Текст книги "Времена Хаоса"

Автор книги: Александр Лоскутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 90 страниц)

Проклятье, ну как так могло получиться? Ведь еще совсем недавно победоносные армии Тулсака с гордым видом маршировали в глубине икленских земель. Уже прибыли послы Иклена с просьбой заключить мир, и король Ксанфипп милостиво согласился на предлагаемые ими условия. И тут будто помешательство нахлынуло на всех мало-мальски значительных персон в этом мире. Послов немедленно отозвали, Ксанфипп прилюдно порвал мирный договор, а король Иклена собрал последние резервы и вдруг перешел в наступление… Как же так получается? Мы можем победить в мелких незначительных стычках, но едва дело доходить до крупных основополагающих сражений… Как будто все наши планы тотчас становятся известны врагу. Может быть, икленцы используют колдовство?.. Но придворные волшебники не замечают ни малейших следов чужой магии. Или среди высших офицеров штаба появились предатели?.. Но… как… почему…

Как бы то ни было, но сейчас самое время перейти к подписанию временного перемирия. Пусть мы потеряем часть своих исконных земель – лет через пять можно будет снова вернуть их – но если бои будут продолжаться и дальше… Если икленцы дойдут до самого Тулсака… Город, конечно, выстоит – нет в мире такой армии, которая смогла бы захватить Тулсак – самый укрепленный и защищенный город на Вал-Накине. Вот только восстанавливать королевство после этого придется не один десяток лет. Подобное происходило примерно три-четыре сотни лет назад. Тогда армия Неалентоса подошла к несокрушимым стенам Тулсака, попыталась с налету захватить город и потерпела неудачу. А отступая, сожгла все на своем пути. Но ведь причина этого была ясна. В то время свирепствующая чума привела к тому, что пришлось расформировать половину тулсакской армии, а треть оставшихся легионов была полностью небоеспособна. В те тяжелые для королевства времена Тулсак потерял почти три четверти своих земель, но, едва только восстановив силы, вернул себе все захваченное, пусть и путем большой крови. А сейчас? Бывали случаи, когда два легиона испытанных ветеранов отступали под натиском нескольких тысяч зеленых новичков, которых король Икленский набрал в своих деревнях. Немыслимо! Что случилось с победоносными легионами Тулсака?

Нам сейчас как никогда нужен мир. Но на Ксанфиппа и его советников будто помутнение рассудка нашло. Война тянется и тянется. Тулсак отступает, Иклен прет вперед, теряя тысячи и тысячи своих солдат. Ему тоже не помешало бы перемирие, иначе полностью обезлюдевшее королевство не сможет не то чтобы удержать захваченное, но и потеряет даже исконно свое. Но и от вражеской стороны никаких предложений мира не поступало… Почему?

А Неалентос довольно смотрит на своих обезумевших соседей и выжидает благоприятного момента для того, чтобы вмешаться в войну. Почему короли никак не могут договориться? Ведь еще немного и проклятые южане вылезут из своих бесчисленных руин и сомнут оба наших королевства.

Нам всем сейчас нужен мир!

В шатер четким шагом вошел молодой лейтенант и, откашлявшись, вытянулся по стойке смирно. Генерал вздохнул. Не я управляю королевством и не мне задумываться об этих проблемах. Сейчас лишь бы с моим двадцать третьим легионом управиться…

– Я слушаю.

– Господин генерал, мы подсчитали наши точные потери во время вчерашнего сражения, а также поступили сведения от захваченных пленников. С чего прикажете начать?

– Потери?

– Сто восемьдесят три погибших и двести сорок шесть раненых. Некоторые из раненых, по мнению военных хирургов, вряд ли доживут до рассвета.

– Итого двести погибших. – А мы успешно разогнали почти пять тысяч врагов. Ну почему такое удается только в подобных ничего не значащих стычках, а на полях крупных сражений ситуация складывается полностью противоположной? – А что пленные? Сильно упорствовали?

Лейтенант поморщился:

– Упорствовали, господин генерал, но наш палач хорошо знает свое дело… мне стало тошно только от одного вида того, что он с ними сделал.

