Текст книги "Дети ясной ночи (СИ)"
Автор книги: Tesiya
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 50 страниц)
– Много-много веков назад, когда мир был совсем не таким, как прежде, но люди уже были людьми, в одном древнем лесу жила девочка с невозможным именем – Истина.
Она отличалась от людей, что окружали её. Отличалась с самого рождения. Сначала внешностью, – людей пугали её сверкающие зелёным глаза и золотые волосы – а потом и своим взглядом. Истина видела этот мир так, как людям увидеть его было не суждено. Она была слишком маленькой девочкой, слишком доверчивой и пытающейся жить, как остальные. Для неё, по первости подобные отличия от остальных были подобны болезни. И она то скрывалась, то пыталась получить помощь.
Но ничего не получалась.
Истина не умела жить с людьми.
Истину боялись.
И чем быстрее она росла, чем больше познавала мир вокруг и людей, тем больше мир и люди казались ей… неправильными.
Если в первые годы Истина считала больной себя, то дальше начала чувствовать себя единственной здоровой в кругу больных. Она не могла понять, в чём дело: её способность видеть, знать, осязать и чуять развивались постепенно и всё больше и больше отталкивали её от людей, от родителей, от братьев и сестёр.
Она начинала их бояться.
И страх выводил её из привычного равновесия.
И страх порождал опасности.
Люди, которые окружали эту девочку, её совсем не любили за проницательность, за догадливость, за то, что она не такая, как они, поступает странно, но отчего-то всегда так, что выгода оказывается на её стороне. Они пытались навредить ей, заставить быть обычной, но ничего не получалось. Слухи вокруг неё поднимались всё более опасные, что она связана со злыми духами, что она не человек вовсе, и решение о её изгнании было почти принято, но..
Veritas se ipsa defendit. Истина защищает себя сама.
Люди, которые так решили, поплатились за это.
Тот, кто пытался причинить боль Истине, сам испытывал боль, тот, кто пытался навредить Истине, сам оказывался в ловушке. Всякий, кто не любил её, сам более не умел любить никого вовсе. Жизнь в ненависти к Истине теряла смысл, блекла и чахла, словно растения, нуждающиеся в дождевой влаге во время сильной засухи. Они не знали, что им делать. Если они пытались бить её розгами, то обязательно после первой пары ударов начинали сечь друг друга. Если желали резать, лезвие вдруг оборачивалось лезвием прямо в живот нападавшему. Если пытались сжечь, огонь оборачивался против них. Если топили, то падали в воду сами и шли камнем ко дну, даже будучи лучшими пловцами.
Они злились, вредили, другие просили Истину быть с ними мягче, упрашивали не причинять боли, но Истина не понимала, чего от неё хотят. Она не понимала, как это происходит, она не понимала, почему так происходит.
Она начинала бояться теперь уже и саму себя.
Они пытались понять Истину, но не могли. Ей не было места среди живых – решил один умный человек. Он нашёл способ избавиться от этой девочки…
Вайзли почти предвкушающее улыбнулся, вновь скашивая взгляд в сторону Саманты. Та только кивнула в ответ.
– Они её споили.
Тишина была ответом на эту реплику. А потом сдавленный хмык от Саманты.
– Да, я в курсе, что это в сказку плохо вписывается, но что поделать, если так оно и было? Можно было, конечно, покорректней выразиться, но сути это не изменит. Собственно, когда опьянённая Истина уснула, они схватили её и оправились к заранее условленному месту, решив предать её земле! Мол, только земля сможет запереть душу этой девочки навечно, и только так они смогут добиться спокойной жизни. Не всё прошло гладко. Истина спала, а те, кто копали её могилу, страдали. Один из них умер там же, неудачно замахнулся своим инструментом да пырнул поскользнувшегося соседа. Проклятие девочки продолжало действовать, люди торопились, и наконец-то девочка была погружена под землю. Её накрыли небольшой деревянной связанной плитой, чтобы отгородить от пути наверх, и…
И закопали.
Время шло.
