Текст книги "Волонтеры атомной фиесты"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц)

Укрепрайон был реставрирован военно-историческим клубом «Hit Takeoff», и туристы теперь могли увидеть быт 12-тысячного японского гарнизона, перекусить в армейской столовой, прокатиться по болотам на маленьком японском танке TK-94, и полетать на знаменитом истребителе «Зеро» (разумеется, с пилотом-инструктором). И ни у кого не возникала мысль, что укрепрайон-то настоящий. Такая тренировочная база Народного флота, функционирующая у всех на глазах. Социально-психологический камуфляж…

Семерку арестованных участников «австрало-таиландского конвоя» переправили не на берег Пелелиу, а на борт одного из «технических экспонатов» у причала: 30-метровую бронированную паровую канонерку Рендела модели 1867 года. Полтораста лет назад подобные корабли, прозванные «плавучими утюгами» (за неуклюжую форму и цельно-железную конструкцию) перечеркнули господство деревянных линейных парусников и открыли новую эпоху на флоте. А сейчас (в модерновой версии) они могли выполнять множество неожиданных функций, например, функции офиса разведки INDEMI. Если требовалось, то «офис» тихо отходил на несколько миль в море. Так было и сейчас.

…Между арестантами (находившимися, вроде бы, в обычном кубрике, оборудованном двухъярусными койками и кабинкой – полноценным, хотя и тесноватым, санузлом), и группой наблюдателей (устроившихся в кают-компании) была стена. Обычная стена со стороны первых, и прозрачное окно со стороны вторых. Старый добротный фокус. Его, кажется, знают все – не только профи из полиции или из разведки, но даже любители современных детективов, и все-таки он продолжает работать. Арестанты, как правило, забывают держать в уме тот факт, что у некоторых стен есть глаза и уши. А некоторые арестанты надеются, что у стен есть уши, уважающие мнение ООН о правах человека.

Советник Минюста Австралии относился именно к этой, последней категории.

– Вы не имеете права так со мной обращаться! – кричал он уже пятый раз, – Я требую присутствия адвоката и австралийского консула!

– Как ему не надоест? – с некоторой долей удивления произнесла 20-летняя этническая банту Уитни Мнгва, моторист-механик партизанского эскадрона «Нормандия-Неман», ранее действовавшего в Мозамбике и на Мадагаскаре, а год назад вошедшего в состав боевой авиации Народного флота Меганезии.

– Типа, это такая религия, сента Верховная судья, – пояснил Тонэ Байо, веселый парень, этнический калабриец, бывший мафиози, а ныне – лейтенант INDEMI.

– Давай по имени, – сказала она, – а какая у него такая особенная религия?

– Понимаешь, Уитни, фокус в том, что религия… – тут молодой калабриец артистично поднял взгляд к потолку кают-компании, как бы давая понять, что религия, вообще-то, касается неких высших сил, и продолжил, – …Религия в оффи-культуре деградирует. В библии про такое написано: «Они сделали золотого тельца, и поклонились истукану, и променяли славу свою на изображение травоядного». Короче, этот чел верит в сраную декларацию ООН, как в бога. Я это так понимаю.

– Тонэ, ты что, христианин? – спросила молодая судья-негритянка.

– Ну, я, как бы, католик. Прикинь, Уитни, приятно думать, что там в космосе не только галактики, а еще хороший парень Христос, которому мы не совсем безразличны.

– Угу… – отозвалась судья, – …Но я думаю, там не парень, а женщина, ее зовут Ориши Йемайя, она очень добрая, она немного похожа на мою маму…

Тут Уитни Мнгва внезапно замолчала, продолжая шевелить губами. Со стороны могло показаться, что она произносит слова, но у нее выключился звук. Это длилось, наверное, полминуты. Потом она вытерла ладонью глаза, и спросила.

– О чем разговаривают два таиландских оффи?

– Они, – ответил лейтенант INDEMI, – рассуждают, сколько надо дать нам денег, чтобы откупиться.

– Я хочу послушать, – заявила судья, – включи тот микрофон, а Ллап мне переведет.

– Да, Уитни, я готова, – сказала молодая таиландка.

– Поехали, – произнес Тонэ Байо, и поменял режим на ручном пульте. В кают-компании послышался разговор громким шепотом (точнее, это был аппаратно-усиленный шепот).

