которыми я наизнанку вывернул свой кошелек.

Вопрос состоял в том, чтобы заработать необходимую для отъезда сумму.

К счастью, Тийе, приехавший, как я уже упоминал, на две недели раньше меня, стал для меня прекрасным первым наставником в новой калифорнийской жизни.

Четыре дня мы жили во Французском лагере, занятые исключительно обустройством нашего бивака.

Затем, на пятый день, все приступили к работе, каждый в соответствии со своими возможностями, и работали на общину, но эта работа на общину продолжалась лишь еще четыре дня.

На пятый день товарищество распалось.

Первым нашим занятием стала заготовка дров в лесу, расположенном на дороге в Миссию, и их продажа.

Мы нашли торговца, который закупал их у нас по девяносто пиастров за веревочную сажень, то есть примерно по четыреста семьдесят франков.

На дрова шли небольшие дубы, которые хорошо горели. Обрубив сучья и распилив стволы, мы переносили заготовленные дрова на носилках.

Рубить лес было разрешено всем.

Этого леса, за исключением нескольких куп деревьев, оставшихся будто напоминание о том, каким он был, сегодня не существует.

Такие купы стали садами вокруг нескольких домов, начинающих возводиться на дороге в Миссию, которая рано или поздно станет одним из предместий города.

Как уже говорилось, эта работа на общину продолжалась четыре дня: по истечении четырех дней каждый из нас заработал по сотне франков, и все мы были накормлены.

Когда наше товарищество распалось, каждый из нас отделил свою палатку и свое имущество от палаток и имущества товарищей и решил попытать счастья по собственному разумению.

Я доверился опыту Тийе. Он посоветовал мне стать носильщиком, подобно ему самому, и я, молодой и крепкий, взяв носилки и наспинную раму с крючьями, отправился поджидать работу у здания порта.

Впрочем, ремесло это оказалось превосходным, поскольку, благодаря вновь прибывающим, недостатка в спросе на носильщиков не было. Мы с Тийе носили легкие грузы на крючьях, тяжелые – на носилках, и случались такие дни, когда ремесло, которое в Париже приносит всего пять или шесть франков, позволяло мне заработать в Сан-Франциско восемнадцать—двадцать пиастров.

Именно для Калифорнии придумана поговорка: «Не бывает глупых ремесел ...» Мне случалось видеть врачей, ставших подметальщиками улиц, и адвокатов, мывших посуду.

Люди там узнают друг друга, обмениваются рукопожатием и смеются. Каждый, кто отправляется в Сан-Франциско, должен запастись изрядной долей философии, не уступающей философии Ласарильо с Тормеса и Жиль Бласа.

Там я стал настолько же бережливым, насколько порой бывал расточителен во Франции. Я жил на пять или шесть пиастров в день, то есть на тридцать—тридцать пять франков, что было просто скряжничеством.

Но у меня была цель.

Цель эта состояла в том, чтобы собрать сумму, достаточную для отъезда. Я всегда был уверен в том, что истинное Эльдорадо находится там, где прииски.

За два месяца я собрал около четырехсот пиастров, чуть более двух тысяч франков.

Тийе, приехавший на две недели раньше меня, собрал примерно на двести пиастров больше, чем я.

В течение этих двух месяцев, когда я был рассыльным, у меня хватило времени обойти и осмотреть город.

У нас уже шла речь о том, как зародился Сан-Франциско. Расскажем теперь, каким он стал ко времени нашего приезда, то есть менее чем через полтора года после своего основания.

Ко времени нашего приезда в Калифорнию на приисках и в Сан-Франциско в общей сложности насчитывалось около ста двадцати тысяч человек.

С нашим приездом, как уже было сказано, женщин стало на пятнадцать больше.

Что до остального, то, словно в этом Новом свете, как и в Старом, излишнее должно было идти впереди необходимого, в городе построили несколько театральных залов, и среди них был уже упоминавшийся нами зал на улице Вашингтона, куда был принят на службу Эннекар.

Чтобы давать в этом зале комедию, там перед нашим приездом не хватало только одного – актеров.