Истины больше с людьми не было, но люди, которые знали, были причастны, обижали её и ненавидели, всё равно продолжали страдать. Задыхаться...
Они все задыхались. В воде, во сне, от болезни или от укусов ядовитых насекомых или без всякой причины. Но терпеть это было невозможно, и они решили откопать Истину обратно, чтобы выпустить и хотя бы и молить о снисхождении. Но когда откопали…
– Её там не оказалось, – вспоминая сказку, рассказанную в коридоре Брукхевенского госпиталя, заметил Аллен.
– Именно! Истина не задохнулась и не погибла. Хоть никогда более и не попадалась людям на глаза. Она должна была так и умереть под землей, но стоило только людям уйти, как её разбудил голос, и, открыв глаза, она поняла, что находится совсем не под землёй. Там, где она находилась, было темно и сыро, с потолка капала вода, скапливающаяся под ногами на холодных камнях этой странной пещеры. И она отлично видела всё, что её окружало, темнота никогда не была помехой для её зрения. Более того, в темноте она видела даже больше из того, чего другие не видели.
Но спасённая Истина была там не одна. Один голос, равный сразу двадцати восьми: голосам детей, голосам стариков, женщин и мужчин, разных тембров и разной силы. И всё же это был один голос и одно существо.
У существа не было имени.
И существо удивилось тому, что Истина “видит” его, и спросило, как зовут её, такую странную, необычную девочку.
И она ответила. И поблагодарила за то, что существо помогло ей выбраться. И, выйдя из пещеры, она обнаружила, что на улице безжалостно хлещет дождь и давно уже ночь, и что стоит она среди возвышающихся скал посреди огромного холма….
Вайзли вновь запнулся, кашлянул в рукав и поинтересовался совсем другим тоном:
– А вам точно нужно красивое описание того места?
– Вайзли! – Адам, до этого вслушивающийся в рассказ, расслабленно прикрыв глаза, явно был возмущён.
– Из меня плохой рассказчик, когда я так устал, и это лишнее!
– Уж точно лучше, чем из Микка, – холодно отметил Юу.
– А Тикки странно, что вообще умеет разговаривать! – фыркнул Вайзли, видно приободренный подобным комментарием.
– Так, ты снова перебрался на сторону Шерила? – Тикки угрожающе поднялся на ноги.
– Я всегда там был, – почти незаметно сжимаясь в кресле, отметил Вайзли, – назови своего хоть одного приличного знакомого, по которому тюрьма не рыдает солёными слезами!
– Аллен! – тут же среагировал Тикки.
Но мальчик тут же всё испортил.
– А я вообще-то убил, кажется, кого-то, ну, в городе…
Саманта закашлялась, с трудом стараясь сдержать смех.
– Это была самозащита, – нашёлся Тикки. – И вообще, с каких это пор наша Семья вдруг стала против криминала? Вы выгнали Трайда??
– Нет, конечно, но…
– Но держите меня за дурака? Думаете, я не знаю, кто предоставляет «пропитание»» Фидлеру и поставляет оружие оболтусам?
– Ну, с последними у них, вроде, взаимовыгодно всё, близнецы тоже ему чем-то там помогают, когда надо.
– Ах, да, у Трайда мало других людей в подчинении!
– А кто такой Трайд? – спокойный голос Хизер рассёк заворачивающийся узел скандала. Спорщики одновременно взглянули на девушку, потом друг на друга, потом на Графа.
– Член нашей семьи, – мягко отозвался Адам, и всем сразу стало понятно, что уточнять, кем именно является Трайд или, к примеру, кем он работает, не будут. И тема закрыта. И всем придётся с этим согласиться. – И, кажется, мы отвлеклись от темы. Нам суждено сегодня услышать окончание сказки Вайзли?
– Все умерли.
– Мы живы! – с готовностью задрала руку Сэм.
– Ладно, – парень упал обратно в кресло, сцепляя пальцы в замок. – На чём я остановился?