– …Один говорит, – начала Читти Ллап, – что надо попросить деньги у своего министра, который согласится, если запросить побольше, а долю отдать этому самому министру. Откат. Другой говорит, что через министра будет долго, и надо просить деньги дома, частным образом. Теперь они спорят о сумме. Один предлагает начать со ста тысяч долларов. А другой опасается, что если предложить так мало, то расстреляют, и надо называть сразу четверть миллиона с каждого. Если мало, то поднять до полмиллиона.

– Ясно, – лаконично заключила Уитни Мнгва, а затем повернулась к молодому парню, мичману, тоже этническому банту, – Нанкви, расстреляй двух, которые шепчутся.

– Нужен приказ, где не только ты, а еще три судьи, – напомнил он.

– Вот их подписи, – сказала она, и отчеркнула ногтем абзац на листке телекса.

– Все правильно, – констатировал мичман, – только скажи: где их расстреливать?

– Просто, выведи на палубу, пристрели, и тушки – за борт.

– E-o, судья, – спокойно ответил мичман, извлекая из чехла на боку армейской жилетки табельный пистолет-пулемет «Маузер-Си».

Через несколько минут с палубы раздались четыре выстрела, а следом – два негромких всплеска. Могло показаться, что судья Мнгва дала волю эмоциям, но ничего подобного. Несмотря на молодость, она повидала достаточно, чтобы стать интуитивным психологом по критическим условиям. Она не сомневалась, что советник австралийской юстиции начнет истерически болтать, в надежде спасти свою жизнь. Действительно, информация полилась из советника, как пена из огнетушителя. Он без перерыва изливал поток слов почти час, называя имена довольно известных политиков, рассказывая об их непубличных заявлениях, и пикантных жизненных обстоятельствах. Потом, после короткой паузы было еще полчаса болтовни, и снова пауза. После нее он выдал порцию каких-то совершенно бессвязных фраз, замолчал и забился в угол.

– Надо же, сколько info вывалилось из одного-единственного оффи! – с удивлением и восхищением воскликнул лейтенант INDEMI, – Знаешь, Уитни, ты гений!

– Просто, – ответила юная банту, – это очень гнилой человек. Вот, он все сказал. Больше никакой пользы не будет… Нанкви…

– Слушаю, судья.

– …Расстреляй его, – она подчеркнула ногтем следующий абзац в телексе.

Мичман посмотрел и покивал головой.

– Все правильно. Скажи: где?

– Там же, – сказала Уитни Мнгва.

– Ух! – мичман почесал в затылке, – я думаю, он не пойдет, будет упираться.

– Он не будет упираться, – возразила она, – потому что у него нет воли.

– Уитни, я хочу тебе верить, но если он будет, то что?

– То пристрели его прямо там.

– Я сделаю, – сказал мичман, снова извлек свой «Маузер-Си», и пошел работать.

Послышались шаги по палубе и какое-то бормотание, два выстрела и тихий всплеск.

– Уитни, ты опять оказалась права, – четко сказал до сих пор молчавший Гремлин.

– Да, – отозвалась она, – теперь надо разобраться, что делать с остальными.

…

Остальные вели себя кто как. Двое коммандос лежали на койках, и смотрели в потолок, одинаково заложив руки за голову, и вполголоса переговаривались о домашних делах. Своеобразная взаимная психотерапия – какое-никакое, а лекарство против страха. Что касается представителя МИД Австралии, то он спал глубоким алкогольным сном, для верности накрыв голову подушкой. А вот девушка-полисмен, не располагала никаким средством, чтобы отвлечься, и печально сидела на койке, разглядывая то свои руки, то мелкие неровности панелей потолка. Плечи австралийки вздрагивали в рваном ритме.

– Ну, – произнесла судья, – что скажешь, коммодор?

– Я думаю, – ответил Гремлин, – что те два парня, коммандос, ничем не отличаются от других. Их учат выполнять приказ и не рассуждать. На их месте могли оказаться двое похожих, и если мы их расстреляем, то оффи-система заменит их, как простые гайки.

– А кто их командир? – спросила она.

– Я понял твой вопрос Уитни. Их командир тоже не рассуждает. Австралийская армия вообще не рассуждает. Если искать мишень, то в правительстве и среди лобби.

