Текст книги "Волонтеры атомной фиесты"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)

– Ага! – снова сказала Хрю, – Как всегда в Первом мире главные причины скрывают.

Маргарет Блэкчок неопределенно качнула головой.

– Может быть, скрывают, хотя я не сторонник теории заговоров. Я просто изложу свою версию. По-моему, дело в том, что люди подсознательно боятся ловушки. Задолго до сексуальной готовности, ребенок узнает о множестве негативных аспектов секса. Уже в первом классе школы ему объясняют, как избежать встречи с маньяками-педофилами. На интернет-сайтах по любой теме вдруг выскакивают рекламные картинки с безобразными формами сексуального призыва. Потом он узнает об уголовных санкциях за сексуальные домогательства, за порно малолетних, и за гомофобию. На уроках его пугают историями о венерических заболеваниях, и убеждают пройти тест на AIDS. Где-то в старших классах девочки получают книжки «как выгодно продать себя замуж». По TV – детективы про сексуальный шантаж. На мозг давит реклама, использующая сексуальные образы, чтобы убедить зрителя отдать деньги. И молодой человек видит секс, как сыр в мышеловке.

– Хэх! Маргарет, если ты не очень сгущаешь краски, то этот парень в чем-то прав.

– Я сгущаю краски, – призналась канадская новеллистка, – ведь, чтобы понять человека, необходимо взглянуть на мир его глазами. Хрю, ты слышала слово «hikikomori»?

Юная креолка порывисто вскочила и захлопала в ладоши.

– E! Iri! Wow! Конечно! Hikikomori!

– Хрю, чему ты так радуешься?

– Я радуюсь, что я все поняла!

– М-м… Значит, надо полагать, ты хорошо знакома с явлением «hikikomori»?

– Конечно, Маргарет! У меня есть несколько хороших друзей hikikomori! Я помогла им найти работу, и мы иногда занимаемся виртуальным сексом. Смешная штука. Меня не торкает, но радовать друзей, это правильно. И еще я с ними виртуально летаю! Вот!

– Минутку, Хрю, я не уверена, что мы говорим об одном и том же. Я говорю о молодых японцах, у которых реальный мир вызывает такое отвращение или страх, что они лишь изредка, раз в месяц или раз в полгода, покидают комнату, находятся на содержании у родичей, а живут фактически в мире компьютерных сетевых игр и сериалов.

– Типа того, – сказала юниорка Малколм, – но, есть две поправки. Hikikomori не всегда молодые, некоторым за сорок. И они не все на содержании у родичей. Некоторые сами зарабатывают через сеть. Они работают немного, но им хватает. И это сильная тема! В Японии больше миллиона hikikomori. Некоторых мы вытащили сюда, в Гавайику, тут условия для них лучше. Есть уже два специальных хостела… Короче, это другая тема. Вообще-то мы про асексуалов говорим, ага?

Маргарет Блэкчок кивнула, и задумалась об огромной силе меганезийской готовности принимать людей такими, какие они есть – при единственном условии: если эти люди признают Хартию. Hikikomori, разумеется, Хартию признают – они с удовольствием признают любую систему, которая обеспечит им обитаемый саркофаг с Интернетом, с питанием, санитарией и медицинским сервисом (если что). Для японского государства hikikomori – огромная неприятная проблема, поскольку они выпадают из обязательной всеобщей системы. А для «не-государства нези» – никаких проблем. Просто, еще одна разновидность необычных людей. Да. Необычных людей, вероятно, способных решать какие-то задачи – например военно-технические – на свой необычный манер…

…Хрю Малколм тронула канадскую новеллистку за плечо.

– Хэй, Маргарет, ты нормально себя чувствуешь?

– Что? Да, я в порядке. У меня был наплыв мыслей, но я уже снова здесь и слушаю.

– Так вот, – продолжила Хрю, – мы про асексуалов говорим. И я с твоей подачи догнала объяснение! Асексуалы – те же hikikomori, но, типа, укороченные. Hikikomori прячутся вообще от всей херни в оффи-системе, а асексуалы – только от эксплуатации основного инстинкта. Как моряки Одиссея прятались от песен сирен.

– Что? – переспросила канадка.