– На нежелании описывать священные скалы, – деловито кивнула Сэм, которой, видно, сегодня очень хотелось привлечь к себе максимум внимания. – Но внешность действительно не важна. Основное уже понятно: Истина оказалась спасена существом со странным голосом, в котором было двадцать восемь голосов.
– И столько же лиц могло быть у этого существа, но оно не вполне существовало в этом мире, – кивнул Вайзли. – Это существо было древним духом, оно спасло девочку и вывело к тем местам, описывать которые совсем не обязательно, потому что главное в облике было то, что там никогда не бывало людей.
И Истина осталась жить там.
Она видела всё больше, знала всё больше, жила, росла и общалась со своим странным спасителем, пришедшим из иного мира. Что самое печальное, у этого существа не было возможности находиться в этом мире.
И Истина в благодарность за спасение, за успокоение и помощь в самопознании дала возможность этому духу жить в этом мире: она отдала ему земли, на которых жила, которые обходила день за днём, которые она считала и ощущала своим домом.
И эти земли стали новым телом, для духа будущего Тихого Холма.
– Упоминания Тихого Холма в сказке не было, – ворчливо отозвался Граф.
Вайзли демонстративно ударился лбом об удачно подвернувшуюся под руки книгу и с самым покаянным видом на свете снова посмотрел на Адама.
– Всем и так давно было понятно, о чём идёт речь, и что это за дух с двадцатью восемью голосами. Вон, одно из его лиц сидит на диване, довольствуясь реальным телом, которое ему дала Хизер.
– И что, получается, что Истина и впрямь существовала и видела эту самую... правду? – поинтересовался Канда. – А при чём здесь такие, как Мояши или Хизер?
– Аллен я, мог бы уже запомнить моё имя!
– Это никому не важно, – отмахнулся от него Юу, словно тот и впрямь был ни на что не влияющим бобовым.
– Истина и впрямь существовала. Златовласая, зеленоглазая, хотя, по сути, до вас дошло лишь то, что она была зеленоглазой, от этого единственного верного внешнего признака и пошло её название у магов – Зеленоглазая Дарительница. И на Холме её обычно называли Той-Что-Имеет-Голос. Но мы же говорим с не людьми, так что странного тут нет. Семья Ноев нам почти симпатична. Конечно, разница между нами та ещё, но… Не важно, это перипетии наших отношений. Истина жила, она существовала. И, опережая вопросы, она в первую очередь была человеком и умерла. – Саманта кивнула.
– Но покажите мне дурака, который не понял, что именно значили эти слова, – лениво и почти меланхолично отметила Хизер.
– Это о том, что мертвецов в городе хватает? – уточнил Юу.
– Нет. Скорее о том, что она умерла.. Чувствуете, прошедшее время? – светловолосая девушка щёлкнула пальцами.
– В Сайлент Хилле время весьма относительная вещь, – первым сообразил Тикки.
– Вот именно, – Хизер раздосадовано ткнула локтём Саманту. – Похоже, я переобщалась с тобой и скоро буду знать о городе больше, чем о нормальном мире.
– Сайлент Хилл лучше, – подмигнула Сэм. – И сломанное время тоже тому подтверждение.
– Сломанное? – осторожно уточнил Лави.
– Ну да. Время в городе такое, потому что оно сломано. Это ещё одна сказочка, между прочим, – Сэм подмигнула Вайзли. – Но там речь о Разрушителе Времени, который однажды придёт в город и сломает его. А так как речь идёт о времени, оно сломано уже, даже до того, как пришёл Разрушитель.
– И много в городе таких сказок?
– Хватает. И у большинства есть пара различающихся в чём-то версий. О Хизер тоже есть сказка, как о Тёмном или Ночном Творце, что перекрасил мир во тьму, в новые краски, создав его. Есть упоминание о Жемчужине на дне озера – не спрашивайте откуда, но эта сказка связана с тем, почему мертвецы в озере не успокаиваются. Есть сказка о Небесном Фонарщике, который бережёт свет лишь на небе в виде редких звёзд. Вроде как, ради Истины. Версии разные. А кто-то говорит, что звёзды, зажженные им, и есть огни, зажженные Истиной, души тех, кто её повстречал, свихнулся и умер. Сказка о Призрачном Почтальоне, что доставляет письма и сообщения мертвецов. О том, как он определяет сроки, почему это делает, что из себя представляет и всё такое. Вот так. Но мы отвлеклись от темы, потому что сказок немало.
