сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 77 страниц)
Так мое детство окончательно закончилось. Мать быстро нашла себе мужа. Отец – алкоголь. Нет, не спивался до беспамятства, не подумай, это даже нельзя было назвать алкоголизмом, но он чах на глазах. Я всегда видела папу героем, рыцарем… Возможно, поэтому именно меня с ним и оставили. Видеть, как твой герой становится жалким и беспомощным?.. Худшего испытания и не придумать. У Мэгги дела обстояли не лучше. Мы с каждым годом виделись все реже и реже, меня редко приглашали к ним домой, а сестру вообще не отпускали к нам. Между нами словно пролегла большая пропасть, и едва мы начинали строить мост над ней - нас хватали за руки и оттаскивали еще дальше друг от друга.
И так четыре года. В конце концов отец окончательно отгородился от меня, замкнувшись в себе. Я перестала его боготворить. Да и, в принципе, просто уважать перестала. Внезапно из героя и великого сказочника мой отец превратился в бесхребетного и инфантильного слабака, который и о себе позаботиться-то толком не мог, что говорить о дочери. Ну а я... а я развивалась не в самом лучшем направлении. Это называется: «отбиться от рук». Прогуливала уроки в школе, разбивала стекла в чужих окнах, подкладывала камни на рельсы. Мэгги? Нет, она такой не стала. Ее вообще не стало в моей жизни: я видела ее раз в несколько месяцев, а она обычно молчала и не смотрела никому в глаза.
В тот день я не пошла в школу. Это было утро, я думала, застану Мэгги врасплох. Села не на тот автобус, который ехал в школу, и поехала к ней домой – я знала, где теперь они живут. Я знала что ее отчим – Сэм, был очень строгим и не любил меня, но я так скучала по ней, Йен… Я так хотела ее увидеть. Они жили на самом отшибе, практически на ферме. На окраинах города соседи строят свои дома как можно дальше друг от друга. Когда я подошла к их дому, калитка была заперта на засов с внутренней стороны. Меня, это, конечно, не остановило – я ведь отлично перелазила через самые высокие заборы.
Я тихо подошла к двери дома и еще издалека поняла, что она приоткрыта. Это меня очень удивило. Когда я поднялась на крыльцо, то около двери я увидела кровь. Я испугалась, что Мэгги, у которой с рождения зрение было хуже моего, споткнулась, как это было еще очень давно, и теперь ходит по дому, зажимая нос. То, что крови было гораздо больше… Не знаю, почему я так хотела верить, что она просто разбила нос.
Я не хотела стучать или звать кого-либо, потому что боялась, что Сэм все еще дома, и если он меня заметит, то точно прогонит тут же. Я знала, в какой комнате живет Мэгги, поэтому могла тихо прошмыгнуть туда. Я вошла в коридор и тут же наступила в лужу. Когда я посмотрела вниз – чуть не потеряла сознания, - я еще никогда не видела столько свежей крови. Едва не вырвало, боже, такая жидкая она была. Большие полосы, словно что-то тащили по полу, вели в кухню. Тут уже верить, что Мэгги просто разбила нос, не получалось. Я не хотела туда идти и мне было очень страшно, но я все равно пошла. За Мэгги мне было еще страшнее.
Я тихо открыла дверь на кухню и едва не закричала. Только Боги спасли меня от этого. На полу, вся в крови, лежала мать… Ее голова была вывернута так, что подбородок касался спины. Потом я стала замечать, как вывернуты все ее конечности помимо головы. Кости торчали, словно иголки из подушечки, а в рот запихана какая-то куча тряпок. Все в крови… Клоки вырванных едва ли не с кожей волос по всюду. Видимо, кто-то тащил ее за хвост по всему коридору. Меня почти вырвало, когда я вдруг услышала крик. Конечно же, я моментально узнала голос.
Я еще не знала, кто напал и так жестоко убил мою маму, но я определенно точно знала, что не позволю убить еще и сестру. Крик раздался на втором этаже, как раз в комнате Мэгги, и я отчаянно бросилась туда, молясь, что еще не слишком поздно. Нам было только двенадцать.
Лестница на второй этаж была в гостиной, в которой был небольшой камин и связка дров рядом с ним. Там же и был небольшой топор. Одна мысль о крови, убийстве повергала меня в ужас. Но Мэгги закричала протяжно, громко, и этот крик был полон такого ужаса, что я схватила этот топор уже без лишних раздумий. Я взметнулась по лестнице так быстро, как еще никогда.