К счастью, на судне, на котором плыл г-н Жак Араго, оставшийся в Вальпараисо из-за какого-то бунта, находился также актер по имени Деламарр.

Прибыв в Сан-Франциско, г-н Деламарр оказался один, и, следовательно, соперников у него не было.

Он начал с того, что завербовал двух женщин: одна из них прибыла на борту «Сюффрена», другая – на борту «Кашалота».

Напомним, что «Кашалот» – это наше судно.

Первую даму звали Гортензия, вторую – Жюльетта.

Образовав это начальное ядро, он стал затем набирать актеров направо и налево, и через месяц после нашего приезда труппа была почти что сформирована.

Пока же театр служил лишь для проведения маскарадных балов, подобных тем, что устраиваются в Опере; однако отсутствие женщин приводило к тому, что интриги там плели мужчины.

Но как ни спешили здешние театры распахнуть свои двери, чтобы впустить в них зрителей, и свои окна, чтобы впустить в них свежий воздух, тут имелись заведения, которые опередили концерты, балы-маскарады и спектакли.

Это были игорные дома!

Едва обнаружилось золото, потребовалось найти способ его тратить.

И лучшим способом для этого стала игра.

По правде сказать, внутреннее устройство таких домов весьма любопытно.

Среди этих заведений самым модным, самым посещаемым и самым богатым рудой было то, что носило название «Эльдорадо».

Мы сказали «богатый рудой», потому что там крайне редко играют на золотые или серебряные монеты.

Там играют буквально на горы золота.

На обоих концах стола стоят весы, на которых взвешивают самородки.

Когда самородков больше не остается, игра идет на часы, цепочки, драгоценности.

Все годится для ставок, все можно оценить, все имеет свою стоимость.

Однако туда идут, как на битву: с ружьем на плече, с пистолетами за поясом.

Все женщины, имевшиеся в Сан-Франциско, приходили туда вечером, чтобы рискнуть деньгами, вырученными за свой дневной труд, и обращали на себя внимание азартом, с каким они играли, и легкостью, с какой они проигрывали.

Там было провозглашено полнейшее равенство: банкиры и носильщики играли за одним столом.

Там были бары – широкие прилавки, на которые выставляют спиртные напитки. Каждая рюмочка, каждая чашечка кофе, каждая вишенка или слива, поданная с водкой, стоила два чилийских реала, то есть один франк и двадцать пять сантимов.

Музыканты располагались в зале и играли с десяти утра до десяти часов вечера.

В десять часов вечера рабочий день у них заканчивался, и их отпускали. Вошедшие в раж игроки оставались одни и обирали друг друга в тесном кругу.

Мы уже говорили, что женщины в первую очередь обращали на себя внимание своей азартностью и своим легким отношением к проигрышу.

Они бросались в глаза еще и потому, что женское население увеличивалось с каждым днем и происходило это очень быстро.

Выше уже упоминались корабли, отправившиеся закупать женщин.

Вот как действовали эти невольничьи суда нового образца, промысел которых не был предусмотрен в договоре о праве осмотра кораблей.

Они становились на якорь в самых людных местах западного побережья Южной Америки, начиная от Белого мыса и заканчивая Вальдивией, и бросали там клич всем хорошеньким женщинам, авантюрный склад ума которых подталкивал их к тому, чтобы попытать счастья в Калифорнии. Ну а в этой точке земного шара хорошенькие женщины с нежным испанским говором – не редкость. Капитан корабля заключал с ними сделку на сумму в шестьдесят пиастров, включая проезд и питание; затем, по прибытии в Сан-Франциско, каждая из них, стараясь изо всех сил, продавала себя тому из привлеченных живым грузом покупателей, кто предлагал за нее наибольшую цену. Обычно цена колебалась от трехсот до четырехсот пиастров, так что после уплаты капитану шестидесяти пиастров вполне приемлемая прибыль оставалась и у женщины, которая, побывав вначале предметом спекуляции, в конце концов становилась ее соучастницей.