– Именно! – повысил голос Вайзли, вновь привлекая внимание к себе, – у нас тут есть ещё непосвящённые, которым хочется узнать, что да как. Во-первых, как вероятно, вы уже поняли, этот Дух Тихого Холма хоть и является единым организмом, но лиц и голосов у него двадцать восемь, и каждый из них может существовать практически отдельно от остального организма, если заключит договор с наделённым силой ребёнком. Насколько я знаю, не все этого желают, но желающих достаточно. И если Саманта перехватила в своё время призвавшую именно её Алессу с лёгкостью, то велика возможность того, что на тебя, Аллен, тоже могли положить глаз.
– И положили, конечно же, – отозвалась Сэм. – У него, конечно, контракта нет как такового. Для этого нужно начертать нынешний символ определённого духа, а мы меняем их время от времени, подстраиваясь под новые религии и верования, и призвать. Аллен этого не делал. Но для того, чтобы к нему просто так пришли, достаточно ничего не чертить, а лишь позволить это сделать. Позвать, не призывая, вот как я это называю.
– И сейчас ты скажешь, что я кого-то позвал?
«Влип или не влип, вот в чём вопрос» – пронеслось в голове юноши.
– Ну, как бы тебе сказать? Как ты думаешь, как ты сумел выбраться из озера и не утонуть? Тебя вытащили. Угадай кто?
– О нет.
– О да! Это пока не опасно, не официально и даже с городом тебя почти не связало. Но ты его позвал, к тебе пришли и помогли и просто так, без каких-либо последствий это не пройдёт. Он, кем бы он ни был, наверняка всё же сумеет время от времени пробиваться к тебе или вообще заманивать в город, чтобы расписаться официально и торжественно! От подобного ты получишь зависимость от города, Хизер вон решила это дело, каждый год в течение месяца проживая там, так что это вполне реально, ответственность за своего ручного духа тоже получишь. Но, как видишь, за город мы можем выбраться только в крайнем случае, например, когда нашему человеку угрожает опасность.
– Вашему человеку? – медленно протянул Тикки, как будто во что-то усиленно вникая. – Вашему?
– Ну, тому, кто дал нам тело. Далее сразу распишу все моменты сотрудничества, даже если Аллен сумеет его избежать, лучше знать, ведь так? Напоминаю, что тебе придётся пойти на подобную сделку осознанно. Ты можешь дать любому из нас тело, позволяющее существовать не только как Тихий Холм, но и на другом, более человеческом уровне. Так вот привязка к городу даёт ещё плюс – равновесие в собственном городе. То есть если ранее вашим созданным дополнительным пластом города мог кто-то злоупотреблять или даже сами мы играть против, потому что таковы правила, то после этого твой город будет для тебя безопасен. Вообще именно создание иного, собственного мира это и есть ваш особый, сильный, никому кроме вас неподвластный дар. И так же идёт полное овладение собственным даром, конечно.
– У меня нет дара никакого.
– А вот тут я думаю, ты ошибаешься, – мягко возразил Граф. – Тикки тут рассказать успел, что ты иногда, бывает, прикасаешься к предметам и чувствуешь что-то не то, чаще всего это болезненные ощущения. И это и есть тихие проявления твоей силы. К тому же специфика обучения в Доме Желаний была направлена на всяческое подавление твоих разрушительных способностей. Либо для того, чтобы тебя контролировать, либо чтобы уничтожить в конечном счёте. А сейчас, когда на тебе нет ни оков, ни печати, она очень даже может начать пробуждаться.