Я еще в коридоре увидела широкую спину мужчины, согнувшегося пополам в комнате сестры. На полу лежала Мэгги, слабо извиваясь в мощных руках. Одежда на ней была порвана в клочья, и через дыры были видны огромные синяки и свежие кровоподтеки. Он уже душил ее, я, кажется, даже из коридора слышала хруст ее шеи. Я тогда связалась с плохой компанией, Томсон. Большого ума не надо, чтобы понять, что он с ней хотел сделать. На мужчине был красный свитер, который связала моя мать на прошлое Рождество своему второму мужу.
Я не знаю, что тогда на меня нашло… дети такого не испытывают. Это был ужас? Это была ненависть? Ярость? Ничего из этого не подходит для того, что я тогда испытала. Я застыла, глядя на то, как Сэм душит мою сестру, и не могла пошевелиться. Я просто смотрела на это, словно была в каком-то трансе. Сначала мне было очень жарко. Потом безумно холодно. И ни одной мысли в голове, - вот и все, что я испытала тогда.
Я не торопилась. Я бы даже сказала, я подошла сзади гораздо медленнее, чем могла бы. Я буквально дышала на поясницу Сэма, когда остановилась. Я стояла секунду и, казалось, даже сердце мое стучать перестало. А потом произошло то, что люди называют безумием. Я, наверное, сошла с ума.
Сначала поднять над головой топор было тяжело. Вонзить, а потом быстро вынуть его из чужой спины – еще труднее. Но после двух ударов я как-то быстро… наловчилась. Сэм с ревом свалился на пол, перевернулся на живот, но я не заметила и этого. Я просто остервенело махала этим чертовым топором, вверх-вниз. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Кровь забрызгала меня всю, даже глаза, отчего я совершенно перестала видеть. В ушах стоял звон.
Под ударами было что-то мягкое, но проще от этого не становилось. Я не знаю, сколько времени прошло, может, все это длилось не больше пары секунд, но я абсолютно забылась в этот момент. Не так, как оно бывает иногда с людьми. Я забыла все: имя, язык, людей вокруг. Я даже забыла, что я человек.
Потом топор застрял и не хотел двигаться. Ручка была слишком скользкой, и я выпустила его из рук, а потом свалилась на пол сама, изнеможенная. Все тело ломило и болело, но я по-прежнему не чувствовала ничего: ни в голове, ни в душе.
Я упала на пол, прямо неподалеку от Мэгги. Это был самый ужасный момент в моей жизни.
Мэгги была истерзана Сэмом до неузнаваемости: все ее тело посинело от побоев, а лицо взбухло. Я лежала прямо напротив нее, на расстоянии вытянутой рукой, а она смотрела мне в глаза, - мое избитое до смерти отражение. Я едва дышала от усталости и совершенно не соображала.
Что-то теплое просочилось подо мной, - это была кровь Сэма, чей живот я вспорола до самых внутренностей, превратив их в обычное кровавое месиво. Едва ли он был жив, - это было мое первое убийство, а я просто валялась на полу, ни в чем не отдавая себе никакого отчета. Пока.
Мэгги была еще жива, еще, но ненадолго. Она вдыхала воздух ртом, как выскочившая на ковер рыба из аквариума. Кровь, коварно добравшаяся через меня и до нее, коснулась ее губ. Она хрипела, очень громко. Это я расслышала даже сквозь звон в ушах. Ее синие глаза были полны ужаса.
Она смотрела не на приближающуюся смерть. Не сквозь меня на убитого Сэма. Она смотрела на меня в упор, и ей было дико страшно. Она боялась. Меня.
У меня не было сил ни удивиться этому, ни испугаться. Я потянулась к ней рукой, и Мэгги, силы которую почти оставили, вздрогнула всем телом. После этого она выпустила свой последний вздох, и глаза ее начали стекленеть. Я уснула или потеряла сознание, не знаю.
Когда пришла в себя, за окнами солнце уже садилось. Вокруг все смердело чем-то тлетворным. Скорее всего, тут поработало мое детское восприятие. Все тело ныло, мало того, что кожа липла абсолютно везде, а одежда задеревенела. Я кое-как встала на ноги, которые отчего-то сильно дрожали, и взглянула на то, что творилось вокруг. О-о, нет, я прекрасно все помнила, я ничего не забыла, нет. Я смотрела на мертвое тело сестры, на растерзанный мною труп проклятого Сэма, на кровь, которая, наверное, уже даже успела просочиться сквозь пол, и… Я ничего не почувствовала, ни страха, ни сожаления. Мне все еще было холодно.
Я не пошла домой. Думала, отец совсем свихнется, если узнает, во что превратились остатки его семьи. Я помылась. Нет, я очень долго мылась, пока вода, стекающая с меня, не перестала быть бордовой. Я помню, как пялилась себе под ноги, даже не замечая, что стою под абсолютно ледяным напором воды. Потом я переоделась, вытащив какую-то одежду из шкафа Мэгги. В ее комнате уже роились мухи, учуявшие мясо и кровь. Я сделала вид, что кроме меня в этой комнате никого больше нет.