– Четкий ответ, коммодор. Это отдельная тема, не сегодняшняя. А что скажет Ллап?

– Они просто тупые животные, – ответила таиландка, – я бы сказала: пусть улетают.

– ОК, – судья кивнула, – я предложу Жюри решение: посадить их в самолет и пусть они катятся в Таиланд с пассажирами, которые туда хотят. Ну, а девушка-полисмен?

– Я бы сказала: пусть она тоже улетает. От нее мало что зависело.

– Но, – возразила судья, – что-то от нее зависело, и она не отказалась участвовать. Мое предложение: год каторги. Жюри скорректирует, если захочет. Остается пьяный оффи. Объясни мне еще раз, Ллап, почему ты считаешь, что он не должен умереть?

Читти Ллап посмотрела сквозь стекло в кубрик, и покачала головой.

– Он не злой, он просто потерянный. Он пил сначала потому, что ему было неприятно конвоировать меня на смерть, а потом потому, что боится смерти. Он считает, что мы расстреляем его, а гордость требует, чтобы мужчина не боялся. Выход – напиться.

– Хэх… И ты считаешь это достаточной причиной, чтобы он остался жить?

– Я не знаю, судья. Просто, когда он сидел пьяный в салоне, и говорил о том, что ему хотелось бы все поменять, и быть просто фермером с семьей, разводить овечек…

– Ферма? Овечки? – удивилась Уитни Мнгва, – Какой, на хер, из него фермер?

– Я не знаю, – повторила Ллап, – но он был слишком пьян, чтобы обдуманно врать.

– Хэх, – задумчиво произнесла судья, – что-то в этом есть. Ферма. Овечки. Я думаю, не случится большой ошибки, если мы устроим ему лет 10 фермерства на каторге.

– Уитни, – удивился лейтенант Тонэ Байо, – ты, правда, хочешь вынести это на Жюри?

– Ага. И если Жюри на это согласится, то я даже сама поищу подходящую ферму.

…

*3. Хартия – это очень просто

23 октября. Архипелаг Палау, остров Ореор, салун «Голконда». Около полудня.

35-летняя доктор Калиборо завершила экспромт-лекцию по вычислительной механике, покрутила в руке еще одну чашечку какао, принесенную барменом, и подвела итог:

– Пока что в университетском мире вычислительную механику не признают в качестве полноценной науки, и рассматривают ее в качестве одной из инженерных дисциплин: виртуальный анализ механических систем. Хотя, никто сейчас не берется определить критерии различия между наукой и инженерной дисциплиной.

– Чрезвычайно интересно! – объявил Десмод Нгеркеа, – А в Таиланде вы намеревались преподавать именно эту науку или дисциплину?

– Да, с Нового года. У меня уже был предварительный контракт. Мне оставалось лишь пройти формальное интервью в ректорате. Но, я не прибыла туда вовремя и, согласно местным университетским правилам, мое имя вычеркнули за нарушение распорядка.

Мэр-президент Палау коротко кивнул.

– Я уже в курсе. А сколько вам там обещали, если не секрет?

– Теперь уже не секрет. 80 тысяч USD в год.

– Понятно, – сказал он, – а если я предложу вам столько же тут, тоже с Нового года?

– Тут на Палау? – спросила она.

– Тут в Меганезии, – уточнил мэр-президент, – конечно, контракт с вами подпишу я, за платежи тоже буду отвечать я, но на Палау население маленькое, и мало студентов. А население всей Меганезии сейчас в 10 раз меньше, чем в вашем родном Сиднее. Но, в социально-возрастном плане студентов достаточно, и ваша тема нам очень кстати.

– Тут в Меганезии? Вот как? – переспросила доктор Калиборо, – Значит: преподавать студенческому коллективу, размазанному примерно на полторы Африки. Я не очень ошиблась с оценкой площади вашей акватории?

– Площадь примерно такая, доктор Калиборо, но у нас уже отработана технология.

– Отработана технология? Ну-ну. И какая же технология тут возможна?

– VR, – лаконично ответил он.

– Виртуальная реальность? – удивилась австралийка, – Но так еще никто не преподавал.

– У нас так преподают в двух университетах со второго квартала. В смысле, с апреля.