– Это у Гомера, – пояснила Хрю, – в море был остров с поющими тетками-людоедками, которые, типа, гипнотизировали экипажи, корабль разворачивался к острову, и готово: несколько тонн мяса. А подружка-ведьма подсказала Одиссею, что надо всей команде воткнуть затычки в уши. И сирены пролетели мимо обеда. Точнее, обед мимо них.

– А-а, – Блэкчок кивнула, – я знаю этот миф, но мне не приходила в голову аналогия.

– Просто, – опять пояснила Хрю, – я учила японский по мультику про Одиссея.

– Что? Японский мультик по Гомеру?

– Ага. У японцев по кому угодно есть мультики. Мне родители ставили эти японские мультики, так что я болтаю по-японски нормально, но иероглифов не знаю ни хрена. Приходится письма барабанить на латинице, и пропускать через spell-writer. Или если добытая японская документация, то через write-speller. Блин. Опять я сползла! Мы про асексуалов говорим, так? Ну, я правильно поняла, что к чему, или нет?

– Хрю, я не психолог. Мне кажется, что правильно.

– Ага! Тогда еще вопрос: как тебе кажется, здесь в Гавайике у Невилла это пройдет?

Маргарет Блэкчок улыбнулась.

– Тебе понравился мальчик?

– Ну! – юниорка кивнула, – Он классный, я бы с ним покувыркалась. И по-любому, мы коллеги теперь в одной теме. А о здоровье коллег хорошо бы заботиться.

– Понятно… – Маргарет задумчиво погладила лоб ладонью, – …Даже не знаю, что тебе ответить. Если бы человек становился асексуалом осознанно, усилием воли, тогда при перемещении в другую среду это бы исчезало с исчезновением причины. Но, секс ведь регулируется подсознанием и, соответственно, асексуальность – это нечто негативное, накопленное в подсознании. Оно уже часть личности, если верить Фрейду.

– Часть личности? Типа, навсегда, что ли?

– Хрю, это вопрос к психологу, а я…

– Знаю-знаю. Ты не психолог. Но ты же пишешь романы, значит, ты в теме! Вот я тебе сообщаю дополнительно info: у Невилла хобби рисовать в 3D, и у него в виртуальной галерее есть подкаталог «девушки и кошки». Это, по ходу, не просто так.

– Вероятно, не просто так, – согласилась канадка, – я читала, что асексуалы эстетически воспринимают персон противоположного пола, но без эротизма. Может быть, поэтому девушки и кошки попали в один подкаталог. Но, лучше спросить у психолога. А сейчас, наверное, пора двигаться к коттеджу.

– Да, – сказала креолка, и повесила трубку wiki-tiki и видео-камеру к себе на пояс.

– Хрю, – мягко произнесла Блэкчок, внимательно глядя на нее, – по-моему, ты слишком переживаешь.

– Не слишком. Ты, Маргарет, давай вперед, чтобы я тебя видела, по инструкции.

– Хорошо, пусть будет по инструкции.

Канадка соскользнула в воду, и не торопясь, поплыла через маленький фьорд примерно полтораста метров шириной, в сторону причалов комплекса домиков-пагод. Спокойное движение по воде располагает к упорядочению впечатлений, и Блэкчок постаралась как можно точнее сохранить в памяти выражение лица Хрю Малколм в финале диалога об асексуалах. Наверное, так должна выглядеть разгневанная ледовая амазонка в сериале «Обитаемый айсберг». Правда, видеть такую мимику в реальной жизни, на лице юной девушки, было тревожно. Маргарет чувствовала себя так, будто только что заглянула в холодные глаза крупного хищника, готового к броску.

«Вот незадача, – подумала она, – я сама спровоцировала такую реакцию, хотя вовсе не собиралась. Просто, так вышло. Или я себя обманываю, и все же, намеренно завела эту симпатичную, но резковатую девушку, чтобы увидеть образ, подходящий для фильма? Чертовски нехорошо с моей стороны, если так».

Тут в размышления Маргарет вторгся ритмичный плеск позади. Повернув голову, она увидела неправдоподобно-быстро догоняющую Хрю Малколм. Сейчас юная креолка напоминала этакий миниатюрный колесный пароходик, в топку которого набросали столько угля, что котел и поршни работают на пределе давления. Девушка сбрасывала напряжение. Казалось, она на полной скорости проскочит мимо канадки, но… Уважая инструкцию, она перестала грести, и улеглась на воду, глядя в предзакатное небо.