«Не было печали» – с трудом сглотнул Аллен совершенно машинально и, не отдавая себе в этом отчёта, передвигая ладонь в сторону и цепляясь пальцами за руку Тикки. Тот вздрогнул, но сжал пальцы в ответ, пытаясь себя не выдать.
– Так что проблемы будут. – Граф произнёс это таким добродушным тоном, что Уолкеру лишь ещё сильнее захотелось отсюда уйти.
– Я не вполне понял про свой город. Тикки мне рассказывал немного, но хотелось бы нормально.
Нет, Аллен, конечно, понимал, что сейчас наверняка обижает Тикки Микка, но рассказчик из него не аховый. Правда, их новый рассказчик сильно хотел спать, а не читать лекции об устройстве города Сайлент Хилла, но реальность так редко считается с нашими желаниями.
– Отлично, но это будет коротко. У нас ещё дальше надо будет объяснить всем о личности Алессы, надеюсь, возражений не будет, а потом ещё о настоящем, об Уолтере и судьбе Эшфилда. И перейти к тому, о чём хотели поговорить Сэм и Хизер с Кандой. И не надо на меня так смотреть, я всего лишь иногда не вполне контролирую свой дар. Поэтому кое-кто сидящий справа от меня и знающий это отлично сейчас давит на меня своими мыслями!
Справа от Вайзли сидел Граф.
– Условно у нас существует реальный Сайлент Хилл, город, построенный когда-то там, добывавший уголь, игравший из себя гостеприимный, тихий уголок и выкручивающийся, как это возможно, но не сумевший избежать религиозного помешательства. На данный момент этот город заброшен и почти безопасен. В обычном состоянии в нём нет ни пепла, ни каких-либо аномалий, ни монстров. Однако его разрушения напрямую связаны с его потусторонними пластами, и во многих точках грань между реальным и нереальным Сайлент Хиллом в последнее время утончилось до того, что не только повысился риск упасть в потусторонний город, но и расширением влияния. Так же существует потусторонний Сайлент Хилл, в нём уже мертво время, в нём уже смена дня и ночи осуществляется под вой сирен, резко и вскрывая самую неприглядную дорогу к истине. Так говорят, по крайней мере. В основном потустороннем Сайлент Хилле много от классического. А именные пласты города это…. Это целые отдельные миры, которые могут подчиняться каким угодно законам. Могут они быть далеко не у всех, только у наделённых силой. И обычно имеют довольно кошмарный вид. Но кому-то так нравится даже больше.
– Итак! – Вайзли поднялся на ноги, начиная расхаживать из стороны в сторону. – Забудем о Реальном Городе. Запомним, что есть Потусторонний со своей экстремальной сменой дня и ночи и отследим, что прямо под ним есть пласты совсем иных городов или миров. Обычно эти пласты создает сам местный демон. По сути демона или духа можно называть, кстати, и в единственном и во множественном числе – и так, и так будет верно. Они, по крайней мере, не возражают, можете уточнить у Сэм. Так вот, пласты, созданные для гостей для раскрытия правды, боли, страха и ненависти, для проведения игры не долговечны и часто не связаны друг с другом. Однако чаще всего всё же оставляют яркий след, пропитанный эмоционально пласт на каком-нибудь объекте, который был важен приходившим гостям. В котором разрешилась семья. Поэтому, находясь в этом здании в Потустороннем Городе, вы можете легче лёгкого провалиться в чужой, самый яркий обрывок пласта с местными демонами-монстрами и присущими лишь тому месту декорациями. Но среди подобных разорванных пластов есть и именные, которые создаёте вы, наделённые силой Города. И это целые миры, которые могут совершенно отличаться от оригинала не только улицами домами, но даже основным построением. Классическим пластом Города считается Город Алессы. Из него в Потусторонний, разбуженный ей Город пришла смена дня и ночи, это именно её очень мощный свет, вой пожарных сирен дня ритуала. Созданный когда-то против неё, он был, однако, взят ею под контроль после срыва ритуала и вызова одного из древних духов. Алесса дала ему тело, собственное тело таким, каким оно должно было быть, если бы она не попала в ритуальный пожар. Собственно, сейчас мы можем все отлично его увидеть. Или её. Пол для них тоже не шибко важен. Есть вопросы по именным мирам?