Я забрала ее сумку. Положила туда еды, в основном, набрала конфет, которые она обычно прятала у себя под подушкой. И ушла. Никому не позвонила, ничего не сказала соседям, не оставила для полиции даже записки. Я просто ушла прочь, я даже не знала, куда.
Стоит ли тебе говорить, что я успела натворить за следующие два года? Дети могут быть страшными убийцами, если им это по-настоящему интересно, если их мозги не так повернуты или если мамочка с папочкой с колыбели не рассказали им, что хорошо, а что не очень. Я не подошла ни под одну из этих причин. Я быстро нашла дурную компанию. Серьезную дурную компанию, которая быстро нашла, как меня использовать. Думаешь, мне было весело убивать? Или, может, неприятно?
Нет. Мне было на удивление все равно. Я просто научилась выживать. А если для этого нужно было убить – без проблем. В детях редко подозревают убийц. Еще меньше в адекватных детях – холодных и расчетливых убийц. Позже уже я поняла, что я была рождена с этим. Утверждать не буду, быть таким человеку от рождения совершенно ненормально.
Через два года меня знал чуть ли не каждый коп в штате. Такая сенсация, малолетний серийный убийца. Мне даже прозвище дали – Кровавая Джинни.
Охотница вдруг усмехнулась и залпом опрокинула в себя пол бутылки рома. Вытерев рот рукой, она продолжила:
- Уже и не помню, как попалась. Может, подставили свои же, может, еще что. Не знаю, не помню, - равнодушно пожала девушка плечами. – Мне было суждено присесть на электрический стул, и всех психиатров, тогда круживших надо мной, удивляло еще больше то, что и смерть меня не особо заставляла что-либо переживать. Ни своя, ни чужая, смерть совсем меня не волновала. На стул так и не посадили – явился «добрый» дядя, - как-то ядовито фыркнула Джинджер, - по имени Томас Хилл, который выкупил меня у властей за кругленькую сумму, и, вместо того, чтобы посадить на стул и казнить, посадил в другой стул, после чего отправил на пожизненное рабство в свою Корпорацию.
Ее рассказ прервался так же неожиданно, как и начался. Повисла долгая, бесконечная и тяжела тишина, буквально душившая охотников.
- Зачем ты мне все это рассказала? – наконец-то спросил Томсон с мрачным выражением лица. Он хмурился, потому что подозревал назревающие неприятности, которыми буквально дышала девушка.
Джин тяжело вздохнула, опустив голову. Она взболтала алкоголь, оставшийся на дне бутылки, а затем, как-то странно усмехнувшись, ответила:
- Я хочу, чтобы потом, когда мы уже расстанемся и наши дороги совсем разойдутся, ты не оглядывался назад с вопросами, на которые не сможет ответить кто-либо кроме меня, - она сказала это как-то легко, даже игриво, будто она свалила на чужие плечи тот груз, который тянул ее долгие годы ко дну. Йен буквально ощущал, как она исчезала, эта девушка. Как она становилась от него дальше, чем когда-либо.
- Что ты хочешь этим сказать? – нахмурился юноша.
Девушка поднялась на ноги, смахивая с коленей остатки пыли. Огонь бликами мерцал на ее бледноватой коже; она стояла, вскинув голову, напротив своего напарника, и это сильно напомнило юноше его сон, где он точно так же говорил со своим другим, первым напарником – Хантером. Он не знал, был ли рыжий охотник его собственной фантазией или отголоском искаженного прошлого, которого Йена лишили, но нездоровый холод пробежался по спине Томсона. Он внимательно посмотрел на Джин и по ее глазам заметил, что девушка явно не в себе, хоть та и пыталась это всячески это скрыть. Он подозревал это еще вчера, но только сегодня его опасения подтвердились.
- Так нужно, - отрезала охотница, избегая смотреть Йену в глаза.
- Я не идиот, Джинджер. Почему ты хочешь сбежать?
Томсон спросил это отстраненно и спокойно, не собираясь вмешивать в этот разговор свои личные чувства. Охотник знал, что гнев и злость сейчас – не лучшие союзники. Йен собирался разобраться во всем, а не быстрее прогнать Уилсон подальше. Сейчас он совершенно не был заинтересован в конце их сотрудничества. Только не сейчас.
Джин зыркнула в его сторону гневно, разозленная словом «сбежать».
- Это не побег!
- А что это?