– Что они нам милостиво поведали?

– Вообще-то один из них согласился показать нам расположение всех известных ему отрядов. Если прикажете, я могу немедленно доставить его сюда.

Генерал задумчиво пригладил встопорщившиеся усы и согласно кивнул. Лейтенант мгновенно выскочил из шатра, и почти сразу же три широкоплечих солдата втащили обряженное в рваные лохмотья окровавленное существо, в котором трудно было узнать человека. Избитое распухшее лицо, окровавленные губы и отсутствие доброй половины зубов. На покрытой запекшейся кровью спине бывшего капитана икленской пехоты красовались уродливые раны, которые могло оставить только раскаленное железо. Правая нога воина была сломана и безвольно волочилась по земле, а над местом перелома явно поработали чьи-то "искусные" руки. Вырванные ногти и распухшие пальцы пленника производили ужасное впечатление. Бывший капитан закашлялся и, выплюнув кровавый сгусток, с трудом поднял свои заплывшие глаза на невозмутимо смотревшего на него генерала. Было отчетливо видно, что боец только отчаянным усилием воли удерживает себя от крика. Молодец, настоящий солдат!

В палатку снова проскользнул молодой лейтенант и, презрительно поморщившись, подтолкнул эти жалкие человеческие обломки к расстеленным на столе картам.

– Показывай!

– Вот здесь… здесь… и здесь…

Палец пленника, тяжело тыкался в нарисованные леса и реки и, оставляя расплывающиеся на бумаге кровавые пятна, наглядно помечал расположение крупных вражеских отрядов.

– И два конных легиона вот здесь…

Генерал нахмурился. Это "здесь" было слишком уж близко к нынешним позициям двадцать третьего легиона. Следовало бы проверить эти сведения, послав десяток разведчиков и если это правда… Пожалуй стоит отступить и не связываться с такими крупными силами.

– Уведите пленника и дайте ему положенную ему награду за любезно предоставленные сведения.

Один из солдат быстро кивнул и вытащил из-за пояса кинжал.

***

Далеко-далеко от этого места в глубокой пустой пещере, куда никогда не проникают лучи тусклого красноватого солнца, произошло некоторое движение, сопровождаемое тихим шорохом осыпающегося песка.

– Но стоит ли продолжать?.. Воистину, дело не стоит затрачиваемых нами усилий… Мы тратим титанические силы только для того, чтобы протянуть тонюсенькую ниточку и связаться с другими мирами…

– Но ты же знаешь, что у нас нет другого выхода… Мы не можем провести в этой дыре весь остаток Вечности… А последний реальный шанс на освобождение был утерян, когда Ключ Маркела покинул Грастос и канул в Бездну…

– Проклятье… Тот парень все испортил… Я бы с превеликим удовольствием свернул ему шею… Почему ты мне не позволила?..

– В этом не было смысла…

– Но какое удовольствие…

– Удовольствие не поможет нам выбраться отсюда, а силы еще понадобятся… Мы должны продолжать… Эти раздробленные и воюющие между собой дикари не способны даже приблизиться к нашей проклятой тюрьме… Только сильное и единое государство может освободить нас… Со временем…

– Время, время, снова время… Будь оно проклято… Мы уже полторы тысячи лет не можем отсюда выбраться, а ты все твердишь: время, время…

– Ты можешь предложить другой способ?..

– Но почему именно Вал-Накин?.. А не Таулус, не Шинос, или не Кибад?..