– Нет, с этим я более и менее разобрался, – отозвался Аллен, единственный, кто может иметь претензии.
– Тогда мы можем перейти к чему-то более конкретному? Или обсуждение всё же состоится?
– Давайте сначала уже всю информацию, а то мы только больше запутаемся, – рассудил Лави.
– Хорошо, в таком случае дети, наделенные силой Города. Я уже объяснил основное и остаётся только…
– История нашей гостьи. Думаю, она предпочтёт рассказать её сама, – кивнул Адам.
Хизер воровато оглянулась по сторонам и поняла, что деваться некуда.
====== Глава 8. Эшфилд. ======
Хизер Мейсон приехала в Эшфилд всего лишь для того, чтобы мирно и тихо найти парня, с которым упорно пытался выйти на связь кто-то в Сайлент Хилле. Если судить по масштабу поднятого им волнения, этот кто-то мог быть очередным одаренным с избытком ребёнком. Саманта рассказала, что никто из духов Холма ничего о нём не знает, что есть пласты, да и, скорее всего, он на одном из труднодоступных. А так как Сэм некоторым образом отделилась от остальных, обретя тело, информация у неё была ограничена.
А ведь получалось, что ребенок этот уже некоторое время мог просиживать в этом своём кошмаре один одинёшенек.
Навевало воспоминания.
Совесть начинала подвывать не вовремя, не к месту, не к сезону и вообще странно, что она подала голос. Пришлось прислушаться, подумать немного, повздыхать о том, как же было хорошо. На переживания, вздохи, прощания и внутренние бурные дискуссии ушёл целый день.
И лёгкая на подъём по своей природе Хизер всё-таки отправилась в старый добрый Эшфилд без лишних жалоб в надежде справиться с проблемой поскорее. С Ноями она раньше не пересекалась никогда, хотя что-то такое слушала от Сэм. А предпочитала не слышать. Всё же одиннадцать месяцев в году она предпочитала казаться обычной, хотя чаще всего эти попытки превращались в мучительную и непрошибаемую головную боль!
Она предпочла бы встретиться с Кандой, объяснить ситуацию, пнуть в сторону Сайлент Хилла, если парень согласится, передать его в ручки Сэм, напомнить той, чтобы не хулиганила, снабдить нужными инструкциями…
По всему выходило, что самой заехать в город тоже придётся.
«Я запросто уложусь в эти два дня» – решила Хизер в то время. И совершенно забыла главное правило сонного, туманного городка: заехав на час, ты пропадёшь здесь навсегда.
Конечно, у неё был своеобразный ключ наружу, благодаря которому она могла выбраться домой, но…
Но ещё на подходе к городу она уже успела как следует влипнуть. Встретиться с Семьёй Ноя, так называемой, познакомиться нормально с Алленом, которого могла поджидать подобная невесёлая судьба, обнаружить, что кто-то пытался её убить и тем самым вызвал Сэм, которая теперь никуда отходить и на шаг от Хизер не собиралась.
А сейчас она сидела, глядя на так называемого Тысячелетнего Графа (хорошо сохранился – так и лезло в голову), и думала о том, с чего бы начать. С чего начать?
Трудный вопрос. Но ещё труднее сказать, что можно опустить, а о чём придётся рассказать подробно.