– Вот как? Что ж, почему бы не попробовать. А где мне надо жить, если я соглашусь?

– Я с удовольствием приглашу вас жить на Палау, но вы можете выбрать любое место, которое вам нравится. Только не дальше Луны.

Молли Калиборо удивленно подняла брови.

– Не дальше Луны? А почему такая дискриминация остального космоса? Мне кажется, планета Марс уютнее, чем Луна. Там есть атмосфера и там чудесные ландшафты.

– Увы, – мэр-президент развел руками, – дальше Луны сказывается одна проблема.

– Запаздывание радиоволн из-за расстояния? – предположила австралийка.

– Да. Я так и думал, что вы правильно меня поймете, доктор Калиборо.

– Это было несложно, – сообщила она, – а как быть с тем, что, например, в Сиднее мне могут перекрыть доступ в ваш сегмент Интернета? Ведь сейчас, судя по настроению в австралийской прессе, начинается новое политическое обострение.

– Мы пользуемся распределенной сетью OYO, – ответил он, – это не перекроешь.

– OYO? – переспросила Калиборо, – Теневая сеть на серверах – мини-стратостатах?

– Да. На стрателлитах, как у нас говорят.

– Мм… А законно ли это в Австралии? Ведь, если мне захочется остаться в Сиднее, то придется исполнять наши законы, включая те, которые мне не очень-то нравятся.

Десмод Нгеркеа вздохнул и артистично изобразил глубокую печаль.

– Ни в одном законе Австралии нет запретов на сеть OYO. Но, доктор Калиборо, разве архипелаг Палау хуже, чем Таиланд, где вы собирались работать полтора года?

– Нет, – она покачала головой, – но, Таиланд был моей мечтой еще со студенческих лет. Прекрасные древние пагоды. Ленивые толстые добрые слоны. Буддистские монахи в шафрановых балахонах. Всамделишный король. И бесшабашная яркая ночная жизнь.

– Не сочтите за антирекламу, доктор Калиборо, но Таиланд совсем не такой.

– Я понимаю, – ответила она, – и все же, хотелось верить, что чем-то похож. Ладно, это лирика, а мы сейчас говорим о работе. Но, есть нерабочий вопрос, на который, я хочу услышать прямой ответ, поскольку у меня есть некоторые свои принципы.

– Да, доктор Калиборо, спрашивайте.

– Спрашиваю. Правда ли, что вы скупаете в Таиланде молодых девушек, как товар?

– Хэх… В прессе это персонально про меня напечатано?

– Нет, вообще про меганезийский бизнес.

– Так, я понял. Формально, это правда. Секс-туризм Таиланда это огромная машина по импорту тинэйджерок из соседних нищих стран: Лаоса, Камбоджи и Бирмы. Было бы глупостью не использовать эту машину. Моя семейная фирма ввезла за полгода около двухсот девушек, но это, в общем, не мой профиль. Другие фирмы ввозят больше.

– Мистер Нгеркеа, а вам не кажется, что покупать девушек, как товар, это свинство?

– Нет, доктор Калиборо, мне кажется, что продавать девушек, как товар, это свинство. Покупать их, это наоборот, то, чем я горжусь, хотя это не приносит прибыль сейчас.

Молли Калиборо снова покрутила в руке свою чашку.

– Значит, вы покупаете этих девушек, привозите. И что они делают здесь, на Палау?

– Ну, – он улыбнулся, – по-любому не то, что они делали бы в Бангкоке. Тут, на Палау, девушки из Индокитая в основном, востребованы, как операторы-стивидоры в портах. Попробуйте-ка с помощью манипулятора быстро переложить дюжину контейнеров на дюжину разных корабликов, и ничего не сломать. А многие из этих девушек обладают врожденным талантом в этом деле. Неплохо зарабатывают, кстати. Правда, есть одна проблема: половине из них еще не исполнилось 13 лет, и их нельзя нанять на работу. Запрещено Хартией. Они пока учатся в школе, а живут за счет фирмы. Такие дела.

– Подождите, мистер Нгеркеа, а зачем же вы ввозите их?

– Так они вырастут! Скупщики тащат в Бангкок только физически здоровых, красивых, расторопных девушек. Уже не надо фильтровать. Мы получаем гуманитарный ресурс, который через 10 лет станет базой нации, извините за пафос, но тут иначе не скажешь.