– На Таулусе слишком много магии, и в подобных условиях кто-нибудь может ощутить наше присутствие… Армии Шиноса и Кибада слишком слабы и не смогут успешно проводить завоевание… Но объединенные силы Вал-Накина способны смести любое сопротивление на своем пути…

– И мы сможем добиться этого объединения сил, истощая в войнах два каких-то абсолютно ничтожных королевства?.. Ты слишком самоуверенна…

– Это всегда себя оправдывало… Тулсак и Иклен истощают друг друга в постоянных войнах, а в это время Неалентос копит силы и готовится объединить весь мир под своей властью… Объединенный Вал-Накин – первый шаг к нашей свободе… Потом мы подтолкнем его еще несколько раз…

– И сколько нам еще тут страдать?.. Эта проклятая Сеть давит на меня как камень…

– Давай лучше продолжим…

Обмен мыслями завершился. Два чуждых нечеловеческих разума договорились между собой. В глубокой темной пещере снова возникло присутствие невероятно могущественной магии. Исполинские силы пришли в движение, но на каждую частичку высвобожденной магии тут же возникала другая частичка, абсолютно ей противоположная. Магия и антимагия столкнулись между собой, распространяя по волнам магического эфира чудовищные возмущения. Невидимые узлы окутывающей мир необычайно плотной Сети вспучились, стремясь поглотить любое чужеродное волшебство. И в результате высвобожденной силы, способной без усилий стереть в песок целые горы, едва хватало для того, чтобы проделать незначительную щель в ткани реальности и, просунув в этот разрыв тонюсенький волосок магии, дотянуться до Вал-Накина, где этот почти неощутимый ручеек волшебства распался еще на несколько частей, каждая из которых четко нашла свою цель…

Вал-Накин располагался гораздо дальше от этого места, чем находящийся почти на окраине населенной части Мироздания Грастос, и поэтому требовалось гораздо больше магии, чтобы пробить канал связи до этого мира. Соответственно уменьшалась и эффективность воздействий. О полном подчинении воли сотен людей и массовом принуждении, как это было на Грастосе, можно было и не думать. Отныне они могли только советовать. Нашептывать в уши, осторожно подталкивать и всяческими ухищрениями направлять события в нужную сторону. Время грубой силы прошло.

Но тонкое знание человеческой природы приносило свои плоды.

Война Тулсака и Иклена продолжится. Неалентос по-прежнему будет копить силы, ожидая подходящего момента.

Снаружи по пустынной равнине, вздымая клубы пыли, пронесся порыв ветра. Мерно мерцали безразлично висевшие в воздухе четыре багровых огонька.

А немного в стороне среди беспорядочного нагромождения выветрившихся утесов можно было разглядеть наполовину засыпанный песком сплетенный из света шар, внутри которого смутно угадывались черты человеческой фигуры.

***

Двадцать третий панцирный легион медленно отходил на запад, устремляясь на соединение с одиннадцатым конным и четвертым гвардейским легионами, чтобы объединенными силами дать бой наглым захватчикам. Полученные от капитана икленцев сведения полностью подтвердились. Два конных легиона врага медленно двигались вдоль кромки леса, явно собираясь обойти основное скопление войск Тулсака и нанести им смертоносный удар прямо в незащищенную спину.

Генерал немедленно выслал гонца к королю с докладом о текущем положении вражеских войск. Через несколько дней измученный гонец вернулся обратно, принеся четкий приказ короля: не допустить прорыва икленцев и любой ценой выбить врага из этой провинции. На помощь уже выступили два легиона, но один из них уже серьезно потрепан, а второй целиком состоит из зеленых новобранцев. Руководство объединенными силами целиком возлагалось на командование двадцать третьего легиона.

Предстояла нешуточная битва.

Каждый вечер седой генерал сидел в шатре и до рези в глазах всматривался в свои потрепанные карты. Как? Как мне разбить такие серьезные силы, имея в своем распоряжении одну только пехоту? Одиннадцатый конный легион он не считал за подмогу, справедливо полагая, что от этих неоперившихся глупцов будет мало проку. Они же побегут едва только запахнет жареным.

Вот если бы удалось завязать сражение под покровом леса. Потерявшая маневренность конница стала бы легкой добычей… Но икленцы не настолько глупы, чтобы ввести рыцарей под деревья.

Генерал вздохнул и снова вернулся к своим картам. Наконец он недовольно поморщился и хмуро ткнул пальцем в отмеченную на карте извилистую гряду невысоких холмов. Мандуррские холмы. Здесь. Только здесь мы будем иметь хоть какой-то шанс.