– Я не буду вдаваться в детали. Уверена, общее положение дел уже раскрыто перед всеми вами. – начала Хизер.– Первый раз я родилась как раз к семидесятому году. Поздней осенью, если я верно помню. Мой день рождения был всего лишь пометкой в моём свидетельстве и никогда не праздновался, так что я вряд ли смогу сказать, когда именно он был. Но мне было уже семь лет, когда моя… моя мать решилась на проведение ритуала. Она была сумасшедшей. Её звали Далия. Далия Гиллеспи. Она была главой религиозного культа. И в том времени и той жизни первые семь лет были не самыми радужными. Я была необычной с рождения. Но это бы не выделялось так ярко, если бы в городе не знали отлично, что моя мать помешана на этом культе. Да, это было известно. А культ в то время особой популярностью не пользовался. Это была тайная церковь. Тайные знания. Таким образом, я выглядела довольно жалко в глазах окружающих меня людей, моих ненавидящих и боящихся меня одноклассников. И иногда моя сила, сворачиваясь в тугой горячий клубок где-то глубоко внутри меня, высвобождалась наружу всегда в разрушительных проявлениях. И это лишь ухудшало ситуацию.
В то время у меня была единственная подруга. На год младше меня, мы учились соответственно не вместе, что для меня тогда было обидно. Её звали Клаудия. И она тоже была бедным зашуганным ребёнком. Её отец Леонард Вульф был верховной фигурой в Культе и отличался необычайной жестокостью и безумием. Ей сложно было жить с таким отцом с малых лет, она могла уповать лишь на его же собственные рассказы о спасителе, о боге, который принесёт людям рай. Далии же не нужен был Бог. Далии и тем, кто был с ней, нужна была в первую очередь власть и то существо, которое они собирались вызвать с помощью меня, скормив меня, грубо говоря, богом не было. Демон – называла его я. И каким-то образом, не вполне физическим, скорее, и в том, и в другом планах этот демон был помещён в меня в ту ночь огня. Ночь, которую устроила Далия. Я сопротивлялась этому. Это была моя сила, моя изначальная сила, пусть я и впитала её как дитя Тихого Холма. Пусть и так. Но я могла распоряжаться ей сама, и я сделала то единственное, что могло предотвратить появление этого демона: он должен был поглотить всю мою душу, чтобы родиться на этот свет, и я отделила часть моей души, всё самое сохранившееся и способное на жизнь, что было в моей душе, и поселила в нового ребёнка. Это было…
Хизер замолчала на некоторое время. Как объяснить, что значит разделить собственную душу? Как объяснить, что значит собрать всё лучшее и неповреждённое, что осталось в ней, и попытаться сохранить? В те первые дни после пожара ей было страшно, чудовищно больно, но она ещё боролась. Она ещё была человеком. Что осталось в ней позже?
– Этого ребёнка нашли и подобрали Мейсоны. Гарри и его жена. Бездетная пара, которая была рада этому чудесному подарку и позже удочерили девочку. Моя живая половина жила в окружении любящих её людей, хоть и её приёмная мать скоро скончалась от болезни, а я осталась в Сайлент Хилле. В тёмном подвале, в изуродованном, но не умирающем никак теле, в боли, страхе, темноте и собственном безумии. Это трудно, оставаться самой собой после того, что я сделала. Одно меня радовало – демон внутри меня был мёртв, потому что контакта с частью души ему не хватало. И я была в безопасности. Разумеется, Далия поняла со временем, что именно я сделала, и сказала, что сделает так, что моя половина будет тянуться обратно и однажды вернётся. Обязательно вернётся и угодит в расставленные для неё сети. Сколько бы я не ненавидела эту светлую часть, Шерон, я всё равно боялась и радовалась за неё. Я оставалась беспомощна и слаба. Моя сила растекалась по городу тяжёлыми, гнилыми каплями, постепенно подтачивая его, но никак не желая соединиться в толковый поток. Я была слаба. Слишком слаба, чтобы противостоять им.