– Я начинаю понимать, мистер Нгеркеа. Значит вы покупаете этих девушек в Бангкоке, перевозите их на Палау, содержите их, но не получаете на них никаких прав?

– У меня не может быть на них никаких прав. Согласно Великой Хартии, рабовладение недопустимо, а попытка кого-либо обратить в рабство пресекается ВМГС.

– …Значит, – продолжила Молли, – вы занимаетесь этими девушками, чтобы, в каком-то смысле, сконструировать желаемое будущее для своей страны?

Мэр-президент поднял взгляд к потолку, будто слегка смутился.

– В общем, да, доктор Калиборо. Это называется: форвардный гуманитарный проект.

– Вот как? А команда здоровенных вооруженных африканских негров – это тоже ваш форвардный гуманитарный проект?

– Нет, это проект клуба «Hit-Takeoff». В начале прошлой осени они пригласили сюда с восточно-центрального африканского побережья партизанскую эскадру, известную как «Нормандия-Неман». Это что-то из мифологии Второй Мировой войны.

– А! Я что-то читала в прессе. Эскадра капитана Ури-Муви Старка по прозвищу Звезда Африки. К нему есть вопросы у Интерпола и у Международного трибунала ООН.

– Вопросы? – тут Десмод Нгеркеа хмыкнул, – Да, можно сказать и так.

– …А вас, – добавила она, – скоро обвинят в гитлеровской евгенике за эксперименты по созданию базы палауанской нации путем скрещивания таиландок с неграми.

– Только не в гитлеровской, – возразил он, – ведь таиландки и негры это не арийцы.

– Мистер Нгеркеа, по-вашему, какой процент аудитории CNN заметит этот ляпсус?

– Хэх! Боюсь, что не больше четверти. Пожалуй, вы правы, доктор Калиборо, мне надо готовится еще и к обвинению в гитлеризме, – тут он посмотрел на браслет своих часов-коммуникатора, – а сейчас идем, нас ждут на борт «Эльдорадо».

– На борту чего?

– «Эльдорадо», – пояснил он, – это яхта моей дочки. Я подарил ей небольшую яхту на рождение сына, в смысле, моего внука. Про это уже тоже настрочили в прессе.

– В прессе про яхту вашей дочки? Вот как? Ну-ну. Это чертовски интересно. А как нас найдет коммодор Арчи Дагд Гремлин?

– Гремлина мы подберем на Пелелиу, – пообещал Нгеркеа.

…

Как истинная жительница Сиднея, доктор Молли Калиборо повидала немало яхт, как прекрасных, так и уродливых. Но такой уродины ей не доводилось видеть. Она даже представить не могла, что можно построить такое уродливое плавсредство, и иметь цинизм, чтобы назвать это яхтой. Больше всего «Эльдорадо» напоминала 10-метровое угловатое корыто, перевернутое кверху черным дном. Из дна вверх торчала труба, как будто сделанная из чистого золота, а по бокам стояли два пурпурных гребных колеса.

– Вот ужас-то… – изумленно произнесла Калиборо, потом присмотрелась, и несколько удивленно высказала новое суждение, – …Чертовски смело! Я читала, что предельное уродство смыкается с предельной эстетикой. В этом что-то есть. Это завораживает.

– О! – Нгеркеа улыбнулся, – Я обязательно передам Лавинии. Это была ее идея.

– Лавиния, это ваша жена?

– Бывшая жена. Мы расстались 7 лет назад. У нее вспыхнула большая любовь с одним хорошим парнем с Маврикия. Она уехала, и теперь мы дружим по сети. Такие дела.

– Бывает, – сказала австралийка.

– Ага, – подтвердил мэр-президент, и помахал рукой кому-то на борту «Эльдорадо».

…

Кают-компания на «Эльдорадо» выглядела в «стиле бунгало», а из присутствующих за столом доктор Калиборо знала только одну персону: Зикси. Остальных она определила логически. Голенький малыш, спящий на диванчике, понятно, был Нэйг, внук Десмода Нгеркеа. Девушка-микронезийка рядом с ним – соответственно, Лимбо Нгеркеа. Двое молодых мужчин-европеоидов: Глюон (бой-френд Лимбо), и Гиена (бой-френд Зикси). Нетрудно было заметить, кто на кого как смотрит, поэтому Калиборо поздоровалась с перечисленными участниками по именам безошибочно.