«Похоже, – подумала новеллистка, – юную нези сильно задела история происхождения асексуальности Невилла Кавендиша. Вот и достижения демократической цивилизации, наблюдаемые тут через посредство мигрантов из Первого мира. Симпатичных, умных, образованных ребят вроде Невилла. Каждый из таких ребят находит тут новых друзей, которые разобравшись в том, что сотворила эта цивилизация с их другом, начинают ее ненавидеть не как чуждую систему, а как личного врага. Смертельно ненавидеть».

Маргарет Блэкчок перевернулась на спину, и легла на воду по примеру юной нези.

В сознании 70-летней новеллистки возник образ призрачной пружины ненависти.

Чем больше молодых людей, оказавшихся слишком независимыми, несистемными, непохожими на стандарт, приезжают из Америки, Европы, Японии, сюда, в Страну канаков, тем сильнее закручивается эта пружина. А что будет, когда напряжение в пружине станет запредельным? В памяти всплыла фраза из видео-обращения Сэма Хопкинса, слышанного сегодня после полудня: «Рагнарек никто не отменял».

«Это ни к черту не годится, – подумала она, – хорошо бы устроить какие-то встречи меганезийских ребят с нашими канадскими, не с протестными, а с обыкновенными хорошими мальчишками и девчонками. Может, тогда этот чертов Рагнарек все же, отменится? Надо что-то сделать. Не надеяться на политиков, а сделать самой».

– Хэй, Маргарет! – подплывшая юниорка-нези тронула ее за плечо, – Ты как?

– Все отлично, Хрю, я просто засмотрелась на небо. Ну, давай плыть к пирсу.

…

*28. Пролог к космической корриде

20 января. Вечер на Бугенвиле.

С деревянного пирса, примыкающего к домикам-пагодам, за неравномерным заплывом новеллистки Блэкчок и юниорки Малколм наблюдали двое солидных мужчин с хорошо выраженной военной манерой держаться. Один – этнический канак, адмирал-президент Бугенвиля Оникс Оуноко, а второй – этнический ирландец, коммодор южного фронта Народного флота Арчи Дагд Гремлин.

– Еще минут пять, – оценил адмирал примерное время до финиша заплыва, – давай пока уточним, что за позиция у Верховного суда по делу о Батакской Республике Солангай?

– Ты же читал этот телекс, – напомнил Гремлин, – там сказано: Солангай надо зачистить экономично, методом невоенного геноцида.

Адмирал-президент с сомнением покачал головой.

– Экономия это хорошо. Но Солангай всего в пятистах милях северо-западнее нас. Это проблема. И теперь Верховный суд решает оставить такую проблему на долгие годы.

– Зато, – возразил Гремлин, – мы сохраним жизни наших солдат, и сэкономим ресурсы. Зачем затратная война, если врага можно убить, не потратив ресурсы, а заработав?

– Как можно на этом заработать ресурсы? – недоверчиво спросил Оникс Оуноко.

– Это мне объяснили четко, Оникс. Для государства Японии морские нефтяные поля Солангай, это принципиально важно. Свой источник сырья. Премьер Окадзаки будет платить за то, чтобы это не сгорело от случайностей, неизбежных на море. А батаки, с которыми японцам придется делиться по решению ООН, это лишние рты. И японский национальный нефтяной консорциум заинтересован в сокращении их численности не меньше, чем мы. Дальше вопрос правильной организации процесса.

– Джунгли Солангая коварны и могут порождать новые формы лихорадки, – задумчиво произнес адмирал-президент Бугенвиля.

– Я думаю, – ответил Гремлин, – пусть этим занимается японское правительство.

– Разумно, – согласился Оуноко, – но мы должны держать руку на пульсе.

– Это точно, – в свою очередь, согласился коммодор Народного флота.

– Ну, вот, Гремлин, теперь можно пофлиртовать с девушками.