Четыре багровых огонька слабо мигнули, и в тот же миг мысль о поросших кустарником холмах медленно всплыла в голове командующего элитным легионом икленских рыцарей. Холмы. Битва.

Двадцать третий легион шел на запад к холмистой гряде, которой скоро предстояло стать местом кровавого побоища. Там его уже ждали четвертый гвардейский и одиннадцатый конный легионы. Холмы приближались. Но враги приближались тоже. Счет шел на считанные часы.

Время Тулсакского королевства подходило к концу. Его звезда закатилась за несколько часов до того момента, когда на Мандуррских холмах столкнулись между собой в кровопролитной битве почти пятьдесят тысяч солдат.

В небольшой стычке на берегу бурной реки Саренсы пал на землю король Ксанфипп Тулсакский. Случайная вражеская стрела отыскала себе дорожку в великолепных позолоченных латах короля. А через несколько минут после этого сокрушительного удара последовал еще один. Единственный наследник трона, четырнадцатилетний принц Тулсакский, спускаясь по лестнице в Поднебесном Дворце, поскользнулся и разбил голову о мраморные ступени. Династия, правившая Тулсаком без малого четыреста лет, оборвалась, оставив королевство перед лицом неотвратимо надвигающегося врага.

Четыре багровых огонька. Первый шаг уже сделан. Тулсак должен пасть. И в тот же миг король Икленский довольно откинулся на спинку своего походного трона, абсолютно уверенный в своей полной победе, еще не сознавая, что ему предстоит стать следующим. Четыре багровых огонька. Глаза Падших смотрят на мир и видят все… Все…

***

Радан машинально поправил щит и громко вздохнул. Рукоятка меча привычно лежала в ладони, но уверенности почему-то не внушала. Непонятно откуда появившееся неприятное чувство жгло его душу, принуждая немедленно бросить все и со всех ног удрать куда-нибудь подальше.

Двадцать третий легион занимал удобную и стратегически важную позицию на пологом склоне холма. Слева плотные ряды панцирников прикрывали густые лесные заросли, а справа расположились королевские гвардейцы, выставившие свои зазубренные копья над плотной стеной щитов и готовые в любой момент с честью встретить любую вражескую выходку. Нестройная толпа конных новобранцев разделилась на несколько отрядов и теперь нервно переминалась в ожидании сигнала к атаке. Радан посматривал на них с плохо скрываемым презрением. И это отребье нынче называется легионом? Самые настоящие оборванцы. Вместо добрых стальных кирас какие-то рваные металлические кольчуги, их кони будто вчера еще возили плуги, а оружие… О, Отец Сущего, что это за ржавые железки. Самые разнообразные железяки от легоньких дротиков, до громадных двуручных секир, которыми широко пользуются королевские палачи. Рубить головы ими весьма сподручно, но воевать… А люди-то, люди… Хилые слабосильные юноши и дрожащие старики.

Да, Тулсакское королевство явно переживает не лучшие времена. Еще год назад этих пастухов никогда бы даже не подпустили к казармам…

А на равнине среди густой травы заканчивали построение икленские легионы. Конные рыцари и легкая кавалерия. От обилия сверкающей стали резало глаза.

Рыцари… Проклятье, это рыцари. Справиться с ними будет ох как не просто. Половина легиона поляжет уж точно. Если не две трети. Мыслей о возможном поражении Радан старался не допускать в свою голову. Если думать о поражении, то точно проиграешь…

Солнце палило немилосердно, и задыхающийся в тяжелых доспехах Радан, обливаясь потом, с ужасом думал о предстоящем сражении. Как можно драться в такую жару? Немного утешало только то, что врагам приходится также несладко. Хотя им легче – ведь они почти все верхом.

Плотный строй вражеских рыцарей неподвижно замер готовый к атаке. На небольших треугольных щитах икленцев весело плясали солнечные лучи. Грозно возвышался к небесам едва заметный с такого расстояния частокол поднятых к небу копий. С флангов основные ударные силы врага прикрывали многочисленные небольшие отряды легкой конницы. Похоже, основной удар придется именно сюда… Ох-хо…

Из вражеских рядов медленно выехал вперед один из рыцарей и, развернув вяло обвисшее в полном безветрии знамя, поднес к губам ослепительно блеснувший медью боевой горн. Одинокая нота, пронзившая застоявшийся воздух ознаменовала собой начало одного из самых кровопролитнейших сражений этой войны.