Аплодисменты.

Шампанское (правда, контрафактное, местное – но это не важно).

И некоторая заминка перед тостом.

– Э-э… – протянула Лимбо и посмотрела на Десмода, – …Па, приглашение ОК, да?

– Ну, дочка, пока что доктор Калиборо решает.

– Я уже решила, – сказала австралийка, – ваше приглашение принято. А насчет места обитания, я сейчас решать не хочу. Надо осмотреться. И кстати, чтобы не разводить церемоний, зовите меня просто Молли.

– Wow! – воскликнул Глюон, – За Молли и Лабораториум Палау!

– Wow! – откликнулись остальные.

Все выпили (кроме спящего малыша, разумеется), а потом Калиборо спросила:

– Лабораториум? Вот как?

– Да, – сказал мэр-президент, – мы решили дать новой технологии обучения новое имя.

– Ну-ну, – она кивнула, – звучит неплохо. А когда мы двинемся на Пелелиу?

– Вообще-то уже пора, – он хлопнул в ладоши, – дочка, поехали.

– Легко, па! Мы с Глюоном на мостик, а ты приглядишь за киндером, – и, не дожидаясь подтверждения, она схватила бой-френда за руку и они оба исчезли за дверцей-люком, ведущим, вероятно, на пункт управления «Эльдорадо».

– Мя! – пискнул Нэйг, открыв глазки.

– Все ОК, малыш, – сказал Десмод и почесал ему животик.

– Все ОК? – переспросил тот, и после паузы добавил, – E-oe?

– E-o, – Десмод снова почесал ему животик. Малыш перевернулся на другой бок, тихо вздохнул и снова задремал.

– Устал мальчишка, – прокомментировала Зикси, – мы его брали на рыбалку.

Мэр-президент кивнул.

– Понятно. Опять Лимбо с ним плавала несколько больше, чем следует в его возрасте.

– Не волнуйся Десмод, – сказал Гиена, – дети в таком возрасте все делают в меру.

– Я знаю, но я слегка взвинчен. Молли логически вывела, что мне следует ожидать от западного TV обвинения в гитлеровской евгенике.

– Вообще-то, Десмод, это была парадоксальная шутка, – заметила доктор Калиборо.

– Дело в том, Молли, что пресса говорит всерьез то, что для нормальных людей лишь парадоксальная шутка.

Тем временем, «Эльдорадо» плавно и почти бесшумно пришла в движение.

– Удивительно плавный ход для колесно-паровой схемы, – оценила австралийка.

– Машина с вращающимся поршнем, – сообщил Десмод.

– А что за шутка про гитлеровскую евгенику? – спросила Зикси.

– Шутка вот какая: TV припомнит учение Гитлера о сверхчеловеке, и убедит дебилов-зрителей, что мы выводим этого сверхчеловека путем межэтнических скрещиваний.

– Учение о сверхчеловеке придумал Ницше, а не Гитлер, – заметил Гиена.

– Да, верно! Ты чертовски эрудирован. А вот зритель CNN – нет. И для этого зрителя примерно равнозначны Ницше со сверхчеловеком, и Гитлер с арийским нацизмом.

– А нам не по фиг ли этот дебил-зритель? – встряла Зикси.

– Не по фиг, – ответил мэр-президент, – дело в том, что такая PR-компания раскрутит спираль молчания. Толпа дебилов, повторяющих этот бред вынудит молчать людей с нормальными мозгами. Ведь идти против общественного мнения на Западе, это почти криминал. Или даже хуже, чем криминал. Покушение на основы демократии. Так что результатом может стать потеря нами некоторого числа потенциальных мигрантов из Первого мира. Квалифицированных умных ребят, каждый из которых для нас важен.

– Ага, ясно! – Зикси повернулась к бой-френду, – Гиена, ну что ты молчишь, а? Ты ведь аватара арийского бога! Придумай какой-нибудь контрудар!

– Уф! – выдохнул бывший канадец, – Зикси, что ты повторяешь мифы наших индусов?