В то время я так же узнала о докторе Кауфмане, он заведовал Алчмиелой, клиникой, где я тайно, закрытая от всех глаз, и лежала. Он был одним из главных распространителей популярного тогда в городе наркотика. На него же подсадил медсестру, ту, что единственная ухаживала, если это так можно назвать, за мной. Я ненавидела эту девушку больше всех на свете. Напуганная, бледная, иногда даже плачущая надо мной, мне так и хотелось вцепиться в её личико и разодрать в кровь! Она была жива, красива, у нее было столько способов жить, но нет, она подсела на наркотик пусть и с помощью Кауфмана, она видела меня в моём жалком состоянии, она убивала себя, ничего не делая, и ничего не могла да и не думала даже сделать для меня. Сложно сейчас объяснить мои эмоции. На самом деле я думаю, что Лиза – а именно так её звали – до сих пор где-то там, в больнице. Вернее, там находится то, во что она превратилась. Это должно было быть мучительно, но Лиза была из тех людей, которых я новая, может быть, и могла бы отпустить, но… Это слишком опасно для меня самой, идти к ней, видеть её.
– Ты снова погрузишься в безумие, вот и всё, что случится, – отметила Саманта, единственная, кто решилась перебить Хизер.
Девушка обернулась к ней и согласно кивнула.
– Да. А потом, я позвала Саманту. Тогда она ещё носила имя Самааэль. В честь одной из сторон печати, которой грезил Леонард. Две стороны печати: Метатрон и Самаэль, и один символ. Сэм заняла это имя.
– Для необходимого уровня активности и слияния с миром несколько лиц из нас обычно берут себе имена тех божеств и духов, которые в настоящее время активно используются, – снова пояснила Саманта.
– Сэм использовала тогда этот знак, и она пришла, стоило мне начертить его и позвать. Она приходила несколько раз бездушным созданием, которое едва слышно и едва ощутимо. И я понимала её. Понимала, что ей нужно. Ей нужна была материальная оболочка для существования, которую могли дать лишь такие, как я. И я создала её тело по подобию своего, поскольку в то время моя фантазия была наполнена лишь страшными монстрами. Я дала ей тело той меня, какой я могла бы стать, если бы не было того пожара. И, кстати, у Сэм, несмотря на некоторые её возражения, пятнадцатилетнее тело меня. Или не меня. Ну вы, я думаю, поняли. Это был восемьдесят четвёртый год, и моя светлая половина была практически того же возраста, что и я, когда проводили ритуал. Это означало лишь одно – она как раз должна была всё же вернуться в город. А я только смогла освободить Сэм. А я только начала свою месть, погружая этот город во тьму, в свой собственный кошмар, который окружал меня на протяжении последних семи лет. Я только нашла путь, который смог бы сломить ритуал, уничтожить того демона, что был внутри меня. Я отлично помню тот день, когда я смогла сбежать из своей камеры, своей палаты, своей тюрьмы. Как я шла по изменившимся коридорам больницы, спряталась в одном из кабинетов, потому что меня преследовали, и сидела там до тех пор, пока они, те люди, что сразу попали в новый, появившейся лишь моей силой слой, превратились в чудовищ. Демон был ещё внутри меня, хотя и всё так же мёртв и недвижим, однако благодаря этому Далия имела некоторую власть над созданным мной же кошмаром. Над его днём, по крайней мере. Ночь, тёмная, уродливая, непримиримая была идеальным местом для того, чтобы спрятаться. И я пряталась некоторое время. До тех пор, пока не почувствовала появление своей сестры, своей второй половины.
Наверное, это была паника. Я придумала способ разорвать эту цепь. Сделать что-то только лишь от себя. От себя и от Сэм. Полностью доверить ей весь этот город. Я не могу точно сказать, кто чертил те пентаграммы по городу. Она, я или мы обе? Но наш план удался бы. Если бы не кто-то другой. Шерон попала в город не одна. За ней пришёл её отец. Он следовал за ней по городу, столкнулся с Далией и был тем посторонним человеком, кто мог бы попытаться нарушить наш план. И он это действительно сумел сделать. Как бы его не отгораживали, как бы не пытались остановить. По сути, легче было бы объяснить, что я и Сэм не демон и не хотим причинять вреда его дочери, что Далия та, кто прервёт существование Шерон. Но это было невозможно. Мы слишком сильно увязли в процессе.
Хизер замолчала, на сей раз ясно давая понять, что либо это будет долга пауза, либо кто-то продолжит за неё.