По рядам икленских рыцарей будто бы прокатилась волна. Привычными движениями с лязганьем опускались непроницаемые забрала шлемов и поднимались в боевое положение висевшие на боках щиты. До неподвижно застывших легионеров донеслись далекие человеческие голоса – вражеские командиры громко отдавали последние распоряжения перед началом битвы.

Стальная лавина дрогнула и медленно поползла вперед, тяжело набирая скорость. Даже выносливые рыцарские лошади не могли быстро бежать с таким грузом. Частокол копий разом опустился, готовясь к тяжелому удару.

– Шиты сомкнуть! Копья наперевес!

Следуя команде, Радан привычно поднял свой щит, ощущая со всех сторон локти своих товарищей. Над плечами у него высунулись узкие граненые жала копий, предназначенные для того, чтобы пробивать тяжелые латы.

Неумолимая стальная лавина, с каждой минутой все больше разгоняясь, ползла вперед. Рыцари приближались. О, Страж Бездны, кто же может остановить эти ужасающие стальные чудовища?.. Радан уже мог отчетливо разглядеть плотные забрала шлемов, прекрасно различал каждую чешуйку пластинчатой брони, прикрывающей голову и грудь рыцарских лошадей, и грозные наконечники копий, ослепительно сверкающие в солнечном свете и жаждущие глубоко вонзиться в трепещущую человеческую плоть. Он видел вылетающие из-под копыт вражеских коней клочья вырванной травы, видел каждую щербинку на начищенных до зеркального блеска щитах, видел развевающиеся вымпелы и мог при желании отчетливо различить каждую их черточку.

Время, как всегда бывает в подобных случаях, замедлило свой бег. Радан закрыл глаза, чтобы не видеть надвигающейся смертоносной лавины и принялся молиться. Отец Сущего, спаси меня в этой чудовищной…

Сильнейший удар в щит, треск ломающегося копья, отчаянное предсмертное ржание лошади, в грудь которой вонзились разом три копья, приглушенная ругань и крики слились воедино. Радан пошатнулся и с трудом смог удержать равновесие. Прямо в середине его щита виднелась глубокая вмятина, металл вокруг нее сморщился и покрылся мелкими трещинками. Рука, принявшая удар на себя, отчаянно ныла. Неподалеку еще билась пронзенная насквозь лошадь, а ее всадник, очумело мотая головой, пытался приподняться шагах в десяти от строя.

Следующий могучий удар развернул Радана боком и небрежно швырнул на землю. Распоротый почти пополам щит вырвался из его рук и отлетел в сторону. Помутившимся взглядом сержант видел, как вылетевший из седла вражеский рыцарь рухнул прямо перед строем и в него сразу же вонзился целый десяток копий. Но в этом уже не было нужды, даже отсюда по вывернутой неестественным образом голове было заметно, что бедняга сломал себе шею.

– Сомкнуть строй!

Пытающегося подняться Радана оттеснили в сторону. Выдвинувшиеся из задних рядов щитоносцы закрыли образовавшиеся в строю бреши, отталкивая в сторону убитых и раненых товарищей. Сейчас было не до церемоний – приближалась третья волна рыцарей. Грозно поднятые для удара копья уже готовились собрать свой кровавый урожай. Немного в стороне точно такая же стальная волна накатывалась на плотные ряды гвардейцев из четвертого легиона. На земле лежали десятки убитых в искореженных доспехах. Раненые со стонами отползали в стороны, стараясь убраться подальше от разгоравшейся сечи и при этом не попасть под безжалостные копыта рыцарских коней.

Немного в стороне уже шла ожесточенная драка – отряды легкой конницы врага схватились с вооруженными кое-как новобранцами из одиннадцатого легиона и нещадно теснили их. Ржание коней и громкие человеческие крики слились воедино со звоном скрещивающихся мечей и лязганьем доспехов.