Тут Молли Калиборо посмотрела внимательно на этого молодого мужчину, и внезапно поняла, кого он ей напоминает.

– Мм… Гиена, ты действительно очень похож на статуэтку аватары у индуса в салуне.

– Док Молли, я похож на статуэтку потому, что она сделана с моего 3D-фото.

– Вот как? А почему для этого использовано твое фото?

– А, такая история. Я просто помог нескольким этническим индусам, которых выслал с островов Фиджи-Тонга тамошний диктатор, генерал Тевау Тимбер.

– Несколько, это тысяча индусских семей, – встрял Десмод Нгеркеа, – и индусы считают возможным, что капитан Гитанараяна Ларсен это аватара Майтрейи Нараяны.

– Капитан кто? – переспросила Молли Калиборо.

Гиена еще раз выдохнул, и развел руками.

– Ну, имя у меня такое: Гитанараяна Ларсен. Родители у меня канадские кришнаиты.

– Гиена это сокращенно, – пояснила Зикси, – типа, в романе Джека Лондона есть такой капитан Волк Ларсен, а у нас есть капитан Гиена Ларсен, это гораздо круче, ага!

– Значит, так, – продолжил Гиена, – если есть такой риск вокруг PR, надо это обсудить с коммодором Гремлином. По-любому, мы через час с ним встретимся на Пелелиу.

– Не сейчас, – возразил Десмод, – мы же обещали отвезти Гремлина на стартовую точку треккинг-маршрута по северному Бабелдаобу.

– А что это за маршрут? – заинтересовалась австралийка.

– Это, – ответил мэр-президент, – самый красивый горный маршрут на всем Палау.

– Вот как? А у меня есть шанс это посмотреть.

– Конечно, док Молли. Ведь Гремлин как раз туда хочет тебя пригласить.

…

За час до заката. Север острова Бабелдаоб. Треккинг-маршрут.

Давным-давно, 2000 лет назад, здесь был город Бадрулчау, построенный, как говорят легенды, самими богами Мауи и Пеле, держащими мир. 37 внушительных каменных монолитов все еще окружают площадку, где боги встречались или для любви, или для каких-то других дел. А от города остались лишь искусственные террасы, вырубленные непонятными орудиями в достаточно ломком известняке. Потом город исчез, а новые племена заселили другую, южную часть острова. Руины Бадрулчау оказались скрыты джунглями. Здесь все зарастает быстро, ведь дождевые леса аккумулируют влагу из воздуха, и так много, что часть ее сбрасывается вниз, образуя озера, речки и водопады. Самый высокий, почти 20-метровый водопад называется Нгардмау, и до него можно добраться пешком, по тропе ведущей от северо-западного залива сквозь джунгли. По прямой расстояние от моря до водопада чуть больше мили. Но по ландшафту – ух!

– Ух! – объявила Молли Калиборо, уселась на плоский теплый камень у кромки воды маленького озера, раскинувшегося под водопадом, – ух! Мы дошли. Wow!

– Мы дошли, – очень спокойно подтвердил коммодор Арчи Дагд Гремлин. Он пока не спешил усаживаться, а только рюкзак снял и положил на грунт. 43-летний командир боевиков Li-Re, за плечами которого был опыт партизанских войн в джунглях Гайаны, Суринама, Таити, Гуадалканала, Новой Каледонии и Папуа, привычно осматривался.

Подозрительных эффектов вокруг не наблюдалось. Равномерно щебетали птицы, и с возрастающей силой стрекотали цикады. На краю леса поднялась в воздух маленькая стайка летучих лисиц. В озеро с негромким плеском шлепнулась лягушка. Коммодор Гремлин умел выделять из постоянного фона – шума водопада – звуки, порождаемые движением живых существ. Он слышал сейчас даже скрип камешков под ботинками туристов из сегодняшней последней регулярной треккинговой экскурсии, и обрывки коротких эмоциональных реплик. Эти звуки слабели – туристы возвращались в отель. Только два «индивидуальных туриста» решили переночевать тут, на озере, чтобы на рассвете добраться до руин Бадрулчау и погулять там до появления первой утренней экскурсии. Молли Калиборо не любила организованный экскурсионный туризм. Ее напрягали подсказки «посмотрите сюда» и «обратите внимание на это». Так что, она согласилась с идеей Гремлина использовать «пустое время» от 5 вечера до 9 утра.