С этими словами, адмирал-президент повернулся и адресовал участницам заплыва свою самую добродушную и лучезарную улыбку. Еще полторы минуты и Маргарет Блэкчок схватилась за его руку и была аккуратно извлечена из воды. Хрю Малколм без усилия выскочила на пирс сама, и тут же поинтересовалась:

– Hei kane-kane, а где Невилл и где Молли?

– Невилл в кухне-гостиной, проектирует корабль, – ответил Гремлин, – а Молли еще не совсем проснулась. Полчаса назад, когда я встал, она сказала, что будет к ужину. Хотя, возможно, она говорила во сне, и к реальному распорядку дня это не относится.

– Ага! Про Молли понятно. А в каком смысле Невилл проектирует корабль?

– Я, – пояснил Оникс Оуноко, – приказал, чтобы шефу нашей новой лаборатории физики атмосферы бакалавру Невиллу Кавендишу срочно доставили 3D-принтер. Этот принтер доставлен и сейчас Невилл в кухне-гостиной размышляет, как лучше распечатать макет.

– Пожалуй, – решила Хрю, – лучше будет, если я ему помогу.

– Это хорошая мысль, – адмирал-президент улыбнулся, – по-моему, ты вселяешь в него уверенность.

– Ага. Ну, я пошла вселять… – Хрю Малколм махнула ладошкой и быстро двинулась к дверям коттеджа.

– Позитивная девушка, – прокомментировал Оуноко, – ну, а мы можем выпить по чашке хорошего бугенвильского кофе на нашей космической верфи.

– Где-где? – изумленно переспросила Маргарет Блэкчок.

– На космической верфи, – невозмутимо повторил правитель Бугенвиля, – тут рядом.

– Хэх! – хмыкнул Арчи Дагд Гремлин, – Почему я впервые об этом слышу?

– А потому, коллега, что до этого мы с тобой обсуждали другие важные дела, а сейчас обсудим это. Идите за мной.

С этими словами адмирал-президент направился по тропе между коттеджами-пагодами, кажется, к сплошной скале, залитой застывшими потоками охристо-рыжей ноздреватой вулканической лавы, кое-где поросшей густыми сплетениями вьющихся растений. Не сбавляя шага, Оуноко протиснулся между стеблями этих растений, махнув рукой в том смысле, чтобы остальные следовали за ним. Здесь куда-то вглубь лавового массива вел квадратный тоннель, чуть выше человеческого роста.

– Бывший японский форт? – предположил Гремлин.

– Верно, – ответил Оуноко, – а тоннель ведет к естественной пещере, которую японцы в начале войны с янки переоборудовали в скрытный ангар с ремонтной мастерской. Мы восстановили тоннели, завезли кое-что из оборудования и сделали космическую верфь. Вольно, солдат. Передай по рации, чтобы нам организовали кофе и все такое.

Последняя фраза относилась к парню – коммандос, будто вышедшему прямо из стены тоннеля. Парень коротко кивнул и отстегнул от пояса радиотелефон.

– …У нас, – продолжил адмирал-президент, шагая дальше, – пока только два прототипа космопланов, и еще два строятся, но я считаю: за две недели это неплохое достижение.

– Вот это быстрота… – изумилась Маргарет Блэкчок.

– По-моему, Оникс, ты шутишь, – добавил Гремлин.

– Нет, я не шучу. Сейчас мы выйдем на верхнюю галерею, и вы сами это увидите.

Пещера оказалась внушительной, и при этом светлой. Вверху в ее своде зияло большое отверстие, сквозь которое внутрь врывался солнечный свет, и стекал поток воды. Это нередкое явление на островах Новой Гвинеи: ручьи срываются в пещерные озера, из которых вода уходит через подземные каналы в море. В этой пещере и правда была устроена верхняя галерея, а нижнюю площадку на берегу крошечного озера занимала мастерская, которую лишь очень условно можно было назвать верфью, но…

…Но на двух открытых эллингах стояли маленькие самолеты странной конфигурации. Вокруг них слаженно перемещались бригады из нескольких человек, причем японцев.

– Это те, которые не достроены? – предположил Гремлин.

– Да, – сказал Оуноко, – оба достроенных уже на космодроме, завтра мы туда съездим. А сейчас идем за стол на том балкончике, оттуда все видно, и скоро принесут кофе.