С треском ломающихся копий и глухим металлическим скрежетом лавина икленских рыцарей врезалась в плотные ряды двадцать третьего легиона. На землю упали десятки убитых и раненых бойцов. Из рыцарей уцелели считанные единицы, большинство же нашло свой конец на остриях многочисленных копий. Но и для латников этот сильнейший удар не прошел бесследно – в сплошной стене щитов образовались широкие бреши, куда сразу же устремились враги, пытаясь закрепить свой успех.

Радан закричал, присоединив свой боевой клич к сотням других, отбросил в сторону бесполезный смятый щит и, размахивая мечом, ринулся в битву.

Поднырнув под удар какого-то рыцаря с роскошным гребнистым шлемом, Радан молниеносно ответил встречным ударом. Высекая искры, меч проскрежетал по стальным латам, оставив всего лишь небольшую вмятину. Рыцарь громко захохотал и снова замахнулся своим громадным двуручным мечом. Радан с трудом успел увернуться, проклиная отсутствие щита. Прыгать в тяжеленных доспехах было не так уж и просто. Промахнувшегося рыцаря крутануло на месте, и в тот же миг чья-то громадная булава обрушилась на гребнистый шлем, сминая его в безобразную кучу металла, из которой во все стороны брызнула кровь. Подняв голову, Радан увидел широко раскрытые глаза молодого парня не старше восемнадцати лет. Всадник в легких доспехах дернул за поводья своего хилого скакуна и, подняв несколько пыльных облачков, умчался. Все же этот одиннадцатый легион на что-то да годен… Радан с трудом подавил искушение снять шлем и вытереть заливающий глаза пот.

Заметив внезапный блеск металла, он рывком развернулся и едва успел отразить могучий удар. Необыкновенно рослый рыцарь в запятнанных кровью и помятых на груди латах, тяжело дыша, снова поднял свой меч. Радан, сознавая, что уйти от этого удара уже не сможет, сделал единственно возможное в этой ситуации – отбросил меч и прыгнул вперед, сбивая закованного в латы гиганта с ног. Они кубарем покатились по земле, взрывая и разбрасывая во все стороны пучки вырванной травы. Когда суматошно мельтешащие перед глазами небо и земля, наконец, успокоились и замерли на своих местах, Радан со стоном приподнялся, ощущая, как болят его помятые ребра. Рыцарь лежал рядом и, слабо размахивая руками, старался перевернуться на живот, чтобы подняться. Тяжелые латы неумолимо не давали ему оторваться от земли.

Вытянув из ножен короткий кинжал, сержант с ухмылкой подошел к поверженному гиганту и, прыгнув на него сверху, принялся просовывать узкое лезвие кинжала в предназначенную для глаз прорезь на шлеме. Рыцарь, схватив его за запястья, отчаянно сопротивлялся, но на стороне Радана была еще и сила тяжести. Он всем своим весом навалился на рукоять кинжала и, почувствовал как со скрежетом раздвигаются защитные металлические полоски, а лезвие с отвратительным хрустом входит во что-то мягкое. Рыцарь, несколько раз судорожно дернувшись, замер без движения. Вытаскивать застрявший кинжал не было времени и поэтому, оставив оружие в ране, Радан с трудом поднялся на ноги, подхватил громадный меч рыцаря и, проклиная жару, осмотрелся по сторонам.

А вокруг яростно бушевала битва. Рассеянные ряды пехотинцев упорно сопротивлялись непрерывно накатывающимся на них волнам тяжелой кавалерии. Ужасающие копья конных рыцарей собирали свой богатый урожай человеческих жизней. То тут, то там можно было разглядеть, как пронзенный зазубренным копьем легионер с предсмертным воплем валился на землю, а убивший его рыцарь, небрежно отбрасывая в сторону обломок копья, вытаскивал свой громадный меч и устремлялся прямо на ряды упорно сопротивляющихся воинов Тулсака. Но и икленские рыцари не уходили безнаказанными. Вот один из гвардейцев покатился по земле и мастерским ударом подрубил ноги коня, на котором гордо восседал бронированный великан. Рыцарь с воплем вылетел из седла и, дребезжа доспехами, рухнул на землю, где его встретили мечи нескольких латников. Гвардеец же молча поднял меч и добил отчаянно бьющуюся на земле лошадь.