Сейчас, сидя на камне у озера под водопадом, в джунглях, в компании единственного спутника – субъекта, разыскиваемого Международным Трибуналом за совсем недавно совершенные военные преступления, доктор Калиборо чувствовала себя то ли крайне смелой (надо же, на что ты решилась, Молли!), то ли абсолютной идиоткой (ты сама-то понимаешь, на что решилась?).

В начале, при встрече в аэропорту Гремлин выглядел эталонным старшим офицером коммандос, вооруженным защитником гражданского мира и спокойствия.

Позже, на яхте «Эльдорадо», когда Гремлин, отвечая на вопрос о судьбе арестованных конвоиров, невозмутимо сообщил, кто из них расстрелян, кто сослан на каторгу, а кто «отделался легким испугом», это был уже другой образ. Некто созвучный персонажам романа Гюго «1793 год». Революционный гуманист, действующий шпагой и ружьем.

А сейчас был виден третий образ Гремлина. Охотник. Партизан. Воин сельвы.

…Доктор Калиборо не удержалась и заявила:

– Знаешь, Арчи, ты сейчас похож на Бампо – Соколиного глаза.

– У меня нет кожаных чулок, куртки из оленьих шкур, и длинного ружья, – заметил он.

– Это второстепенные детали, – решительно пояснила она, – если бы Бампо обитал не в окрестностях американских Великих озер, а здесь в Океании, он бы тоже предпочитал сандалии, бриджи, жилетку-разгрузку и маузер. Мне так кажется.

– Автоматический «Маузер», – сообщил Гремлин, – появился на сто лет позже.

– В таких романах всегда есть анахронизмы, – сходу нашлась доктор Калиборо и, уже с азартом, добавила, – кстати, не только в романах. У вас тут кругом анахронизм, а если говорить более строго, то альтернативный анахронизм как в старом фильме «Золотой компас» Филиппа Пулмана. Ты смотрел?

– Да. Я посмотрел чуть меньше года назад, в конце ноября. После взятия Таити перед Зимней войной случилась передышка, а временный штаб был на Северном Самоа, где гарнизон состоял наполовину из стимпанков. Они-то мне и посоветовали этот фильм.

– Стимпанки? Вот как? Хотя, неудивительно. Такой очаровательный фильм просто не получился бы без влияния стимпанка. Это и есть альтернативный анахронизм.

– Гм… – произнес Гремлин, – …Странно, что тебе, физику, нравится фильм, где всякие магические штуки. Магия и физика вроде бы противоречат друг другу.

– Смотря, какая магия, и какая физика, – ответила австралийка, – на самом деле, именно «Золотой компас» заинтересовал меня физикой. Этот фильм вышел, когда я училась в седьмом классе, и у меня была буря восторга, я поняла, чем хочу заниматься в жизни.

Коммодор Народного флота прикурил сигару и проводил задумчивым взглядом первое облачко синеватого дыма, уплывающее в сторону заходящего солнца.

– Удивительное дело, Молли. Магия вызывает интерес к физике?

– Арчи, тебе это кажется странным, потому что ты военный, и ты видишь физику, как пользователь физических эффектов. Для тебя физика, это двигатели, пушки, взрывы и прочее в том же роде. А изнутри физика, это почти магический мир. Я говорю вполне серьезно. В фильме Пулмана магия это не мистика, а часть физики той вселенной, где разворачивается сюжет. Такая вселенная могла бы вполне материально существовать, потому что она непротиворечива в своем физическом строении.

– Но, – возразил Гремлин, – в реальной вселенной нет магии.

– Так-таки и нет? Ты уверен? Ну-ну. А тебе не кажется, что с точки зрения папуаса из джунглей наша современная технология это ни что иное, как магия?

– Это так, – согласился он, – но если папуасу объяснить, то его мнение изменится.

– Ничего подобного! Папуас просто будет понимать, как работает эта магия! Это наши унылые философы приучили всех считать, что магия, это мистика, а для папуаса магия материальна. И это гораздо интереснее! Понимаешь, физика не должна быть скучной! Вообще, наука не должна быть скучной, ведь это игра с природой в загадки и отгадки!