– Как интересно… – произнесла Маргарет Блэкчок, первой устраиваясь за столиком, и удивленно глядя вниз на самолетики, – мне кажется, они размером не больше, чем мой любимый Фольксваген-жук. Я на нем ездила даже на Большое Медвежье озеро, это на полярном круге. Сказочная красота!

– У вас красивая страна, – заметил адмирал-президент, – я хочу к вам съездить, когда из реестра Интерпола и Гаагского трибунала уберут мое имя.

– Не пожалеете, – пообещала Блэкчок, – приезжайте лучше всего в июне, или в июле. А почему, все-таки, космопланы такие маленькие, и почему, кстати, они без хвостов?

– Маленькие потому, что прототип, а без хвостов потому, что такой дизайн-концепт.

– А-а… – задумчиво произнесла канадка, – …А они вообще летают?

– Да, конечно, в тест-драйв режиме пока. О! Сейчас мы как раз спросим Харуто.

– Слушаю, ariki, – отозвался парень-японец в униформе лейтенанта, который в данный момент изящно, одним пальцем, катил сервировочную тележку к их столику.

– Садись сюда, Харуто, и расскажи леди Маргарет, как ты летал на космоплане. Она известный канадский писатель и, может быть, напишет про тебя в книжке.

Молодой лейтенант подкатил тележку, поклонился, широко улыбнулся, сел за стол, задумался, и спросил:

– А что именно интересует уважаемую леди Маргарет?

– Просто Маргарет, – сказала она, – меня, в общем, все интересует. Космос, это такая увлекательная тема. Я встречалась с Джулией Пайетте, она примерно моя ровесница, поэтому она успела полетать на шаттлах «Discovery» и «Endeavour». А теперь, увы: североамериканская программа космопланов уже 20 лет, как закрыта. Я уверена: это огромная ошибка. Ну, рассказывайте, Харуто!

– Вообще-то, – немного смущенно признался лейтенант, – мы пока еще не долетаем до космоса. У нас пока только тесты.

– Давайте я налью всем кофе, – сказал Оникс Оуноко, – а ты, Харуто, рассказывай, и не скрывай ничего. Нам есть чем гордиться. На первом этапе космической программы не бывает гладко. Американцы и русские много раз взрывались на космодромах, пока не научились взлетать. А мы ни разу не взрывались, и не потеряли ни одного пилота. Мы победим в мировой космической гонке, это однозначно. Я правильно говорю?

– Да, ariki! – с готовностью ответил лейтенант и посмотрел на Маргарет.

70-летняя канадская новеллистка задумалась, а потом спросила:

– Харуто, а на какую высоту вы взлетали?

– Семнадцать тысяч метров.

– О! Немало! Авиалайнеры обычно летают на треть ниже. И какие впечатления? Как рассказывала Джулия, на старте страшновато. Вибрация, перегрузка…

– Ну… – смущенно произнес бугенвильский японец, – …Вообще-то у меня не было ни вибрации, ни перегрузки, потому что мы пока летаем без двигателя. Тест планера. Мы отцепляемся от самолета-носителя в стратосфере, и выполняем снижение и лэндинг.

– А-а… Значит, у вас пока нет двигателей?

– Двигатели есть, – ответил Харуто, – но мы их пока тестируем на земле. Они дают тягу примерно тонна, но не всегда срабатывают. Хотя, это очень хорошие двигатели, у них главное свойство: никогда не взрываться. Такая схема и такое топливо.

– Да, – согласилась Маргарет, – это серьезный плюс. Лучше если двигатель вообще не заведется, чем если он заведется, но сработает, как бомба.

– Вот! Вы правильно понимаете! – обрадовался лейтенант Харуто.

– Я рада, что правильно понимаю. А скажите, кто конструктор этого космоплана?

– Доктор Хидемаса Кимура, – ответил лейтенант, – но, к сожалению, он умер в 1986-м, поэтому мы уже тут сами как-то.

– Хэх! – включился в разговор Гремлин, – А когда доктор Хидемаса сконструировал этот замечательный космоплан?

– В 1940-м, – невозмутимо проинформировал Харуто.

– Ах! – вздохнула Маргарет, – Эра юности моей бабушки! А можно глянуть поближе?