Но в целом битва складывалась не слишком благоприятно для королевства Тулсак. И если двадцать третий легион еще твердо держался на своих позициях и кое-где даже пытался контратаковать, то четвертый гвардейский уже медленно пятился назад под яростным натиском сотен и сотен конных рыцарей. Еще немного и в ширившуюся брешь хлынут десятки вражеских солдат и, зайдя во фланг легионерам, лишат их последнего шанса на победу… От одиннадцатого легиона осталось только несколько жалких кучек всадников, беспорядочно мечущихся по полю битвы и преследуемых восторженно вопящими конниками врага.

Тысячи тел в окровавленных изрубленных доспехах устилали землю ужасающим ковром смерти. Некоторые все еще шевелились и со стонами старались приподняться, но в отчаянном хаосе битвы на них никто не обращал внимания. Судьбу раненых будет определять победитель. Десятки лошадей без всадников носились кругами, вставая на дыбы и испуганно взбрыкивая. Груды человеческих и лошадиных тел, из которых во множестве торчали копья, отмечали то место, где неотвратимая смертоносная лавина рыцарей столкнулась с железным упорством намертво стоящего двадцать третьего легиона. Вокруг этих груд в беспорядочных стычках сражались сотни бойцов.

Смерть, сталь и кровь.

Позади за смешавшимися в единую бурлящую кашу рядами тулсакцев и икленцев слабо блеснули золоченые доспехи. Командующий объединенными силами седовласый генерал лично вел в атаку резервную тысячу – последний шанс Тулсака на победу. Свежие силы врезались в ряды икленских рыцарей и начали медленно теснить их назад. И в самой гуще сражения мелькали золоченные генеральские латы.

Радан, обливаясь потом и с ненавистью глядя на опаляющее солнце, с трудом поднял меч и, яростно рыча, бросился в атаку. Ничего не успевший понять рыцарь получил могучий удар по плечу. Латный доспех не выдержал и лопнул, а меч по самую рукоятку вошел в мягкую плоть. Высвободив окровавленное оружие, сержант двадцать третьего легиона, заметив направляющегося к нему рыцаря, который с самым угрожающим видом размахивал мечом, нагнулся и, охнув от боли в помятых ребрах, подхватил один из щитов во множестве валявшихся под ногами. Щит был немного помятым с краю и запятнанным кровавыми потеками, но еще вполне годным. И именно этот щит и принял на себя первый удар икленца.

Звон стали. Вмятина на поверхности щита. Привычная волна боли, пробежавшая по держащей щит руке. Рука, сжимающая меч, инстинктивно выбрасывается вперед для встречного удара. Столкновение двух мечей. Лязганье доспехов.

Но одолеть превосходно защищенного рыцаря не так уж и просто. Тут необходимо предпринять что-то неожиданное… Радан шагнул вперед и, внезапно отбросив меч, схватил щит сразу двумя руками, а потом, размахнувшись, метнул его в удивленно отступившего рыцаря. Тот пошатнулся и, потеряв равновесие, упал. Усмехнувшись, Радан поднял с земли меч и замахнулся… Но поздно. Один из легионеров уже со скрежетом выдернул из мертвого тела свой окровавленный меч и, хлопнув Радана по плечу, отскочил в сторону, скрестив мечи с широкоплечим рыцарем.

Недоуменно посмотревший ему вслед Радан понял, что неосмотрительно повернулся спиной к врагу только когда могучий удар стегнул его по спине и ослепляющим звоном прокатился по всему телу. Он упал на землю, задыхаясь от опаляющей боли. С треском лопнули несколько ремешков, и помятая железная банка с отверстиями, именуемая шлемом, отлетела в сторону, но верная кольчуга выдержала этот сильнейший удар, уберегая своего владельца от неминуемой смерти. Радан покатился по земле, жадно хватая ртом пропитанный кровью и смертью воздух. Когда сознание немного прояснилось, а прыгающие перед глазами пятна медленно испарились, он понял, что лежит на земле, а над ним возвышается громада вражеского рыцаря, поднявшего над головой окровавленный меч.