Она отдалялась. Нет, Джин стояла на месте, но что-то такое уходило с этого пляжа прочь. Йен не мог понять этого, но чувствовал, что пока он говорит с этой девушкой сейчас, настоящая Джин уходит прочь, не оборачиваясь. И он смотрел ей в спину, заглядывая через плечо охотницы, которая стояла напротив, зло глядя сверху вниз.
Его что-то укололо, - это уже было.
- Я просто выхожу из игры, Томсон! – сказала она, тут же закрыв лицо руками. Усталый, почти обессиленный жест. Что-то происходило, и это что-то было совершенно необъяснимое.
- Ты можешь хоть раз сказать мне прямо, что происходит?!
Эти слова вырвались прежде, чем Йен успел осознать, что он это прорычал, а не сказал спокойно. Эмоции все-таки взяли вверх над холодным рассудком и на миг овладели Томсоном и его устами. Он чувствовал, как весь дрожит от негодования и ярости. Это удивило его настолько, что он тут же взял себя в руки. Но было уже поздно. Одного взгляда на Джин было достаточно, чтобы понять, - он все снова испортил.
Она отвернулась, прожигая горячим взглядом отвесную скалу. То ли отблеск костра каким-то образом оставлял на ее лице глубокие тени, то ли это было реальное отображение ее темной натуры. Глаза блестели в темноте, а руки сжимались и разжимались.
- Этот разговор окончен, - вдруг сказала она упавшим, глухим голосом. – Я ухожу.
Возможно, поэтому она не поехала на мотоцикле. Охотница изначально планировала моментально скрыться из поля зрения напарника, пропасть в неизвестность, чтобы ее было не остановить, не вернуть. Не самый взрослый поступок Джин, зато действенный. Она в мгновение испарилась, пропав окончательно, и даже не взглянула на него напоследок.
Томсон тут же вскочил на ноги. Сначала он хотел кинуться к машине, но тут же осознал тщетность этой затеи. Охотник заметался из стороны в сторону, сверкая во все стороны пожелтевшими глазами, полные гнева и негодования. Он метался словно растрепанный пес, запертый в подвале после погони за домашней кошкой.
Опомнившись, Йен достал пачку сигарет из кармана рюкзака. Делая долгие затяжки, кое-как охотник пришел в себя. Поверил ли он, что Джин действительно ушла окончательно? О, она была достаточно убедительна. Жалел ли он об ее уходе?
Жалел?..
Огонь в костре медленно гас по мере того, как дотлевали последние сухие ветки. Вдыхая никотиновый дым, Томсон оглянулся на море, глядя, как на горизонте медленно начинает светлеть.
Нет, но он вновь остался без нужных ему ответов. И вот это как раз буквально сводило с ума.
На горизонте белая полоска становилась все больше и больше. Костер догорел окончательно, теперь лишь извиваясь тонкой серой дымкой. Засунув одну руку в карман, Йен так и стоял между остывающим костром и слегка взволнованным морем. Он закурил вторую сигарету подряд. Что ж, если не Джин ему даст на все ответы, то он сам их найдет.
А она пусть хоть провалится, спокойно подумал парень, отворачиваясь от моря. Он закинул себе рюкзак за спину и пошел прочь. Сумку Джин он оставил на пляже.
========== Глава 10. Загадки Литомансии. ==========
…Она стояла в центре какой-то незнакомой площади, выложенной серым кирпичом. Девочка была невысокого роста, совсем миниатюрная и тонкая, словно эльф из старых английских сказок. Легкий, морозный ветер трепал ее короткие черные волосы и теребил оборванную юбку какого-то некрасивого белого платьица, больше похожего на ночную сорочку. Она стояла и почти не двигалась, прижимая к маленькой груди огромную, грязную плюшевую лягушку, которая была едва ли не больше ее. Большие, круглые глаза синего цвета сурово и напряженно следили за людьми с оружием.
Одного единственного ребенка окружила толпа взрослых; мощного телосложения мужчины в шлемах и бронежилетах, на которых чернела надпись «Полиция». Их было около десяти, и все до единого наставили на беззащитного ребенка свои автоматы, прицеливаясь.
Одно лишнее движение, - и этой девочке грозит уже никогда не повзрослеть.
Дети в этом возрасте похожи либо на слегка полоумных взрослых, которые совершенно не ведают, что творят, но это безумно их веселит, либо на озлобленных диких зверей, которые не доверяют никому вокруг. Эта девочка не походила ни на одно из двух описаний: взгляд ее был безжалостно твердым и суровым, ненавидящим, но удивительно взрослым. Она смотрела на этих взрослых мужчин, на их оружие, она совершенно точно понимала, что только пошевелись она – и десяток пуль тут же изрешетят ее маленькое тельце…