– Конечно можно! – сказал Оникс Оуноко, – Спокойно пейте кофе, а потом Харуто вам устроит экскурсию и видео в кабине за штурвалом – для альбома в блоге, если хотите.

– А разве это не секретная техника? – удивилась канадка.

– Конечно, секретная, но только внутри. А снаружи, как вам уже сообщил Харуто, это немного модернизированный космоплан 1940-го, только из сверхновых материалов.

Заинтригованная таким образом Маргарет Блэкчок быстро допила кофе и почти бегом помчалась вместе с лейтенантом-гидом осматривать древнюю космическую машину. А Гремлин, подождав минуту, поинтересовался у адмирала-президента:

– Оникс, ты понимаешь, что на блоге Блэкчок бывает не меньше тысячи людей в день?

– Конечно, я понимаю! Потому я и предложил ей сделать видео для этого блога.

– Видео чего? – спросил Гремлин, – Чем была эта штука в прошлой жизни?

– Это, – сообщил Оуноко, – был самый дешевый японский планер для первичной летной подготовки. Тут на всем сэкономлено. Хвоста нет, вертикального оперения нет…

– …Движка нет, – в тон ему продолжил коммодор.

– Верно. Движок на него стали ставить позже, в 1944-м, когда потребовался дешевый летающий стенд для первых турбореактивных агрегатов. Чтоб не жалко, если упадет.

– А как насчет пилотов? Их тоже не жалко?

– Самурайская идеология, – ответил адмирал-президент.

– Я имею в виду: как насчет пилотов здесь, в твоем проекте?

– У нас здесь все строится надежно.

– А движок? Твой лейтенант говорил, что с этим проблема.

– Поэтому, – сказал Оникс Оуноко, – мы пока тестируем движок на земле. Об этом мой лейтенант тоже говорил. Движок турбореактивный, производства японско-незийского совместного предприятия «Aichi-Tarawa», новая модель, специально под наш заказ.

– Турбореактивный? – переспросил Гремлин, – Стоп, Оникс, ты же говорил, что это – космоплан! В космосе может работать только ракетный движок, а турбореактивному движку требуется воздух за бортом! Ты в курсе?

– Да, я в курсе, но немного приврал для пользы дела.

Арчи Дагд Гремлин сосредоточенно сложил ладони над столом, будто медитирующий буддистский монах.

– Так, Оникс. Давай разберемся. Ты мотивировал канадскую новеллистку, чтобы она сняла видео про… Как называется эта твоя турбореактивная игрушка?

– Она называется просто «KU». И это не только моя игрушка, а наш совместный проект с Десмодом Нгеркеа, президентом Палау.

– Понятно, – Гремлин кивнул, – так вот, канадка зальет на блог видео с этим KU, и в сети начнется флэйм о секретном космическом планере канаков. Ты ведь этого хочешь?

– Да, конечно.

– Хэх! А что ты намерен делать, когда кто-то из спецов докажет, что это KU вообще не может летать в космосе? Потолок для турбореактивного движка где-то 20 километров!

– Гремлин, а ты знаешь, что такое динамический потолок?

– Я слышал, но точно не помню. Я не авиаинженер, все-таки.

– Вот! А я тебе скажу: это наибольшая высота полета, которую можно достичь за счет кинетической энергии, запасенной в горизонтальном полете. Самолет разгоняется до максимальной скорости, а потом выполняет маневр «горка». На советском MiG-25, для которого практический потолок 20 километров, и скорость тысяча метров в секунду был достигнут динамический потолок 38 километров. У нашего KU скорость ниже, зато расчетный практический потолок выше, а динамический потолок – 40 километров.

– Хэх! 40 километров это серьезная высота! А где ты такого нахватался, Оникс?

– Ты удивишься, но у твоей подруги. Я же студент колледжа-лабораториума Палау.

– Ты – студент Молли?! Вот это да!

Адмирал-президент Бугенвиля улыбнулся и продолжил:

– Видео нашего KU появится на блоге. Пойдет флэйм. Какие-нибудь умники начнут доказывать, что это не может полететь в космос. Все так.

– А дальше? – спросил Гремлин.

– А дальше мы прокатимся на KU до высоты динамического потолка, снимем видео из кабины, и зальем в Интернет. На видео будет Земля, как из космоса, и всякие мелочи, летающие по кабине в невесомости. «Wow! Космос!» – запищит сетевой планктон!