Меч медленно поплыл вниз с каждым бесконечно долгим мгновением набирая скорость и готовясь одним могучим ударом пригвоздить к земле человека, разрубив его сверху донизу. Радан с ужасом дернулся, осознавая, что увернуться уже не успеет. Правая рука, все еще сжимающая в ладони рукоять меча, поднялась в инстинктивном жесте защиты…

И именно это спасло его жизнь. Столкновение двух мечей немного изменило направление удара. Вместо того, чтобы пронзить живот Радана, меч рыцаря отклонился вверх и ударил прямо в грудь, защищенную толстым литым панцирем. Волна невыносимой боли молнией пронзила сержанта двадцать третьего легиона. С отчетливым хрустом сломалось несколько ребер. Грудь вспыхнула невыносимой болью. А на литом нагруднике появилась глубокая вмятина. Металл треснул и завернулся внутрь, глубоко вдавившись в плоть. Но я еще жив! Радан, не ожидая следующего удара, который наверняка станет смертельным, дернулся всем своим измученным телом и, откатившись в сторону, замахнулся мечом… Точнее рукояткой от меча, оканчивающейся небольшим обломком клинка… В то же мгновение, поняв, что теперь он полностью беззащитен, Радан рывком перевалился через мертвого легионера в разрубленной кольчуге и кубарем покатился вниз по склону холма. От взвившейся в груди боли слезились глаза. Каждая кочка, каждый почти неразличимый глазу бугорок, каждый камешек причиняли самые ужасные мучения.

С треском врезавшись головой в защищенный железными латами живот неподвижно лежащего рыцаря, Радан потерял сознание и в обнимку с мертвецом скатился с холма, скрывшись среди беспорядочного нагромождения мертвых тел.

***

Над полем недавней битвы воцарилась ночь. Лишь полумесяц луны, проглядывающий между редкими облачками и лениво заливающий окрестности тусклым призрачным светом, да несколько ярких точек далеких миров нарушали безграничную черноту ночного неба. Вал-Накин находился почти в центре Мироздания, и с его поверхности в случае хорошей безоблачной ночи можно было различить почти десяток далеких солнц, освещающих земли чужих миров.

Битва закончилась, и на месте кровопролитного сражения сгустилась мрачная тишина. Не слышно было ни звона оружия, ни лязганья доспехов, ни громких боевых выкриков. Тишина. Мертвая давящая тишина кладбища. Места, где тысячи людей обрели свое последнее пристанище. И только далеко-далеко отсюда, возле самой кромки леса, слабо мерцали десятки светлых пятнышек – там стояла лагерем одна из принимавших участие в битве армий.

Многочисленные мертвые тела густо усеивали обильно политую кровью землю. Мертвые глаза пустым безразличным взором уставились в небеса. Мертвые сердца остановились навеки и ни одна сила в мирах не могла пустить их снова, и даже великое могущество Творцов не могло воссоздать жизнь в мертвом теле. Души павших в бою воинов уже навеки обрели свое успокоение в бескрайних глубинах Бездны.

Иззубренные затупившиеся мечи, расщепленные обломки копий, помятые щиты, разрубленные кольчуги и пробитые латы. Кровь и сталь.

Помятые, ржавые и изъеденные временем воинские принадлежности и многочисленные человеческие костяки еще многие годы будут отмечать эти холмы, как место одного из бесчисленных сражений, которыми была всегда богата история любого крупного мира после Раскола. Спустя годы земля поглотит эти ужасные останки древних времен и, приняв их в свои милосердные объятия, подарит вечное забвение. Века сотрут в прах кости, превратят ржавый металл в мелкую пыль, развеют человеческую память… Но сама земля будет вечно помнить о тысячах и тысячах солдат, отдавших здесь свои жизни.