– Оникс, ты сказал «невесомость»?

– Да, это же физика! Самолет с выключенным движком на баллистической параболе!

– Ты прав… Ну, а что дальше?

– Дальше, получится лавина олигофрении, как говорит профессор Лукас Метфорт.

– Что? Ты еще и его студент?

– Да! – Оникс Оуноко энергично кивнул, – Социальная философия это нужная наука! Слушай! В Первом мире живет многомиллионное стадо сетевого планктона, который подхватывает модный бред про инопланетян, про призраков, и про атомных дикарей.

– Атомные дикари, это мы что ли?

– Да, Гремлин! Западная пресса называет нас: «Дикий Атомный Юг». И представь себе заголовки газет: «Генсек ООН обеспокоен слухами о бугенвильском космоплане».

– Я представил. И что дальше?

– А дальше, – сказал Оуноко, – жирные хомяки из большого западного бизнеса начнут дергаться. Тогда я вытрясу из них хорошие деньги на развитие этого проекта.

– Как? – поинтересовался Гремлин.

– Потом расскажу, – пообещал адмирал-президент, – видишь, Маргарет возвращается.

…

Канадская новеллистка была в восторге от знакомства с KU.

– Мне кажется, – объявила она, устроившись за столом, – что вы, адмирал, волшебным образом заразили своим космическим энтузиазмом своих людей, а они заразили меня.

– Мои люди, как и я, ищут достойное дело, – ответил Оуноко, – безграничные просторы космоса, это вызов нашим возможностям, и силе нашей воле. Разве не так?

– Сказано поэтично, но кажется странным, – заметила Блэкчок.

– Я немного занимаюсь социальной философией, – пояснил он, – в этом есть и поэзия, и прагматика. А космос – наше будущее. Ресурсы планеты ограничены. И мы делаем шаг навстречу судьбе. А что вам кажется странным, Маргарет?

– Мне кажется странным Оникс, когда лидеры рассуждают о неком светлом будущем, занимаются амбициозными проектами, а обычные люди живут в неуютном и тяжелом настоящем. Лидеры считают их сырьем для будущего. Я это видела в Северной Корее.

– Вообще-то, – отозвался Гремлин, – семья Оуноко слегка отличается от семьи Ким. По крайней мере, сто тысяч долларов подъемных каждой семье было выплачено.

– Сто тысяч долларов на семью? – изумилась канадка, – Но это большие деньги даже по меркам высокоразвитой страны.

– Наш народ, – ответил адмирал, – слишком долго жил в нищете. Но, по итогам Второй Зимней войны мы взяли хорошую добычу…

– Оникс… – мягко окликнул его Гремлин.

– …Или, – продолжил правитель Бугенвиля, – выражаясь языком политики, получили крупные репарации, и национализировали богатства недр наших исконных островов, включая аннексированные земли. В общем, выдали по сто тысяч долларов пятидесяти тысячам бугенвильских домохозяйств. Остальную сумму репараций я присвоил. Одна пятая часть – капитанская доля по обычаю флибустьеров.

Маргарет Блэкчок задумалась, считая в уме.

– Э… Гм… Адмирал, у меня получается, что вы присвоили миллиард с четвертью. Вы уверены, что это справедливо?

– Не знаю, – он пожал плечами, – я просто их присвоил. Такой факт экономики.

– Мне этого не понять, – сообщила канадка, – телевизионные магнаты, нефтяные шейхи, короли Уолл-Стрит, оружейные бароны, кокаиновые доны. Зачем одному человеку так много денег? Дворцы с золотыми ваннами, мега-яхты, и армия слуг и наложниц. И вам кажется, адмирал, что если вы купите себе все это, то станете счастливее?

– Не стану, – ответил он, – поэтому не покупаю. Вот, космос – другое дело. И экополис Эмпрессогаста. Это прошлогодняя история. Выкуп за суперконтейнеровоз. Наш дозор захватил такой 300-метровый корабль, и я договорился с шипперами. Отдать большую ржавую железяку и построить красивый биоморфный городок, это хорошая сделка. А теперь я хочу построить еще один экополис, рядом с космодромом.

– Минутку, вы хотите сказать, что на это примените миллиард долларов с четвертью?

– Да, вы спросили – я ответил. Экополисы. Космические планеры. И я занялся физикой атмосферы. Вот, сегодня уговорил Невилла Кавендиша стать директором мобильного научного центра. Он талантлив и, кроме того, на фамилию Кавендиш можно привлечь молодых инициативных специалистов со всего Британского содружества!..

Гремлин похлопал Оникса Оуноко по плечу, и предположил:

– Леди Маргарет, как это свойственно писателям, меньше интересуется техническими проектами, а больше личной жизнью. Твой дом, женщины, дети, яхты, развлечения…

– Было бы интересно, – подтвердила канадка.

– ОК! – сказал адмирал-президент, – Я расскажу! У меня есть несколько больших fare. Примерно как ваши канадские деревянные коттеджи, но планировка более открытая, в соответствие с климатом. А вместо яхты у меня сейнер. Четкая машина полста метров длиной, с отличным сонаром. Мы можем найти и догнать стаю королевской макрели. Отличная рыба. Мы вылавливаем около тонны, потом идем к какой-нибудь деревне на берегу, и заранее звоним олдермену. Получается фестиваль. Вроде как у вас в Канаде с лососем, когда сезон. Я видел по TV. Тоже барбекю, пиво, танцы, девушки. И конечно, капитан сейнера, в смысле я, пользуется успехом у женщин. Некоторые женщины, по естественным причинам переезжают жить ко мне. А некоторые, увы, уезжают. Ну, что поделаешь. Я понимаю, что с таким дядькой, как я, жить непросто. Да! Вот, что будет, наверное, интересно в смысле литературы. У всех моих старших детей есть яхты.

– Интересно, какие яхты? – спросила Маргарет.

– Простые, конверсионные фрегантины – 18-метровые моторно-парусные катамараны, недорогие, надежные, и с широкой палубой. То, что надо для молодежных тусовок.

– Но, адмирал, это как-то не очень похоже на роскошь, свойственную миллиардеру.

– Но, Маргарет, вы сами говорили, что не видите смысла во всей это роскоши. И, вам понравился мой космический проект. Вы заразились этим проектом, так вы сказали.

– Да, я так сказала, но вот что странно: миллиардеры, обычно или покупают предметы крайней роскоши, или финансируют крупные благотворительные проекты.

– Если хотите, – сказал Оуноко, – я попробую объяснить…

– А вы не возражаете, если я законспектирую это? – спросила она и, после его кивка, вытащила из сумочки на поясе свой портативный ноутбук.

…

*Дневник Маргарет Блэкчок. 20 января, вечер.

* Круиз по Зазеркалью цивилизации. Автономия Бугенвиль – сателлит Меганезии.

* Адмирал-президент Оникс Оуноко. Мысли о богатстве.

Зачем типичному миллиардеру нужен миллиард долларов?

Только чтобы соответствовать статусу миллиардера. Он покупает ореол властителя.

Миллиардер покупает мега-яхту, или создает фонд борьбы с голодом.

Это ритуалы, как античные гекатомбы, когда в жертву богу резали сто быков.

Если даже бог существует, то зачем ему сотня убитых быков? Ясно, что ни за чем!

Но мелкие люди смотрят на такого же мелкого человека и думают: «он великий, если принес в жертву богу сто быков, купил мега-яхту, и создал фонд борьбы с голодом».

Мелкие люди так думают, потому, что система с детства пачкала им мозги этим.

Зачем система это делала? А это чтобы они лезли по головам друг друга, мечтая стать миллиардерами, которые покупают ненужные мега-яхты, создают ненужные фонды, и бессмысленно режут сто быков, возбуждая зависть других мелких людей.

Так пирамида из людей, карабкающихся по головам друг друга, воспроизводит себя.

Только в этом смысл таких миллиардеров, и в этом смысл их статусных покупок.

В гекатомбах система сама себе приносит в жертву труд и жизнь миллионов людей.

Как разрушить эту вредную пирамидальную систему?

А просто: обрубить гряземет, который пачкает людям мозги с самого детства.

Жестко обрубить, не боясь при этом запачкаться грязью и кровью. Только так.